Музей Черномырдина Музей Бахрушина Центральный музей
    Вооруженных Сил РФ Валютная биржа Центральная детская
    библиотека Музей Есенина Политехнический музей Дворец спорта Видное Педагогический
    колледж Музей спорта Музей памяти воинов Библиотека 214 МузШкола Радость Самбо 70 Частная коллекция

Тамбовская тропинка к Лермонтову.Из истории «Тамбовской казначейши». Картина тамбовская казначейша

Памятник тамбовской казначейше вызвал неоднозначную реакцию у тамбовчан

14.10.2016
54 Коментарии
29729 Просмотры

Сегодня на улице Коммунальной в Тамбове у кафе «Сказка» открыли бронзовый памятник тамбовской казначейше работы московского скульптора Александра Миронова. Казначейшу поставили ночью, и уже с утра она предстала перед горожанами во всей своей красе.

Тут же фото памятника облетели социальные сети, многие тамбовчане недоуменно спрашивали, а точно ли это девица? Не мужчина ли в женском плате? И как улан из лермонтовской поэмы смог утащить такую девицу, которая точно коня на скаку остановит? Да и острые черты лица первой красавицы лермонтовского Тамбова вызывали много вопросов.

- Обидно, что автор Лермонтова не читал и наваял нечто страшенное, церетелиевое, неподъемное. На такую в окошко не заглядываются, в карты не выигрывают, на руках не уносят..., - пишет один из пользователей.

- Там высокой полной груди нет и в помине. Автор не знаком с женской анатомией вообще - хоть бы Рубенса или стиль ню полистал на досуге...ну или Плейбой, на худой конец, - пишет другой.

- А может это вообще памятник совсем к другому сюжету? Просто автор по дешевке пристроил в Тамбов? - спрашивает третий.

Сам скульптор пояснил, что для него это была непростая работа – изобразить литературный персонаж. И он долго искал этот образ, пробовал много моделей, в итоге прототипами тамбовской казначейши стали две девицы, чьи имена он не назвал, признавшись, правда, что острые черты лица – это его авторская задумка. А потом еще раз признался, что теперь не уверен, что ему из Тамбова закажут какую-нибудь работу еще.

Однако многим тамбочанам памятник понравился. Он точно никого не оставил равнодушным, а многих понудил перечитать бессмертную поэму Михаила Лермонтова. А там про Дуню написано буквально следующее:

И впрямь Авдотья Николавна Была прелакомый кусок. Идет, бывало, гордо, плавно - Чуть тронет землю башмачок; В Тамбове не запомнят люди Такой высокой, полной груди: Бела как сахар, так нежна, Что жилка каждая видна. Казалося, для нежной страсти Она родилась. А глаза... Ну, что такое бирюза? Что небо? Впрочем я отчасти Поклонник голубых очей И не гожусь в число судей.

А этот носик! эти губки, Два свежих розовых листка! А перламутровые зубки, А голос сладкий как мечта! Она картавя говорила, Нечисто Р произносила; Но этот маленький порок Кто извинить бы в ней не мог? Любил трепать ее ланиты Разнежась старый казначей. Как жаль, что не было детей У них!

- Хорошо, что эта работа многих шокировала, - признался Александр Миронов, - гораздо хуже, если бы она осталась незамеченной.

Вице-губернатор Сергей Чеботаерв признался, что даже рад, что никто не вмешивался в творческий замысел скульптора, по его словам, всем московским коллегам Александра Миронова казначейша очень понравилась, и они считают эту работу весьма удачной.

- Я поздравляю всех с тем, что Авдотья Николаевна нашла свое место в одном из красивейших уголков Тамбова, - сказал он на открытии.

Глава Тамбова Юрий Рогачев уверен, что вскоре это место города станет одним из самых привлекательных, тамбовчане полюбят свою казначейшу так же, как ее полюбил горячий улан, схвативший потом свою добычу в охапку.

- Думаю, каждый найдет в этой казначейше что-то свое, - сказал Юрий Рогачев.

Кстати скульптор в своем выступлении добавил, что конечно же, казначейша – не просто памятник.

- Если ее потереть – это к деньгам. Иначе и быть не может, она же – казначейша, - сказал Миронов. И добавил, что профиль, выбитый на скульптуре слева – это не он и не Остап Бендер, а Михаил Юрьевич Лермонтов.

Впрочем, очень многие тамбовчане все-таки не восприняли своеобразные формы памятника. По их мнению, Авдотья Николаевна все-таки должна была быть более изящной.

lifetambov.ru

Василий Андреевич Тропинин - Государственный Лермонтовский музей-заповедник «Тарханы»

Тропинин В.А. Автопортрет с кистями и палитрой на фоне окна с видом на Кремль. 1844

Василий Андреевич Тропинин (19 [30] марта 1776 года, с. Карпово, Новгородская губерния — 3 [15] мая 1857 года, Москва) — русский живописец, мастер романтического и реалистического портретов.

Родился в семье крепостных графа А.С. Миниха; позднее был отправлен в распоряжение графа И.И. Моркова в качестве приданого за дочерью Миниха. Проявлял способности к рисованию еще мальчиком, однако барин отослал его в Петербург учиться на кондитера. Посещал занятия в Академии художеств, сперва украдкой, а с 1799 года – по разрешению Моркова; в годы учебы познакомился с О.А. Кипренским. В 1804 году хозяин вызвал молодого художника к себе, и с той поры тот попеременно жил то на Украине, в новом морковском имении Кукавка, то в Москве, на положении крепостного живописца, обязанного попутно выполнять хозяйственные поручения помещика. В 1823 году получил вольную и звание академика, но, отказавшись от карьеры в Петербурге, остался в Москве.

Ранние произведения Тропинина сдержанны по цветовой гамме и классицистически статичны по композиции. Со временем в его полотнах, начиная с трепетно-задушевного Портрета сына (ок. 1818), утверждается чисто романтическое чувство подвижной стихии жизни. С годами роль духовной атмосферы, «ауры» образа – выраженной фоном, значимыми деталями, – лишь возрастает. В популярной Женщине в окне (по мотивам поэмы М.Ю.Лермонтова Казначейша, 1841 года) непринужденная задушевность обретает эротический привкус. Позднее вошло в традицию противопоставлять «домашнюю» поэтику полотен Тропинина – как особую черту московской романтической школы в целом – «чопорности» Петербурга.

Тропинин В.А. Женщина в окне (казначейша). 1841. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Сюжет картины незатейливо прост. Художник фиксирует краткий момент человеческой жизни с подкупающей естественностью. Картина звучит как дифирамб женской красоте в счастливую пору её расцвета. Необходимого впечатления Тропинин добивается живописными средствами. Сильное, ровное освещение помогает подчеркнуть красоту героини. Выразительно сочетание светло-коричневого атласного платья в контрасте с вишневой шалью. Мастерски написаны бусы и сережки. Давняя традиция отождествляет героиню Тропинина с одним из персонажей поэмы М.Ю. Лермонтова «Тамбовская казначейша».

Еще безмолвен город сонный; На окнах блещет утра свет; Еще по улице мощеной Не раздается стук карет… Что ж казначейшу молодую Так рано подняло? Какую Назвать причину поверней? Уж не бессонница ль у ней? На ручку опершись головкой, Она вздыхает... М.Ю. Лермонтов. Тамбовская казначейша

Источники: 1. Знаменитые русские художники 50. 2. Музеи Европы: о художниках и картинах.

www.tarhany.ru

Михаил Лермонтов - Тамбовская казначейша: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих

Посвящение

Пускай слыву я старовером,Мне всё равно — я даже рад:Пишу Онегина размером;Пою, друзья, на старый лад.Прошу послушать эту сказку!Ее нежданную развязкуОдобрите, быть может, выСклоненьем легким головы.Обычай древний наблюдая,Мы благодетельным виномСтихи негладкие запьем,И пробегут они, хромая,За мирною своей семьейК реке забвенья на покой.

Тамбов на карте генеральнойКружком означен не всегда;Он прежде город был опальный,Теперь же, право, хоть куда.Там есть три улицы прямые,И фонари и мостовые,Там два трактира есть, одинМосковский, а другой Берлин.Там есть еще четыре будки,При них два будочника есть;По форме отдают вам честь,И смена им два раза в сутки;— — — — — — —Короче, славный городок.

Но скука, скука, боже правый,Гостит и там, как над Невой,Поит вас пресною отравой,Ласкает черствою рукой.И там есть чопорные франты,Неумолимые педанты,И там нет средства от глупцовИ музыкальных вечеров;И там есть дамы — просто чудо!Дианы строгие в чепцах,С отказом вечным на устах.При них нельзя подумать худо:В глазах греховное прочтут,И вас осудят, проклянут.

