Музей ЧерномырдинаХудожники России - Звезда Юрия Ракши. Часть 2. Художник ракша картины
Юрий Михайлович Ракша картины
Юрий Михайлович Ракша — известный советский живописец, художник-постановщик советского кино.
Юрий Ракша родился 2 декабря 1937 года в Уфе. Стал увлекаться рисованием с раннего детства. Уже с десяти лет стал посещать уфимскую изостудию ДК имени Калинина. В Москве поступил в среднюю художественную школу при институте им. В. И. Сурикова, которую окончил с серебряной медалью. После обучения на художественном факультете ВГИКа, стал работать художником-постановщиком на Мосфильме. Оформил более 10 художественных фильмов, среди которых «Время, вперёд!», «Дерсу Узала», «Восхождение». Работал с такими режиссёрами, как А.Фрейдин, М.А.Швейцер, Моносаров, А.Куросава, Лариса Шепитько. За работу над фильмом Куросавы «Дерсу Узала» в 1976 году Юрий Ракша получил «Оскар».
Помимо своих работ в кино, прославился, как выдающийся художник. Юрий Ракша написал более двухсот живописных картин, сотни графических работ и эскизов, а также проиллюстрировал порядка 20 книг. Он часто путешествовал, где и создавал свои эскизы, наброски, рисунки и картины. Путешествовал по дальневосточной тайге, побывал на площадках нефтяников, у геологов, на Байкало-Амурской магистрали. В настоящее время картины этого замечательного художника хранятся в Третьяковской галерее и Башкирском государственном художественном музее имени М. В. Нестерова, а также в частных собраниях.
Юрий Михайлович Ракша умер 1 сентября 1980 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Художник Юрий Михайлович Ракша картины
|
Автопортрет | Арсений Тарковский |
Васильки. Лето |
Воскресение |
|
Двое |
Донбасс | Жужа и Янош из Будапешта | Земляничная поляна |
|
И поет мне в землянке гармонь |
Моя Ирина |
Моя мама | Обнаженная на меху |
|
Ожидание | Первая встреча с Дерсу. Эскиз к кинофильму — Дерсу Узала |
Писатель Василий Шукшин |
Писатель Савва Дангулов |
|
Плакат к кинофильму Восхождение |
Плакат к кинофильму Летят журавли |
Предстояние |
Проводы ополчения |
|
Продолжение |
Современники |
Сон |
Сотников перед казнью. Эскиз к кинофильму Восхождение |
|
Тыл |
Хотите сделать красивое оформление для картины, рисунка, фотографии или зеркала? В этом вам поможет багетная мастерская baguette-hall.ru в Москве. Заходите на официальный сайт мастерской, чтобы ознакомиться со всеми подробностями, а также адресами и контактами для связи.
art-assorty.ru
Художники России - Звезда Юрия Ракши. Часть 2. - Известные имена художников
15.12.2010 03:00
Автор: Анатолий Черкалихин
Столица встретила молодого таланта Юрия Ракшу неприветливо. Вступительные экзамены закончились, и нужно было возвращаться домой. Но, что - то ему подсказывало, что не все потеряно и его ждёт большой успех. Интуиция не подвела, дядя Фёдор, родной брат отца Юрия, который работал полотером, показал работы своего талантливого племянника Дмитрию Налбандяну. Этот человек был членом Академии художеств и дважды лауреатом Сталинской премии. Дмитрий Аркадьевич оценил талант юного дарования и сразу же повез его работы в среднюю художественную школу при институте имени В.И. Сурикова. Директор учебного заведения сразу же без колебаний зачислил Юрия, причем в пятый класс.
Несмотря на такое везение, писал Юра о своем успехе любимой матери и своему другу - начинающему художнику Г. В. Огородову со слезами на глазах. Через несколько лет он часто будет вспоминать о своем беззаботном детстве в Черниковске. А свои воспоминания будет воплощать в своих работах. А сейчас, попав в школу, он только и думает о матери: наверно мама сидит у теплой печи как всегда вяжет – и восхищается своей работой. Часто думает о сестре, как они безмятежно бегали на лыжах над Белой, и как стеснительно показывал ей свои первые работы, как вместе с гордостью смотрели отцовский китель и награды.
Спустя несколько лет Юрий с серебряной медалью окончил художественную школу и вслед за своими друзьями принял решение поступить и учится в институте кинематографии – в большом и знаменитом ВГИКе. Будучи очень юным, он не смог объяснить, почему принял решение поступить именно в это учебное заведение. Наверняка этот поступок заранее был предусмотрен на небесах. Если бы Юрий не учился в ВГИКе, то возможно никогда бы не было и знаменитого фильма «Восхождение» согласно повести знаменитого актера и режиссера В. Быкова «Сотники». А без знаменитого фрагмента казни Сотникова, после которой согласно воспоминаниям художника, замерла вся площадь, в том числе массовка даже те, кто пришел просто так. И наверно Юрий Михайлович не решился, на громаду «Куликова поля».
Кинематографический институт давал своим студентам не только профессиональную подготовку, к тому же студенты получали бесценные знания с материальной культуры и современной архитектуры, также работали с драматургией. Когда Юрий учился, то много сил и времени уделял историческим фильмам. Любой другой студент на его месте дипломную работу делал бы на основе «Хождение за три моря». Но, он не искал легких путей. Уже в 62-м году Юрий представил несколько картин исключительно как художник кино. А его дипломная работа была создана на основе незабываемых впечатлений от короткой поездки в Сибирь и к себе на родину - в Башкирию. Его поддерживали большинство институтских преподавателей. А сам Юрий Иванович Пименов видел в нем будущего знаменитого писателя.
Зимой 62-го художник взял в жены молодую перспективную студентку сценарного факультета Ирину Ракше. Именно Ирина стала для художника не только верной женой, но и единомышленником, зрителем и одновременно критиком. Сразу же после окончания ВГИКа, Юрий Ракша был принят на работу в «Мосфильме».
Чтобы полностью овладеть профессией художника кино, Юрию пришлось отдать 15 лет своей жизни. Он принимал участие в постановках фильмов. Но, не смотря на это, никогда не переставал заниматься живописью. В 1968 году на выставке молодых столичных художников Юрий представил публике свою работу – «Воскресенье». Эта картина появилась на свет не в результате кратковременных поездок и набросков, художник скорее называл ее сочетанием. Спустя время этот принцип Юрий Ракша станем принимать даже в кинематографии. Картина «Воскресение» не была просто детским воспоминанием. Скорее всего, это было воскресение (не имеется ввиду день недели).
Юрий Ракша. Воскресенье. 1968.
Фильм «Путешествие» снимался с былыми мыслями военного и послевоенного детства. К большому сожалению, фильм не стал столь популярным, но если посмотреть на эскизы Юрия к этому фильму, можно рассмотреть несмелую пронзительность Николая Губенко.
В 1965 году Юрий Ракша начал совместно работать с Михаилом Швейцером над фильмом «Время, вперед!» который посвящался годам первой пятилетки, разве он мог предугадать, что этот фильм будет об истории его матери. В то время он не мог представить, что его мать тоже трудилась на Магнитострое. Снимая этот фильм, художник начал задумываться над живописной картиной, которая бы раскрывала жизнь людей той эпохи. Картина, получившая название «Моя мама» и заработавшая среди публики огромный успех, появилась в тот самый год, когда ушла из жизни его мать, а именно в 1969 году.
Спустя несколько лет Юрий Ракша стал членом творческой группы, которая работала над советско-японским фильмом «Дерсу Узала», под режиссурой знаменитого у нас оскароносного Акиро Куросава. В тот период Юрий Ракша познакомился с Юрием Мефодиевичем, а также с любителем его творчества Соломенным. Начиная с того времени Соломин стал украшать свой дом работами Ракши. Самой первой работой, которая попала в дом Соломина, стал эскиз Ракши к фильму «Соратнику по борьбе».
Длительная работа в области кино подарила ракше только приятные воспоминания и радость. Но, несмотря, на карьеру в кинематографии, он принял решение бросить кино и окончательно посвятить свою жизнь исключительно живописи. Узнав об этом намерении, режиссер Лариса Шепитько решилась дать прочитать сценарий фильма по рассказу В. Быкова «Сотников». Прочитав этот сценарий, в голове Юрия сразу же народился образ Сотникова. Именно эта картина и определила весь стиль фильма. Даже актера на роль Сотникова подбирали по эскизу художника. Сразу после выхода в прокат фильма «Восхождение» очень много критиков проводили параллель сюжета между Евангелием. В одной из сцен фильма казнь главного героя напоминала распятие Иисуса Христа. В самом первом эскизе художника можно было увидеть в глазах героя, который шел на казнь, частицу личности самого художника. Кстати, Юрий Ракша самым главным принципом своего творчества и жизни считал именно сострадание. А сострадание по его мнению означало «пережить что-то вместе с кем-то».
Юрий Ракша. Тыл. 1970.
Прочитав «Сотников», Юрий Ракша представлял себя на месте главного героя, чувствовал его эмоции и переживания. Он понял главную идею, которую задумал Быков: даже смерть главного героя была своеобразной победой. Победой духа, свободы и уверенности в своей позиции. Ему удалось «Влезть в шкуру» собственного героя. Военное и послевоенное детство Ракши было наполнено голодом, холодом и горем.
