Марат, Жан-Поль. Марат картина
«Смерть Марата» – картина гениального Давида
Жак-Луи Давид (1748-1825) – представитель неоклассицизма во французской живописи. После периода барокко и еще более рафинированного и легкомысленного рококо новым словом стало возвращение к античной простоте в XVIII веке. Самым ярким представителем новой школы стал Давид.
Несколько слов о художественной манере живописца
Начав работать под влиянием Ф. Буше и отдав долг красивости рококо, молодой художник побывал в Риме и вернулся из него, полный новых впечатлений и идей. Он обратил свой взгляд на нравственность и героизм античной истории, на лаконизм изображения. В Риме он написал «Клятву Горациев» в 1784 году. Это произведение стало образцом для большинства художников, чувствующих веление времени. Его с восторгом приняли в Риме и Париже. Именно тогда сформировались черты техники, которой он будет пользоваться долгое время:
- Выделяются фигуры и предметы на первом плане.
- Задний план предназначен, чтобы оттенить их. Используются строгие темные или тусклые тона.
- Композиция предельно лаконична.
- Детали четкие, даны крупными мазками. Это отличает их от воздушности рококо.
Кровавая Великая французская революция
Экономические и политические причины привели к взятию Бастилии в 1789 году, суду над королем в 1792-1793 годах, после учреждения Национального Конвента. Но казнь короля не привела к достатку населения. Оно голодало. В самом Конвенте не было единства. Дворянка, жирондистка Шарлотта Корде была потрясена казнью короля и прибыла в Париж, считая, что Франция находится в руках людей, причиняющих всем зло. Она приехала в Париж и купила в Пале-Рояль кухонный нож. Трижды под предлогом, что хочет предупредить о готовящемся заговоре, она пыталась проникнуть к Марату. В конце концов Марат, болевший экземой и страдавший от невыносимого зуда, принял ее в ванной, где он в последние месяцы всегда работал. Низ ванны, где он сидел, был покрыт простынями, которыми иногда окутывали его плечи. На ванне лежала доска, которая служила ему столом. Сильные головные боли ему успокаивали компрессами из уксуса (сведения из французского источника «Ванна Марата»). После краткой беседы Корде заколола ножом под ключицу ненавистного санкюлота. Ее взяли на месте преступления. Она не отпиралась на суде. Ее казнили. А Марат по прозвищу «Друг народа» стал культовой личностью. На алтарях церквей стояли его бюсты, задрапированные знаменами революции.
Видео по теме
Предварительная работа Давида
Как только художник узнал об убийстве, он сразу кинулся на улицу Кордильеров, на которой жил Марат. Живописец сразу сделал рисунки, которые ему потом помогли написать «Смерть Марата». Картина почти сразу сложилась в единое целое в голове художника. При свечах живописец быстро делал наброски. Его сильно потрясла смерть Марата. Картина даже не была никем заказана. Художник рисовал для себя. Заказ придет на следующий день, как и просьба организовать похороны. Пылкий революционер, Давид видел в убитом героя-мученика. Именно это он постарался выявить в церемонии похорон и соответственно написать «Смерть Марата». Картина должна была стать символом преданности идее и жертвенности. Во время похорон Марата его забальзамированное тело обернули, как это делали с римскими воинами, в белые простыни. Так происходили похороны. "Смерть Марата", картина, история создания которой в целом уже написана, так как Давид сделал все подготовительные работы, предлагает зрителю подумать о памяти и нравственности. Само полотно живописец создал в течение трех месяцев.
«Смерть Марата»: описание картины
«Каждый из нас несет перед родиной ответственность за талант, который он имеет. Истинный патриот должен служить ей охотно, всеми средствами просвещая сограждан и призывая их к возвышенным подвигам и добродетели» – это высказывание Давида. Под таким углом зрения он изобразил смерть Марата. Картина лаконична. Художник не стал писать болезненное состояние кожи пламенного революционера. Композиция проста и смела. Она напоминает тело Христа в произведении «Пьета» Микеланджело или «Погребение» Караваджо. А его рана заставляет вспомнить о копье, которое пробило грудь Иисуса. Тело уже мертвого Марата со свисающей из ванны рукой держит перо. Вторая рука лежит на доске. В ней находится лживое письмо Корде, которое запятнано кровью.
Колорит и детали
На темном фоне стены пучком света выделено упавшее на бортик ванны светлое с кровавой раной тело революционера и белые простыни.
Картина «Смерть Марата» (1793) находится в Брюсселе.
Источник: fb.ruКомментарии
Идёт загрузка...Похожие материалы
Искусство и развлечения "Коронация Наполеона": разбор картины ДавидаНаполеон Бонапарт – великий французский император, коронация которого состоялась 2 декабря 1804 года.Жак-Луи Давид в революционный периодСобытие такого масштаба не могло пройти незамеченным, и На...
Художник, который в своих произведениях отражал все этапы политической жизни Франции, являлся и ярким общественным деятелем, активно участвующим в революционном движении. Основоположник неоклассицизма чутко реагировал...
Искусство и развлечения Надя Рушева: биография, фото, картины, причина смертиСуществует много людей, талант которых открывается еще в раннем детстве. Однако далеко не все они становятся знаменитыми и получают мировую славу. Многие так и остаются никому не известными гениями, которые вынуждены ...
Автомобили Открытый шлем Schuberth: описание и отзывы. Открытый мотоциклетный шлем "Шуберт"Немецкая фирма Schuberth – признанный лидер в производстве шлемов. Их экипировка считается лучшей в мире, они сродни BMW или Mersedes Benz, задают планку для других и создают модели, которые будут держать станда...
В процессе разработки такого грузовика, как Volvo 780 VNL, были использованы американские и европейские традиции автомобилестроения. Возможно, именно благодаря этому удалось создать машину, которую дальнобойщики сейча...
Автомобили Aquila ТагАЗ: отзывы. Aquila ТагАЗ: технические характеристики, фотоСегодня российские автовладельцы могут с легкостью приобщиться к сообществу любителей так называемых спорткаров. Теперь для этого совершенно нет необходимости владеть огромным состоянием или, например, влезать в много...
Автомобили Peugeot 405 - призер Парижского автосалонаИстория появления Peugeot 405 - одного из самых популярных, технически совершенных и надежных автомобилей, берет свое начало в 1987 году, когда дирекция французской автомобилестроительной компании Пежо, почувствовав у...
Довольно часто радиаторы системы охлаждения и печи в автомобилях дают течь. В этом нет вины автопроизводителей: как бы они ни старались, перепады температур с течением времени могут разрушить любую деталь. Спасением в...
Бизнес Как продавать картины через Интернет: пошаговая инструкцияЛюди, которые увлекаются творчеством, нередко задаются вопросом о том, как продавать картины через Интернет. Благо, в наше время есть множество возможностей для каждого. Поэтому любители переносить на холсты свои эмоц...
Бизнес Давид Якобашвили – бизнесмен и коллекционерЯкобашвили Давид Михайлович – сооснователь фирмы «Вимм-Билль-Данн» (ВБД). Член большого количества благотворительных и культурно-просветительских учреждений. Глава РСПП. В этой статье будет описана к...
Смерть Марата — Википедия (с комментариями)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Это статья о картине. Статью о фильме см. Смерть Марата
К:Картины 1793 года«Смерть Марата» (фр. La Mort de Marat) — картина французского художника Жака Луи Давида, является одной из самых известных картин, посвященных Великой Французской Революции.
Картина повествует о судьбе Жана Поля Марата, журналиста радикальной газеты «Друг народа», лидера якобинцев. Марат был одним из наиболее ярых сторонников якобинского террора. Заболев кожной болезнью, Марат не выходил из дома и, чтобы облегчить свои страдания, принимал ванны. 13 июля 1793 года он был заколот ножом в своей квартире дворянкой Шарлоттой Корде.
Надпись на деревянной тумбе — авторское посвящение: «МАРАТУ, Давид». В руке Марата зажат листок с текстом: «13 июля 1793, Мари Анна Шарлотта Корде — гражданину Марату. Я несчастна, а потому имею право на вашу защиту». На самом деле Марат не успел получить эту записку — Корде убила его раньше[1].
Картина была крайне популярна, существует несколько авторских повторений.
Напишите отзыв о статье "Смерть Марата"
Примечания
- ↑ Морозова Е. Шарлотта Корде. — М.: Молодая гвардия, 2009. — С. С. 141, 169.
Ссылки
- [historydoc.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=14785&ob_no=14826 Смерть Марата] на Российском общеобразовательном портале
- [web.archive.org/web/20040822115000/scit.boom.ru/iskustvo/iskustvo_italii58.htm Смерть Марата] и другие картины Давида
- [www.artprojekt.ru/Gallery/David/David01.html Смерть Марата] в Энциклопедии искусства
Отрывок, характеризующий Смерть Марата
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи. – Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.] Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть. – Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа? – Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма… – Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала? – Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера. – Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра. – Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей. – Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера. Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.Смерть Марата, Жак Луи Давид
В созданной, вскоре после написания «Смерти Лепелетье», картине «Смерть Марата» у Давида не осталось и следа рассудочной холодности. Он заговорил со зрителем тоже сдержанно, но с огромным внутренним напряжением и страстной взволнованностью. Впоследствии он отмечал, что эту картину он «писал сердцем».