III

Вдруг оживился круг дворянский;Губернских дев нельзя узнать;Пришло известье: полк уланскийВ Тамбове будет зимовать.Уланы, ах! такие хваты…Полковник, верно, неженатый, —А уж бригадный генерал,Конечно, даст блестящий бал.У матушек сверкнули взоры;Зато, несносные скупцы,Неумолимые отцыПришли в раздумье: сабли, шпорыБеда для крашеных полов…Так волновался весь Тамбов.

И вот однажды утром рано,В час лучший девственного сна,Когда сквозь пелену туманаЕдва проглядывает Цна,Когда лишь куполы собораРоскошно золотит Аврора,И, тишины известный враг,Еще безмолвствовал кабак,— — — — — —— — — — — —Уланы справа по-шестиВступили в город; музыканты,Дремля на лошадях своих,Играли марш из Двух слепых.

Услыша ласковое ржаньеЖеланных вороных коней,Чье сердце, полное вниманья,Тут не запрыгало сильней?Забыта жаркая перина…«Малашка, дура, Катерина,Скорее туфли и платок!Да где Иван? какой мешок!Два года ставни отворяют…»Вот ставни настежь. Целый домТрет стекла тусклые сукном —И любопытно пробегаютГлаза опухшие девицРяды суровых, пыльных лиц.

«Ах, посмотри сюда, кузина,Вот этот!» — «Где? майор?» — «О, нет!Как он хорош, а конь — картина,Да жаль, он, кажется, корнет…Как ловко, смело избочился…Поверишь ли, он мне приснился…Я после не могла уснуть…»И тут девическая грудьКосынку тихо поднимает —И разыгравшейся мечтойСлегка темнится взор живой.Но полк прошел. За ним мелькаетТолпа мальчишек городских,Немытых, шумных и босых.

VII

Против гостиницы Московской,Притона буйных усачей,Жил некто господин Бобковской,Губернский старый казначей.Давно был дом его построен;Хотя невзрачен, но спокоен;Меж двух облупленных колоннДержался кое-как балкон.На кровле треснувшие доскиЗеленым мохом поросли;Зато пред окнами цвели,Четыре стриженых березкиВзамен гардин и пышных стор,Невинной роскоши убор.

VIII

Хозяин был старик угрюмыйС огромной лысой головой.От юных лет с казенной суммойОн жил, как с собственной казной.В пучинах сумрачных расчетаБлуждать была его охота,И потому он был игрок(Его единственный порок).Любил налево и направоОн в зимний вечер прометнуть,Четвертый куш перечеркнуть,Рутёркой понтирнуть со славой,И талью скверную поройЗапить Цимлянского струей.

Он был врагом трудов полезных,Трибун тамбовских удальцов,Гроза всех матушек уездныхИ воспитатель их сынков.Его краплёные колодыНе раз невинные доходыС индеек, масла и овсаВдруг пожирали в полчаса.Губернский врач, судья, исправник —Таков его всегдашний круг;Последний был делец и друг,И за столом такой забавник,Что казначейша иногдаСгорит, бывало, от стыда.

Я не поведал вам, читатель,Что казначей мой был женат.Благословил его создатель,Послав ему в супруге клад.Ее ценил он тысяч во сто,Хотя держал довольно простоИ не выписывал чепцовЕй из столичных городов.Предав ей таинства науки,Как бросить вздох иль томный взор,Чтоб легче влюбчивый понтёрНе разглядел проворной штуки,Меж тем догадливый старикС глаз не спускал ее на миг.

И впрямь Авдотья НиколавнаБыла прелакомый кусок.Идет, бывало, гордо, плавно —Чуть тронет землю башмачок;В Тамбове не запомнят людиТакой высокой, полной груди:Бела, как сахар, так нежна,Что жилка каждая видна.Казалося, для нежной страстиОна родилась. А глаза…Ну что такое бирюза?Что небо? Впрочем я отчастиПоклонник голубых очейИ не гожусь в число судей.

XII

А этот носик! эти губки,Два свежих розовых листка!А перламутровые зубки,А голос сладкий, как мечта!Она картавя говорила,Нечисто Р произносила;Но этот маленький порокКто извинить бы в ней не мог?Любил трепать ее ланиты,Разнежась, старый казначей.Как жаль, что не было детейУ них! — — — — —— — — — — — —— — — — — — —

XIII

Для большей ясности романаЗдесь объявить мне вам пора,Что страстно влюблена в уланаБыла одна ее сестра.Она, как должно, тайну этуОткрыла Дуне по секрету.Вам не случалось двух сестерЗамужних слышать разговор?О чем тут, боже справедливый,Не судят милые уста!О, русских нравов простота!Я, право, человек нелживый —А из-за ширмов раза дваТакие слышал я слова…

XIV

Итак тамбовская красоткаЦенить умела уж усы— — — — —— — — — —Что ж? знание ее сгубило!Один улан, повеса милый(Я вместе часто с ним бывал),В трактире номер занималОкно в окно с ее уборной.Он был мужчина в тридцать лет;Штабротмистр, строен, как корнет;Взор пылкий, ус довольно черный:Короче, идеал девиц,Одно из славных русских лиц.

Он всё отцовское именьеЕще корнетом прокутил;С тех пор дарами провиденья,Как птица божия, он жил.Он, спать ложась, привык не ведать,Чем будет завтра пообедать.Шатаясь по Руси кругом,То на курьерских, то верхом,То полупьяным ремонтёром,То волокитой отпускным,Привык он к случаям таким,Что я бы сам почел их вздором,Когда бы все его словаХоть тень имели хвастовства.

XVI

Страстьми земными не смущаем,Он не терялся никогда.— — — — — — —— — — — — — —Бывало, в деле, под картечьюВсех рассмешит надутой речью,Гримасой, фарсой площадной,Иль неподдельной остротой.Шутя, однажды после спора,Всадил он другу пулю в лоб;Шутя и сам он лег бы в гроб,— — — — — — — — —Порой, незлобен как дитя,Был добр и честен, но шутя.

XVII

Он не был тем, что волокитойУ нас привыкли называть;Он не ходил тропой избитой,Свой путь умея пролагать;Не делал страстных изъяснений,Не становился на колени;А несмотря на то, друзья,Счастливей был, чем вы и я.— — — — — — — — —— — — — — — — — —— — — — — — — — —Таков-то был штабротмистр Гарин:По крайней мере мой портретБыл схож тому назад пять лет.

XVIII

Спешил о редкостях ТамбоваОн у трактирщика узнать.Узнал немало он смешного —Интриг секретных шесть иль пять;Узнал, невесты как богаты,Где свахи водятся иль сваты;Но занял более всегоМысль беспокойную егоРассказ о молодой соседке.— Бедняжка! — думает улан:Такой безжизненный болванИмеет право в этой клеткеТебя стеречь — и я, злодей,Не тронусь участью твоей?

XIX

К окну поспешно он садится,Надев персидский архалук;В устах его едва дымитсяУзорный бисерный чубук.На кудри мягкие надетаЕрмолка вишневого цветаС каймой и кистью золотой,Дар молдаванки молодой.Сидит и смотрит он прилежно…Вот, промелькнувши как во мгле,Обрисовался на стеклеГоловки милой профиль нежный;Вот будто стукнуло окно…Вот отворяется оно.

Еще безмолвен город сонный;На окнах блещет утра свет;Еще по улице мощенойНе раздается стук карет…Что ж казначейшу молодуюТак рано подняло? КакуюНазвать причину поверней?Уж не бессонница ль у ней?На ручку опершись головкой,Она вздыхает, а в рукеЧулок; но дело не в чулке —Заняться этим нам неловко…И если правду уж сказать —Ну кстати ль было б ей вязать!

XXI

Сначала взор ее прелестныйБродил по синим небесам,Потом склонился к поднебеснойИ вдруг… какой позор и срам!Напротив, у окна трактира,Сидит мужчина без мундира.Скорей, штабротмистр! ваш сертук!И поделом… окошко стук…И скрылось милое виденье.Конечно, добрые друзья,Такая грустная статьяНа вас навеяла б смущенье;Но я отдам улану честь —Он молвил: «Что ж? начало есть».

XXII

Два дня окно не отворялось.Он терпелив. На третий деньНа стеклах снова показаласьЕе пленительная тень;Тихонько рама заскрипела.Она с чулком к окну подсела.Но опытный заметил взглядЕе заботливый наряд.Своей удачею довольный,Он встал и вышел со двора —И не вернулся до утра.Потом, хоть было очень больно,Собрав запас душевных сил,Три дня к окну не подходил.

