Музей ЧерномырдинаУ вас отключен JavaScript. Корова на картине айвазовского 9 вал
|
 Смешливая девчонка в клетчатых штанах, шептавшая на ухо подруге свою очевидно малопристойную для музея версию, принимает поддельно монашеский вид. Школьники напряженно вглядываются в полотно, молчат и парятся. – Ну? – в подмалевке экскурсовода начинает проступать штурмбанфюрер. – Помогите? – робко произносит кто-то. – Н-не-е-ет! – и лицо женщины искажается на манер древнегреческой маски трагедии. – Думаем, дети. Наступает придавленно гомонливая музейная тишина. Пошел напряг. Слышно, как стуча на стыках, порожняком по холодным рельсам детского сознания катятся догадки: что говорят люди, когда им на головы льется лава и падает пепел? Пипец? Трындец? Кабздец? Валим отсюда? – Беги!? – доходит, кстати, все до той же клетчатой. – Да! Да! – и лицо музейной женщины озаряется подлинным счастьем, словно эта секунда просветления в юношестве оправдала всю ее жизнь. – Конечно, перед нами пример материнского самопожертвования, когда она, понимая, что не сможет идти, предлагает сыну покинуть ее, спастись самому! Она привычным жестом ломает пальцы, и я вижу, что на них нет колец. Вижу вот зачем-то – и ничего не могу с этим поделать. Школьники записывают что-то в блокноты: им, видно, еще отвечать про это на уроке. Заглядываю через плечо веселой девчонки в клетчатых штанах и шитой китайским серебром болоньевой куртке: «Мать гаварит сыну беги». Ну, почти правильно. Детишки помладше сидят на полу, слушают другую удивительную женщину, которая трактует картину Айвазовского «Волна». Она висит рядом с «Девятым валом». И хотя она раза в полтора больше, поскольку полотно на 90 процентов заполнено тончайшими серо-зелеными оттенками штормовой воды, пены и неба, не столь запоминается. Я вот про нее начисто забыл. А зря!  – Перед нами картина морской катастрофы, – рассказывала экскурсовод. – В пучине гибнет парусный корабль. И вы видите, как малы людские силы, как они тщетны по сравнению с мощью разбушевавшейся природы. Вообще, да. Это видно. И детишки, и я, проникнувшись, смотрим даже слегка испуганно, потому что Айвазовский – великий реалист, и волна просто хлещет через раму. – Так, – оглядывая группу, пугается вдруг и экскурсовод, но по другому поводу. – А где этот ваш непоседа, чернявенький? Который спрашивал, почему тети... м-м, не одеты? – Он в соседнем зале, – ответил самый спокойный мальчик с чубчиком, сильно напоминающим советский полубокс, тоже смутно на кого-то похожий. – Где за тетей подглядывают два старикана. Экскурсовод обреченно вздохнула (видимо, «Сусанна и старцы») и продолжила: – Но давайте повнимательнее вглядимся вот в эту картину. Видите серенькое пятнышко? Да. Вот это. Что вы видите? Вот в данном случае я не видел ничегошеньки, кроме пятнышка, хотя щурился и пялил очки. Но питерские детишки, хотя были сплошь бледноваты (или это от картины шел этот зеленоватый отсвет), были юны, здоровы и обладали острым зрением. – Это голова, – робко сказала тоненькая большеглазая девочка с косичками венчиком. – Правильно, – подбодрила экскурсовод, и девочка улыбнулась счастливо. – А приглядитесь: с чем голова? Убей, я ничего не видел. – С рогами! Голова с рогами! – разглядел кто-то, и все подтвердили: – Точно, с рогами! Тетушка приближала группу к торжеству умело: – И кто это у нас с рогами? – Черт! – выпалила девочка с косичками, ободренная своим предыдущим успехом. Но бомба в одну воронку дважды не падает. – Н-не-е-ет! – протянула экскурсоводша, и я подумал, что их, видимо, специально обучают такому специфическому, душераздирающему разочарованию в голосе.  – Это корова, – сказал полубокс. – Именно так! Прошу заметить, какое внимание Айвазовский уделял деталям! Казалось бы: нарисуй бурное море, людей, пытающихся спастись на обломках судна, – и все. Достаточно. Но Айвазовский рисует корову. Что, по-вашему, здесь делает корова? – Она тонет, – спокойно сказал полубокс, и я вдруг понял, на кого он похож. – Это понятно, – подтвердила женщина- экскурсовод. – Но откуда здесь корова? Кто угадает? Произошел очередной напряг, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не чернявенький мальчик, который, оказывается, уже давно вернулся из соседнего зала и стоял у нас за спинами, наблюдая всю дискуссию. – Это пища, я так думаю, – сказал мальчик. – Они ее кушать собирались, но не успели. Там еще барашки были, может, свинки. Куры. Но они уже утонули. Девочка с косичками посмотрела на него долгим взглядом. – Правильно, консервов-то не было, – подытожил чубчик. Экскурсовод выглядела несколько смущенной: – Э... да, путешественники прошлого часто брали с собой домашних животных. Корова обеспечивала путешественников молоком, м-да... Дети молчали. – И Айвазовский, будучи реалистом, отметил это на своем полотне. Но открывается эта деталь лишь внимательному глазу. Итак, дети: что же мы с вами только что изучили? – Смерть коровы, – сказала девочка строго и потрясенно. – Нет, я имею в виду тему занятия, – чуть сконфуженно пояснила экскурсовод и погладила девочку по голове. – Мы изучили морской пейзаж на примере великого русского художника Ивана Константиновича Айвазовского. И они пошли одеваться. А я ходил по залам, нашел еще Алексея Баталова, Бруно Фрейндлиха, и все думал про корову, про Помпеи, про питерские архетипы. А потом полез в Интернет, чтобы узнать, один ли я такой невежда, ничего про корову не знал? Оказалось, нет. Хотя корова замечена, но не многими. Зато Интернет имеет свою, перепахавшую меня, версию появления животного в пучине. Выглядит история, по предположению некоторых интернет-пользователей, примерно так: 72-летний маринист Айвазовский писал одну из своих лучших – и последних – картин. Во всяком случае, это поздний Айвазовский. Достигнув на полотне наивысшего трагического напряжения в отображении борьбы за жизнь (в Сети это еще называют борьбой бобра с ослом), престарелый художник решил, что перестарался: все, блин, в негативе. Че я, Брюллов, что ли? И он, чтобы снять напряжение, пририсовал корову. Разрядил обстановку. Разбавил чернушку. А что, прикольно: корова плывет. Так и вижу: рисовал старик Айвазовский, сжимая кисти в руках, перекошенных артритом... так, рога подлиннее... смеялся до слез. Теперь хорошо, не напряжно. С тех пор незримо для многих плывет его корова по залам Русского музея, и кажется, дети, что корова нам что-то говорит. Му? Н-не-е-ет!
источник: http://www.vz.ru/columns/2010/11/29/451016.html |
72-летний Айвазовский писал одну из своих лучших – и последних – картин. Достигнув на полотне наивысшего трагического напряжения в отображении борьбы за жизнь, престарелый художник решил, что перестарался: все, блин, в негативе… В Русский музей я пошел по случаю двух свободных часов: между семинаром, где внушал юношеству разные небесспорные идеи (о том его честно предупреждая) и ужином в «Рюмочной № 1» – месте приятном и даже культовом, с тех в особенности пор, как мой дружище Андрей Анатолич там изволили под ансамбль петь «Когда весна придет – не знаю». М-да, давненько я тут не был. Честно сказать, с того самого юношества, когда на каникулы прилетал в Ленинград по льготному билету с тремя целями: БДТ, Русский музей и рубашка-лапша. Но скрипит так же благородно истертый паркет. И все так же с портрета Ореста Кипренского Карлом Альбрехтом смотрит на меня Кирилл Лавров. 