Смерть Марата.
13 июля 1793 г. Жан-Поль Марат, один из наиболее последовательных вождей революции, прозванный «другом народа», был предательски убит подговоренной жирондистами Шарлоттой Корде. С начала июня Марат был болен и никого из посторонних не принимал. Он страдал нервной экземой и очень серьезным заболеванием крови. Единственное, что облегчало его страдания, были теплые целебные ванны, длившиеся иногда по несколько часов. Он использовал это время для работы (каждый день продолжала выходить издававшаяся им тогда газета «Публицист Французской Республики»), при этом он превратил часть ванны в своеобразный письменный стол. Около полудня 13 июля в дом на улице Кордельеров, где жил Марат, вошла молодая женщина. Она настаивала на немедленном свидании с Маратом, но его жена Симонна ей в этом отказала. К вечеру по почте пришло письмо: «Я из Кана. Ваша любовь к родине должна внушить вам желание узнать о замышленных там заговорах. Я жду вашего ответа». Вслед за письмом раздался звонок и Марат услышал звуки женских голосов, споривших между собой. Он велел пустить к нему составительницу письма. Она села на стул около ванны и стала рассказывать о жирондистском заговоре в Кане. В момент, когда Марат начал писать имена заговорщиков, Шарлотта Корде вонзила нож в грудь Марата. Он умер мгновенно, успев только крикнуть Симонне: «Ко мне, моя дорогая, ко мне!».
Когда известие о смерти Марата было оглашено на заседании Национального Конвента, депутат Гиро произнес следующую речь: «Предводители народа, переход от жизни к смерти длится лишь миг, Марата уж более нет. Народ, ты потерял своего друга! Мы будем тебя оплакивать, Марат, мы воздадим должное прекрасным делам твоей жизни. Свобода была начертана в твоем сердце неизгладимыми письменами. О преступление! Отцеубийственная рука похитила у нас наиболее отважного защитника народа. Он всегда приносил себя в жертву свободе. . . Где ты, Давид? Ты передал потомству образ Лепелетье, умершего за отечество, твоя задача написать еще одну картину.. .»
И Давид, который был тут же в зале Конвента, воскликнул: «Я ее напишу!».
С необычайным творческим подъемом и глубоким сознанием общественного долга Давид принялся за работу. Картина была окончена через три месяца и торжественно представлена в Конвент.
Определяющим для этого произведения является то, что в создании его Давид исходил не из рассудочно возникших образов, а из живого впечатления.
В речи на заседании Конвента 15 июля 1793 г. Давид сказал: «Незадолго до смерти Марата общество якобинцев послало Мора и меня узнать о положении вещей. Я нашел Марата в позе, поразившей меня. Около него был деревянный чурбан, на котором были помещены чернила и бумага; рука его, протянутая из ванны, писала его последние мысли о благе народа».
Таким запечатлел его Давид в своей картине. Основой ее является портретная, глубоко реалистическая трактовка образа.
Давиду незачем было теперь искать художественных аналогий в античности, «иллюзии» и легендарные герои были больше не нужны, сама действительность, полная драматизма, целиком захватила его. И Давид, потрясенный трагической гибелью высоко ценимого им Марата, изобразил сцену его смерти, бережно сохранив черты документальной достоверности. Лучшие принципы революционного классицизма, как художественного метода, использовал здесь Давид в строгих, обобщенных формах и в лаконичном отборе деталей. Он отступил от действительности только в незначительных мелочах, да и то во имя большей полноты содержания образа. В руке умирающего Марата письмо Шарлотты Корде со словами, которые, по мысли художника, должны были подчеркнуть благородство Марата и низкую лживость преступницы: «13 июля 1793 г., Мари-Анна Шарлотта Корде гражданину Марату. — Достаточно быть несчастной, чтобы иметь право на вашу благожелательность. » Скорее всего, Давид сам придумал эту фразу, чтобы тщательно выписанные слова, легко читаемые зрителем, помогали полнее раскрыть все этапы происшедшей драмы.
Руководствуясь, быть может, подобными же соображениями, Давид изобразил на чурбане около ассигнации в 50 су записку следующего содержания: «Эти деньги вы передайте бедной матери пятерых детей, муж которой отправился на защиту отечества». Пусть не было такой записки в момент смерти Марата, но ее содержание чрезвычайно типично для характеристики «друга народа» и той деятельности, которую он вел повседневно. Остальные немногочисленные предметы, помещенные в картине, столь же целеустремленно привлечены художником. Перо в руке Марата и стоящая рядом чернильница повествуют о его неутомимой деятельности до последнего мгновения жизни. Окровавленный нож на полу и рана на груди Марата — свидетельства совершенного злодеяния. Заплата на простыне и деревянный чурбан справа (необходимый своей светлой массой для равновесия композиции) являются своеобразными символами скромного образа жизни Марата. Лаконичная надпись — «Марату Давид. Год второй» — в сущности содержит в себе более развернутую мысль художника: сделано все, что позволил талант, чтобы увековечить образ любимого вождя революции.
Лицо Марата Давид писал с посмертной маски, которую он попросил снять для этой цели; оно передано просто и сильно, с выражением сдержанных страданий. Мазки легко и свободно лепят пластическую форму, создавая живописную поверхность лица, в котором еще сохранился отблеск угасающей жизни. Наклон головы и бессильно свесившаяся рука так естественны, приближение смерти столь ощутимо, что вызывает у зрителя непосредственное чувство сострадания, рождая одновременно гнев к тем, кто совершил это преступление. Таким образом, эмоциональное воздействие картины дано не в узколичном человеческом плане, а социально осмысленно, и в этом огромная идейно-политическая сила произведения. Картина перерастает рамки портрета, являясь героико-революционным произведением.
Особо следует сказать о живописном строе картины. В колорите ее нет нарочито мрачных тонов, он скорее светлый и ясный. Белые тона тканей, как сверкающий ореол, окружают Марата; на груди и простыне алеют киноварные пятна крови, кажущиеся особенно красными от противопоставления глубокому зеленому тону покрывала, закрывающего ванну. Гладкий фон картины, написанный в желтовато-коричневатой тональности, замечателен и по цветовому контрасту к нижней части композиции и тем, что он состоит из множества быстрых неровных мазков, которые как своеобразный вихрь реют над умирающим, сгущаясь и в тоне, и в плотности наложения красок около головы Марата, подобно приближающемуся к нему могильному мраку смерти.
11 октября 1793 г., передавая Конвенту своего «Марата», Давид сказал: «Народ требовал, чтобы ему вернули убитого; он хотел еще раз увидеть дорогие черты вернейшего из своих друзей. Толпа кричала мне: «Давид, возьми свою кисть, отомсти за Марата; пусть побледнеют враги его при виде искаженных черт человека, ставшего жертвой своей любви к свободе. Заставь их завидовать участи того, кого они, не будучи в состоянии подкупить, имели низость приказать умертвить.» Я внял голосу народа и повиновался ему».
Картина была выставлена для всенародного обозрения в аркадах Лувра. Тысячные толпы проходили мимо нее. Революционные массы народа, знавшие и любившие Марата, поняли и оценили произведение Давида. Никогда больше его творчество не имело такого действенного и живого отклика, да и сам Давид никогда не поднялся больше в своих произведениях до такой политической и эмоциональной насыщенности. «Смерть Марата» по праву считается высшим достижением искусства французской революции.
artsabbia.by
art history online » Правда жизни и правда искусства на примере картины “Смерть Марата”
«Смерть Марата» (фр. La Mort de Marat) — картина французского художника Жака Луи Давида, является одной из самых известных картин, посвященных Великой Французской Революции.
Картина повествует о судьбе Жана Поля Марата, журналиста радикальной газеты «Друг народа», лидера якобинцев. Марат был одним из наиболее ярых сторонников якобинского террора. Заболев кожной болезнью, Марат не выходил из дома и, чтобы облегчить свои страдания, принимал ванны. 13 июля 1793 года он был заколот ножом в своей квартире дворянкой Шарлоттой Корде.
Надпись на деревянной тумбе — авторское посвящение: «МАРАТУ, Давид». В руке Марата зажат листок с текстом: «13 июля 1793, Мари Анна Шарлотта Корде — гражданину Марату. Я несчастна, а потому имею право на вашу защиту». На самом деле Марат не успел получить эту записку — Корде убила его раньше.