XXIII

Но эта маленькая ссораИмела участь нежных ссор:Меж них завелся очень скороНемой, но внятный разговор.Язык любви, язык чудесный,Одной лишь юности известный,Кому, кто раз хоть был любим,Не стал ты языком родным?В минуту страстного волненьяКому хоть раз ты не помогБлиз милых уст, у милых ног?Кого под игом принужденья,В толпе завистливой и злой,Не спас ты, чудный и живой?

XXIV

Скажу короче: в две неделиНаш Гарин твердо мог узнать,Когда она встает с постели,Пьет с мужем чай, идет гулять.Отправится ль она к обедне —Он в церкви верно не последний;К сырой колонне прислонясь,Стоит всё время не крестясь.Лучом краснеющей лампадыЕго лицо озарено:Как мрачно, холодно оно!А испытующие взглядыТо вдруг померкнут, то блестятПроникнуть в грудь ее хотят.

XXV

Давно разрешено сомненье,Что любопытен нежный пол.Улан большое впечатленьеНа казначейшу произвелСвоею странностью. Конечно,Не надо было б мысли грешнойДорогу в сердце пролагать,Ее бояться и ласкать!— — — — — — —— — — — — — —— — — — — — —Жизнь без любви такая скверность;А что, скажите, за предметДля страсти муж, который сед?

XXVI

Но время шло. «Пора к развязке!» —Так говорил любовник мой.«Вздыхают молча только в сказке,А я не сказочный герой».Раз входит, кланяясь пренизко,Лакей. — «Что это?» — «Вот-с записка;Вам барин кланяться велел-с;Сам не приехал — много дел-с;Да приказал вас звать к обеду,А вечерком потанцевать.Он сам изволил так сказать».— «Ступай, скажи, что я приеду». —И в три часа, надев колет,Летит штабротмистр на обед.

XXVII

Амфитрион был предводитель —И в день рождения жены,Порядка ревностный блюститель,Созвал губернские чиныИ целый полк. Хотя бригадныйЗаставил ждать себя изрядноИ после целый день зевал,Но праздник в том не потерял.Он был устроен очень мило;В огромных вазах по столамСтояли яблоки для дам;А для мужчин в буфете былоЕще с утра принесеноВ больших трех ящиках вино.

XXVIII

Вперед под ручку с генеральшейПошел хозяин. Вот за столУселся от мужчин подальшеПрекрасный, но стыдливый пол —И дружно загремел с балкона,Средь утешительного звонаТарелок, ложек и ножей,Весь хор уланских трубачей:Обычай древний, но прекрасный;Он возбуждает аппетит,Порою кстати заглушитМеж двух соседей говор страстный —Но в наше время решено,Что всё старинное смешно.

XXIX

Родов, обычаев боярскихТеперь и следу не ищи,И только на пирах гусарскихГремят, как прежде, трубачи.О, скоро ль мне придется сноваСидеть среди кружка родногоС бокалом влаги золотойПри звуках песни полковой!И скоро ль ментиков червонныхПриветный блеск увижу я,В тот серый час, когда заряНа строй гусаров полусонныхИ на бивак их у лескаБросает луч исподтишка!

XXX

С Авдотьей Николавной рядомСидел штабротмистр удалой —Впился в нее упрямым взглядом,Крутя усы одной рукой.Он видел, как в ней сердце билось…И вдруг — не знаю, как случилось —Ноги ее иль башмачкаКоснулся шпорой он слегка.Тут началися извиненья,И завязался разговор;Два комплимента, нежный взор —И уж дошло до изъясненья…Да, да — как честный офицер!Но казначейша — не пример.

XXXI

Она, в ответ на нежный шепот,Немой восторг спеша сокрыть,Невинной дружбы тяжкий опытЕму решила предложить —Таков обычай деревенский!Помучить — способ самый женский.Но уж давно известна намЛюбовь друзей и дружба дам!Какое адское мученьеСидеть весь вечер tete-a-tete1С красавицей в осьмнадцать лет— — — — — — — — — —— — — — — — — — — —— — — — — — — — — —

XXXII

Вобще я мог в году последнемВ девицах наших городскихЗаметить страсть к воздушным бреднямИ мистицизму. Бойтесь их!Такая мудрая супруга,В часы любовного досуга,Вам вдруг захочет доказать,Что 2 и 3 совсем не пять;Иль, вместо пламенных лобзаний,Магнетизировать начнет —И счастлив муж, коли заснет!..Плоды подобных замечанийКонечно б мог не ведать мир,Но польза, польза — мой кумир.

XXXIII

Я бал описывать не стану,Хоть это был блестящий бал.Весь вечер моему улануАмур прилежно помогал.Увы — — — — — — —Не веруют амуру ныне;Забыт любви волшебный царь;Давно остыл его алтарь!Но за столичным просвещеньемПровинциалы не спешат;— — — — — — — —— — — — — — — —— — — — — — — —— — — — — — — —

XXXIV

И сердце Дуни покорилось;Его сковал могучий взор…Ей дома целу ночь всё снилосьБряцанье сабли или шпор.Поутру, встав часу в девятом,Садится в шлафоре измятомОна за вечную канву —Всё тот же сон и наяву.По службе занят муж ревнивый,Она одна — разгул мечтам!Вдруг дверью стукнули. «Кто там?Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!..»Вот чей-то шаг — и перед нейЯвился… только не Андрей.

XXXV

Вы отгадаете, конечно,Кто этот гость нежданный был.Немного, может быть, поспешноЛюбовник смелый поступил;Но впрочем взявши в рассмотреньеЕго минувшее терпеньеИ рассудив, легко поймешь,Зачем рискует молодежь.Кивнув легонько головою,Он к Дуне молча подошелИ на лицо ее навелВзор, отуманенный тоскою;Потом стал длинный ус крутить,Вздохнул, и начал говорить:

XXXVI

«Я вижу, вы меня не ждали —Прочесть легко из ваших глаз;Ах, вы еще не испытали,Что в страсти значит день, что час!Среди сердечного волненьяНет сил, нет власти, нет терпенья!Я здесь — на всё решился я…Тебе я предан… ты моя!Ни мелочные толки света,Ничто, ничто не страшно мне;Презренье светской болтовне —Иль я умру от пистолета…О, не пугайся, не дрожи;Ведь я любим — скажи, скажи!..»

XXXVII

И взор его притворно-скромный,Склоняясь к ней, то угасал,То, разгораясь страстью томной,Огнем сверкающим пылал.Бледна, в смущенье оставаласьОна пред ним… Ему казалось,Что чрез минуту для негоЛюбви наступит торжество…Как вдруг внезапный и невольныйСтыд овладел ее душой —И, вспыхнув вся, она рукойТолкнула прочь его: «Довольно,Молчите — слышать не хочу!Оставите ль? я закричу!..»

XXXVIII

Он смотрит: это не притворство,Не штуки — как ни говори —А просто женское упорство,Капризы — черт их побери!И вот — о, верх всех унижений!Штабротмистр преклонил колениИ молит жалобно; как вдругДверь настежь — и в дверях супруг.Красотка: «ах!» Они взглянулиДруг другу сумрачно в глаза;Но молча разнеслась гроза,И Гарин вышел. Дома пулиИ пистолеты снарядил,Присел — и трубку закурил.

XXXIX

И через час ему приноситЗаписку грязную лакей.Что это? чудо! Нынче проситК себе на вистик казначей,Он именинник — будут гости…От удивления и злостиЧуть не задохся наш герой.Уж не обман ли тут какой?Весь день проводит он в волненье.Настал и вечер наконец.Глядит в окно: каков хитрец —Дом полон, что за освещенье!А всё засунуть — или нет? —В карман на случай пистолет.

Он входит в дом. Его встречаетОна сама, потупя взор.Вздох полновесный прерываетЕдва начатый разговор.О сцене утренней ни слова.Они друг другу чужды снова.Он о погоде говорит;Она «да-с, нет-с» и замолчит.Измучен тайною досадой,Идет он дальше в кабинет…Но здесь спешить нам нужды нет,Притом спешить нигде не надо.Итак позвольте отдохнуть,А там докончим как-нибудь.

XLI

Я жить спешил в былые годы,Искал волнений и тревог,Законы мудрые природыЯ безрассудно пренебрег.Что ж вышло? Право смех и жалость!Сковала душу мне усталость,А сожаленье день и ночьТвердит о прошлом. Чем помочь!Назад не возвратят усилья.Так в клетке молодой орел,Глядя на горы и на дол,Напрасно не подъемлет крылья —Кровавой пищи не клюет,Сидит, молчит и смерти ждет.