У Юрия Ракши в детстве был своеобразный характер, благодаря которому неудачи набирали особую остроту. К примеру, когда у Юрия в детстве украли карандаш. Человек, который прожил немало лет, набрал много опыта, такая ситуация для него бы показалась обычной, а может и вызвала смех. Но, в голодном и холодном действе это событие может показаться крушением всего. На тот период у юного художника отобрали главную радость во всей серой жизни – возможность рисовать и радовать своими рисунками мать и окружающих. Будучи совсем юным в 14 лет он пережил в своей жизни такое страдание, которое многие люди не переживали за долгое время.
В конце 70-х Юрий нарисовал работы, которые напрямую были связаны с его детством: «Земляничная поляна», «Добрый зверь и добрый человек». Уже в 1979 году Юрий начал ответственно заниматься эскизами, которые посвящались «Поле Куликову». Ракша чувствовал, что именно «Поле» станет творением, которое его и сделает по-настоящему знаменитым. Но, в этом же году у Юрия случилось много неприятностей. Сперва, в автокатастрофе трагически погибли его близкие товарищи Лариса Шепитько и Владимир Чухнов, именно с их помощью он сделал «Восхождение». А в ноябре того же года врачи вынесли ему страшный приговор: рак крови. Специалисты уверяли его в том, что жить осталось максимум месяц. Но, чтобы полностью закончить «Поля Куликова», нужно было намного больше времени. Юрий мужественно боролся со смертью, выдерживал и гордо переносил боли и муки, старался намного меньше привлекать к себе внимание окружающих. Работал круглосуточно, торопился, боялся не закончить свою картину.
Через некоторое время на свет родилось похожее полотно. Его автором был Михаил Нестеров в 1890 году. Он писал супруге Саввы Мамонтова Елизавете Григорьевне, что картина будет о «Прощании Д. И. Донского с Сергием». Именно эта картина входила в серию полотен об истории Радонежского чудотворца. А все первые наброски не соответствовали этой теме. Действие происходит у монастырских ворот, где на стройных лошадях сидят Пересвет и Ослабля, рядом возле них и сам дядя Донского Владимир Андреевич, где Донской последний раз просит благословение. Он стоит, на коленях сложив молитвенно свои руки, со слезами на глазах. Одна рука Сергея лежит на голове князя, другой он его благословляет. После этой картины на эту же тему у Нестерова появилась акварель, но, к большому сожалению, эта работа так и не была написана.
В конце 60-х годов Юрий Мефодиевич прочитал эти строки знаменитого земляка, но будучи еще совсем юным, не придал им большого значения. Теперь перед неминуемым концом он попросту не смог оценить весь замысел Некрасова. Но все же решил воспользоваться некоторыми творческими задумками своего предшественника. Для Михаила Нестерова главным героем его картины выступал Сергий Радонежский. Юрий Рашка выбрал для своей работы даже не Дмитрия Донского, а попросту народ, который готовы сделать один большой подвиг. А чтобы отблагодарить автора «Святой Руси», Юрий Ракша решил выбрать для своего произведения самую любимую для Нестерова - форму триптиха.
Юрий Ракша. Писатель Василий Шукшин. 1973.
Юрий Ракша полностью утонул в работе, у него не было ни одной свободной минутки. Прочитав дневник Юрия Михайловича за 19 июля, он признается в том, что главным героем триптиха выступает сам Преподобный Сергий Радонежский, который и благословил Дмитрия на битву. Запись за 12 августа гласит: «Еще до конца не сделал «Поле Куликово», а уже задумываюсь над новой картиной «Крест на картошку». 13 августа знаменитый художник написал: «Искусство — это память времени».
К сожалению Юрий Ракша не получил звание заслуженного художника Российской Федерации. К тому же за «Восхождение» Государственную премию получили только погибшие в автокатастрофе товарищи.Этот факт сильно затронул художника, ведь он понимал, сколько сил вложил в этот фильм. Но, сильный дух Юрия смог преодолеть и это.
На последнем году жизни Юрий Ракша написал несколько статей. Его литературными способностями восхищались многие. Почти каждый день писал в дневнике, сначала об этом просила жена Ирина Ракша, затем сам Юрий понял, что излечения не будет и ему нужно записывать каждый свой прожитий день. Юрий Ракша умер 1 сентября 1980 года. В этот же день его последнюю картину, на которой еще не полностью высохли краски, забрали с мастерской художника, и отвезли на выставку в Третьяковку, которая была посвященная 600-летию Куликовской битвы.
На плакате, посвященному фильму «Восхождение», Юрий Ракша изобразил большие деревья, из которых как бы появляются лица всех героев фильма. Кстати они напоминают дубки из «Воскресения», которые символизировали любовь Юрия к родине. Но они не несли радость и счастье, а скорее горе.
Начало: Художники России - Звезда Юрия Ракши. Часть 1.
| Торопясь запечатлеть дорогие образы... М. В. Нестеров глазами современников и потомков. Часть 1. → |
Добавить комментарий
hallart.ru
О МОИХ КНИГАХ (23) - Геннадий Краснопёров.
АЛЬБОМ РЕПРОДУКЦИЙ КАРТИНХУДОЖНИКА ЮРИЯ РАКШИ (Окончание)Эта книга – одна из самых значимых в моей обширной личной библиотеке. Альбом Юрия Ракши (имя при рождении: Юрий Мефодьевич Теребилов) можно было бы назвать так: «Мы. Советские Люди. Одухотворённые. Возвышенные. Устремлённые в Будущее, которое ещё более прекрасно, чем Советское Настоящее». Смотришь на запечатлённые художником образы и – сразу же влюбляешься в персонажей его картин.
Муза художника
Муза Юрия Ракши – его жена, Ирина Евгеньевна. Ракша – еёдевичья фамилия, которую художник взял и себе, когда они поженились, - настолько был влюблён в свою Ирину; любовь эту он пронёс, не расплескав ни капли, через всю свою жизнь.
Из биографии Ракши Ирины Евгеньевны:
Родилась 19 ноября 1938 года.
В 1959-60 годах училась на агрономическом факультете Тимирязевской сельскохозяйственной академии.
Училась во ВГИКе,- сценарный факультет (1961-1967). Дипломная работа - сборник кино-новелл.
В 1974 - 1975 - Высшие литературные курсы Литинститута им. М. Горького.
Прозаик, кинодраматург, член Союза журналистов.
Основные книги:
"Весь белый свет" (М. "Современник", 1977), "Далеко ли до Чукотки" (М. "Московский рабочий", 1979), "Весь белый свет" (Роман-газета, М. "Художественная литература", 1981), "Скатилось колечко" (М. "Советская Россия", 1987), "Сибирские повести" (М. "Профиздат", 1988), "Охота на волков" и др.
Ирина Ракша – лауреат литературных премий: «Золотое перо России», им. В. Шукшина, им. С. Есенина.
У художника множество картин с изображением своей жены. Все они лиричны, трогательны.
И это дало повод неизвестному мне поэту написать такие строки:
И в благодарность Ей за вдохновенье,За светлые минуты и мечты,Он посвятил Ей лучшие творенья,Он подарил векам её черты.
Главная картина из этой серии –«Моя Ирина»:
А далее –
СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ...
Из воспоминаний Ирины Ракши:
О роли художника ЮРИЯ МИХАЙЛОВИЧА РАКШИ (1937–1980) в истории русского изобразительного искусства сказано немало высоких слов. Снят документальный фильм на ЦСДФ, выпущены альбомы, монографии. Вот что писал, к примеру, художник Таир Салахов: «Произведения этого яркого мастера обеспечили ему высочайшее место в современной художественной культуре. Память о нём навсегда останется в сердцах тех, кому дороги судьбы отечественного искусства». А вот что говорил его педагог по ВГИКу академик Борис Неменский: «Среди тяжёлой, тёмной живописи «сурового стиля» тех лет он был, как луч света. Так ясен и свеж...» Не стану продолжать цитировать, скажу другое. За первые восемь лет после его кончины Бог дал мне силы, хоть и с великими трудностями, провести восемь его персональных выставок. Шесть в Москве, и по одной в Питере и в Сергиевом Посаде, где, по заказу владыки Питирима, с триптиха «Поле Куликово» были сделаны две копии. (При жизни Юра не увидал ни одной своей персональной выставки). А вскоре тысячи и тысячи зрителей потянулись к его полотнам (на Кузнецком, в Манеже, на Пречистенке), как к источнику света, как к родниковой свежей воде. И, может быть, потому сегодня в России о живописце Юрии Ракше знает почти каждый культурный человек.
1.«Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен». Эти блоковские слова Юра написал незадолго до смерти на стене нашей мастерской, что на улице Усиевича, на 17-м, «чердачном» этаже дома. Эти строки им были всегда любимы. И, пожалуй, были даже программой. Я подала ему красный фломастер, и он написал. Как бы невзначай. Прямо по светлым обоям. Красиво и аккуратно, как всё, что он делал. Написал, уже зная, что неизлечимо болен белокровием, и, конечно, понимая, что надпись останется. Для меня, для дочери Анны, для друзей. Может быть, как завет. А потом мы стояли на балконе на тёплом ветру и смотрели на красный закат, на воистину прекрасный мир - раскинувшуюся перед нами панораму осенней Москвы 1980 года. «Знаешь, что такое счастье, - сказал он негромко. - Формул много, но, по-моему, это любимое дело. Любимая женщина. Любимый дом. Видишь, как просто».
2 декабря 2002-го, когда Юре исполнилось бы шестьдесят пять, я вновь и вновь обращаюсь к его письмам, дневникам, рисункам, фотографиям. Представить его пожилым невозможно, И в двадцать, и в свои последние сорок два он был по-студенчески юным. Лёгким, обаятельным, сердечным в общении. И никогда никакой позы или рисовки. И ещё был постоянно в меня влюблённым. Хотя в общем жизнь наша была бедна и трудна. Всегда не хватало денег, при этом мы с Юрой относились к деньгам невнимательно, несерьёзно. И долги отдавали с радостью, словно сбрасывая тяжкий груз с плеч.