Картина была крайне популярна, существует несколько авторских повторений.( википедия)
Марат
Жан-По́ль Мара́т (традиционная передача, французское произношение Мара́; фр. Jean-Paul Marat; 24 мая 1743, Будри,Невшательское княжество (ныне — кантон Невшатель) — 13 июля 1793, Париж) — политический деятель эпохи Великой французской революции, врач, радикальный журналист, один из лидеров якобинцев. Известен под прозвищем «Друг народа», в честь газеты, которую он издавал с сентября 1789. Вместе с М. Робеспьером руководил подготовкой восстания 31 мая — 2 июня 1793, отнявшего власть у жирондистов. Один из наиболее ярых сторонников якобинского террора, заложивший основы революционной диктатуры
Марат не был не привлекательным, не героическим.Картина Давида – очередная мифологема на тему французской революции.
Толчок же к подобной мифологизации Французской революции был дан Давидом. Он лично знал Марата и не мог не видеть, что “Друг народа” наделен крайне отталкивающей внешностью, в которой нет решительно ничего благородного. Из описаний Марата, оставленных современниками, следует, что, увлеченный борьбою за счастье народа, он зачастую пренебрегал даже правилами гигиены, не говоря уж о поддержании физической формы. Да и в ванне он, как известно, оказался в роковой для себя час потому, что страдал кожной болезнью, что едва ли добавляло ему привлекательности. Но у Давида мы видим обнаженного атлета, который легко мог бы оказаться, скажем, Агамемноном, убитым Клитемнестрой (тоже во время купания, если верить мифу). Свет падает сверху на благородное и умиротворенное лицо мученика, на его прекрасное тело и белые простыни, подобные сброшенной тоге, но не касается заднего плана. Там вовсе не стена ванной комнаты, там – пустота и сумерки или, если угодно, Вечность. Суровый пафос, почти иконография: даже орудие мученичества – нож – лежит на полу, на переднем плане. Это не смерть современника, друга или уважаемого политического деятеля. Это вершится История. ( Мария Кретинина)
ПОДРОБНО О КАРТИНЕ:
“Слава Франции”, художник Жан Луи Давид, одним из первых обратился к изучению природы и античности, ввел в живопись строгость рисунка и античную чистоту стиля. Сам он говорил, что хочет, чтобы вставший из гроба афинянин не мог отличить его картины от древних греческих произведений. Приняв простоту за основу композиции своих произведений, он добился в своей живописи чистого воспроизведения греческих форм во всей их первозданной истине и классическом совершенстве.
Жан Луи Давид был вождем классицизма во Франции, писал одновременно и чрезвычайно суровые, строгие по композиции картины (прославленных античных борцов за свободу), и блестящие реалистические портреты. Его вдохновенное полотно “Смерть Марата” является примером полного слияния идеала с жизнью, идеалом чистоты классического стиля и страстного революционного энтузиазма.
Имя Жана Луи Давида неразрывно связано с событиями французской буржуазной революции 1789-1794 годов. Он получил от Конвента звание “живописец революции”, был назначен революционным правительством в комиссию по народному просвещению, впоследствии стал членом комиссии по делам искусств.
Среди вождей революции, тесно связанных с народом и отстаивавших его интересы, наибольшей славой и известностью пользовался неистовый публицист, редактор и издатель газеты “Друг народа” Жан Поль Марат. Это он во всеуслышание заявил: “Не будет свободы, не будет безопасности, не будет мира, не будет покоя для французов, не будет надежды на освобождение для других народов, пока не будет срублена голова тирана”. И это он изо дня в день повторял в своей знаменитой газете.
Реакция и буржуазия, вошедшие в сговор с контрреволюционерами, не знали более ненавистного имени, тем более что Марата нельзя было ни устрашить, ни подкупить. Неудивительно, что именно против него ополчились все черные силы контрреволюции.
Марат был тяжело болен, но даже больной он продолжал выпускать газету. Добрый и отзывчивый к простым людям, он охотно принимал у себя дома тех, кто обращался к нему за помощью. Именно этой его доверчивостью и воспользовались враги Марата.
13 июля 1792 года незваная гостья была настойчива, и когда ее не пустили к Марату (он чувствовал себя в этот день особенно плохо), она вернулась во второй раз – уже к вечеру. Привратнице она сказала, что ей необходимо повидать Марата, так как она пришла по важному и срочному делу.
Но привратница все равно не хотела ее пускать, а незнакомка настаивала. Шум спорящих женских голосов услышал Марат, который был в ванной комнате. Он нередко целые часы проводил в ванне, даже работал в ней, потому что вода несколько смягчала его боль. За полчаса до прихода гостьи Марат получил письмо следующего содержания: “Я из Кона. Ваша любовь к родине должна внушить Вам желание узнать о замышляемых там заговорах. Я жду Вашего совета”.
Марат приказал впустить посетительницу. Так к нему вошла Шарлотта Корде.
А через несколько минут раздался крик: “Ко мне, дорогая!” Когда жена Симона бросилась к нему, ее чуть не сбила с ног стремительно бросившаяся к входной двери убийца. Убежать ей не удалось, но Марат был уже мертв: Шарлотта Корде вонзила нож: в его беззащитное тело.
На следующий день в Конвенте гражданин Гиро, глава делегации от народа, заявил: “Наш взор еще ищет его среди Вас, депутаты. А он уже мертв и покоится на смертном одре. – И, обращаясь к Давиду, воскликнул: – Где твои кисти, Давид? Ты запечатлел для будущих поколений облик Лепелетье, погибшего, чтобы его родина была свободна. Ты должен написать еще одну картину. Ты знаешь какую, Давид!”
“Я готов”, – ответил художник.
Давид хорошо знал Марата, дружил с ним, восхищался его полемическими статьями. Когда в апреле 1793 года жирондисты хотели арестовать Марата в зале Конвента, Давид бросился на его защиту. Накануне смерти Марат принял Давида и еще нескольких членов Конвента в той самой ванной комнате, в которой впоследствии был убит…
Когда тема глубоко волновала Давида, он работал напряженно и быстро. Так было и на этот раз: уже через два часа после смерти, склонившись над трупом Марата, художник рисует голову, обернутую мокрым полотенцем, из-под которого выбиваются пряди волос, и приоткрытые губы, с которых слетело последнее дыхание. Рисунок этот был выполнен пером, причем выпуклость форм и теней на нем получилась благодаря перекрещивающимся линиям, как на гравюре (эта техника у Давида больше никогда не повторялась). Страшное волнующее сходство полуоткрытого рта, искаженного гримасой, едва смягчено закрытыми глазами.
Картина поглощала теперь все время Давида, свободное от дел. Он действительно работал над ней и ночью, при свечах, а засыпая, видел ее во сне. Было страшно хоть на миг прервать работу. Художник боялся, что память не выдержит колоссального напряжения, что начнет стираться жившая в его сознании картина последних дней жизни Марата. Но, напротив, воспоминания делались все острее, а временами становилось нестерпимо от почти физически ощущаемой боли.
Замечательная картина была создана всего за три месяца, потому что все способствовало созданию подлинного произведения искусства – и личная дружба, и драматическая сила события, и художественное мастерство живописца.
Но как изобразить страшную минуту смерти Марата? Давид понимал, что только сдержанностью, только простотой изображения сумеет он добиться своей цели. Надо было, чтобы картина вызывала не страх перед смертью, а гнев против убийц. А еще ему хотелось любовно передать величественный облик гражданина, смерть которого оплакивала вся Франция.
В прежних картинах Жан Луи Давида было еще много условностей, которые мешали видеть главное. Теперь следовало забыть все внешнее и показное, найти линии и краски, единственно достойные происшедшей трагедии. Надо было отлить гнев и горе в такие формы, которые и много веков спустя сохранят величие дел Марата и печаль, принесенную его смертью.
Жан Луи Давид изобразил Марата в следующий после убийства момент, в скудной освещенной ванной комнате, с повязанной полотенцем головой. В картине нет ничего надуманного, ничего искусственного, художник устранил все лишнее, оставив лишь минимальное количество предметов, но зато каждый из них выразительно служит поставленной цели. Суровая в своей простоте композиция, чеканные скульптурные формы, подчеркнутый контраст света и тени, строгий колорит и темное пространство фона, на котором выделяется бессильно поникшее тело Марата, – все это делает картину похожей на надгробный памятник. Короткая надпись: “Марату – Давид” – еще больше усиливает это впечатление.
Сам Давид считал портрет низшим жанром живописи, но в этом портрете он обратился к проблеме вождя и героя, и потому из-под его кисти вышло историческое полотно. Художник изобразил Марата среди предметов, бывших свидетелями его смерти. Обрубок, на котором пишет Марат, наводит на мысль о его нетребовательности в личной жизни и скудости средств, для которых, если они появлялись, он находил другое употребление. На краю чурбана лежит ассигнация и записка, на которой можно прочитать: “Отдайте эту ассигнацию той матери шестерых детей, чей муж умер за родину”.