XLII

Ужель исчез ты, возраст милый,Когда всё сердцу говорит,И бьется сердце с дивной силой,И мысль восторгами кипит?Не всё ж томиться бесполезноОрлу за клеткою железной:Он свой воздушный прежний путьЕще найдет когда-нибудь,Туда, где снегом и туманомОдеты темные скалы,Где гнезда вьют одни орлы,Где тучи бродят караваном!Там можно крылья развернутьНа вольный и роскошный путь!

XLIII

Но есть всему конец на свете,И даже выспренним мечтам.Ну, к делу. Гарин в кабинете.О чудеса! Хозяин самЕго встречает с восхищеньем,Сажает, потчует вареньем,Несет шампанского стакан.«Иуда!» — мыслит мой улан.Толпа гостей теснилась шумноВокруг зеленого стола;Игра уж дельная была,И банк притом благоразумный.Его держал сам казначейДля облегчения друзей.

XLIV

И так как господин БобковскийВеликим делом занят сам,То здесь блестящий круг тамбовскийПозвольте мне представить вам.Во-первых, господин советник,Блюститель нравов, мирный сплетник,— — — — — — — — — — — —— — — — — — — — — — — —А вот уездный предводитель,Весь спрятан в галстук, фрак до пят,Дискант, усы и мутный взгляд.А вот, спокойствия рачитель,Сидит и сам исправник — ноОб нем уж я сказал давно.

XLV

Вот, в полуфрачке, раздушенный,Времен новейших Митрофан,Нетесаный, недоученый,А уж безнравственный болван.Доверье полное имеяК игре и знанью казначея,Он понтирует, как велят, —И этой чести очень рад.Еще тут были… но довольно,Читатель милый, будет с вас.И так несвязный мой рассказ,Перу покорствуя невольноИ своенравию чернил,Бог знает чем я испестрил.

XLVI

Пошла игра. Один, бледнея,Рвал карты, вскрикивал; другой,Поверить проигрыш не смея,Сидел с поникшей головой.Иные, при удачной талье,Стаканы шумно наливалиИ чокались. Но банкометБыл нем и мрачен. Хладный потПо гладкой лысине струился.Он всё проигрывал дотла.В ушах его дана, взялаТак и звучали. Он взбесился —И проиграл свой старый дом,И всё, что в нем или при нем.

XLVII

Он проиграл коляску, дрожки,Трех лошадей, два хомута,Всю мебель, женины сережки,Короче — всё, всё дочиста.Отчаянья и злости полный,Сидел он бледный и безмолвный.Уж было заполночь. Треща,Одна погасла уж свеча.Свет утра синевато-бледныйВдоль по туманным небесамСкользил. Уж многим игрокамСон прогулять казалось вредно,Как вдруг, очнувшись, казначейВниманья просит у гостей.

XLVIII

И просит важно позволеньяЛишь талью прометнуть одну,Но с тем, чтоб отыграть именье,Иль «проиграть уж и жену».О страх! о ужас! о злодейство!И как доныне казначействоЕще терпеть его могло!Всех будто варом обожгло.Улан один прехладнокровноК нему подходит. «Очень рад, —Он говорит, — пускай шумят,Мы дело кончим полюбовно,Но только чур не плутовать —Иначе вам не сдобровать!»

XLIX

Теперь кружок понтёров праздныхВообразить прошу я вас,Цвета их лиц разнообразных,Блистанье их очков и глаз,Потом усастого героя,Который понтирует стоя;Против него меж двух свечейОгромный лоб, седых кудрейПокрытый редкими клочками,Улыбкой вытянутый ротИ две руки с колодой — вотИ вся картина перед вами,Когда прибавим вдалекеЖену на креслах в уголке.

Что в ней тогда происходило —Я не берусь вам объяснить;Ее лицо изобразилоТак много мук, что, может быть,Когда бы вы их разгадали,Вы поневоле б зарыдали.Но пусть участия слезаНе отуманит вам глаза:Смешно участье в человеке,Который жил и знает свет.Рассказы вымышленных бедВ чувствительном прошедшем векеНемало проливали слёз…Кто ж в этом выиграл — вопрос?

Недолго битва продолжалась;Улан отчаянно играл;Над стариком судьба смеялась —И жребий выпал… час настал…Тогда Авдотья Николавна,Встав с кресел, медленно и плавноК столу в молчанье подошла —Но только цвет ее челаБыл страшно бледен. ОбомлелаТолпа. Все ждут чего-нибудь —Упреков, жалоб, слез… Ничуть!Она на мужа посмотрелаИ бросила ему в лицоСвое венчальное кольцо —

LII

И в обморок. Ее в охапкуСхватив, — с добычей дорогой,Забыв расчеты, саблю, шапку,Улан отправился домой.Поутру вестию забавнойСмущен был город благонравный.Неделю целую спустя,Кто очень важно, кто шутя,Об этом все распространялись.Старик защитников нашел.Улана проклял милый пол —За что, мы, право, не дознались.Не зависть ли? Но нет, нет, нет!Ух! я не выношу клевет.

LIII

И вот конец печальной былиИль сказки — выражусь прямей.Признайтесь, вы меня бранили?Вы ждали действия? страстей?Повсюду нынче ищут драмы,Все просят крови — даже дамы.А я, как робкий ученик,Остановился в лучший миг;Простым нервическим припадкомНеловко сцену заключил,Соперников не помирилИ не поссорил их порядком…Что ж делать! Вот вам мой рассказ,Друзья; покамест будет с вас.

Читать стих поэта Михаил Лермонтов — Тамбовская казначейша на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

rustih.ru

Тамбовская казначейша: tinaword

— Обидно, что автор Лермонтова не читал и наваял нечто страшенное, церетелиевое, неподъемное. На такую в окошко не заглядываются, в карты не выигрывают, на руках не уносят..., — пишет один из пользователей.

— Там высокой полной груди нет и в помине. Автор не знаком с женской анатомией вообще — хоть бы Рубенса или стиль ню полистал на досуге… ну или Плейбой, на худой конец, — пишет другой.

— А может это вообще памятник совсем к другому сюжету? Просто автор по дешевке пристроил в Тамбов? — спрашивает третий.

— Хорошо, что эта работа многих шокировала, — признался Александр Миронов, -гораздо хуже, если бы она осталась незамеченной.

— Я поздравляю всех с тем, что Авдотья Николаевна нашла свое место в одном из красивейших уголков Тамбова, - сказал он на открытии.

— Думаю, каждый найдет в этой казначейше что-то свое, - сказал Юрий Рогачев.

Кстати скульптор в своем выступлении добавил, что конечно же, казначейша – не просто памятник.

— Если ее потереть – это к деньгам. Иначе и быть не может, она же – казначейша, - сказал Миронов. И добавил, что профиль, выбитый на скульптуре слева – это не он и не Остап Бендер, а Михаил Юрьевич Лермонтов.

источник http://m.lifetambov.ru/kultura/7539-pamyatnik-tambovskoj-kaznachejshe-vyizval-neodnoznachnuyu-reakcziyu-u-tambovchan.html

tinaword.livejournal.com

Тамбовская тропинка к Лермонтову.Из истории «Тамбовской казначейши»

Тамбовская тропинка к Лермонтову.

Из истории «Тамбовской казначейши»

Творческое наследие Михаила Юрьевича Лермонтова настолько велико, что приходится только удивляться, как он, постоянно находясь в обстоятельствах, не располагающих к творчеству, сумел создать столько гениальных произведений. Особое место среди них занимает «Тамбовская казначейша», жанр которой критики определяют по-разному, называя её то сатирической, то трагикомической поэмой. Тамбовский критик и литературовед, профессор Л. В. Полякова предлагает иное определение «Тамбовской казначейши» — «печальная быль», считая его авторским, то есть лермонтовским.