«В Москву из Уфы, с барачной окраины, я приехал, как Ломоносов, провинциальным оборвышем, - писал в своих дневниках Юра. — Стриженным наголо. В девчачьей байковой кофте. С фанерным чемоданчиком в руках, в котором лежали мои рисунки и огоньковские репродукции классиков. Мама, рабочая фанерной фабрики, с трудом наскребла мне денег на дорогу. И то в один конец. Так что не поступить мне в художественную школу для одаренных детей, что в Лаврушинском, напротив Третьяковки, просто было невозможно. Посмотрели там на меня, на рисунки. И взяли. Школу окончил с медалью. А потом был ВГИК. Полуголодные, но полные надежд годы студенчества. Аспирантура. Жена — студентка сценарного. Москвичка, красавица. Поначалу теща меня не жаловала...»
«Винегретная» наша свадьба была в моей тесной комнатке общежития. Точно такая же, как у Васи Шукшина. Винегрет общежитские девочки-студентки готовили в эмалированных тазах. Напитки - кто что принесёт. «Для дам» был популярен дешёвенький сладкий «Пунш». Магнитофоны — «Днепр» и «Астра», мощные как трактора, не умолкали, и потом служили нам все шестидесятые. Слушали англичан, Челентано, «филиппинок» из Польши. И рок танцевали, и твист... Потом у нас родилась дочь. Назвали - в честь Анны Карениной - Анечкой. Двух стипендий на жизнь, конечно же, не хватало. Даже на пелёнки. Жена приспособилась дополнительно заворачивать Анюту в газеты. Так что та буквально с детства росла у нас в передовицах, в «Правде», в «Известиях»... Ночами разгружал вагоны на станции Москва-Сортировочная. Таскали на спинах мешки с мукой, с картошкой. Платили хорошо. Главное, сразу, наличными...».
Я вспоминаю, что этого «платили хорошо» и ещё принесённой авоськи с картошкой нам хватало дней на пять. Но после каждого такого возвращения со станции, под утро, Юра буквально валился замертво. И от болей в спине, несмотря на молодую свою худобу и стройность, долго не мог прийти в себя. Здоровья он был не богатырского. Недоеданья. Военное детство. Да и простужался он вечно, в беретке, убогом коричневом пальтеце работая с этюдником «на натуре», на холоде. А потом и на съёмках кино, как художник-постановщик «Мосфильма». На зимнее, тёплое - денег попросту долго не было.
2.
Сегодня, оглядываясь на прожитое, я уверена, что доля счастья, даже при нашей бедности, нам была отпущена Богом сполна. Мы жили жадно. Бесконечно много работали. Летали и ездили по стране без оглядки. Платили нам копейки. Но я писала рассказы, повести. Очерки и статьи в газеты и журналы. Работала для радиостанции «Юность». Работала в Останкино, в ТО «Экран». Издавала книги. По рекомендации поэта М. Светлова была совсем юной в шестидесятые принята в члены Союза писателей. Юра писал картины (для себя, живопись тогда никто не покупал, покупали керамику и дешёвенькие эстампы), иллюстрировал для денег книги, рисовал диафильмы. А главное - «снимал кино». На «Мосфильме» как художника-постановщика его приглашали работать на свои картины лучшие режиссёры: Швейцер, Моносарова, Монахов, Куросава, Шепитько... Но главным для нас тогда было то, что мы любили! И были любимы! Вот одно из сотен писем нашей двадцатилетней переписки.
«Голубка моя, радостная моя! Получил твою весточку уже здесь, на съёмках, в Керчи. Передал Юрский. Это здорово, что ты там на Чукотке среди белых льдов и медведей по мне тоскуешь... Не могу сразу, залпом читать твои письма. Сердце щемит. Ну, до чего в них кричит о тебе каждое слово. До чего слышу твой голос. Как хочу сразу ответить. Ну, хоть плачь. Зато очень вижу тебя! И потому приготовил тебе подарок... твой портрет. Так что мы вроде вместе... Хочу, чтоб мы были с тобой самые счастливые. По-моему, это у нас должно получиться. Верно?.. А отдохнуть еще успеем. Только одевайся теплей...»
Вот среди писем маленькая записочка. Его красивый прилежный почерк: «Все хорошее в нас от Бога. Все дурное от себя».
А вот еще одно письмо. Одно из последних, из зимнего Мурома, где он нашёл «натуру» и снимал с режиссёром Ларисой Шепитько, как художник-постановщик, фильм «Восхождение». Работал трудно, на износ.
«Ирок! Конечно же, я устал. И домой хочется. И все мы тут перемогаемся, мёрзнем. Но главное, получается, вот что в радость. Ведь не всякому дано быть господином своей жизни, распорядиться ею со смыслом. Возвысить ее своим высоким предназначением. Не каждый может освободиться от суеты. Но когда все же есть главное и любимое дело, надо отрабатывать божий дар. А радости жизни — это как божья награда за то дело, которое делаешь».
3.
Я перебираю разложенные на столе письма и фотографии. Наши и наших друзей. Сколько прекрасных людей, чувств, событий! Да и горестей сколько было, хотя вдвоем (двое, как одно целое) мы преодолевали их как-то легко. Теперь понимаю, что моя жизнь с Юрой была счастьем. А тогда, по молодости, мне это казалось нормой. Вот статьи о Юре тех, с кем близко свела нас судьба. Не сочтите меня пристрастной. Я перечислю лишь часть имён. И лишь для того, чтобы воссоздать картину жизни, круг нашего творческого и бытового общения. Светлов и Пастернак, Симонов и Воробьёв, Мустай Карим и Кулиев, Куросава и Швейцер, Василь Быков и Рощин, Астафьев и Носов, Соломин и Солоницын, Булгакова и Соколова, Айги и Рабин, Дангулов и Тарковский, Гостюхин и Полякова, Шевцик и Куренной, Ларионова и Хитяева, Нагибин и Шукшин, Лихоносов и Юрий Казаков... Какие все яркие и не похожие личности! Но одно у всех общее — талант и обострённое чувство совести, соучастия. О каждом из них (в нашей жизни) можно вспоминать отдельно. Их портреты - на Юриных холстах и ватмане, в дневниках и письмах. Он умел любить, умел увидеть их по-своему, как-то особенно. Умел всех понять. И друзья ценили его. Вот несколько отрывков.
Савва Дангулов, писатель: «Юрий Михайлович как бы приподнялся над нашим трудным веком. В его картинах всегда глубокое размышление о настоящем и будущем. Что-то будет, что станется с нами. Его картины библейски спокойны, красивы, своеобычны. В них остановленные мгновенья. И всегда мысль, опыт бытия и, наконец, Любовь и Вера... Зная его, всегда как бы юного, улыбчивого, озорно-остроумного, трудно было вообразить, что это Пророк и Провидец. А ведь это именно так... То, что явил художник в последний год своей жизни, год мученический, вселяет чувство гордости за Человека... Он был в состоянии оставить нам так много за такую короткую жизнь».
Майлен Константиновский, драматург: «Его любили все - и те, кто знал его многие годы, и даже те, кого жизнь свела с ним мимолетно. Да и как было его не любить, как не поддаться обаянию его душевной щедрости и чистоты, юмора и жизнелюбия... Он уже сильно болел. Безнадежный лейкоз. Работал над своим «Полем Куликовым». Образ княгини, святой Евдокии, провожающей войско и мужа на бой, стоящей у стен белокаменного Кремля, писал с жены. Как-то я зашёл к ним. В прихожей висел Ирин плащ. Юра помог мне раздеться, улыбнувшись, пошутил: «А это плащ Ярославны на городской стене...».
Мустай Карим, поэт: «У них был открытый и светлый дом. Угощать считали за радость. И я, и Расул (Гамзатов. - И. Р.), и Кайсын (Кулиев. - И. Р.) любили бывать у них... Рядом с Юрой и мы, старшие, становились моложе, лучше, чище... Его талант - высочайшей пробы. Он пришёл в мир много позже меня и ушёл так рано. Но был всегда со мной. И будет до конца. Он не вспышка, а озарение, которое через настоящее устремлено в будущее. Можно забыть его лицо, глаза, руки. Но тепло, которым наделила тебя его душа, будет всегда с тобой. В тебе... Его дар был таков, что всё ему было по плечу».
Таир Салахов, художник: «То светлое, надёжное, что родил художник Юрий Ракша, подтверждает бессмертность искусства. Он жил и умер, как воин, как гражданин и художник...»
4.
Мы стояли над вечерней Москвой на балконе семнадцатого этажа. За спиной, в комнате, на мольберте Юру ждал ещё недописанный триптих... И мне казалось, на нас смотрят глаза его Дмитрия Донского, княгини Евдокии, глаза его Сергия Радонежского. Смотрят, ждут и сострадают. «Это главная моя картина, — сказал он как-то. — Я шёл к ней всю жизнь». И ещё добавил задумчиво: «Если бы я родился шестьсот лет назад, я бы погиб там, защищая Дмитрия со спины».
Вот его дневниковая запись тех дней: «Каждый мой день исполнен труда и величия. Благодаря моей царственной подруге Ирочке начат эскиз триптиха («Поле Куликово». - И. Р.). Привёз подрамники. Резал, натягивал холсты. Три холста заняли всю большую стену. Наш добрый пёс Дик шарахается от больших незнакомых предметов. Пахнет льном и смолой. Забиваю сотни гвоздей. От молотка гудят руки. Мечтаю начать писать. Время летит, как одно мгновение».