В руке Марата зажато то самое письмо с текстом: “13 июля 1793 года: “Анна-Мария-Шарлотта Корде. Достаточно того, что я была несчастна, чтобы рассчитывать на Вашу благожелательность”. На полу валяется окровавленный нож, которым только что был нанесен смертельный удар.
Итальянский искусствовед Л. Вентури отмечал, например: “В картине все заострено до крайности: “желтый цвет скамеечки, зеленый – одеяла, белый – простынь и бумаги, трупный оттенок кожи. Все здесь безжалостно точно, вплоть до глубокого черного фона, который действует на зрителя просто устрашающе…
Картина скорее передает не боль о потерянном друге, а смятение перед кровавым зрелищем. Оно бьет по нервам, но не задевает души”.
Да, Давид действительно был документально точен, поэтому на его картине все изображено, как было: и ванна, и смертельно раненный Марат, и листок в его руке, и деревянный чурбан, и чернильница, и бумаги. Но написанное гениальной кистью, все было согрето таким теплым и добрым чувством, что это полотно никого не могло оставить равнодушным. Поэтому знатоки искусства, тонкие ценители, да и скептики, которых было немало в Конвенте, просто не нашли что сказать. Эта смерть, во всей своей ужасающей простоте, была уже за гранью искусства. Депутаты молча смотрели на холст, который неожиданно оказался простым и холодным, но они были восхищены: никто еще не видел такого Марата – мертвого и одновременно живого. Не случайно французский поэт Шарль Бодлер писал впоследствии: “Перед нами драма во всем ее ужасе. Благодаря необычайной силе передачи, превратившей это произведение в шедевр Давида, в одно из чудес современного искусства, в нем нет ничего тривиального, низменного. В этой картине есть одновременно и что-то нежное, и что-то хватающее за душу. В холодном воздухе этой комнаты, на этих холодных стенах, вокруг этой холодной и зловещей ванны чувствуется веяние души”.
Картина Давида настолько полно выражала всеобщие чувства, что Конвент вынес особое постановление о воспроизведении этого произведения в гравюре, отчего оно стало еще более известным. Этот портрет вместе с портретом Лепелетье (тоже кисти Жана Луи Давида) Конвент поместил в своем зале заседаний и постановил: “…они не могут быть изъяты отсюда ни под каким предлогом последующими законадателями”. Но после термидорианского переворота картины были убраны, и сейчас “Смерть Марата” находится в Брюссельском музее.
“Сто великих картин” Н.A.Иoнина, издательство “Вече”, 2002г
Tags: зарубежное искусство 19 века, исторический жанр, классицизм, французское искусство
arthistoryonline.ru
Давид Ж. Л.«Смерть Марата» . Шедеврах живописи
"Слава Франции", художник Жан Луи Давид, одним из первых обратился к изучению природы и античности, ввел в живопись строгость рисунка и античную чистоту стиля. Сам он говорил, что хочет, чтобы вставший из гроба афинянин не мог отличить его картины от древних греческих произведений. Приняв простоту за основу композиции своих произведений, он добился в своей живописи чистого воспроизведения греческих форм во всей их первозданной истине и классическом совершенстве.Жан Луи Давид был вождем классицизма во Франции, писал одновременно и чрезвычайно суровые, строгие по композиции картины (прославленных античных борцов за свободу), и блестящие реалистические портреты. Его вдохновенное полотно "Смерть Марата" является примером полного слияния идеала с жизнью, идеалом чистоты классического стиля и страстного революционного энтузиазма.
Имя Жана Луи Давида неразрывно связано с событиями французской буржуазной революции 1789-1794 годов. Он получил от Конвента звание "живописец революции", был назначен революционным правительством в комиссию по народному просвещению, впоследствии стал членом комиссии по делам искусств.
Среди вождей революции, тесно связанных с народом и отстаивавших его интересы, наибольшей славой и известностью пользовался неистовый публицист, редактор и издатель газеты "Друг народа" Жан Поль Марат. Это он во всеуслышание заявил: "Не будет свободы, не будет безопасности, не будет мира, не будет покоя для французов, не будет надежды на освобождение для других народов, пока не будет срублена голова тирана". И это он изо дня в день повторял в своей знаменитой газете.
Реакция и буржуазия, вошедшие в сговор с контрреволюционерами, не знали более ненавистного имени, тем более что Марата нельзя было ни устрашить, ни подкупить. Неудивительно, что именно против него ополчились все черные силы контрреволюции.
Марат был тяжело болен, но даже больной он продолжал выпускать газету. Добрый и отзывчивый к простым людям, он охотно принимал у себя дома тех, кто обращался к нему за помощью. Именно этой его доверчивостью и воспользовались враги Марата.
13 июля 1792 года незваная гостья была настойчива, и когда ее не пустили к Марату (он чувствовал себя в этот день особенно плохо), она вернулась во второй раз - уже к вечеру. Привратнице она сказала, что ей необходимо повидать Марата, так как она пришла по важному и срочному делу.
Но привратница все равно не хотела ее пускать, а незнакомка настаивала. Шум спорящих женских голосов услышал Марат, который был в ванной комнате. Он нередко целые часы проводил в ванне, даже работал в ней, потому что вода несколько смягчала его боль. За полчаса до прихода гостьи Марат получил письмо следующего содержания: "Я из Кона. Ваша любовь к родине должна внушить Вам желание узнать о замышляемых там заговорах. Я жду Вашего совета".
Марат приказал впустить посетительницу. Так к нему вошла Шарлотта Корде.
А через несколько минут раздался крик: "Ко мне, дорогая!" Когда жена Симона бросилась к нему, ее чуть не сбила с ног стремительно бросившаяся к входной двери убийца. Убежать ей не удалось, но Марат был уже мертв: Шарлотта Корде вонзила нож: в его беззащитное тело.
На следующий день в Конвенте гражданин Гиро, глава делегации от народа, заявил: "Наш взор еще ищет его среди Вас, депутаты. А он уже мертв и покоится на смертном одре. - И, обращаясь к Давиду, воскликнул: - Где твои кисти, Давид? Ты запечатлел для будущих поколений облик Лепелетье, погибшего, чтобы его родина была свободна. Ты должен написать еще одну картину. Ты знаешь какую, Давид!"
"Я готов", - ответил художник.
Давид хорошо знал Марата, дружил с ним, восхищался его полемическими статьями. Когда в апреле 1793 года жирондисты хотели арестовать Марата в зале Конвента, Давид бросился на его защиту. Накануне смерти Марат принял Давида и еще нескольких членов Конвента в той самой ванной комнате, в которой впоследствии был убит...
Когда тема глубоко волновала Давида, он работал напряженно и быстро. Так было и на этот раз: уже через два часа после смерти, склонившись над трупом Марата, художник рисует голову, обернутую мокрым полотенцем, из-под которого выбиваются пряди волос, и приоткрытые губы, с которых слетело последнее дыхание. Рисунок этот был выполнен пером, причем выпуклость форм и теней на нем получилась благодаря перекрещивающимся линиям, как на гравюре (эта техника у Давида больше никогда не повторялась). Страшное волнующее сходство полуоткрытого рта, искаженного гримасой, едва смягчено закрытыми глазами.
Картина поглощала теперь все время Давида, свободное от дел. Он действительно работал над ней и ночью, при свечах, а засыпая, видел ее во сне. Было страшно хоть на миг прервать работу. Художник боялся, что память не выдержит колоссального напряжения, что начнет стираться жившая в его сознании картина последних дней жизни Марата. Но, напротив, воспоминания делались все острее, а временами становилось нестерпимо от почти физически ощущаемой боли.
Замечательная картина была создана всего за три месяца, потому что все способствовало созданию подлинного произведения искусства - и личная дружба, и драматическая сила события, и художественное мастерство живописца.
Но как изобразить страшную минуту смерти Марата? Давид понимал, что только сдержанностью, только простотой изображения сумеет он добиться своей цели. Надо было, чтобы картина вызывала не страх перед смертью, а гнев против убийц. А еще ему хотелось любовно передать величественный облик гражданина, смерть которого оплакивала вся Франция.
В прежних картинах Жан Луи Давида было еще много условностей, которые мешали видеть главное. Теперь следовало забыть все внешнее и показное, найти линии и краски, единственно достойные происшедшей трагедии. Надо было отлить гнев и горе в такие формы, которые и много веков спустя сохранят величие дел Марата и печаль, принесенную его смертью.