Я еще тогда заметил, что на старых портретах, если вглядеться, видишь нынешних питерцев. А, может, в лицах новых питерцев иногда проступают первоначальные слои краски; теперь в такой технике пишут редко. В музее полно детей. Школьники – кто уныло, кто трепетно, – но ходят за пассионарными экскурсоводшами, кои сами есть художественные произведения особого типа. В их грунтовке может вдруг обозначиться нескладная жизнь, их кофты просты, а в дужках их старых пластиковых очков уже позеленела остевая проволока, но счастье быть рядом с Кипренским и Брюлловым заменяет этим благородным женщинам многое. Наведите на нее случайно вырвавшийся усталый, равнодушный взгляд в момент наивысшего накала ее речи («Карл Павлович, дети, изобразил здесь себя, и не страх, не паника на лице художника, он впитывает каждое мгновение, каждый отблеск величайшей трагедии») – испепелит не хуже, чем Везувий Помпеи. – Мы, глядя на картину, словно слышим, что кричат эти гибнущие люди. Слышим ведь, да? Смеяться мы будем потом. Что, по-вашему, говорит вот эта женщина, дети? www.rusbg.com
Айвазовский. Корова. - Все Вместе
Открещусь сразу, чтобы кто чего не подумал - у нас обычная малахольная семья. Вот например, полдня носила выздоравливающего малыша в рюкзаке, а на тренировке отгребла 46 бассейнов, хочется принять позу бревна и сделать вид, что провожу время с детьми. В UNO мы играли перед плаванием, в Головоногов - днем, я достала SET и собралась устроить мозговой штурм. Как бы не так! Первым начал Алан - карты летели, словно листья в ветреную погоду. Потом подключились и остальные - и пофиг, что Милана гребла аж километр, скачет так, словно еще парочку бы одолела...))) Я поняла, что в интеллигентов поиграть не удастся, и смылась за компьютер, рассказать о корове.Преподаватель Миланы - художник. Именно из тех, что не могут не рисовать. Если Милана на уроках украдкой читает книги, Александр Григорьевич втихаря рисовал, когда был школьником.Преподаватель говорит, что рисовать 3 раза в неделю по 1.5 часа, как у них в кружке живописи - мало. Надо - много. Чтобы руку набить. На днях мы читали статью "Заполнить скетчбук за месяц" - и Милана теперь тоже рисует, когда скучно в школе. Чтобы тренироваться.Ну а я, мать-марафонец, и швец, и жнец, и на дуде игрец, отлыниваю везти ребенка в музей Кастеева, а подсовываю толстенный том "Шедевры Русской Живописи", который почему-то вызывает интерес у Руслана, а не у семейного художника Миланы))))
Вот и сегодня Рус минут на 40 завис возле книги. Я вспомнила о Корове, про которую читаланедавно и бросилась рассматривать Айвазовского.Ура! там есть такая картина!Гип-гип-ура! - там есть и Корова!что за Корова, спросите Вы?
"72-летний Айвазовский писал одну из своих лучших – и последних – картин. Достигнув на полотне наивысшего трагического напряжения в отображении борьбы за жизнь, престарелый художник решил, что перестарался: все, блин, в негативе…В Русский музей я пошел по случаю двух свободных часов: между семинаром, где внушал юношеству разные небесспорные идеи (о том его честно предупреждая) и ужином в «Рюмочной № 1» – месте приятном и даже культовом, с тех в особенности пор, как мой дружище Андрей Анатолич там изволили под ансамбль петь «Когда весна придет – не знаю».М-да, давненько я тут не был. Честно сказать, с того самого юношества, когда на каникулы прилетал в Ленинград по льготному билету с тремя целями: БДТ, Русский музей и рубашка-лапша. Но скрипит так же благородно истертый паркет.И все так же с портрета Ореста Кипренского Карлом Альбрехтом смотрит на меня Кирилл ЛавровЯ еще тогда заметил, что на старых портретах, если вглядеться, видишь нынешних питерцев. А, может, в лицах новых питерцев иногда проступают первоначальные слои краски; теперь в такой технике пишут редко.