Когда речь идёт об этом произведении, неизменно возникает вопрос: был ли Лермонтов в Тамбове? Достоверных свидетельств, подтверждающих, что Михаил Юрьевич Лермонтов посещал город Тамбов, нет. Поэт не упоминает Тамбов ни в одном письме (правда, их сохранилось чрезвычайно мало), не сделал ни одного «тамбовского» рисунка, хотя он великолепно рисовал. Для утвердительного ответа чаще всего приводится письмо Е. А. Арсеньевой к внуку, в котором она писала 18 октября 1835 года: «Как Бог даст милость свою и тебя отпустят, то хотя Тарханы и Пензенской губернии, но на Пензу ехать слишком двести вёрст крюку, то из Москвы должно ехать на Рязань, на Козлов и на Тамбов, а из Тамбова на Кирсанов и …». Есть все основания предполагать, что Лермонтов воспользовался советом Е.А. Арсеньевой

Л. В. Полякова в статье о «Тамбовской казначейше» приводит ещё один пример, дающий возможность верить, что Лермонтов всё-таки был в Тамбове: «В современной научной и краеведческой литературе подмечен, но, к сожалению, не акцентируется ещё один существенный историко-литературный факт в пользу достоверности вывода о посещении Лермонтовым Тамбова. Есть совершенно точное указание на то, что Лермонтов в Тамбове был. На страницах романа «Герой нашего времени» в главе «Бэла» автор пишет о переезде через Крестовую гору и передаёт своё впечатление: «Итак, мы спустились с Гуд-горы в Чёртову долину… Вот романтическое название! Вы уже видите гнездо злого духа между неприступными утёсами, — не тут-то было: название Чёртовой долины происходит от слова «черта», а не «чёрт», ибо здесь когда-то была граница Грузии. Эта долина была завалена снеговыми сугробами, напоминавшими довольно живо Саратов, Тамбов и прочие милые места нашего отечества». Не бывая в Тамбове, такое о городе написать очень трудно. Да и «Тамбовская казначейша» наполнена такими подробностями, которые не оставляют сомнения в том, что автор хорошо знал не только городской антураж Тамбова, но и нравы его жителей…».

20 декабря 1835 года корнету «его императорского величества лейб-гвардии гусарского полка Михаилу Лермонтову, сыну Юрьеву» было дозволено уйти в испрашиваемый отпуск «по домашним обстоятельствам», а в самый канун 1836 года он был уже в Тарханах. Значит, на всю дорогу (тысяча с лишним верст) ушло не более десяти дней, считая остановку в Москве. В Тарханы приходилось поспешать, долго не задерживаясь на почтовых станциях. Скорее всего, последнюю остановку в пути он сделал поздно вечером 30 декабря в Тамбове.

В городе у него жил приятель по Московскому университетскому пансиону — Иосиф Романович Грузинов, служивший в земском суде, у которого поэт мог остановиться по пути в Тарханы. По-видимому, рано утром 31 декабря проехал он по набережной,

И вот однажды утром рано,

В час лучший девственного сна,

Когда сквозь пелену тумана

Едва проглядывает Цна,

Когда лишь купола собора

Роскошно золотит Аврора,

И, тишины известный враг,

Еще безмолвствовал кабак…-

по трем прямым тамбовским улицам, увидел два трактира – один «Московский», а другой «Берлин»… А знаете ли вы о каких улицах идет речь в I главе поэмы «Тамбовская казначейша»? О Большой Астраханской (ныне Советской), Долгой (К.Маркса), Базарной улицах.

Конечно, на Большой улице ему не могли не показать дом картежников Протасьевых. Азартные игры в карты продолжить здесь неделями, проигрывались целые состояния:

…крапленые колоды

Не раз невинные доходы

С индеек, масла и овса

Вдруг пожирали в полчаса.

Из Москвы в Тамбов направлялись целые обозы с картами.. В Тамбове никаких увеселений нет, кроме карточного клуба… да и в том же городе живет наибольшее число играющих в карты дворян. И совсем не случайно в «Тамбовской казначейше» описан случай, как местный старый казначей проиграл в карты свою жену.

А как подробно описана жизнь Тамбова в 8 и 9 главах, быт его жителей. От кого же узнал поэт подробности и подробности довольно достоверные?

Подробности же о жизни тамбовских обывателей мог рассказать Лермонтову выдающийся грузинский поэт, боевой генерал русской службы, человек прогрессивных взглядов Александр Чавчавадзе, проведший в Тамбове под секретным надзором полиции конец зимы и начало весны 1834 года.

Он-то за время ссылки хорошо узнал тамбовские нравы, был очевидцем картежных игр.

В третьем номере журнала «Современник» за 1838 год была напечатана поэма Лермонтова «Казначейша», без подписи, с пропусками. Слово «Тамбовская» цензоры сняли. Название города в самом тексте тоже заменили буквой «Т» с точками… Цензоры сочли невозможным полностью назвать город, где происходит описываемые в поэме события.

Сильно пострадал и текст поэмы. Из поэмы были изъяты «подозрительные места» по понятным причинам — Лермонтов без прикрас нарисовал картину жизни захолустного губернского города.

По всей вероятности, она написана во второй половине 1837 года или в начале 1838 года.

И все же, несмотря на то, что текст произведения сильно пострадал от цензуры – оно сразу же стало популярным среди читателей. Под ее впечатлением В.А. Тропинин в 1841 году создает картину «Казначейша». Эта картина находится в Государственном Русском музее в Петербурге.

Любители творчества Лермонтова узнают в ней жену старого тамбовского казначея Бобковского. И при этом многие из них вспоминают строчки лермонтовской поэмы:

…… А глаза ……

Ну, что такое бирюза?

Что небо? …………..

А этот носик! Эти губки,

Два свежих розовых листка!

А перламутровые зубки,

А голос сладкий как мечта!

Она картавя говорила,

Нечисто Р произносила;

Но этот маленький порок

Кто извинить бы в ней не мог?

И вот ее муж, заядлый картежник

… проиграл коляску, дрожки,

Трех лошадей, два хомута,

Всю мебель, женины сережки,

Короче — все, все дочиста.

Дело дошло до самой Авдотьи Николаевны

Недолго битва продолжалась;

Улан отчаянно играл;

Над стариком судьба смеялась —

И жребий выпал… час настал…

Тогда Авдотья Николавна,

Встав с кресел, медленно и плавно

К столу в молчанье подошла —

Но только цвет ее чела

Был страшно бледен. Обомлела

Толпа, — все ждут чего-нибудь —

Упреков, жалоб, слез… Ничуть!

Она на мужа посмотрела

И бросила ему в лицо

Свое венчальное кольцо…

В Тамбове чтут память о великом поэте. (Есть улица Лермонтова и памятник великому поэту) И еще один интересный факт. В Тамбове прожила долгую жизнь Елизавета Владимировна Купфер, приходившаяся поэту внучатой племянницей. Она многие годы преподавала иностранные языки в Тамбовском педагогическом институте, заведовала кафедрой английского языка.

Вот и закончено маленькое исследование. Как вы считаете, сумели мы доказать пребывание великого поэта в городе Тамбове? А впрочем, это не так уже и важно: был ли Лермонтов в Тамбове. Есть его поэма «Тамбовская казначейша», которая и прославила город Тамбов на весь мир и стала одним из шедевров русской и мировой классики.

nsportal.ru

«Тамбовская казначейша» — Михаил Лермонтов

Играй, да не отыгрывайся.Пословица.

ПосвящениеПускай слыву я старовером,Мне всё равно – я даже рад:Пишу Онегина размером;Пою, друзья, на старый лад.Прошу послушать эту сказку!Ее нежданную развязкуОдобрите, быть может, выСклоненьем легким головы.Обычай древний наблюдая,Мы благодетельным виномСтихи негладкие запьем,И пробегут они, хромая,За мирною своей семьейК реке забвенья на покой.

IТамбов на карте генеральнойКружком означен не всегда;Он прежде город был опальный,1Теперь же, право, хоть куда.Там есть три улицы прямые,И фонари и мостовые,Там два трактира есть, одинМосковский, а другой Берлин.Там есть еще четыре будки,При них два будочника есть;По форме отдают вам честь,И смена им два раза в сутки;………………Короче, славный городок.2

IIНо скука, скука, боже правый,Гостит и там, как над Невой,Поит вас пресною отравой,Ласкает черствою рукой.И там есть чопорные франты,Неумолимые педанты,И там нет средства от глупцовИ музыкальных вечеров;И там есть дамы – просто чудо!Дианы строгие в чепцах,С отказом вечным на устах.При них нельзя подумать худо:В глазах греховное прочтут,И вас осудят, проклянут.

IIIВдруг оживился круг дворянский;Губернских дев нельзя узнать;Пришло известье: полк уланскийВ Тамбове будет зимовать.Уланы, ах! Такие хваты…Полковник, верно, неженатый, –А уж бригадный генерал,Конечно, даст блестящий бал.У матушек сверкнули взоры;Зато, несносные скупцы,Неумолимые отцыПришли в раздумье: сабли, шпорыБеда для крашеных полов…Так волновался весь Тамбов.