Жан Луи Давид изобразил Марата в следующий после убийства момент, в скудной освещенной ванной комнате, с повязанной полотенцем головой. В картине нет ничего надуманного, ничего искусственного, художник устранил все лишнее, оставив лишь минимальное количество предметов, но зато каждый из них выразительно служит поставленной цели. Суровая в своей простоте композиция, чеканные скульптурные формы, подчеркнутый контраст света и тени, строгий колорит и темное пространство фона, на котором выделяется бессильно поникшее тело Марата, - все это делает картину похожей на надгробный памятник. Короткая надпись: "Марату - Давид" - еще больше усиливает это впечатление.Сам Давид считал портрет низшим жанром живописи, но в этом портрете он обратился к проблеме вождя и героя, и потому из-под его кисти вышло историческое полотно. Художник изобразил Марата среди предметов, бывших свидетелями его смерти. Обрубок, на котором пишет Марат, наводит на мысль о его нетребовательности в личной жизни и скудости средств, для которых, если они появлялись, он находил другое употребление. На краю чурбана лежит ассигнация и записка, на которой можно прочитать: "Отдайте эту ассигнацию той матери шестерых детей, чей муж умер за родину".
В руке Марата зажато то самое письмо с текстом: "13 июля 1793 года: "Анна-Мария-Шарлотта Корде. Достаточно того, что я была несчастна, чтобы рассчитывать на Вашу благожелательность". На полу валяется окровавленный нож, которым только что был нанесен смертельный удар.
Итальянский искусствовед Л. Вентури отмечал, например: "В картине все заострено до крайности: "желтый цвет скамеечки, зеленый - одеяла, белый - простынь и бумаги, трупный оттенок кожи. Все здесь безжалостно точно, вплоть до глубокого черного фона, который действует на зрителя просто устрашающе...
Картина скорее передает не боль о потерянном друге, а смятение перед кровавым зрелищем. Оно бьет по нервам, но не задевает души".
Да, Давид действительно был документально точен, поэтому на его картине все изображено, как было: и ванна, и смертельно раненный Марат, и листок в его руке, и деревянный чурбан, и чернильница, и бумаги. Но написанное гениальной кистью, все было согрето таким теплым и добрым чувством, что это полотно никого не могло оставить равнодушным. Поэтому знатоки искусства, тонкие ценители, да и скептики, которых было немало в Конвенте, просто не нашли что сказать. Эта смерть, во всей своей ужасающей простоте, была уже за гранью искусства. Депутаты молча смотрели на холст, который неожиданно оказался простым и холодным, но они были восхищены: никто еще не видел такого Марата - мертвого и одновременно живого. Не случайно французский поэт Шарль Бодлер писал впоследствии: "Перед нами драма во всем ее ужасе. Благодаря необычайной силе передачи, превратившей это произведение в шедевр Давида, в одно из чудес современного искусства, в нем нет ничего тривиального, низменного. В этой картине есть одновременно и что-то нежное, и что-то хватающее за душу. В холодном воздухе этой комнаты, на этих холодных стенах, вокруг этой холодной и зловещей ванны чувствуется веяние души".
Картина Давида настолько полно выражала всеобщие чувства, что Конвент вынес особое постановление о воспроизведении этого произведения в гравюре, отчего оно стало еще более известным. Этот портрет вместе с портретом Лепелетье (тоже кисти Жана Луи Давида) Конвент поместил в своем зале заседаний и постановил: "...они не могут быть изъяты отсюда ни под каким предлогом последующими законадателями". Но после термидорианского переворота картины были убраны, и сейчас "Смерть Марата" находится в Брюссельском музее.
worldartdalia.blogspot.com
Марат Жан-Поль - Русская историческая библиотека
Марат до Великой Французской революции
Жан-Поль Марат
(Jean-Paul Marat, 1744-1793) — французский революционер; родился в Швейцарии, получил хорошее образование в доме отца, довольно известного врача. Потеряв родителей, он снискивал пропитание уроками и врачебной практикой, переезжая из города в город. Марат более 10 лет прожил в Англии и Голландии и выступил здесь с рядом книг и брошюр, создавших ему многочисленных врагов страстностью тона и резкими нападками на авторитеты. В 1773 году Марат издал книгу: «О человеке или принципы влияния души на тело и тела на душу», вовлекшую его в полемику с Вольтером, а затем – революционную брошюру «Цепи рабства». Его тогдашние естественнонаучные труды полны неимоверно высокомерными отзывами о таких ученых как Ньютон, д'Аламбер, Лавуазье. В 1779–1787 Марат был врачом графа Артуа. В 1780 он представил на конкурс свой «План уголовного законодательства». Высказываясь в духе просветителей о правах низших классов, Марат в том числе проводит и мысль, что «никакой избыток не должен принадлежать кому-либо по праву, пока есть люди, нуждающиеся в насущном».
Марат после начала революции
В 1789 Марат написал «Дар отечеству», «Перечень пороков английской конституции», составил проект установления конституционной монархии, а с началом великой французской революции стал издавать знаменитую газету «Друг народа», выходившую с 12 сентября 1789 по самый день смерти Марата, под разными названиями. Изобличая в ней врагов народа, Марат одинаково резко обрушивался на королевскую семью, министров и членов созданного революцией Национального собрания. «Друг народа» сильно помог распространению среди народа, особенно парижан, крайнего радикального революционного фанатизма; популярность его выразилась и во многих подделках под него. Одержимый тон газеты вызвал против Марата преследования. Одно время ему пришлось скрываться в подвалах. Раз он даже бежал в Англию — но эти гонения лишь сделали его ещё свирепее: он стал говорить о необходимости обновления общества казнями тысяч и сотен тысяч изменников. В конце 1791 Марат переселился в Лондон, где стал писать книгу: «Школа гражданина», но в апреле 1792 г. вернулся в Париж и с удвоенной энергией взялся за свою газету. Жирондисты требовали привлечь его к суду за подстрекательство к убийствам. Марат отвечал им страшной ненавистью, тем более, что опять его печатные станки стали уничтожать и опять ему пришлось прятаться по подвалам.
Марат и якобинский террор
Переворот десятого августа 1792 принёс ему власть и влияние. В этот день он распространил в городе плакат, в котором призывал убивать всех антиреволюционеров. Марат был избран в члены наблюдательного комитета коммуны и своей проповедью сильно содействовал сентябрьским убийствам; он же подписал и, вероятно, редактировал циркуляр комитета коммуны, в котором эти столичные убийства оправдывались, и народ призывали повторить их в провинции (потом Марат отрицал свое участие в этом и называл сентябрьские события "несчастными"). Избранный в конвент от Парижа, сделался главой монтаньяров и главной мишенью жирондистских ораторов. Жирондисты стали требовать предания Марата суду за опубликованное им, в качестве президента якобинцев, воззвание, в котором он заявлял, что внутри конвента таится контрреволюция. Несмотря на протесты Дантона, Марата 14 апреля 1793 привлекли к суду за проповедь роспуска собрания и призывы к убийству и грабежам. Однако 24 апреля 1793 революционный трибунал единогласно оправдал его, и Марат с триумфом вернулся в конвент.
Шарлотта Корде - девушка, убившая Марата
Теперь Марат задался планом уничтожить жирондистов; он был одним из главных вдохновителей их проскрипции. Сильно заболев от волнений, он не выходил из дома и с целью лечения постоянно принимал ванны. 13 июля 1793 дворянка-жирондистка Шарлотта Кордэ (принадлежавшая к роду потомков великого драматурга Корнеля) пришла в дом Марата якобы с целью сообщить ему список «врагов народа». Марат не постеснялся принять Шарлотту, сидя в ванне. Пока Марат записывал имена вымышленных «заговорщиков против республики», обещая вскоре отправить их всех на гильотину, Корде нанесла ему смертельный удар кинжалом.
16 июля 1793 тело убитого Марата было с большим торжеством похоронено в саду клуба кордельеров; сердце его вынули и поместили в зале заседаний этого клуба. На следующий день Шарлотта Корде после мужественного поведения на суде была казнена на гильотине. 21 сентября 1794 тело Марата было перенесено в Пантеон, но 8 вантоза III года вынесено из него; в тот же день золотая молодежь бросила бюст Марата в клоаку.
Смерть Марата. Картина Жака-Луи Давида
Ипполит Тэн о Марате
Лучшую психологическую и историческую характеристику Марата даёт в четвёртом томе своего «Происхождения современной Франции» незаслуженно забытый историк Ипполит Тэн. Ниже приводится слегка сокращённый и адаптированный отрывок этой характеристики:
Несоразмерность способностей и притязаний Марата
Между якобинцами три человека, Марат, Дантон, Робеспьер, приобрели первенствующее положение и власть. Это объясняется тем, что благодаря уродству или неправильному строению своего ума и своего сердца, они выполнили требуемые условия. Из них трех Марат чудовищнее всех. Он почти стоит на границе сумасшествия, в нем можно отметить главные черты безумия: яростную экзальтацию, постоянное возбуждение, лихорадочную деятельность, неиссякаемую страсть к писанию, автоматизм мысли и столбняк воли, под влиянием и давлением idée fixe, кроме того обычные физические симптомы: бессонницу, сероватый цвет лица, крайнюю нечистоплотность. Последние пять месяцев Марат был весь покрыт лишаями и чувствовал зуд во всем теле. Родители его были совершенно противоположных рас, отец Марата был испанского происхождения, а мать швейцарка. С физической стороны он недоносок, а с нравственной, человек претендующий играть выдающуюся роль. Его отец, доктор, предназначал Марата с самого раннего детства быть ученым, мать его идеалистка, подготовила его быть филантропом, и он сам всегда стремился к этим двум целям.