В музее полно детей. Школьники – кто уныло, кто трепетно, – но ходят за пассионарными экскурсоводшами, кои сами есть художественные произведения особого типа. В их грунтовке может вдруг обозначиться нескладная жизнь, их кофты просты, а в дужках их старых пластиковых очков уже позеленела остевая проволока, но счастье быть рядом с Кипренским и Брюлловым заменяет этим благородным женщинам многое. Наведите на нее случайно вырвавшийся усталый, равнодушный взгляд в момент наивысшего накала ее речи («Карл Павлович, дети, изобразил здесь себя, и не страх, не паника на лице художника, он впитывает каждое мгновение, каждый отблеск величайшей трагедии») – испепелит не хуже, чем Везувий Помпеи.– Мы, глядя на картину, словно слышим, что кричат эти гибнущие люди. Слышим ведь, да? Смеяться мы будем потом. Что, по-вашему, говорит вот эта женщина, дети?Слышно, как стуча на стыках, порожняком по холодным рельсам детского сознания катятся догадки: что говорят люди, когда им на головы льется лава и падает пепел? Пипец? Трындец? Кабздец? Валим отсюда?Смешливая девчонка в клетчатых штанах, шептавшая на ухо подруге свою очевидно малопристойную для музея версию, принимает поддельно монашеский вид. Школьники напряженно вглядываются в полотно, молчат и парятся.– Ну? – в подмалевке экскурсовода начинает проступать штурмбанфюрер.– Помогите? – робко произносит кто-то.– Н-не-е-ет! – и лицо женщины искажается на манер древнегреческой маски трагедии. – Думаем, дети.Наступает придавленно гомонливая музейная тишина. Пошел напряг. Слышно, как стуча на стыках, порожняком по холодным рельсам детского сознания катятся догадки: что говорят люди, когда им на головы льется лава и падает пепел? Пипец? Трындец? Кабздец? Валим отсюда?– Беги!? – доходит, кстати, все до той же клетчатой.– Да! Да! – и лицо музейной женщины озаряется подлинным счастьем, словно эта секунда просветления в юношестве оправдала всю ее жизнь. – Конечно, перед нами пример материнского самопожертвования, когда она, понимая, что не сможет идти, предлагает сыну покинуть ее, спастись самому!Она привычным жестом ломает пальцы, и я вижу, что на них нет колец. Вижу вот зачем-то – и ничего не могу с этим поделать.Школьники записывают что-то в блокноты: им, видно, еще отвечать про это на уроке. Заглядываю через плечо веселой девчонки в клетчатых штанах и шитой китайским серебром болоньевой куртке: «Мать гаварит сыну беги».Ну, почти правильно.
Детишки помладше сидят на полу, слушают другую удивительную женщину, которая трактует картину Айвазовского «Волна». Она висит рядом с «Девятым валом». И хотя она раза в полтора больше, поскольку полотно на 90 процентов заполнено тончайшими серо-зелеными оттенками штормовой воды, пены и неба, не столь запоминается. Я вот про нее начисто забыл. А зря!
– Перед нами картина морской катастрофы, – рассказывала экскурсовод. – В пучине гибнет парусный корабль. И вы видите, как малы людские силы, как они тщетны по сравнению с мощью разбушевавшейся природы.Вообще, да. Это видно. И детишки, и я, проникнувшись, смотрим даже слегка испуганно, потому что Айвазовский – великий реалист, и волна просто хлещет через раму.– Так, – оглядывая группу, пугается вдруг и экскурсовод, но по другому поводу. – А где этот ваш непоседа, чернявенький? Который спрашивал, почему тети... м-м, не одеты?– Он в соседнем зале, – ответил самый спокойный мальчик с чубчиком, сильно напоминающим советский полубокс, тоже смутно на кого-то похожий. – Где за тетей подглядывают два старикана.Экскурсовод обреченно вздохнула (видимо, «Сусанна и старцы») и продолжила:– Но давайте повнимательнее вглядимся вот в эту картину. Видите серенькое пятнышко? Да. Вот это. Что вы видите?Вот в данном случае я не видел ничегошеньки, кроме пятнышка, хотя щурился и пялил очки. Но питерские детишки, хотя были сплошь бледноваты (или это от картины шел этот зеленоватый отсвет), были юны, здоровы и обладали острым зрением.– Это голова, – робко сказала тоненькая большеглазая девочка с косичками венчиком.– Правильно, – подбодрила экскурсовод, и девочка улыбнулась счастливо. – А приглядитесь: с чем голова?Убей, я ничего не видел.– С рогами! Голова с рогами! – разглядел кто-то, и все подтвердили: – Точно, с рогами!Тетушка приближала группу к торжеству умело:– И кто это у нас с рогами?– Черт! – выпалила девочка с косичками, ободренная своим предыдущим успехом. Но бомба в одну воронку дважды не падает.– Н-не-е-ет! – протянула экскурсоводша, и я подумал, что их, видимо, специально обучают такому специфическому, душераздирающему разочарованию в голосе.– Это корова, – сказал полубокс.– Именно так! Прошу заметить, какое внимание Айвазовский уделял деталям! Казалось бы: нарисуй бурное море, людей, пытающихся спастись на обломках судна, – и все. Достаточно. Но Айвазовский рисует корову. Что, по-вашему, здесь делает корова?– Она тонет, – спокойно сказал полубокс, и я вдруг понял, на кого он похож.– Это понятно, – подтвердила женщина- экскурсовод. – Но откуда здесь корова? Кто угадает?Произошел очередной напряг, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не чернявенький мальчик, который, оказывается, уже давно вернулся из соседнего зала и стоял у нас за спинами, наблюдая всю дискуссию.– Это пища, я так думаю, – сказал мальчик. – Они ее кушать собирались, но не успели. Там еще барашки были, может, свинки. Куры. Но они уже утонули.Девочка с косичками посмотрела на него долгим взглядом.– Правильно, консервов-то не было, – подытожил чубчик.Экскурсовод выглядела несколько смущенной:– Э... да, путешественники прошлого часто брали с собой домашних животных. Корова обеспечивала путешественников молоком, м-да...Дети молчали.– И Айвазовский, будучи реалистом, отметил это на своем полотне. Но открывается эта деталь лишь внимательному глазу. Итак, дети: что же мы с вами только что изучили?– Смерть коровы, – сказала девочка строго и потрясенно.– Нет, я имею в виду тему занятия, – чуть сконфуженно пояснила экскурсовод и погладила девочку по голове. – Мы изучили морской пейзаж на примере великого русского художника Ивана Константиновича Айвазовского.И они пошли одеваться.