Он работал, как никогда. Вдохновенно и счастливо. Сжигая себя. Забывая есть и спать. Так он ещё никогда не работал. Ни в графике, ни в живописи, ни в кино (как художник-постановщик он снял 12 игровых фильмов, среди них «Время - вперед!», «Главный свидетель», «Восхождение», а за «Дерсу Узала» - даже премия «Оскар»). Я скрывала точный диагноз - лейкоз, но летом 1980-го он уже догадался о неизбежном исходе. Но скрывал от меня. Это была взаимная ложь во спасение. В письме художнику-сокурснику в Минск написал: «Когда меня не будет, помоги Ирочке. Она так любит людей». (В первую очередь он всегда думал не о себе). В июне, на радость всем, настало временное улучшение. (Единственная ремиссия).
«Случилось мне, —-напишет он, - внезапно и тяжело заболеть. Для меня и жены это оказалось огромным рубежом и испытанием в нашей жизни. Она стала разделяться в нашем сознании на жизнь до болезни и после... Теперь надо было заниматься только главным. Стерев «случайные» черты, чтобы понять, что «мир прекрасен». Каждая картина должна быть остро осмыслена по форме и содержанию. И работаться, как последняя... В жизни у каждого человека свое поле Куликово... Мне надо успеть».
Он писал триптих, но трагическое предчувствие расставания, ухода уже поселилось в сердце. И он, борясь с недугом, слабостью, болями, написал одновременно полотно «Продолжение» - картину-реквием, картину -прощание. На холсте Юра запечатлел момент, когда его, художника, уже не будет. Он как бы уже превратился, перешёл в эти прекрасные, зелёные дали, в леса и голубые глаза озёр. Но остались на Руси извечные - Мать и Дитя. Осталось Юрино Продолжение, как продолжение самой жизни и всего сущего на земле.
«Я не боялся смерти, - писал он. - Я не очень знал, насколько она близка. Но в сознании моём моя жизнь или смерть казались мне в масштабе мирозданья (да и человеческой истории) ничтожным мгновением. И от того, сколь мало или велико будет это мгновение, ровно ничего не менялось. И не имело значения. Я жалел лишь как о незадаче, что мне не удастся сделать что-то ещё. А хотелось очень! И я не с такой горечью думал о своей жене, которая останется одна, как об этом... Картины, которые я не смог написать, уйдут навсегда со мной вместе. Их уже никто никогда не напишет...»
5.
В августе он заканчивал триптих. Радостно, полифонично, мужественно. А жизнь сокращалась, как шагреневая кожа. Мучили боли, потери сознания. Неожиданно ударила, подхлестнула смерть любимого им певца Джо Дассена. Затем Володи Высоцкого, которого он почитал нежно и требовательно. (Володя бывал у нас с Севой Абдуловым, болгаркой Диной Наковой. Пел и пил.) Я порой слышала, как Юра у мольберта тихо-тихо, чтобы не тревожить меня, напевал: «Я коней напою. Я куплет допою. И немного еще постою на краю...». А пел он прекрасно. У него был красивый глубокий баритон. Он любил русские романсы и русские песни. Мудрые, мелодичные. И, конечно, песни Саши Городницкого (который тогда сам не умел играть на гитаре), Юры Визбора, с которыми мы дружили. (С Визбором я не один год работала на ТВ в «Останкино»)... Вообще Бог одарил Юру с особой щедростью. Он талантливо пел, говорил и писал. С детства он был крещёным. И православный дух его, среди повсеместного безверья и фарисейства, с годами всё более креп и проявлялся. Недаром вершиной своей жизни он считал (так оно и случилось) свой триптих, где героями стали трое Святых, просиявших в земле русской - Сергий Преподобный Радонежский, князь Дмитрий Донской и жена его Святая Евдокия. К тому периоду относится такая запись: «Как жаль, что бессмертный дух наш привязан к бренному телу. Но даже в пределах тела можно успеть очень многое».
И он успел. Он умер, сделав свой последний мазок на холсте солнечным днём 1 сентября 1980 года. Закончив свою картину и всей своей жизнью словно ответив на свой же вопрос: «Человек, кто ты, откуда ты, для чего ты?» И «Поле», с еще не просохшими свежими красками, поплыло над Москвой, как гордый символ Победы и Жизни. На веревках большое полотно, которое нельзя было уместить в лифт, бережно передавали из рук в руки, с этажа на этаж, вниз, где его уже ждали, чтобы навсегда увезти в Третьяковскую галерею. Там ныне находятся и остальные Юрины «программные» полотна.
Я уже говорила, при жизни Юра так и не увидел ни одной своей персональной выставки. А так мечтал! Союз художников СССР «для столь молодых» не давал помещений. В выставочных залах постоянно выставлялись лишь секретари СХ. Зато после смерти тысячные очереди и под дождём, и в мороз стояли на улице Разина, на Пречистенке и Кузнецком, чтобы только увидеть его картины, собранные, наконец, вместе. В книгах отзывов тысячи восторженных записей. И в стихах, и в прозе. Учителей и студентов, рабочих и актеров, школьников и учёных. Каждый находил в его полотнах что-то свое, сокровенное. «Юра! Ты был и остаёшься любимым и всем понятным». Педагоги из г. Тулы. «Опустела без тебя земля...» А. Пахмутова. «Спасибо за выставку. Покидаем Москву с чувством гордости за тебя, за себя, за человечество», г. Павлодар, механизаторы. «Будь бессмертна твоя душа, Ракша», поэт Михаил Пляцковский.
В 1993 году учёные-астрономы вновь открытую ими планету № 3332, решением Российской Академии наук и Международного Планетарного центра (США), назвали в честь Юрия Михайловича — «РАКША». Мог ли Юра думать, что в бесконечной вселенной, рядом с планетами его друзей — «Высоцкий», «Шукшин» - будет бессмертно светить и его звезда? (А рядом с «Ракшой», не покидая его и на небе, соседняя, вновь открытая, планета (№ 5083) - будет названа учёными в 1995 году - «Иринара» - Ирина Ра...)Но всё это будет потом. А тогда, в 1980-м, в сентябрьский, пронзительно ясный и солнечный день мы хоронили Юру на Ваганьковском кладбище, на первой аллее слева - «Аллее художников». Напротив могилы любимого им Саврасова. Недалеко от Сурикова, Есенина. Вернувшись домой (почти не сознавая себя), я неожиданно нашла на тумбочке у его кровати записку. На клочке бумаги его ровным, но уже слабым почерком было написано
карандашом: «Ирок, не горюй. Мы ещё встретимся. Вспоминай нашу комнатку в Останкино. Я любил тебя и кое-что умел. Ты была молода. Твой Ю.Р.»
(© Copyright: Ирина Ракша, 2012)
mysoulgarden.livejournal.com
РАКША. Художники
Впервые я увидел его в Переделкине, у Тарковского, — он писал портрет поэта. Комната была не просторнее монашеской кельи, да и света в ней было не больше. Однако это не смущало художника. Даже устраивало: он хотел, чтобы известная сумеречность была в самом облике поэта, — это не парадный портрет. Лицо поэта хранило следы усталости, он в этот день много работал. Но как раз это прибавило силы его глазам. На портрете необыкновенные глаза у поэта. Он их чуть-чуть скосил, обратив на художника. Во взгляде и укор, и взыскательность, и скептическая ухмылка, и требовательное внимание. Поэт точно говорит художнику: «Попробуй, попробуй, а я посмотрю...» Художник действительно испытал себя, а поэт не отказал ему в призвании: «Пожалуй, получилось...» Но художник не спешит сказать свое слово. «Вы молчите?» — спрашивает Тарковский. «Простите, Арсений Александрович, но я еще не сказал того, что должен сказать». — «Однако где те пределы?.. Для художника где?»
Солнечный апрель, необыкновенно снежный, до синевы. Переделкинская тропа где-то у голубого леса. Кажется, что она увела нас, эта тропа, невзначай.
— Представьте, художник кино, еще не разочаровавшийся. — Он смеется, сминая смуглой ладонью шкиперскую бородку. — Но вот незадача: тянет к живописи серьезной. Чувствую, что раздваиваюсь, а это опасно. Надо принять решение, а для этого нужны силы. Надо себя убедить — и силы придут. Да что там! Силы — они всегда от убеждения... — Он смотрит на меня, точно хочет спросить, как это воспринимается мною. — Именно от убеждения: у меня так...
Кто-то обронил снежок, правильно округлый, заледеневший, крепкий, — Юра давно его приметил и, точно прицелившись, разбежался и этаким азартным ударом центра нападения сшиб. Удар был хорош, снежок стукнулся о доски забора и рассыпался, за забором залаяли собаки. Сколько ему лет? Сорок есть? Пожалуй, сорок, когда строг. А вот улыбнется — и бороду точно ветром сдуло. В каждом живет детскость, а в нем особенно — мне еще предстоит в этом убедиться.
— Вы сказали, Юра, возвращение к живописи, — пытаюсь я возобновить разговор. — Как понять это? Она дарит больше самостоятельности?
Он остановился — глаза горят.
— Там я больше могу сказать о человеке...
Эта формула объяснила в нем многое. Кстати, и то, что возникло при взгляде на портрет поэта.
Замечаю — у Юры всегда в руках книга. Роман, мемуары военачальника, дневник режиссера. Определено все тем же — интересом неутолимым к человеку.
Сегодня он вспомнил пору работы над фильмом по катаевскому роману «Время, вперед!».