«Когда мне было пять лет, – говорит Марат, – я стремился быть школьным учителем, в пятнадцать лет профессором, в восемнадцать – писателем, гением‑творцом в двадцать лет, а затем и до конца жизни апостолом и мучеником человечества. С ранних лет я был снедаем любовью к славе, страстью, менявшей свой объект в течение разных периодов моей жизни, но не оставившей меня ни на одно мгновение». В течение тридцати лет Марат блуждал по Европе или прозябал в Париже. Он был писателем, которого освистывали, ученым, которого не признавали, философом, которого не знали, третьестепенным публицистом, жаждущим известности и славы, вечным претендентом и вечным отверженцем; между притязаниями Марата и его способностями несоответствие было слишком значительное. Лишенный таланта, неспособный к критике, человек посредственного ума, Марат был создан, только чтобы быть учителем или более или менее решительным доктором. Но он говорит, что всегда отказывался от всякого дела, в котором не мог добиться крупных результатов и в котором не мог быть оригинальным.
Однако когда Марат пробует что-либо сочинять, он подражает или же впадает в ошибки. Его трактат «О человеке» – нагромождение физиологических и моральных мест, отрывков плохо воспринятых и непонятых сочинений, взятых наудачу имен, ни на чем не основанных, нелепых предположений, в котором соединяются учения семнадцатого и восемнадцатого столетия и порождают одни только пустые фразы. «Душа и тело, – пишет там Марат, – являются различными субстанциями, не имеющими между собою никакой необходимой связи и соединенными между собою одним только нервным током». Этот ток приводит в движение душу, которая в свою очередь приводит в движение ток, поэтому‑то она находится в мозговое оболочке. «Оптика» Марата – полное отрицание великой истины найденной Ньютоном столетие назад и проверенной столетием опытов и вычислений. По вопросу о тепле и электричестве Марат высказывает только легковесные гипотезы: в один прекрасный день, припертый к стене, он вводит иголку в резиновую палку, чтобы сделать ее проводником, и физик Шарль изобличает его в научном мошенничестве. Марат не в состоянии понять великих изобретателей, своих современников, Лапласа, Монжа, Лаваузье, Фуркруа, напротив, он клевещет на них, подобно мятежному узурпатору, стремящемуся занять место законных властей, не имея на это никаких прав.
В политике Марат присоединяется к модной тогда нелепости – общественному договору, основанному на естественном праве, и он делает ее еще глупее, присоединяя сюда рассуждения грубых социалистов, затерявшихся в морали физиологов, основывавших право на физической потребности. «Из одних только потребностей человека, – пишет Марат, – проистекают все его права... Когда у кого-нибудь нет ничего, он имеет право отобрать у другого силой то, в чем у него излишек… Он имеет право отобрать у него необходимое и, чтобы только не погибнуть от голода, он имеет право задушить другого человека и пожрать его еще трепещущее тело. Для сохранения своей жизни человек имеет право посягать на собственность, свободу, даже на жизнь других людей, чтобы избегнуть ига он имеет право угнетать, порабощать и убивать. Для обеспечения своего счастья он имеет право решаться на все».
Бред честолюбия Марата
Отсюда вполне ясны последствия. Но каковы бы они ни были, что бы ни писал и ни делал Марат, он всегда восхищается собой, столь же гордясь своим энциклопедическим бессилием, как и своей социальной зловредностью. Марат полагает, что он сделал в физике бессмертные открытия: «Они произведут полный переворот в оптике... До меня настоящие, первоначальные цвета были неизвестны». Он – Ньютон и даже больше того. До него «не знали, какое место занимает в природе электрический ток... Я открыл его и указал на его роль, так что теперь никаких сомнений быть не может». До его трактата о человеке отношения, существовавшие между физикой и моралью, были непонятны. «Декарт, Гельвеций, Галлер, Лекст, Юм, Вольтер, Бонне, делали из этого непроницаемый секрет, тайну». Марат уверяет, что он раскрыл тайну, установил местопребывание души, указал посредника, через которого сообщаются душа и тело. В высших науках о природе или человеческом обществе, утверждает Марат, он дошел до конца. «Я полагаю, что исчерпал почти все комбинации человеческого ума по вопросам морали, философии и политики». Он не только открыл истинную теорию Государства, но он сам государственный человек, опытный практик, способный предвидеть будущее и создавать его. Он делает предсказания и притом совершенно верные, средним числом два раза в неделю: в первые дни Конвента Марат уже считает за собой «триста предсказаний главных событий Революции, вполне оправдавшихся фактами».
Убитый Марат. Рисунок Давида
Находя, что члены Учредительного собрания разрушают и снова воссоздают слишком медленно, Марат заявляет, что он в состоянии все уничтожить и снова воссоздать в совершенном виде в одно мгновение. «Если бы я был народным трибуном, и меня поддерживало несколько тысяч решительных людей, я ручаюсь за то, что через шесть недель конституция была бы совершенна, что политическая машина работала бы вполне исправно, что нация была бы свободна и счастлива, что менее чем через год страна была бы в цветущем состоянии и внушала бы уважение своим врагам и что все это было бы до тех пор, пока бы я был в живых». В случае необходимости он может быть генералом и притом победоносным. По словам Марата, достаточно будет ему только видеть два раза, каким образом сражаются вандейцы, чтобы найти средство кончить войну «после первой же схватки». – «Если бы я мог переносить путевые лишения, я предложил бы себя для осуществления моих планов; во главе маленького отряда надежных войск легко уничтожить в один день всех мятежников до одного. Я понимаю кое‑что в военном искусстве, и я мог бы без самохвальства отвечать за успех».
Если существуют неудачи, то только потому, что не слушались советов Марата. Он великий политический врач. С самого начала Революции диагноз Марата был всегда верен, его предсказания были безошибочны, его терапевтика была действительно человечна и спасительна. Марат претендует на то, что всегда приносит с собою панацею, пусть же будет ему дано ее и применить. Для того же, чтобы она хорошо действовала, он сам должен ее применить. Поэтому дайте Марату в руки общественный ланцет, чтобы он мог произвести гуманитарное кровопускание. «Таково было мое мнение, я его высказал в своих печатных произведениях, я подписался под ним, и я не краснею за это. Если вы неспособны меня понимать, тем хуже для вас». Другими словами в глазах Марата, Марат – превосходящий всех своим гением и характером, является единственным спасителем.
По подобным признакам врач тотчас же признал бы в Марате одного из помешанных с проблесками разума, которых не запирают в больницы, но которые тем более опасны. Это – честолюбивый бред, хорошо известный в домах для сумасшедших. У этого бреда два источника: ненормальность суждения и громадный избыток самолюбия, и нигде эти оба источника не были так обильны как у Марата. Никогда человек после такой разнообразной культуры не имел столь неисцелимо ложного ума. Никогда человек не имел и не сохранял столь высокого представления о самом себе. Так как Марат обладает способностью не видеть вещи такими, какими они являются на самом деле, он может приписать себе положительные качества и гениальность. Убежденный в том, что он обладает и этими качествами и гениальностью, Марат принимает свои посягательства за заслуги, а свои причуды за истины. С этого момента и своим естественным течением болезнь усложняется: к честолюбивому бреду присоединяется мания преследования. Ведь очевидные и доказанные истины, которые возвещает Марат, должны были бы сразу быть понятыми всеми; если этого не случается, и они глохнут, это значит, что против него шли враги его или завистники; очевидно против него устраивали все время заговоры.
Мания преследования у Марата
По словам Марата, сначала против него составился заговор философов: когда его трактат «О человеке» был выслан из Амстердама в Париж, «они почувствовали, какой удар я наношу их принципам, и добились того, что книгу задержали в таможне». Затем против Марата последовал заговор докторов: «Они с болью высчитывали размеры моих заработков... Я мог бы доказать в случае необходимости, что они устраивали частые собрания, чтобы придумать самые действительные средства меня оклеветать». Наконец против Марата якобы возник заговор академиков. «Академия наук не прекращала против меня в течение десяти лет недостойных преследований, после того как она убедилась, что мои открытия в области света уничтожали все её вековые исследования и что я вовсе и не думал стать её членом... Поверите ли, что шарлатаны этого ученого учреждения добились того, что обесценили мои открытия во всей Европе, восстановили против меня все ученые общества и закрыли передо мной все газеты». Естественно, что мнимый угнетаемый Марат защищается, то есть нападает. Естественно, что, раз он нападает, его отталкивают, и теперь уже Марат имеет дело не с воображаемыми, а с настоящими врагами, в особенности в политике, где он из принципа проповедует каждый день мятеж и убийство. Естественно поэтому, что Марата преследуют, что он должен бежать и жить по месяцам подобно летучей мыши «в погребе, в подземелья и в темном тайнике». Однажды, говорит друг Марата, Панис, он провел наедине со своей мечтой шесть недель сидя на одном месте, подобно безумному в своей камере. Нет ничего удивительного, что при подобных условиях бред Марата усиливается и превращается в постоянный кошмар, что он видит всех: и людей и вещи – в увеличительном и изогнутом зеркале, что, когда иногда болезнь Марата обостряется, его врач пускает ему кровь, чтобы предотвратить усиление болезни.