А я ходил по залам, нашел еще Алексея Баталова, Бруно Фрейндлиха, и все думал про корову, про Помпеи, про питерские архетипы. А потом полез в Интернет, чтобы узнать, один ли я такой невежда, ничего про корову не знал? Оказалось, нет. Хотя корова замечена, но не многими. Зато Интернет имеет свою, перепахавшую меня, версию появления животного в пучине.Выглядит история, по предположению некоторых интернет-пользователей, примерно так: 72-летний маринист Айвазовский писал одну из своих лучших – и последних – картин. Во всяком случае, это поздний Айвазовский. Достигнув на полотне наивысшего трагического напряжения в отображении борьбы за жизнь (в Сети это еще называют борьбой бобра с ослом), престарелый художник решил, что перестарался: все, блин, в негативе. Че я, Брюллов, что ли? И он, чтобы снять напряжение, пририсовал корову. Разрядил обстановку. Разбавил чернушку. А что, прикольно: корова плывет.Так и вижу: рисовал старик Айвазовский, сжимая кисти в руках, перекошенных артритом... так, рога подлиннее... смеялся до слез. Теперь хорошо, не напряжно.С тех пор незримо для многих плывет его корова по залам Русского музея, и кажется, дети, что корова нам что-то говорит. Му?Н-не-е-ет! "
а вы, друзья, нашли ее?...)))
vse.kz
Шедевры Русского музея: картина Айвазовского «Девятый вал»
Одна из самых известных и красивейших картин русского художника-мариниста «Девятый вал» была написана Иваном Айвазовским в возрасте 33 лет, когда он уже находился на пике своей популярности и на вершине творческого успеха.
К тому времени, когда Айвазовский вот-вот должен был очередной раз вдохновиться бушующим видом моря, им уже был куплен небольшой и уютный домик в Феодосии, близ побережья Чёрного моря, где художник любил часто прогуливаться и общаться с моряками. На очередной такой прогулке он вновь разговорился с матросами, служащими на небольшом судне, которые рассказали ему любопытное поверье, ставшее основой сюжета для картины «Девятый вал».
Как гласит легенда, с древних времён среди моряков принято считать, что во время бури самой губительной волной является девятая — самая сокрушительная и не знающая пощады, которая не оставляет живых и одинаково жестока как к животному, так и к человеку. Услышав эту историю, Айвазовский задумал изобразить на холсте противостояние человека грозной морской стихии, когда он находится на последней стадии борьбы, буквально уже изнемогая от битвы, но ещё сохраняя надежду, и с верой глядит на горизонт, где небо будто уже начинает разъясниваться, неся долгожданную пощаду и избавление.
На своей новой картине Айвазовский изобразил море после сильнейшего ночного шторма и людей, потерпевших кораблекрушение, у коих остался только обломок мачты, за которую они исступленно хватаются, готовясь встретить смертоносную девятую волну.