— Там — настроение тридцатых годов! — произносит он, воодушевляясь, и, взглянув на меня, спрашивает: — Вам доводилось видеть мое полотно «Моя мама»?
— Мама?
— Да, «Моя мама». Это действительно о моей маме — она начинала на Магнитке... Нет, картина не прямо о ней, а об ее сверстницах, может быть даже коллегах, и одновременно о ней... Иносказание? Пожалуй, иносказание... Помните?..
Ну конечно же помню. Золотое предвечерье, и все вокруг вызолочено. Стены барака, плетеная корзина, выглянувшая из-под кровати, недорогое зеркало на стене и, конечно, фигуры четырех подружек, обживших барак. Вон как светится золото волос девушки, стоящей перед зеркалом, как солнце вычертило линию ее ног, как вспыхнула па ней майка... А за окном во мгле, уже сумеречной, видна Магнитка в лесах и парень, смотрящий вдаль, в его взгляде и настроение вечера, и в какой-то мере молодых работниц-товарок, слетевшихся сюда со всех краев большой земли... Только девушка у зеркала да ее подружка, сидящая рядом, увлечены разговором, остальные как бы обособились: одна читает, другая спит, взгляд третьего повлекло прочь от барака, но настроение в картине одно... Едва ли не каждый замкнулся в себе, и все-таки он во власти одного душевного состояния. В чем оно? В ощущении вечера, в свечении предзакатного солнца, в чувство покоя, который пришел к подружкам с номером, в самом доле золотым, — день был долог...
— Я приступил к эскизу картины, когда моей мамы не стало: сказались страшные годы непосильного труда в тылу в годы войны, недоедание, даже голод, и смерть, мрачная спутница войны, догнала и мирное время. По это еще больше утвердило меня в моем замысле, и родилось название картины — «Моя мама», — заметил Рикша много позже, вспоминая пору работы над полотном.
Меня глубоко взволновала эта картина Юры. Мне привиделся в картине портрет времени, как и портрет человека тех лет. И так и не установил, ость ли там мать художника, но это, пожалуй, и не важно — душу матери, ее нравственный лик картина воссоздает точно.
Мне показалось, у Юры свое отношение к слову. Оно у него, это слово, зримо. Слово воспринимает черты живописи: свет, цвет, перспективу, конечно, объемность. Вот так может сказать только художник: «Светлая и печальная память детства». Или: «Отчетливо помню скрип отцовской портупеи, запах ремней и шинели». Или еще: «Так и кончилось для меня обычное провинциальное детство, оно потом вернется ко мне в моих картинах новой памятью».
А как хорошо вот это место из автобиографических заметок художника, поистине в отрывке черты живописи — и свет, и цвет:
«В картине «Воскресенье», картине-воспоминании, решающим было мое представление, а не конкретное состояние дня. Это мое обобщенно-созерцательное, символическое толкование пейзажа. Это не день недели, а воскресение памяти, немая остановка мгновения, которое было прекрасно. Прекрасно ощущением непреходящей сущности земли, деревьев и неба. Думаю, что состояние гармонии мира, извечной красоты природы, а также тревоги за это будут еще не раз привлекать меня».
Что скажешь? Истинно, пейзаж, о котором говорит художник, его светоносность перешли в слово.
...Я знал человека весьма почтенного, академика, который всю жизнь пел хвалу подруге жизни. Она была упомянута полным именем во всех его сочинениях, ей были посвящены книги. Он это делал в наши дни и немало смутил круг среброголовых академиков, сановное руководство, а издателей своих книг просто поставил в положение безвыходное. Ему пытались объяснить, что у нас это не очень-то принято, но старик был непреклонен. Мне казалось, что эту рыцарственность, в чем-то уникальную, муж науки принес из того века. Допускаю, что она выглядела чуть диковатой в наши дни, но в этом, наверно, больше виноваты мы, чем добрый слуга науки.
Юра родился в годы, далеко отстоящие от века минувшего, но истинно рыцарствен. Первопричиной стала любовь, родная сестра рыцарственности. Ну, разумеется, она, эта любовь, воспринималась не безотносительно к человеку, к которому обращена. Тот, кто знает Ирину Ракшу, все поймет. Для художника не было радости большей, чем увидеть ее в своих картинах. И он это делал во всю мощь таланта. Картины, где мы ее видим, опознаются не просто портретным сходством, а тем настроением возвышенности, которое неотделимо от произведения истинного.
Если в картинах Юры есть свой пафос, то это пафос нашей современности. Трудной, в чем-то тревожной, но всей своей сутью значительной. Что говорить, получилось так, что известная декламационность проникла и в нашу живопись. Есть даже мнение: если лишить эту тему высокого стиля, то она потускнеет, не прозвучит. Из этого подчас делается вывод: картине нужен голос, она должна говорить громко. Ракша сместил действие в область тишины. Его картины о современниках аитипатетичны. Больше того — это тихие картины. Но вот вопрос: на чем держится картина, что принять за ее первоядро смысловое? Ракша полагает: «Картина — это прежде всего сочинение». Как понимает это Ракша?
«Видимо, художник должен быть интересным собеседником и видеть чуть больше, чем зритель. Это как в поэзии, когда читаешь хорошие стихи, ловишь себя на том, что это твое, что ты просто не успел это выразить, а вот поэт успел».
Однако что дает художнику право владеть вниманием? Очевидно, способность сказать зрителю нечто такое, что для него ново? Иначе говоря, мысль. Ракша говорит: «Да здравствует мысль! Да пребудет мастерство!»
Ну что ж, если художник взывает к насущной современности, опираясь на мысль, у него добрая основа.
Итак, выбор сделан: живопись. Нельзя сказать, чтобы он возликовал. Много лет кино несло ему радость. Были удачи, много удач. Возник круг людей близких — коллеги, ставшие сподвижниками, даже друзьями. Например, Лариса Шепитько.
Мне так и не удалось встретить Шепитько, и представление о ней замкнулось на рассказах Ракши. Ну, разумеется, это достоинство Ракши, его способность и словом рисовать людей точно. Говорю столь определенно потому, что у меня была возможность убедиться в этом.
Свою последнюю работу в кино он делал с Шепитько. Это был «Сотников» Василя Быкова. Шепитько знала о решении Юры уйти из кино, однако дала ему прочесть «Сотникова». Верила: прочтет и повернет обратно. Расчет оказался верным — повернул. Разумеется, на один фильм, но повернул. Потом Ракша говорил: «Взяла в плен». Но в плену оказалась и Шепитько. Ракша написал своеобразный портрет Сотникова. Как увидел его в книге Быкова, как провидел. Шепитько была потрясена точностью этого видения. Казалось, она готова была если не взять актера на роль Сотникова по рисунку Ракши, то сообщить актеру черты героя, как их увидел художник, — впрочем, и актера, кажется, искали, имея перед глазами портрет.
В молодом режиссере, как признавался позже Ракша, он встретил человека одержимого, верящего в материал, в его правду.
— Мы стали подвижниками, — сказал тогда Ракша.
Именно Шепитько, весь ее духовный и художнический характер, ее личность режиссера-подвижника («Она всегда волновалась, была открыта», — сказал о ней Ракша) обратили художника к ого новому замыслу.
И вот тут сказалось убеждение Ракши, к которому он пришел прежде: если призвание художника в постижении человека, то в живописи он скажет больше. Впрочем, уместно признать и иное — Шепитько, рекрутировав Ракшу в кино, сама же возвратила его к живописи.
…Нет Ракши, как и нет Шепитько, но остался триптих «Кино», написанный Юрой, в центре которого молодая женщина, — в ее облике есть одержимость человека храброго в своем порыве, как и красота человека, на веки вечные приписанного к земле, а поэтому сильного красотой истинной. Впервые увидел этот триптих теперь. А кстати и портрет Шепитько. Стоял и думал: где я ее видел прежде? Не рассказы же Ракши воссоздали портрет так точно? Рассказы? Да может ли слово человеческое, хотя бы вот такое: «Она всегда волновалась, была открытой», воссоздать портрет человека?
Мне интересно, как он разговаривает с дочерью, — за то время, в течение которого мы знаем друг друга, Аня из девочки-подростка стала девушкой, но тон его разговора с нею не изменился. Впрочем, он всегда говорил с нею как со взрослой. Мне даже казалось, что со всеми иными он говорит, отдавая себя веселой импровизации, милой и доброй потехе, шутке, а обратившись к дочери, становится чуть-чуть строг.
Собственно, чтобы так говорить с дочерью, он должен рассмотреть в ней такое, что делает подобный разговор естественным. У него есть портреты дочери, где она воссоздана с олененком. И дело даже не в названии портрета, хотя оно говорит о многом: «Добрый зверь и добрый человек». Есть в этом портрете неизбывная любовь к человеку, который кровно твой, а заодно и то дорогое, что глазам отца явила дочь, — и кротость, и сознание своей силы одновременно.
Постоянный повод к разговору с дочерью — ее рисунки. Убеждение Юры: «Художник беспомощен, если в его руках нет рисунка» — он внушил дочери. Внушил, как всегда у Юры, с той твердостью, которая единственно может сделать мысль убеждением. Но одно дело убеждение, другое — умение. Он тренирует это ее умение со строгостью взыскательного мастера. В самих задачах, которые он ставит, вся его натура — он понимает, что дочери по силам, и не очень ее щадит. Быть может, он действовал бы и осторожнее, если бы не успехи дочери — ее рисунок мужает заметно. Сегодня я слышал, как, просматривая новые работы, он воскликнул:
— Хорошо, Аня! Это, пожалуй, и мне трудно было бы сделать...