IVИ вот однажды утром рано,В час лучший девственного сна,Когда сквозь пелену туманаЕдва проглядывает Цна,Когда лишь куполы собораРоскошно золотит Аврора,3И, тишины известный враг,Еще безмолвствовал кабак,………………………………Уланы справа по-шестиВступили в город; музыканты,Дремля на лошадях своих,Играли марш из Двух слепых .4

VУслыша ласковое ржаньеЖеланных вороных коней,Чье сердце, полное вниманья,Тут не запрыгало сильней?Забыта жаркая перина…«Малашка, дура, Катерина,Скорее туфли и платок!Да где Иван? Какой мешок!Два года ставни отворяют…»Вот ставни настежь. Целый домТрет стекла тусклые сукном –И любопытно пробегаютГлаза опухшие девицРяды суровых, пыльных лиц.

VI«Ах, посмотри сюда, кузина,Вот этот!» – «Где? Майор?» – «О, нет!Как он хорош, а конь – картина,Да жаль, он, кажется, корнет…Как ловко, смело избочился…Поверишь ли, он мне приснился…Я после не могла уснуть…»И тут девическая грудьКосынку тихо поднимает –И разыгравшейся мечтойСлегка темнится взор живой.Но полк прошел. За ним мелькаетТолпа мальчишек городских,Немытых, шумных и босых.

VIIПротив гостиницы Московской,Притона буйных усачей,Жил некто господин Бобковской,Губернский старый казначей.Давно был дом его построен;Хотя невзрачен, но спокоен;Меж двух облупленных колоннДержался кое-как балкон.На кровле треснувшие доскиЗеленым мохом поросли;Зато пред окнами цвели,Четыре стриженых березкиВзамен гардин и пышных стор,Невинной роскоши убор.

VIIIХозяин был старик угрюмыйС огромной лысой головой.От юных лет с казенной суммойОн жил, как с собственной казной.В пучинах сумрачных расчетаБлуждать была его охота,И потому он был игрок(Его единственный порок).Любил налево и направоОн в зимний вечер прометнуть,Четвертый куш перечеркнуть,Рутёркой понтирнуть со славой,И талью скверную поройЗапить Цимлянского струей.

IXОн был врагом трудов полезных,Трибун тамбовских удальцов,Гроза всех матушек уездныхИ воспитатель их сынков.Его краплёные колодыНе раз невинные доходыС индеек, масла и овсаВдруг пожирали в полчаса.Губернский врач, судья, исправник –Таков его всегдашний круг;Последний был делец и друг,И за столом такой забавник,Что казначейша иногдаСгорит, бывало, от стыда.

XЯ не поведал вам, читатель,Что казначей мой был женат.Благословил его создатель,Послав ему в супруге клад.Ее ценил он тысяч во сто,Хотя держал довольно простоИ не выписывал чепцовЕй из столичных городов.Предав ей таинства науки,Как бросить вздох иль томный взор,Чтоб легче влюбчивый понтёрНе разглядел проворной штуки,Меж тем догадливый старикС глаз не спускал ее на миг.

XIИ впрямь Авдотья НиколавнаБыла прелакомый кусок.Идет, бывало, гордо, плавно –Чуть тронет землю башмачок;В Тамбове не запомнят людиТакой высокой, полной груди:Бела, как сахар, так нежна,Что жилка каждая видна.Казалося, для нежной страстиОна родилась. А глаза…Ну что такое бирюза?Что небо? Впрочем я отчастиПоклонник голубых очейИ не гожусь в число судей.

XIIА этот носик! Эти губки,Два свежих розовых листка!А перламутровые зубки,А голос сладкий, как мечта!Она картавя говорила,Нечисто Р произносила;Но этот маленький порокКто извинить бы в ней не мог?Любил трепать ее ланиты,Разнежась, старый казначей.Как жаль, что не было детей5У них! ……………………………………………

XIIIДля большей ясности романаЗдесь объявить мне вам пора,Что страстно влюблена в уланаБыла одна ее сестра.Она, как должно, тайну этуОткрыла Дуне по секрету.Вам не случалось двух сестерЗамужних слышать разговор?О чем тут, боже справедливый,Не судят милые уста!О, русских нравов простота!Я, право, человек нелживый –А из-за ширмов раза дваТакие слышал я слова…

XIVИтак тамбовская красоткаЦенить умела уж усы………………………………Что ж? Знание ее сгубило!Один улан, повеса милый(Я вместе часто с ним бывал),В трактире номер занималОкно в окно с ее уборной.Он был мужчина в тридцать лет;Штабротмистр, строен, как корнет;Взор пылкий, ус довольно черный:Короче, идеал девиц,Одно из славных русских лиц.

XVОн всё отцовское именьеЕще корнетом прокутил;С тех пор дарами провиденья,Как птица божия, он жил.Он, спать ложась, привык не ведать,6Чем будет завтра пообедать.Шатаясь по Руси кругом,То на курьерских, то верхом,То полупьяным ремонтёром,То волокитой отпускным,Привык он к случаям таким,Что я бы сам почел их вздором,Когда бы все его словаХоть тень имели хвастовства.

XVIСтрастьми земными не смущаем,Он не терялся никогда.7………………………………Бывало, в деле, под картечьюВсех рассмешит надутой речью,Гримасой, фарсой площадной,Иль неподдельной остротой.Шутя, однажды после спора,Всадил он другу пулю в лоб;Шутя и сам он лег бы в гроб,………………Порой, незлобен как дитя,Был добр и честен, но шутя.

XVIIОн не был тем, что волокитойУ нас привыкли называть;Он не ходил тропой избитой,Свой путь умея пролагать;Не делал страстных изъяснений,Не становился на колени;А несмотря на то, друзья,Счастливей был, чем вы и я.………………………………………………Таков-то был штабротмистр Гарин:По крайней мере мой портретБыл схож тому назад пять лет.

XVIIIСпешил о редкостях ТамбоваОн у трактирщика узнать.Узнал немало он смешного –Интриг секретных шесть иль пять;Узнал, невесты как богаты,Где свахи водятся иль сваты;Но занял более всегоМысль беспокойную егоРассказ о молодой соседке.– Бедняжка! – думает улан:Такой безжизненный болванИмеет право в этой клеткеТебя стеречь – и я, злодей,Не тронусь участью твоей?

XIXК окну поспешно он садится,Надев персидский архалук;В устах его едва дымитсяУзорный бисерный чубук.На кудри мягкие надетаЕрмолка вишневого цветаС каймой и кистью золотой,Дар молдаванки молодой.Сидит и смотрит он прилежно…Вот, промелькнувши как во мгле,Обрисовался на стеклеГоловки милой профиль нежный;Вот будто стукнуло окно…Вот отворяется оно.

XXЕще безмолвен город сонный;На окнах блещет утра свет;Еще по улице мощенойНе раздается стук карет…Что ж казначейшу молодуюТак рано подняло? КакуюНазвать причину поверней?Уж не бессонница ль у ней?На ручку опершись головкой,Она вздыхает, а в рукеЧулок; но дело не в чулке –Заняться этим нам неловко…И если правду уж сказать –Ну кстати ль было б ей вязать!

XXIСначала взор ее прелестныйБродил по синим небесам,Потом склонился к поднебеснойИ вдруг… какой позор и срам!Напротив, у окна трактира,Сидит мужчина без мундира.Скорей, штабротмистр! Ваш сертук!И поделом… окошко стук…И скрылось милое виденье.Конечно, добрые друзья,Такая грустная статьяНа вас навеяла б смущенье;Но я отдам улану честь –Он молвил: «Что ж? Начало есть».

XXIIДва дня окно не отворялось.Он терпелив. На третий деньНа стеклах снова показаласьЕе пленительная тень;Тихонько рама заскрипела.Она с чулком к окну подсела.Но опытный заметил взглядЕе заботливый наряд.Своей удачею довольный,Он встал и вышел со двора –И не вернулся до утра.Потом, хоть было очень больно,Собрав запас душевных сил,Три дня к окну не подходил.

XXIIIНо эта маленькая ссораИмела участь нежных ссор:Меж них завелся очень скороНемой, но внятный разговор.Язык любви, язык чудесный,Одной лишь юности известный,Кому, кто раз хоть был любим,Не стал ты языком родным?В минуту страстного волненьяКому хоть раз ты не помогБлиз милых уст, у милых ног?Кого под игом принужденья,В толпе завистливой и злой,Не спас ты, чудный и живой?

XXIVСкажу короче: в две неделиНаш Гарин твердо мог узнать,Когда она встает с постели,Пьет с мужем чай, идет гулять.Отправится ль она к обедне –Он в церкви верно не последний;К сырой колонне прислонясь,Стоит всё время не крестясь.Лучом краснеющей лампадыЕго лицо озарено:Как мрачно, холодно оно!А испытующие взглядыТо вдруг померкнут, то блестятПроникнуть в грудь ее хотят.