С мастерством, которым художник снискал звание академика и славу первого живописца России, Айвазовский особенно чётко, при помощи игры со светом, прорисовывает борьбу бушующего моря и цепляющихся за жизнь людей. Одновременно с явным драматизмом сюжета мастер словно даёт зрителю надежду, рисуя восходящее солнце, которое своими ласковыми золотисто-розовыми лучами пронзает водную гладь и словно успокаивает героев трагичного путешествия.
Каждая деталь на произведении искусства будто живёт своей жизнью, находясь в постоянном движении: волны вот-вот готовы обрушиться с холста на зрителя, фигуры четырёх людей, замершие в предчувствии гибели, крепче хватаются за мачту, а занимающееся над горизонтом солнце уже начинает греть замёрзшую кожу и золотить поверхность бунтующего моря.
В настоящее время картину «Девятый вал» можно увидеть в Русском музее, в Михайловском дворце, в зале №14.
www.fiesta.city
Корова Айвазовского
7 Апреля 2016Корова Айвазовского
Самыми трудными для меня, экскурсовода Государственного Русского музея (1983-1989) всегда были детские экскурсии. Если со взрослыми было можно «отработать» скажем обзорную экскурсию, думая в это время о чём-то своём, то дети требовали тебя всего. Главное чего они хотели в музее для начала - это понять, почему мне всё это так нравится? И если я мог их убедить что искусство - это Прекрасный Мир Фантазии и Творчества (где всё можно и почти абсолютная свобода) для начала разговора, экскурсия могла продолжаться. Если нет, моя детская аудитория теряла ко мне и музею интерес и «рассыпалась», начиная дёргать девочек за косички. Главным залогом успеха моих детских экскурсий была моя была система вопрос-ответ, где вместо зачитывания текста экскурсии детям, ты всё время задаёшь им вопросы. Например, у картины Ивана Айвазовского «Волна», я спросил ребят 5-го класса - какое настроение передаёт нам художник в этой картине? Ответ был простой – «Дяденька, а что здесь делает корова?». Я удивился: «Какая корова???» Девочка из моей группы взяла меня за руку и подвела поближе к правой нижней части огромного полотна. Там среди бушующих волн плыла маленькая корова (И до сих пор плывёт, сходите посмотрите!). За 6 лет работы в Русском Музее я провёл тысячи экскурсий и никогда не видел плывущей коровы у Айвазовского. Да здравствует Детское Видение Искусства. Светлое, Чистое и не затуманенное дурацким вопросом – «А что нам хотел показать художник?».
Юрий Каменский
Приглашаем Вас оценить истории «Народной книги» и оставить свой комментарий:
Конкурсы «Народной книги» на Facebook
Конкурс «Были 90-х»
Не забывайте размещать свои истории о 90-х годах в Facebook, помечая их хэштег #Были90х
"Нельстивых чувств М. Лермонтовой..."Татьяна Михайловна Мельникова: Надо ли писать с какими эмоциями я листала присланные ксерокопии листов альбома и видела хорошо знакомое имя — «Мария Лермонтова»? У меня практически не было сомнений в том, что это подпись матери Михаила Юрьевича Лермонтова: мать и сын, по утверждению современников, были похожи внешне, на мой взгляд, и почерки их также очень похожи. Письмо сильно взволновало и научных сотрудников. Старались говорить о нем как можно меньше, делали вид, что чудес не бывает, и мы в них не верим. Дело в том, что сохранилось только несколько вещей этой удивительной женщины, подарившей миру великого поэта. И мы боялись даже думать о перспективе хранить в музее альбом М.М. Лермонтовой. Боб Дилан в Ясной ПолянеМихаил Гнедовский: Судя по всему, речь идет о приезде Боба Дилана в Москву в 1985 году, когда здесь проходил двенадцатый Международный фестиваль молодежи и студентов. Инициатором приглашения Дилана был Андрей Вознесенский, который вместе с Евгением Евтушенко устраивал в рамках фестиваля на стадионе в Лужниках «Вечер мировой поэзии», и Боб Дилан стал одним из его участников, хотя его имя и не значилось на афишах. Считается, что событие это с треском провалилось, так как на стадионе почти не было зрителей, а те зрители, которые там оказались, не имели ни малейшего представления о том, кто такой Боб Дилан. Он спел три песни под жидкие аплодисменты, был разочарован приемом публики...
nk.ast.ru
Потомки Айвазовского впервые увидели в Петербурге его «Девятый вал» и «Волну»
18:18 03/08/2017
Потомки русского живописца Ивана Айвазовского впервые увидели полотна своего легендарного предка - «Девятый вал» и «Волну». Чтобы вживую насладиться картинами, они проделали путь в тысячи километров - в Петербург прилетели из Австралии.