Посмертная маска Марата
Но болезнь уже сложилась, отныне в мозгу Марата существуют самые нелепые, даже физически и математически невозможные представления. «Патриотическая контрибуция, – говорит он, – должна дать 4860 миллионов и, может быть, вдвое больше; с этой суммой Неккер может вооружить 500000 человек, и он рассчитывает на это, чтобы подчинить себе Францию». Со времени взятия Бастилии, «растраты одного только муниципалитета превышают 200 миллионов, считают, что Байи положил себе в карман более двух миллионов, а то, что в течение двух лет положил себе в карман Лафайет, не поддается учету». 15 ноября 1791 года Марат утверждает, что скопище эмигрантов заключает в себе «не менее 120.000 бывших дворян и партизан и дисциплинированных солдат, не считая сил немецких князей, которые должны присоединиться, к ним». Подобно собратьям Марата из сумасшедшего дома Бисетр ему представляются ужасы и гнусности, перед его глазами проходят ужасные или отвратительные видения. По мнению Марата, ученые, не пожелавшие восхищаться им – дураки, шарлатаны и плагиаторы. Лаплас и Монж, простые автоматы, являются только счетными машинами; Лавуазье, «мнимый автор всех наделавших шуму изобретении, не имеет ни одной оригинальной мысли», он грабит других, не понимая их, и «меняет системы как рубашки». Все они мошенники: «Я, – заявляет Марат, – мог бы привести сто случаев подлости господ академиков Парижа, сто растрат доверенных сумм». Им было доверено 12.000 франков для изыскания средства управления воздушными шарами, «а они поделили их между собой и промотали их в Рапе, в Опере и у девок».
В политике, где прения являются схватками, дело обстоит еще хуже: друг народа Марат может иметь противниками только злодеев. Какая нелепость хвалить отвагу и бескорыстие Лафайета! Если он отправился в Америку то только из чувства неудовлетворенной любви, только потому, что его отвергла какая‑то Мессалина, и кроме того, он – вор. Байи тоже вор, а Малуэ – паяц. Неккер, по словам Марата, задумал «ужасное дело – извести голодом и отравить народ, он навсегда навлек на себя проклятие французов и презрение человеческого рода». Что такое Учредительное собрание, как не «сборище людей низких, подлых и неспособных?» «Гнусные законодатели, подлые злодеи, – вопит Марат, – вы вместе с монархом торгуете нашими состояниями, нашими правами, нашими свободами и нашими существами!» «Второе, Законодательное, собрание не менее гнило, чем первое», Учредительное. Когда безумец, вроде Марата, видит везде вокруг себя, на полу, на стенах, на потолке, скорпионов, пауков, когда он видит, как кишат вонючие и ядовитые паразиты, он только и думает о том, чтобы их раздавить и тогда у людей типа Марата наступает последний период умственного расстройства: после бреда честолюбия, мании преследования и постоянного кошмара наступает мономания убийства.
Мания убийств у Марата
С первых же месяцев Революции эта мания овладевает Маратом; она была ему прирождена, он отдался ей из принципов и сознательно. Никогда рассудительное безумие не проявлялось более резко. Исходя из «физической необходимости прав человека», Марат приходит к заключению, «что общество должно обеспечить поддержку тем из своих членов, которые не имеют никакой собственности и которые едва могут удовлетворить свои потребности трудом. Общество должно позаботиться об их пище, о помещении и одежде, оно должно дать им возможность лечиться в случае нездоровья, старости и воспитать своих детей. Те, у которых имеется излишек, – возглашает Марат, – должны удовлетворять потребности чувствующих нужду в самом необходимом». В противном случае, полагает Марат, «честный гражданин, которого общество предоставляет нищете и отчаянию, возвращается к естественному состоянию и имеет право требовать с оружием в руках преимущества, которые он отчуждил только для того, чтобы получить более крупные преимущества. Всякая власть, оказывающая ему сопротивление, является властью тиранической и судья присуждающей его к смерти – подлый убийца». Таким образом, оправдываются бесчисленные мятежи, вызываемые голодовками, и так как эти голодовки постоянны, ежедневные мятежи, по мнению Марата, вполне законны.
С другой стороны, выставив принципом верховенство народа, Марат выводит из него «священное право давших полномочия отозвать своих делегатов», схватить их за горло, если они нарушают свой долг, страхом заставить их исполнять свой долг, свернуть им шею, если когда-нибудь у них явится поползновение неподобающе вотировать или управлять. Согласно Марату, «существует одна вечная истина, в которой необходимо убедить людей: самый смертельный враг, которого должен опасаться народ, – это правительство». – «Всякий министр остающийся на месте двое суток, когда кабинет имеет возможность орудовать против отчизны, внушает подозрения». Восстаньте же бедняки городов и деревень, рабочие без работы, люди, шатающиеся на улицах и проводящие ночи под мостами, нищие без пристанища, босяки в лохмотьях, люди с нищенской сумой и дубинкой и схватите за горло ваших неверных уполномоченных!
Марат убеждён, что 14 июля, 5 и 6 октября 1789 «народ имел право не только казнить некоторых заговорщиков, но и уничтожить их всех, перерезать всю камарилью королевских сателлитов, составивших заговор для нашей гибели, и бесчисленную толпу изменников отчизне, каково бы ни было их звание и кем бы они ни были. Не ходите никогда в Собрание, не наполнив ваши карманы камнями для избиения злодеев, имеющих наглость проповедовать монархические принципы». «Нам нужна не отставка министров, нам нужны их головы, головы всех сторонников министерства в Собрании, головы вашего мэра, вашего генерала, почти всего генерального штаба, большей части муниципальных советников, главных агентов исполнительной власти в королевстве». – «К чему полумеры? – вопрошает Марат. – Ваша месть должна быть обдуманна. Смерть, смерть – таково должно быть наказание изменников, упорно старающихся вас погубить, одно только это наказание наполняет их души ледяным ужасом. Подражайте поэтому вашим неумолимым врагам, не выходите никогда без оружия и закалывайте или застреливайте их тут же, чтобы они не могли ускользнуть от вас благодаря затяжкам правосудия». Марат «слышит», «как двадцать миллионов кричат в один голос: Если черные и пораженные гангреной министерские приверженцы будут настолько дерзки, что проведут проект роспуска и воссоздания армии, постройте, граждане, восемьсот виселиц в Тюильрийском саду и повесьте на них всех изменников, с гнусным Рикети, графом Мирабо во главе, и устройте в середине бассейна громадный костер, чтобы сжечь на нем министров и их сообщников».
Если бы Друг народа Марат мог найти две тысячи решительных людей, «он для спасения родины вырвал бы сердце у дьявольского Мотье, окруженного своими батальонами, он сжег бы в его дворце монарха и его клевретов, он умертвил бы депутатов в зале заседаний, и их тела были бы погребены под пылающими развалинами их вертепа». По мысли Марата, при первом пушечном выстреле на границе, «нужно, чтобы народ закрыл ворота всех городов и чтобы он тотчас же освободился от всех мятежных священников, антиреволюционных чиновников, заведомых махинаторов и их сообщников». «Должностные лица, – советует Марат, – должны быть настолько предусмотрительны, чтобы позаботиться о беспрерывном изготовлении громадного количества очень крепких ножей, с коротким лезвием, острым с обеих сторон; подобным ножом должен быть вооружен всякий гражданин известный за друга родины. Все искусство сражаться этим страшным оружием заключается в том, что левую руку обвертывают до самого плеча тряпками, волосом и затем набрасываются на врага, держа в правой руке нож». Марат уверен, что нужно без всякого промедления пользоваться этими ножами, так как «какое же средство остается у нас для того, чтобы положить конец подавляющему нас злу? Повторяю еще раз, что другого средства кроме народной расправы не существует». Вот, наконец, престол опрокинут, но, кричит Марат, «смотрите, не поддавайтесь голосу ложного сострадания... Не нужно пощады; я предлагаю вам уничтожить антиреволюционных членов муниципалитетов, мировых судов, департаментов и Национального Собрания». В самом начале достаточно было незначительного количества жизней, «нужно было отрубить 500 голов после взятия Бастилии, и тогда все было бы хорошо». Но благодаря непредусмотрительности и трусости позволили злу распространиться, и чем больше оно распространяется, тем большую ампутацию нужно произвести.