Сказал и не без улыбки взглянул на друзей, стоящих подле, — небось подумал, что это не очень педагогично, но не отказался от сказанного — похвала щедрая была в его характере. У него был талант вести беседу, и представляю, как интересен обычно был его разговор с дочерью, какая потребность была у него высказать ей то, что он считал и для себя насущным. Одна из последних его картин воссоздает такую беседу с дочерью. Правда, не его, а Ирины. Я говорю о «Продолжении». Сама интимность беседы и ее значительность подчеркнуты уединенностью — вон в какой далекий и, пожалуй, девственный уголок России художник отвес этот разговор-исповедь. И не только уединенностью, но и значительностью лиц — мать сказала все, и пришел черед дочери думать... Есть в этой картине такое, что хочется назвать «Заповедью». Впрочем, понятие «Продолжение» и песет в себе «Заповедь»... У него была тяга к перемене мест. Был в Индии — и будто побывал на другой планете. Видел Париж. В Болгарии прикоснулся к колоритному Пловдиву — у него Пловдив очень болгарский. Переборол океан и побывал на Кубе.
Говорил, что поездки его увлекают потому, что оттуда лучше видишь отчую землю, ее радости и печали. Но, конечно, и сами страны, вставшие на его пути, дарили новые впечатления.
У него был дар импровизации — неподражаемо копировал. Помню, как после возвращения с Кубы пошел по комнате, крутя бедрами, — показывал, как ходят кубинские красавицы метиски.
Смеялись все, а он больше всех.
Тонко, с пониманием происходящего, рассказал, как расположились па ночлег в машине посреди придунайского городка и как, приметив это, незнакомая румынская семья увлекла их домой, — вот этот разговор в румынском доме он воссоздал так, как будто и мы были там в это августовское полуночье...
...Помню, весть эта ошеломила, хотя объяснить всего и не могла: что-то худо у Юры — кровь...
Потом он напишет: «Неожиданно попал в больницу». Так и напишет: «Неожиданно». Это было в самом начале страды: его «Поле Куликово» впервые ложилось на бумагу. Это произошло тут же, в больнице, — листы ватмана были прикреплены к стенам палаты.
Он перевез в палату книги по истории битвы, с которыми не расставался последние месяцы, записные книжки и в них запись, которую сделал в памятную ночь на поле Куликовом... Да, это было, пожалуй, самое незабываемое — ночь на поле битвы. Решение пришло неожиданно: был канун баталии — 599 лет. Он взял машину и уехал к берегам Непрядвы. Поставил машину в травах, дожидаясь зари. Проснулся от крика птиц — вот оно, куликовское предрассветье. Вчера, когда машина вошла в пределы поля, та далекая ночь явственно встала в сознании. Это же было здесь, сказал себе он, здесь. Перед боем надевали новое исподнее, свежевыстиранное, снежно-льняное, как велел обычай... Звенели чистым звоном наковальни отбивали и правили копья. Жгли костры в низинах. И от костра к костру, держа иконы у груди, спешили старцы, творя молитву, благословляя войско... Никто уже не отвратит твоей памяти от происшедшего — здесь это было, здесь... А сейчас испарина застила стекла, выбелив степь. Он протер стекла ладонью — степь была все так же бела. Только травы приникли к стеклу да у самой машины глянул отвал свежевспаханной земли... Кто-то сказал: занозило стрелами Куликово поле на веки вечные, нет-нет да лемех выпростает наружу железное острие... Занялось утро, алое на востоке. Потом и это движение трав, и этот алый отблеск на восточном крае степи воспрянут в картине, но впервые они были увидены в это утро. Встреча с полем битвы обострила зримые черты замысла. Гнал прочь все иные мысли, старался гнать... Не удавалось? Наверно, не всегда. Потребовал магнитофон: «Юра хочет надиктовать что-то...» Привиделся в этом признак грозный.
Помню, как воззвали всем миром к светилу заморскому. Помню, как врач колдовал над рецептами голосом усталым, а может, и безнадежным... В строе фраз рисовалось нечто куда как бойкое, а смысл был лишен надежды: «Чудес не бывает...»
Но нечто похожее на чудо произошло: он вернулся в мастерскую. Вернулся, чтобы приковать себя к полотну. Едва ли не был включен метроном. Пошли дни, часы, минуты, которым цены не было. Наверно, многое вызрело в госпитальном заточении, в муках больничной одиночки. Казалось, он явился в мастерскую во всеоружии замысла. Но это было первое впечатление — только вот тут, у холста, когда в руках была кисть, стали видны и размеры работы, и ее подлинная сложность. Боковинки триптиха — правая и левая — обозначились: «Благословение Дмитрия на битву» и «Проводы ополчения». Труднее было с центральной частью триптиха. Заманчиво было перенести на полотно эпизод, который уберегли от забвения летописи, — когда серпуховский князь Боброк, припав ухом к земле, пытается распознать движение неприятельских полчищ. А может, есть смысл сместить в центр совет военачальников Дмитриева войска перед боем, своеобычное вече полководцев старорусской армии? Тут бы глянули с полотна главные действующие лица, умом и подвигом которых восславлено в веках Куликово.
А быть может, тот миг предстояния, святой миг, когда Дмитрий, уже облаченный в одежду простого воина, готов взять в руки меч?.. Именно — предстояния, тот заветный миг перед битвой, когда глаза уже устремлены к стану врага и остается дать силу оружию. Он сказал: «Предстояние!» — и будто увидел готовое полотно. Это предстояние в стати Дмитрия, выражающей решимость, в его лице, исполненном даже не гнева и, пожалуй, ненависти к супостату, а вдохновенной готовности единоборства, жажды битвы... Этот миг необыкновенный должен потрясти не только Дмитрия, его приняли самими сердцами сподвижники Дмитрия Ивановича. Предстояние, поистине предстояние!
Художник мысли страдной, немалый эрудит и философ, Ракша нашел аналогию в истории русской живописи: как Иваново «Явление Христа народу». Там тоже есть это предстояние, способное объединить, там тоже есть этот миг ожидания. Конечно, в Ивановом полотне все иное: аллегория, но аллегория, подсказанная мифотворчеством церкви, легендой из легенд, хотя художник и смотрит на это едва ли не глазами очевидца, сообщив чуду твердые формы были. Если есть общее, то вот это предстояние солнца, с которым человек отождествил счастье, именно предстояние — не иное... Необыкновенно благодарен этот миг для художника: есть возможность постичь каждого из тех, кто смотрит с полотна в момент для него переломный. Есть необходимость сказать и о другом ощущении художника. Как бы ни хороша была точка, которую мы избрали для рассмотрения картины, она не дает полного обзора. И тогда картина точно выходит за свои пределы, она будто продлевается, кстати, и во времени. Это есть в ивановском полотне, к этому стремился Ракша и в «Поле Куликовом»: необъятно поле битвы, как неохватно поле русской решимости освободить отчую землю от поработителя. Но тут действует не только срединная глава картины, но и весь триптих: художник сообщил всем трем частям полотна одну линию горизонта. Она, эта линия, плавна, но непрерываема. Ракша точно говорит нам: вот в этой непресекаемой линии небосклона и смысл того великого, ради чего восторжествовал подвиг рати русской на Дону, — неделимость родной земли...
Нам, уже знающим работы Ракши, предшествующие триптиху, должна быть интересна его попытка рассмотреть триптих в системе всего творчества. Конечно, «Поле Куликово» — единственная из известных нам работ Ракши на тему русской истории и как бы стоит особняком. В самом деле, художник не просто темы современной, а темы остро сегодняшней, Ракша вдруг обратил взгляд на событие, отстоящее от наших дней больше чем на полутысячелетие. Может быть, действительно верно впечатление, что у «Поля Куликова» локальное место в системе творчества Ракши? Очевидно, локальное, но только внешне. И, смею думать, дело не только в том, что в триптихе, как в «Разговоре о будущем», «Молодых зодчих», «Современниках», избран столь характерный для творческой натуры русского человека момент, когда он принимает решение, отбросив все и всяческие сомнения. Не только. Во всех этих картинах наш человек выступает в зените своей нравственной красоты и силы, а это так важно для самих судеб нашего сегодня и завтра...
Именно в зените красоты и силы. И это, наверно, надо сказать о самом художнике, особенно в нору работы над «Полем Куликовым», в последний год его жизни. Не очевидно ли, что это тот самый момент в жизни человека, когда бытие суровое повторило песню? Да не об этом ли «Поле Куликовом», хоти оно отброшено волной времени на расстояние долгих шести веков? Будто бы сама судьба подсказала художнику это его решение, сам смысл песни, ставшей последней: нет в том соревновании достоинств, которые извечно явил в себе человек, велико место ума, таланта, способности чувствовать и любить. Но все это дары се сиятельства природы и могут в конце концов ничего но значить, как тот драгоценный камень, который лежит сейчас и кедрах земли и пролежит еще тьму веков. Бел и есть достоинство, способное сообщить всем талантам человека их истинную цену, то это, конечно, ноля. Да, воля деятельная, вечнотворящая. Думаю, что у ее колыбели стоит не только матушка-природа, но и в какой-то мере сам человек. Наверно, не случайно и то, что из всех достоинств, нечитаемых людьми, ставится это — воля и еще раз ноля. Ну, разумеется, не просто воля, а в сочетании со своим верным спутником — Добром. Как у Юры.