Русский музей посетили трое прапраправнуков мариниста, а также их дети - всего 10 человек. Это представители армянской ветви семьи художника по линии его старшей дочери Александры. Работы Ивана Айвазовского на репродукциях еще 40 лет назад разглядывали через лупу.
«В 77-м году моя бабушка поехала в Стамбул. Там она увидела книги об Айвазовском и маленькую копию «Девятого вала». Привезла репродукцию нам. На ней почти ничего не было видно. И когда теперь смотришь на оригинал - это поражает. Гораздо лучше увидеть один раз вживую», - отметила прапраправнучка Ивана Айвазовского Селеста Розетто.
Потомки мариниста рассказали семейную легенду о том, что Иван Айвазовский так хорошо рисовал море, потому что у него был брат - пират. А о том, что художник сам ходил под парусами, а потом по памяти писал картины, они узнали из книг. Директор Русского музея Владимир Гусев провел уникальную экскурсию для делегации из Австралии и поведал потомкам Айвазовского некоторые тонкости творчества их знаменитого родственника.
«Вокруг гибнущего корабля - волны. Я обнаружил в них корову. Айвазовский знал, что такое морские путешествия», - сказал Гусев.
Потомки Айвазовского приехали в Россию в честь 200-летия художника. Они уже побывали в Феодосии, где родился и жил маринист, и в Москве, где находится большая коллекция его работ.
mir24.tv
9 вал. Что на картине - победа или поражение?
Одним из наиболее распространенных в сети поверхностных описаний картины Ивана Константиновича Айвазовского "Девятый вал" (1850 г.) является то, которое я привел в записи от 30.05.2011 г. Причем, многочисленные описания переписываются слово в слово. Давайте более внимательно посмотрим на гениальное произведение Айвазовского. Смею заметить, что я не профессиональный искусствовед, не претендую на истину в последней истанции и излагаю только свои размышления и чувства.Первое, что бросается в глаза это то, что громадный "девятый вал" готов обрушится, но не на спасшихся моряков, а в стороне от них. Судя по направлению ветра и расположению волн, девятый вал для моряков уже только что прошел и они его выдержали. После удара этой волны в наиболее критическом положении оказался человек, которого удерживает бородатый товарищ по несчастью. Никакой другой громадной волны, угрожающей жертвам кораблекрушения на картине нет.Второе, это солнце, которое прорывается сквозь тучи, оно просто разрывает эти тучи, неся надежду на спасение. Далее - это восходящее солнце, следовательно люди с корабля уже пережили самое страшное - ночной шторм, ураган. Настает утро и солнце возвещает об окончании бури.
Вместе с тем, солнце возвещает о победе людей над стихией. Те, кто до последнего мгновения сражался с роком, победили. Они выстояли. Они держались друг друга, поддерживали надежду, не позволяя себе и другим поддаться слабости, смириться с грозной стихией и погибнуть. Они выстояли.
Далее перед ними встает новая задача - это окончательное спасение и человек, поднявший в руках кусок красной материи возвещает о продолжении борьбы. Борьбы за то, чтобы их заметили проходящие суда. Еще буря не прекратилась, еще только-только стал очевиден перелом в силе шторма, а лидер этой группы уже поднял сигнал о помощи. И недаром кусок материи в его руке напоминает по форме факел. Даже есть некоторое преувеличение в том, что кусок материи, неизвестно каким образом сохранившийся у этого человека, разве только потому что он специально его сохранил на этот случай, принял очертания красного горящего факела. Этот сигнал является одновременно и символом победы над роком. Показательны взгляды остальных товарищей на этот сигнал. В них читается и удивление и продолжение надежды на спасение. Понятно, что пока буря не утихомирилась окончательно, невозможно отыскать спасительное судно.
И еще хотелось бы сказать о том предмете, который стал пристанищем для жертв кораблекрушения - о мачте, которая имеет форму креста - символа христианства. С другой стороны, все изображенные на картине люди имеют восточную внешность и скорее всего являются мусульманами. Возможно, Художник изобразил очертание креста - распятия, как символа спасения, независимо от религиозной принадлежности.
dvoynik-nikolay.livejournal.com