XXVДавно разрешено сомненье,Что любопытен нежный пол.Улан большое впечатленьеНа казначейшу произвелСвоею странностью. Конечно,Не надо было б мысли грешнойДорогу в сердце пролагать,Ее бояться и ласкать!………………………………………………Жизнь без любви такая скверность;А что, скажите, за предметДля страсти муж, который сед?

XXVIНо время шло. «Пора к развязке!» –Так говорил любовник мой.«Вздыхают молча только в сказке,А я не сказочный герой».Раз входит, кланяясь пренизко,Лакей. – «Что это?» – «Вот-с записка;Вам барин кланяться велел-с;Сам не приехал – много дел-с;Да приказал вас звать к обеду,А вечерком потанцевать.Он сам изволил так сказать».– «Ступай, скажи, что я приеду». –И в три часа, надев колет,Летит штабротмистр на обед.

XXVIIАмфитрион был предводитель8 –И в день рождения жены,Порядка ревностный блюститель,Созвал губернские чиныИ целый полк. Хотя бригадныйЗаставил ждать себя изрядноИ после целый день зевал,Но праздник в том не потерял.Он был устроен очень мило;В огромных вазах по столамСтояли яблоки для дам;А для мужчин в буфете былоЕще с утра принесеноВ больших трех ящиках вино.

XXVIIIВперед под ручку с генеральшейПошел хозяин. Вот за столУселся от мужчин подальшеПрекрасный, но стыдливый пол –И дружно загремел с балкона,Средь утешительного звонаТарелок, ложек и ножей,Весь хор уланских трубачей:Обычай древний, но прекрасный;Он возбуждает аппетит,Порою кстати заглушитМеж двух соседей говор страстный –Но в наше время решено,Что всё старинное смешно.

XXIXРодов, обычаев боярскихТеперь и следу не ищи,И только на пирах гусарскихГремят, как прежде, трубачи.О, скоро ль мне придется сноваСидеть среди кружка родногоС бокалом влаги золотойПри звуках песни полковой!И скоро ль ментиков червонныхПриветный блеск увижу я,В тот серый час, когда заряНа строй гусаров полусонныхИ на бивак их у лескаБросает луч исподтишка!

XXXС Авдотьей Николавной рядомСидел штабротмистр удалой –Впился в нее упрямым взглядом,Крутя усы одной рукой.Он видел, как в ней сердце билось…И вдруг – не знаю, как случилось –Ноги ее иль башмачкаКоснулся шпорой он слегка.Тут началися извиненья,И завязался разговор;Два комплимента, нежный взор –И уж дошло до изъясненья…Да, да – как честный офицер!Но казначейша – не пример.

XXXIОна, в ответ на нежный шепот,Немой восторг спеша сокрыть,Невинной дружбы тяжкий опытЕму решила предложить –Таков обычай деревенский!Помучить – способ самый женский.Но уж давно известна намЛюбовь друзей и дружба дам!Какое адское мученьеСидеть весь вечер tête-à-tête9С красавицей в осьмнадцать лет………………………………………………

XXXIIВобще я мог в году последнемВ девицах наших городскихЗаметить страсть к воздушным бреднямИ мистицизму. Бойтесь их!Такая мудрая супруга,В часы любовного досуга,Вам вдруг захочет доказать,Что 2 и 3 совсем не пять;Иль, вместо пламенных лобзаний,Магнетизировать начнет –И счастлив муж, коли заснет!..Плоды подобных замечанийКонечно б мог не ведать мир,Но польза, польза – мой кумир.

XXXIIIЯ бал описывать не стану,Хоть это был блестящий бал.Весь вечер моему улануАмур прилежно помогал.10Увы ……………Не веруют амуру ныне;Забыт любви волшебный царь;Давно остыл его алтарь!Но за столичным просвещеньемПровинциалы не спешат;………………………………………………………………

XXXIVИ сердце Дуни покорилось;Его сковал могучий взор…Ей дома целу ночь всё снилосьБряцанье сабли или шпор.Поутру, встав часу в девятом,Садится в шлафоре измятомОна за вечную канву –Всё тот же сон и наяву.По службе занят муж ревнивый,Она одна – разгул мечтам!Вдруг дверью стукнули. «Кто там?Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!..»Вот чей-то шаг – и перед нейЯвился… только не Андрей.

XXXVВы отгадаете, конечно,Кто этот гость нежданный был.Немного, может быть, поспешноЛюбовник смелый поступил;Но впрочем взявши в рассмотреньеЕго минувшее терпеньеИ рассудив, легко поймешь,Зачем рискует молодежь.Кивнув легонько головою,Он к Дуне молча подошелИ на лицо ее навелВзор, отуманенный тоскою;Потом стал длинный ус крутить,Вздохнул, и начал говорить:

XXXVI«Я вижу, вы меня не ждали –Прочесть легко из ваших глаз;Ах, вы еще не испытали,Что в страсти значит день, что час!Среди сердечного волненьяНет сил, нет власти, нет терпенья!Я здесь – на всё решился я…Тебе я предан… ты моя!Ни мелочные толки света,Ничто, ничто не страшно мне;Презренье светской болтовне –Иль я умру от пистолета…О, не пугайся, не дрожи;Ведь я любим – скажи, скажи!..»

XXXVIIИ взор его притворно-скромный,Склоняясь к ней, то угасал,То, разгораясь страстью томной,Огнем сверкающим пылал.Бледна, в смущенье оставаласьОна пред ним… Ему казалось,Что чрез минуту для негоЛюбви наступит торжество…Как вдруг внезапный и невольныйСтыд овладел ее душой –И, вспыхнув вся, она рукойТолкнула прочь его: «Довольно,Молчите – слышать не хочу!Оставите ль? Я закричу!..»

XXXVIIIОн смотрит: это не притворство,Не штуки – как ни говори –А просто женское упорство,Капризы – черт их побери!И вот – о, верх всех унижений!Штабротмистр преклонил колениИ молит жалобно; как вдругДверь настежь – и в дверях супруг.Красотка: «ах!» Они взглянулиДруг другу сумрачно в глаза;Но молча разнеслась гроза,И Гарин вышел. Дома пулиИ пистолеты снарядил,Присел – и трубку закурил.

XXXIXИ через час ему приноситЗаписку грязную лакей.Что это? Чудо! Нынче проситК себе на вистик казначей,Он именинник – будут гости…От удивления и злостиЧуть не задохся наш герой.Уж не обман ли тут какой?Весь день проводит он в волненье.Настал и вечер наконец.Глядит в окно: каков хитрец –Дом полон, что за освещенье!А всё засунуть – или нет? –В карман на случай пистолет.

XLОн входит в дом. Его встречаетОна сама, потупя взор.Вздох полновесный прерываетЕдва начатый разговор.О сцене утренней ни слова.Они друг другу чужды снова.Он о погоде говорит;Она «да-с, нет-с» и замолчит.Измучен тайною досадой,Идет он дальше в кабинет…Но здесь спешить нам нужды нет,Притом спешить нигде не надо.Итак позвольте отдохнуть,А там докончим как-нибудь.

XLIЯ жить спешил в былые годы,Искал волнений и тревог,Законы мудрые природыЯ безрассудно пренебрег.Что ж вышло? Право смех и жалость!Сковала душу мне усталость,А сожаленье день и ночьТвердит о прошлом. Чем помочь!Назад не возвратят усилья.Так в клетке молодой орел,Глядя на горы и на дол,Напрасно не подъемлет крылья –Кровавой пищи не клюет,Сидит, молчит и смерти ждет.

XLIIУжель исчез ты, возраст милый,Когда всё сердцу говорит,И бьется сердце с дивной силой,И мысль восторгами кипит?Не всё ж томиться бесполезноОрлу за клеткою железной:Он свой воздушный прежний путьЕще найдет когда-нибудь,Туда, где снегом и туманомОдеты темные скалы,Где гнезда вьют одни орлы,Где тучи бродят караваном!Там можно крылья развернутьНа вольный и роскошный путь!

XLIIIНо есть всему конец на свете,И даже выспренним мечтам.Ну, к делу. Гарин в кабинете.О чудеса! Хозяин самЕго встречает с восхищеньем,Сажает, потчует вареньем,Несет шампанского стакан.«Иуда!» – мыслит мой улан.Толпа гостей теснилась шумноВокруг зеленого стола;Игра уж дельная была,И банк притом благоразумный.Его держал сам казначейДля облегчения друзей.