Шарлотта Корде убивает Марата. Картина Бодри (1860). Сцена убийства Марата здесь близка к реальной
Точным глазомером хирурга Марат определяет размеры зла. В сентябре 1792 г. в Совете Коммуны Марат исчисляет приблизительно в 40,000 число голов, которые нужно отрубить. Когда шесть недель спустя общественный нарыв становится гораздо больше, число возрастает соответственно, теперь Марат уже требует 270.000 голов, все из человечности, «чтобы обеспечить общественное спокойствие», при том условии, чтобы лично ему, Марату, поручить произвести эту операцию, одну только эту операцию, в качестве мстителя. За исключением последнего пункта все остальное ему предоставлено; досадно, что Марат не мог видеть своими глазами полного выполнения своей программы, массовые смертные казни, вынесенные революционным трибуналом в Париже, избиения в Лионе и Тулоне, массовые потопления в Нанте. С самого начала и до конца Марат идет по течению Революции, оставаясь ясновидящим в силу своего ослепления, благодаря своей логике безумца, благодаря соответствию своей частной болезни с общественной болезнью, благодаря тому, что один только бред Марата отличается цельностью среди неполного и позднего бреда других, благодаря тому, что его одного нельзя сдвинуть с места, что у него нет упреков совести – Марат торжествует, утвердившись одним скачком на острой вершине, на которую его соперники не осмеливаются дойти или доходят только ощупью.
Советские издания книг Марата и монографий о нём
Марат Ж. П. Памфлеты. М.-Л.: Academia, 1934.
Марат Ж. П. Памфлеты. М.: Соцэкгиз, 1937.
Марат Ж. П. Избранные произведения: В 3-х т. М.: Академия наук СССР, 1956.
Левандовский А. П. Сердце моего Марата: Повесть о Жане Поле Марате. М.: Политиздат, 1975.
Тарле Е. «Жан-Поль Марат, Друг народа»
Другие книги о Марате
Выдержки из сочинений Марата напечатал Верморель.
Подробную биографию написал Альфред Бужар ("Марат", 1865; в приложении полная библиография трудов Марата).
См. также Марк Алданов «Ванна Марата»
В СССР именем Марата было названо множество улиц, переулков, площадей, корабль-флагман Балтийского флота, а также – по странной причуде большевицких вождей – кондитерская фабрика «имени Марата» в Москве.
© Авторское право на данную статью «Марат» принадлежит владельцу сайта «Русская историческая библиотека». Её электронное и бумажное копирование без согласия правообладателя запрещено!
rushist.com
Картины, описание картин - Смерть Марата, 1793.
«Слава Франции», художник Жан Луи Давид, одним из первых обратился к изучению природы и античности, ввел в живопись строгость рисунка и античную чистоту стиля. Сам он говорил, что хочет, чтобы вставший из гроба афинянин не мог отличить его картины от древних греческих произведений. Приняв простоту за основу композиции своих произведений, он добился в своей живописи чистого воспроизведения греческих форм во всей их первозданной истине и классическом совершенстве.Жан Луи Давид был вождем классицизма во Франции, писал одновременно и чрезвычайно суровые, строгие по композиции картины, и блестящие реалистические портреты. Его полотно «Смерть Марата» является примером полного слияния идеала с жизнью, идеалом чистоты классического стиля и страстного революционного энтузиазма.
Имя Жана Луи Давида неразрывно связано с событиями французской буржуазной революции 1789-1794 годов. Он получил от Конвента звание «живописец революции», был назначен революционным правительством в комиссию по народному просвещению и впоследствии стал членом комиссии по делам искусств. Среди вождей революции, тесно связанных с народом и отстаивавших его интересы, наибольшей славой и известностью пользовался неистовый публицист, редактор и издатель газеты «Друг народа» Жан Поль Марат. Реакция и буржуазия, вошедшие в сговор с контрреволюцион ерами, не знали более ненавистного имени, тем более что Марата нельзя было ни устрашить, ни подкупить.
Марат был тяжело болен, но даже больным продолжал выпускать газету. Добрый и отзывчивый к простым людям, он охотно принимал у себя дома тех, кто обращался к нему за помощью. Именно этой его доверчивостью и воспользовались враги Марата. 13 июля 1792 года к нему пришла неизвестная женщина. Ее не пустили к Марату, потому что он чувствовал себя в этот день особенно плохо. Женщина вернулась во второй раз уже к вечеру. Привратнице она сказала, что она пришла по важному и срочному делу. Привратница не захотела ее впустить, но незнакомка настаивала. Шум спорящих голосов услышал Марат, который был в ванной комнате. Он нередко целые часы проводил в ванне, даже работал там, потому что вода несколько смягчала боль. Марат приказал впустить посетительницу. Это была Шарлотта Корде. Через несколько минут раздался крик. Когда жена Симона бросилась к нему, ее чуть не сбила с ног стремительно бросившаяся к входной двери убийца. Марат был уже мертв: Шарлотта Корде вонзила нож в его тело.
На следующий день в Конвенте гражданин Гиро, глава делегации от народа, заявил: «Наш взор еще ищет его среди Вас, депутаты. А он уже мертв и покоится на смертном одре. - И, обращаясь к Давиду, воскликнул: - Где твои кисти, Давид? Ты запечатлел для будущих поколений облик Лепелетье, погибшего, чтобы его родина была свободна. Ты должен написать еще одну картину. Ты знаешь какую, Давид!»
«Я готов», - ответил художник.
Давид хорошо знал Марата, дружил с ним, восхищался его полемическими статьями. Когда в апреле 1793 года жирондисты хотели арестовать Марата в зале Конвента, Давид бросился на его защиту. Накануне смерти Марат принял Давида и еще нескольких членов Конвента в той самой ванной комнате, в которой впоследствии был убит...
Давида работал напряженно и быстро. Склонившись над трупом Марата, художник рисует голову, обернутую мокрым полотенцем, из-под которого выбиваются пряди волос, и приоткрытые губы, с которых слетело последнее дыхание. Рисунок этот был выполнен пером, причем выпуклость форм и теней на нем получилась благодаря перекрещивающим ся линиям, как на гравюре.
Картина поглощала все время Давида, свободное от дел. Он работал над ней и ночью, при свечах, а засыпая, видел ее во сне. Было страшно хоть на миг прервать работу. Художник боялся, что память не выдержит колоссального напряжения и жившая в его сознании картина последних дней Марата начнет стираться. Но воспоминания делались все острее, а временами становилось нестерпимо от почти физически ощущаемой боли. Картина была создана всего за три месяца, потому что все способствовало созданию подлинного произведения искусства - и личная дружба, и драматическая сила события, и художественное мастерство живописца.
Но как изобразить страшную минуту смерти Марата? Давид понимал, что только сдержанностью, только простотой изображения можно добиться этой цели. Надо было, чтобы картина вызывала не страх перед смертью, а гнев против убийц. В прежних картинах Жан Луи Давида было еще много условностей, которые мешали видеть главное. Теперь следовало забыть все внешнее и показное, найти линии и краски, единственно достойные происшедшей трагедии.
Жан Луи Давид изобразил мертвого Марата в скудно освещенной ванной комнате, с повязанной полотенцем головой. Суровая в своей простоте композиция, чеканные скульптурные формы, подчеркнутый контраст света и тени, строгий колорит и темное пространство фона, на котором выделяется бессильно поникшее тело Марата, - все это делает картину похожей на надгробный памятник. Короткая надпись: «Марату - Давид» - еще больше усиливает это впечатление.
В руке Марата самое письмо, полученное Маратом за час до смерти: «13 июля 1793 года: «Анна-Мария-Шар лотта Корде. Достаточно того, что я была несчастна, чтобы рассчитывать на Вашу благожелательно сть». На полу валяется окровавленный нож, которым только что был нанесен смертельный удар.
Да, Давид действительно был документально точен, поэтому на его картине все изображено, как было: и ванна, и смертельно раненный Марат, и листок в его руке, и деревянный чурбан, и чернильница, и бумаги. Эта смерть, во всей своей ужасающей простоте, была уже за гранью искусства. Депутаты молча смотрели на холст, который оказался неожиданно простым и холодным, но они были восхищены: никто еще не видел такого Марата - мертвого и одновременно живого.
Картина Давида настолько полно выражала всеобщие чувства, что Конвент вынес особое постановление о воспроизведении этого произведения в гравюре, отчего оно стало еще более известным. Этот портрет вместе с портретом Лепелетье (тоже кисти Жана Луи Давида) Конвент поместил в своем зале заседаний и постановил: «Они не могут быть изъяты отсюда ни под каким предлогом последующими законадателями» . Но после термидорианског о переворота картины были убраны, и сейчас «Смерть Марата» находится в Брюссельском музее.
www.art-drawing.ru