И пусть еще раз прозвучат нот эти несколько строк о Юре, которые я прочел в выставочном зале на Кузнецком мосту в более чем знаменательный день, когда впервые были показаны Москве работы Ракши, собранные воедино:
«Мне интересно искусство Юрин Михайловича и по той причине, что оно небезучастно к тому, что меня волнует.
Что я имею в виду?
Однажды я сказал Юрию Михайловичу, подавив в себе сомнения немалые: «Простите меня. Юра, но вот эта ваша картина «Разговор о будущем» пробудила ассоциацию с миланской фреской Леонардо, при атом центральная фигура вашей картины не разуверила меня в моей мысли крамольной, а, пожалуй, утвердила — так?» Мне казалось, что я огорчу Юрия Михайловича, а вызвал у него радость. «Верно! — почти возликовал он. — И я думал об этом!» Вряд ли Ракша имел в виду фреску Леонардо, когда принимался за свою картину, более убедительно, что он увидел это, когда картину закончил, увидел и не пожалел, быть может, даже похвалил себя. В самом деле, это не подражание и не заимствование, а тот знак преемственности, который при желании может быть прослежен на протяжении веков. Если тут уместно вывести мысль, то, может быть, вот эту: не обязательно традиция должна пресечься, чтобы вызвать к жизни произведение новаторское.
Мне необыкновенно импонирует слово, сказанное Ракшей о нашем современнике, о том нашем побратиме, что с веком наравне... И тут есть одно свойство, к которому, как мне кажется, Ракша пришел путем поиска, — я говорю о драматургии его картин. В самом деле, взгляните на его картины «Моя мама», «Продолжение», «Юные купальщики» — как спокойны они по самому сюжету, настолько спокойны, что казалось, сюжета в них нет. Но вот вопрос: если сюжет, скажем, столь своеобычен, то какое имя у тех опор могучих, на которых стоит картина? Иные считают: настроение! Ну что ж, тут есть над чем подумать: может, и настроение. Однако ответ этот недостаточен. Для иного, пожалуй, был бы достаточным, для Юрия Михайловича недостаточен, для всей его богатой сути недостаточен, для всего того, что вобрала его личность. Чтобы вот так разрушить наше представление о сюжете, у картины должно быть слишком явное преимущество, преимущество, отразившее сам лик художника. А оно есть. Какое? Человек. Его мысль, его интеллект, его опыт бытия, его вера, в конце концов. Как значительны лица героев Ракши и как все это похоже на Юру, на все то, что должен был вызвать к жизни художник такого душевного склада и такой глубины, каким был Юрий Михайлович. Значительны, а значит, и прекрасны, — есть в них, в этих людях, нечто такое, что художник не мог не сказать сегодня. Даже если ему уготованы судьбой испытания, подобные тем, которые он принял. Мы, знавшие его близко, воздавали должное богатству его натуры и, конечно, были убеждены, что мы знали Юру, однако наше представление о нем было все-таки приблизительным. То, что явил Юрий Михайлович в этот год своей жизни, год мученический, поистине открывает глаза на то, что он создал. И еще: как неоглядны возможности человека, если он в состоянии оставить нам так много за такую короткую жизнь».
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
design.wikireading.ru
Ракша, Юрий Михайлович - это... Что такое Ракша, Юрий Михайлович?
| Юрий Мефодьевич Ракша | |
| 2 декабря 1937(1937-12-02) | |
| Уфа | |
| 1 сентября 1980(1980-09-01) (42 года) | |
| г. Москва, РСФСР, СССР | |
| СССР | |
| пейзаж, портрет | |
| триптих "Поле Куликово" (1979) | |
Юрий Мефодьевич Ракша (02.12.1937 – 01.09.1980) — известный советский живописец.
Биография
Юрий Михайлович Ракша[1] (Теребилов) родился в городе Уфе в рабочей семье.
Мать, Зоя Дмитриевна Треньхина (Теребилова) (дед - Дмитрий Треньхин[2] ), работала разнорабочей на фанерном комбинате. Отец, Теребилов Мефодий Артемьевич, родом с Украины. Его семья была раскулачена и переехала жить в Белебей (Башкортостан). Там он устроился работать закупщиком в Торгсин. Ездил по деревням, меняя вещи и продукты на золото и драгоценности. Родители[3] поселились на Цэсовской горе (ул. Ш. Руставели) в разгар строительства новой промзоны.Отец, Мефодий Артемьевич, записал в свидетельстве о рождении Юры отчество Михайлович, так как его самого в быту все звали Михаил. Сестру Юрия, Валентину, записали уже по документам, поэтому она получила отчество Мефодьевна.
В Уфе Юрий пошел учиться в школу, летом пас коз.
В 1939 году отца забрали на финскую войну. Перед Великой Отечественной войной Мефодий Артемьевич вынужден был оставить семью на десять лет и все детство Юрия прошло без отца.
С десяти лет Ракша занимался в изостудии г. Уфы под руководством художника Г.Огородова.
В 1950 году отец увез семью на Украину, куда его перевели служить с Сахалина. Вернулись в Уфу через три года. После 8–го класса Юра самостоятельно отправился учиться в Москву. В Москве поступил в среднюю художественную школу при институте им. В.И.Сурикова. Школу окончил с серебряной медалью.
В 1957 – 1963 годах Ракша учился на художественном факультете ВГИКа. После окончания учебы он работал художником-постановщиком на Мосфильме. Во время учебы, в 1962 году Юрий женился на студентке сценарного факультета Ирине Евгеньевне Ракше. Взял фамилию жены. Не имея средств на существования кроме стипендии работал грузчиком на станции Москва-Сортировочная.
Первая работа в кино — «Время, вперед!» (1965, совместно с А.Фрейдиным), в дальнейшем он оформил более 10 художественных фильмов. Работал с режиссерами: Швейцер, Моносарова, А. Куросава “Дерсу Узала”. Снимал с режиссером Ларисой Шепитько, как художник-постановщик, фильм "Восхождение".
Ракша Юрий путешествовал в дальневосточной тайге, на площадках нефтяников, у геологов, на Байкало-Амурской магистрали. Он делал наброски, зарисовки и потом, возвращаясь в Москву и обдумав увиденное, писал свои произведения (картина Разговор о будущем. [4]1979, х. м. 120X150). Юрий Ракша создал более двухсот живописных полотен, множество графических работ, сотни эскизов к фильмам, проиллюстрировал около двадцати книг.
Умер в 1980 году от острой формы лейкоза в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище[5].
Семья: жена Ирина Евгеньевна, писатель, и дочь Анна. Сестра – искусствовед Уфы Сорокина (Теребилова) Валентина Мефодьевна (1940 г.р.) - главный хранитель Художественного музея им. Нестерова.
Картины Ракшы (более 200) хранятся в Третьяковской галерее, Башкирском государственном художественном музее имени М.В. Нестерова, частных собраниях.
Творчество
Наиболее известные картины: «Воскресение» (1968), "Тыл" (1970), "Зимний полустанок" (1968), "Подснежники" (1967-1969), «Моя мама», «Современники», «Наша буровая», «Разговор о будущем», «Моя Ирина», «Продолжение», "Земляничная поляна" (1977), "Писатель Василий Шукшин" (1973), "Поэт Арсений Тарковский" (1978), "Рожденный жить"[6], триптих «Поле Куликово»[7] («Благословение на битву», «Проводы ополчения», «Предстояние»)[8] (1979).
Выставки
При жизни Юрий не участвовал ни в одной своей персональной выставке. Все состоялись после его смерти.
Девятнадцать выставок, в том числе и персональных в городах и странах: Москва, Ленинград, Загорск, Иркутск, Париж, Лондон, ГДР, Монголия, Польша, Голландия, Токио.
Интересные факты
В триптихе “Поле Куликово”, в центральной его части “Предстояние”, среди воинов, окруживших Дмитрия Донского Ю. Ракша изобразил в образе Бренка писателя Василия Шукшина и рядом себя.
На пресс-конференции после вручения фильму «Дерсу Узала» премии «Оскар» его режиссёр Акира Куросава сказал: «…Юрий Ракша, с которым мне посчастливилось работать, – самый опытный, талантливый профессионал и знаток своего дела…».
Библиография
Публикации репродукций картин в журналах «Огонек», «Юность», «Работница».
Юрий Мефодьевич Ракша. Живопись. Графика. Кино. Статьи [Текст]: альбом / Авт.-сост. И.Е. Ракша. М.Гознак,1987. - 195с.: ил.
Примечания
Ссылки
http://www.liveinternet.ru/users/3330929/post106401106/
http://gallery.ru/watch?a=h6d-f0At
http://www.hrono.info/text/2007/raksh07_07.html
http://новоорская-газета.рф/?p=3800
dic.academic.ru
О МОИХ КНИГАХ (19) - Геннадий Краснопёров.
АЛЬБОМ РЕПРОДУКЦИЙ КАРТИНХУДОЖНИКА ЮРИЯ РАКШИ
Эта книга – одна из самых значимых в моей обширной личной библиотеке. Альбом Юрия Ракши (имя при рождении: Юрий Мефодьевич Теребилов) можно было бы назвать так: «Мы. Советские Люди. Одухотворённые. Возвышенные. Устремлённые в Будущее, которое ещё более прекрасно, чем Советское Настоящее». Смотришь на запечатлённые художником образы и – сразу же влюбляешься в персонажей его картин.
Из биографии Юрия Ракши
Родился 2 декабря 1937 в городе Уфе в рабочей семье. Мать, Зоя Дмитриевна Теребилова (девичья фамилия – Треньхина; дед — казак Дмитрий Треньхин), была разнорабочей на фанерном комбинате. Отец, Мефодий Артемьевич Теребилов, родом с Украины. Его семья была раскулачена и переехала жить в Белебей (Башкирская АССР). Там он устроился работать закупщиком в Торгсин. Ездил по деревням, меняя вещи и продукты на золото и драгоценности.