XLIVИ так как господин БобковскийВеликим делом занят сам,То здесь блестящий круг тамбовскийПозвольте мне представить вам.Во-первых, господин советник,Блюститель нравов, мирный сплетник,11………………………………А вот уездный предводитель,Весь спрятан в галстук, фрак до пят,Дискант, усы и мутный взгляд.А вот, спокойствия рачитель,Сидит и сам исправник – ноОб нем уж я сказал давно.

XLVВот, в полуфрачке, раздушенный,Времен новейших Митрофан,Нетесаный, недоученый,А уж безнравственный болван.Доверье полное имеяК игре и знанью казначея,Он понтирует, как велят, –И этой чести очень рад.Еще тут были… но довольно,Читатель милый, будет с вас.И так несвязный мой рассказ,Перу покорствуя невольноИ своенравию чернил,Бог знает чем я испестрил.

XLVIПошла игра. Один, бледнея,Рвал карты, вскрикивал; другой,Поверить проигрыш не смея,Сидел с поникшей головой.Иные, при удачной талье,Стаканы шумно наливалиИ чокались. Но банкометБыл нем и мрачен. Хладный потПо гладкой лысине струился.Он всё проигрывал дотла.В ушах его дана, взялаТак и звучали. Он взбесился –И проиграл свой старый дом,И всё, что в нем или при нем.

XLVIIОн проиграл коляску, дрожки,Трех лошадей, два хомута,Всю мебель, женины сережки,Короче – всё, всё дочиста.Отчаянья и злости полный,Сидел он бледный и безмолвный.Уж было заполночь. Треща,Одна погасла уж свеча.Свет утра синевато-бледныйВдоль по туманным небесамСкользил. Уж многим игрокамСон прогулять казалось вредно,Как вдруг, очнувшись, казначейВниманья просит у гостей.

XLVIIIИ просит важно позволеньяЛишь талью прометнуть одну,Но с тем, чтоб отыграть именье,Иль «проиграть уж и жену».О страх! О ужас! О злодейство!И как доныне казначействоЕще терпеть его могло!Всех будто варом обожгло.Улан один прехладнокровноК нему подходит. «Очень рад, –Он говорит, – пускай шумят,Мы дело кончим полюбовно,Но только чур не плутовать –Иначе вам не сдобровать!»

XLIXТеперь кружок понтёров праздныхВообразить прошу я вас,Цвета их лиц разнообразных,Блистанье их очков и глаз,Потом усастого героя,Который понтирует стоя;Против него меж двух свечейОгромный лоб, седых кудрейПокрытый редкими клочками,Улыбкой вытянутый ротИ две руки с колодой – вотИ вся картина перед вами,Когда прибавим вдалекеЖену на креслах в уголке.

LЧто в ней тогда происходило –Я не берусь вам объяснить;Ее лицо изобразилоТак много мук, что, может быть,Когда бы вы их разгадали,Вы поневоле б зарыдали.Но пусть участия слезаНе отуманит вам глаза:Смешно участье в человеке,Который жил и знает свет.Рассказы вымышленных бедВ чувствительном прошедшем векеНемало проливали слёз…Кто ж в этом выиграл – вопрос?

LIНедолго битва продолжалась;Улан отчаянно играл;Над стариком судьба смеялась –И жребий выпал… час настал…Тогда Авдотья Николавна,Встав с кресел, медленно и плавноК столу в молчанье подошла –Но только цвет ее челаБыл страшно бледен. ОбомлелаТолпа. Все ждут чего-нибудь –Упреков, жалоб, слез… Ничуть!Она на мужа посмотрелаИ бросила ему в лицоСвое венчальное кольцо –

LIIИ в обморок. Ее в охапкуСхватив, – с добычей дорогой,Забыв расчеты, саблю, шапку,Улан отправился домой.Поутру вестию забавнойСмущен был город благонравный.Неделю целую спустя,Кто очень важно, кто шутя,Об этом все распространялись.Старик защитников нашел.Улана проклял милый пол –За что, мы, право, не дознались.Не зависть ли? Но нет, нет, нет!Ух! Я не выношу клевет.

LIIIИ вот конец печальной былиИль сказки – выражусь прямей.Признайтесь, вы меня бранили?Вы ждали действия? Страстей?Повсюду нынче ищут драмы,Все просят крови – даже дамы.А я, как робкий ученик,Остановился в лучший миг;Простым нервическим припадкомНеловко сцену заключил,Соперников не помирилИ не поссорил их порядком…Что ж делать! Вот вам мой рассказ,Друзья; покамест будет с вас.

mihail-lermontov.su

Тамбовская казначейша (поэма; Лермонтов)

Играй, да не отыгрывайся.

Пословица

ПОСВЯЩЕНИЕ

Пускай слыву я старовером,Мне всё равно — я даже рад:Пишу «Онегина» размером;Пою, друзья, на старый лад.Прошу послушать эту сказку!Ее нежданную развязкуОдобрите, быть может, выСклоненьем легким головы.Обычай древний наблюдая,Мы благодетельным виномСтихи негладкие запьем,И пробегут они, хромая,За мирною своей семьейК реке забвенья на покой.

Тамбов на карте генеральнойКружком означен не всегда;Он прежде город был опальный,Теперь же, право, хоть куда.Там есть три улицы прямые,И фонари, и мостовые,Там два трактира есть, один«Московский», а другой «Берлин».Там есть еще четыре будки,При них два будочника есть;По форме отдают вам честь,И смена им два раза в сутки;. . . . . . . . . .Короче, славный городок.

Вдруг оживился круг дворянский,Губернских дев нельзя узнать, —Пришло известье: полк уланскийВ Тамбове будет зимовать.Уланы, ах! такие хваты…Полковник, верно, неженатый,А уж бригадный генералКонечно, даст блестящий бал.У матушек сверкнули взоры;Зато, несносные скупцы,Неумолимые отцыПришли в раздумье: сабли, шпоры —Беда для крашеных полов…Так волновался весь Тамбов.

И вот однажды утром рано,В час лучший девственного сна,Когда сквозь пелену туманаЕдва проглядывает Цна,Когда лишь куполы собораРоскошно золотит АврораИ, тишины известный враг,Еще безмолвствовал кабак,. . . . . . . . . .Уланы справа по шестиВступили в город; музыканты,Дремля на лошадях своих,Играли марш из «Двух слепых».

Услыша ласковое ржаньеЖеланных вороных коней,Чье сердце, полное вниманья,Тут не запрыгало сильней?Забыта жаркая перина…«Малашка, дура, Катерина,Скорее туфли и платок!Да где Иван? Какой мешок!Два года ставни отворяют…»Вот ставни настежь. Целый домТрет стекла тусклые сукном —И любопытно пробегаютГлаза опухшие девицРяды суровых, пыльных лиц.

«Ах, посмотри сюда, кузина,Вот этот!» — «Где? майор?» — «О нет!Как он хорош, а конь — картина,Да жаль, он, кажется, корнет…Как ловко, смело избочился…Поверишь ли, он мне приснился…Я после не могла уснуть…»И тут девическая грудьКосынку тихо поднимает —И разыгравшейся мечтойСлегка темнится взор живой.Но полк прошел. За ним мелькаетТолпа мальчишек городских,Немытых, шумных и босых.

Против гостиницы «Московской»,Притона буйных усачей,Жил некто господин Бобковской,Губернский старый казначей.Давно был дом его построен;Хотя невзрачен, но спокоен;Меж двух облупленных колоннДержался кое-как балкон.На кровле треснувшие доскиЗеленым мохом поросли;Зато пред окнами цвелиЧетыре стриженых березкиВзамен гардин и пышных стор,Невинной роскоши убор.

Хозяин был старик угрюмыйС огромной лысой головой.От юных лет с казенной суммойОн жил как с собственной казной.В пучинах сумрачных расчетаБлуждать была ему охота,И потому он был игрок(Его единственный порок).Любил налево и направоОн в зимний вечер прометнуть,Четвертый куш перечеркнуть,Рутёркой понтирнуть со славой,И талью скверную поройЗапить цимлянского струей.

Он был врагом трудов полезных,Трибун тамбовских удальцов,Гроза всех матушек уездныхИ воспитатель их сынков.Его краплёные колодыНе раз невинные доходыС индеек, масла и овсаВдруг пожирали в полчаса.Губернский врач, судья, исправник —Таков его всегдашний круг;Последний был делец и другИ за столом такой забавник,Что казначейша иногдаСгорит, бывало, от стыда.

И впрямь Авдотья НиколавнаБыла прелакомый кусок.Идет, бывало, гордо, плавно —Чуть тронет землю башмачок;В Тамбове не запомнят люди

stihi-lermontova.com