Мефодий Артемьевич записал в свидетельстве о рождении сына отчество Михайлович, так как его самого в быту все звали Михаилом. Сестру Юрия, Валентину, записали уже по документам, поэтому она получила отчество Мефодьевна.
В 1939 году отца забрали на финскую войну. Перед Великой Отечественной войной Мефодий Артёмьевич вынужден был оставить семью на десять лет и всё детство Юры прошло без отца.
В Уфе Юрий пошёл учиться в школу. Летом пас коз.
С десяти лет Юрий занимался в уфимской изостудии Дома Культуры имени Калинина под руководством художника Г. В. Огородова.
В 1950 году отец увёз семью на Украину, куда его перевели служить с Сахалина. Вернулись в Уфу через три года. После 8-го класса Юра самостоятельно отправился учиться в Москву. В Москве поступил в среднюю художественную школу при институте им. В. И. Сурикова. Школу окончил с серебряной медалью.
В 1957—1963 годах Юрий учился на художественном факультете ВГИКа. После окончания учёбы работал художником-постановщиком на Мосфильме. Во время учёбы, в 1962 году, Юрий женился на студентке сценарного факультета Ирине Евгеньевне Ракше. Взял фамилию жены. Не имея средств на существование, кроме стипендии, работал грузчиком на станции Москва-Сортировочная.
После – художник-оформитель на киностудии. Первая работа в кино - «Время, вперед!» (1965, совместно с А. Фрейдиным). В дальнейшем оформил более десяти художественных фильмов. Работал с режиссёрами: М. А. Швейцером, А. Куросавой («Дерсу Узала»). Снимал с режиссёром Ларисой Шепитько, как художник-постановщик, фильм «Восхождение».
Юрий Ракша путешествовал в дальневосточной тайге, бывал на площадках нефтяников, у геологов, на Байкало-Амурской магистрали. Он делал наброски, зарисовки и потом, возвратившись в Москву и обдумав увиденное, писал свои произведения. Юрий Ракша создал более двухсот живописных полотен, множество графических работ, сотни эскизов к фильмам, проиллюстрировал около двадцати книг.
Умер в 1980 году от острой формы лейкоза в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Семья: жена Ирина Евгеньевна, писатель, и дочь Анна. Сестра — искусствовед Валентина Мефодьевна Сорокина (Теребилова) (1940 г. р.), главный хранитель Художественного музея им. М. В. Нестерова (Уфа).
Картины Ракши (более 200) хранятся в Третьяковской галерее, Башкирском государственном художественном музее имени М. В. Нестерова, частных собраниях.
Наиболее известные картины: «Воскресение» (1968), «Тыл» (1970), «Зимний полустанок» (1968), «Подснежники» (1967—1969), «Моя мама», «Современники», «Наша буровая», «Разговор о будущем», «Моя Ирина», «Продолжение», «Земляничная поляна» (1977), «Писатель Василий Шукшин» (1973), «Рожденным — жить»; триптих «Поле Куликово» («Благословение на битву», «Проводы ополчения», «Предстояние») (1980).
При жизни Юрий Михайлович не провёл ни одной своей персональной выставки. Все состоялись после его смерти. Его работы экспонировались на девятнадцати выставках, в том числе и персональных, в городах и странах: Москва, Ленинград, Загорск, Иркутск, Париж, Лондон, ГДР, Монголия, Польша, Голландия, Токио.
(Из Википедии)
(Продолжение следует)
mysoulgarden.livejournal.com
Сочинение по картине "Проводы ополчения" Ю. Ракши
Сочинение по картине «Проводы ополчения» педагоги предлагают написать ученикам на уроках русского языка и литературы. В данной статье мы дадим советы и рекомендации, необходимые для выполнения данной работы на качественном уровне.
Несколько слов о художнике
Сочинение по картине «Проводы ополчения» будет содержать в себе немало исторических фактов. Но перейдем к личности художника. Юрий Ракша был рождён 2 декабря 1937 года. А ушел из жизни в первый осенний день 1980 года. Ракша был не только талантливым живописцем и графиком, но и художником-постановщиком фильмов.
Он много работал и любил путешествия, поэтому посещал дальневосточную тайгу, наблюдал, как работают нефтяники на площадках, отправлялся в экспедиции вместе с геологами. Видели его и на стройке Байкало-Амурской магистрали. Художник в своих путешествиях делал зарисовки и наброски, а по возвращении в Москву обдумывал увиденные сцены, а затем создавал по ним шедевры.
Природа для Ракши всегда была на первом месте. Он сравнивал ее с храмом или мастерской, где он был прихожанином. Юрий Ракша писал пейзажи классические, а также городские, портреты и произведения бытового и исторического жанра. А также создавал плакаты к фильмам.
Но прежде чем писать сочинение по картине «Проводы ополчения», необходимо знать важную информацию о самом полотне и истории создания.
Как создавался триптих
Возможно, вы удивитесь и даже спросите: «А причём здесь триптих?» При том, что полотно «Проводы ополчения» является фрагментом триптиха под названием «Поле Куликово». Интересуемый нас фрагмент – правая часть шедевра.
Ракша приступил к созданию «Поля» за год до своей смерти. С «Мосфильма» привезли русские народные костюмы. Художник с вдохновением начал работать.
Его жена вспоминает, что в один из вечеров внезапно в квартире раздался телефонный звонок из больницы. Ирина Ракша мигом отправилась туда. Во время беседы врач показал ей анализы крови и сообщил, что Юрий болен белокровием. На тот момент это была уже острая форма лейкоза. Супруга спросила, что же это значит? Доктор ответил, что жить художнику осталось не больше месяца.
Борьба со смертью
Ирина предприняла множество попыток, чтобы продлить жизнь любимого мужа. И надо заметить, ещё год художнику был дарован. Возможно, силы свыше продлили жизнь Юрия для того, чтобы он смог закончить триптих «Поле Куликово». Художник боролся со смертью, он мужественно скрывал муки и боль. Жена видела, как он работал до изнеможения, торопился, чтобы успеть закончить работу.
В августе 1980 года заканчивал Юрий Ракша «Проводы ополчения», а Господь завершал его жизненный путь. Первого сентября художника не стало. Жена Юрия заметила, что даже краски не успели высохнуть. Она считает, что «Куликово поле» держало его на грешной земле. А мы с вами приступаем писать сочинение «Проводы ополчения» по картине Ю. Ракши.
Подготовительный этап
Прежде чем ученик начинает писать сочинение, необходимо составить план. Без него письменная работа не будет иметь логики и стройной композиции. Содержание плана может быть различным. Самое главное, чтобы изложение было последовательным.
Сочинение по картине «Проводы ополчения» должно содержать описание сюжета полотна, а также образов, присутствующих на нем. В заключение следует описать выводы и эмоции, которые вызвала картина при просмотре.
Сюжет полотна
Итак, автор полотна – талантливый художник Юрий Ракша. «Проводы ополчения» (сочинение по данной картине ученикам писать очень полезно) – его предсмертный труд, в который он вложил часть своей души.
Правый фрагмент триптиха, о котором идёт речь, соединил в себе черты нескольких жанров, а именно: классического и городского пейзажа, а также портрета. Чтобы продолжить писать сочинение по картине "Проводы ополчения", надо разобрать сюжет.
В один из солнечных дней женщины и дети провожают на войну мужей, братьев и сыновей. Русское войско окружено туманом. Его ждут кровавые сражения. Многие воины не вернутся с поля битвы. Они отдадут собственную жизнь за Родину, защитив своих близких. Позади виднеются белокаменные стены Московского Кремля, из ворот которых выдвигается русская рать. Переходим к описанию центрального плана.
Сочинение (Ю. Ракша «Проводы ополчения»): образы провожающих
В центре картины изображены женщины и дети. Мы сразу замечаем образ красивой и молодой женщины. Она держит руку на животе, потому что ждет ребенка. Ее лицо печально, но вместе с этим оно прекрасно. На женщине мы видим красивое платье, голову ее украшает венец с драгоценными камнями. Богатое одеяние отличает ее от остальных, потому что перед нами княгиня Евдокия – супруга князя Донского.
Слева от неё стоит сын. Отрок опустил голову, ведь его сердце переполняют тяжёлые предчувствия. Рядом сидящая девочка внимательно смотрит на уходящих отцов. Старается запомнить их лица, чтобы сохранить образы в своей памяти.
По различным историческим документам нам известно, что князь Дмитрий Донской и его супруга Евдокия горячо любили друг друга. Можно догадаться, что испытывает в момент прощания княжна.
Справа от неё, в красном сарафане, от бессилия схватившись за голову, вздыхает молодая девушка. Эта поза выражает ее безмерное горе. Девушка в бело-золотом платке молится, накладывая на себя крестное знамение. Позади толпы стоит старик с посохом. Он благословляет войско. Рядом с ним молодая мать, она прижимает к груди своего сынишку.
Сочинение "Проводы ополчения" по картине Ю. Ракши на этом не заканчивается. Важны выводы и эмоции зрителя. Перед нами простые и знатные люди, которые сплотились перед общим горем. Все они – русские люди. Данная картина призывает нас учиться любить Родину, ценить и уважать людей, которые жили и живут сейчас, а также восхищаться историей и достижениями нашего народа и государства в целом!
Цените и изучайте историю страны для того, чтобы в будущем не совершать ошибок прошлых лет.
fb.ru
.jpg)
