Музей ЧерномырдинаВерейский художник картины
Картины художников. Г.С. Верейский. Часть 1 — Журнал по дизайну и культуре
Известный французский художник Пюви де Шаванн считал, что живопись служит «одухотворению стен». С этим трудно не согласиться, ибо стоит удачно поместить в комнате хотя бы одну картину художника, как атмосфера пространства меняется до неузнаваемости. Кажется, будто с ней, входит аура и энергия мастера, его повествование, его образы. Но, важно уметь выбрать подходящую картину для интерьера.
Портрет Ю.Е. Кустодиевой. Г.С. Верейский. 1925 г. Бумага, туш, карандаш. 56,6 х 41,5 см.
Каков бы ни был жанр и техника исполнения картины, главное, чтобы она благотворно действовала на окружающих. Графические работы, неброские сами по себе, являют образец камерного творчества. Но, именно они, попав в интерьер, способны придать ему элемент изящества и духовного аристократизма. Одним выдающихся отечественных мастеров графики был Г.С. Верейский.
Георгий Семенович Верейский – один из самых известных ленинградских художников, классик отечественной школы графики. Ему довелось сотрудничать с А. Н. Бенуа, М. В. Добужинским, Е. Е. Лансере, Б. М. Кустодиевым, А. П. Остроумовой-Лебедевой и другими мастерами объединения «Мира искусства». Современниками Верейского в художественной жизни города были такие графики как: В. В. Лебедев, В. М. Конашевич, Ю. А. Васнецов, В. И. Курдов, Н. Ф. Лапшин. Все они отдали дань своему городу, обращаясь к его истории и художественным традициям.
Будь то портрет, пейзаж или интерьерная зарисовка, картины художника Верейского деликатно наполнены образами Петербурга, его пригородов, а также — близких знакомых художника. В большинстве портретов (за исключением заказных серий), моделями являлись члены семьи, коллеги, артисты и учёные. Иными словами, это были люди, которых Верейский достаточно хорошо знал, чтобы иметь возможность представить не только внешний, но и внутренний мир.
Пейзажи знакомых мест города, как правило, наполнены движущимися фигурами и транспортом. Это пейзажи-жанры. Верейский любил представлять картины городской жизни и многие рисовал, глядя прямо из окна. Подобная живая ассоциативность придает им особую лирическую атмосферу восприятия. В них, все еще, чувствуется присутствие автора, как соучастника происходящего. Природные пейзажи, в свою очередь, связаны с любимыми местами близ Ленинграда. Вероятно, по этой причине, в них так часто повторяются Мариенбург, Комарово и т.д.
Интерьеры Верейского – это интерьеры-жанры. Часто, они представляют сцены жизни, протекающей в больших комнатах, с высокими потолками и огромными окнами старых петербургских домов. Эта жизнь (в отличие от реальной), наполнена гармонией, покоем, тишиной и одухотворенностью.
Г. С. Верейский родился на Украине и получил образование, общее и художественное, в Харькове, крупнейшем городе юга Российской империи. Здесь кипела бурная провинциальная культурная жизнь: было два музея изобразительных искусств, ежегодно устраивались коллективные и персональные выставки. Среди них были выставки Верещагина, Айвазовского, Борисова-Мусатова. Также, в городе существовало несколько художественных школ, кружков и студий.
Еще девятилетним гимназистом Верейский начал заниматься в частной студии Е. Е. Шрейдера, одного из лучших педагогов города, европейски образованного живописца. Шрейдер учился в штутгартской, мюнхенской и петербургской академиях, особенно ценил живопись барбизонцев, из русских художников Репина, Васильева, Левитана. Любопытно, что Шрейдер родился в Чугуеве, как и Репин.
Основным принципом системы обучения и образования в его студии была работа с натурой. Натура — это все. Все задания, все постановки сводились к ее осмыслению и освоению. Это выглядело провинциально старомодно на фоне разнообразных новейших авангардных тенденций в европейском искусстве. Но, именно это, как мир старое, представление об искусстве, навсегда стало основой и главной характерной особенностью Верейского.
Посещение на рубеже 1905 года музеев Москвы и Петербурга еще более укрепило его приверженность классическим традициям. Тогда же, он начал собирать гравюры и рисунки, положив начало замечательной коллекции, которую собирал на протяжении всей жизни и приобрел известность как один из крупнейших отечественных коллекционеров.
Читайте также:
www.5arts.info
Работы художника О. Верейского
| Страна: | Россия |
| Родился: | 20 августа 1915 г. |
| Умер: | 2 января 1993 г. |
О́рест Георгиевич Вере́йский родился 7 (20) августа 1915 в селе Аносово, Сычёвского уезда, Смоленской губернии. Советский художник, книжный график. Народный художник СССР (1983). Лауреат Государственной премии СССР (1978).
Орест Верейский родился в семье художника Георгия Верейского и Елены Верейской, дочери историка Н. И. Кареева. До 1922 года жил в селе Аносово.
В 1936—1938 годах — вольнослушатель Ленинградской академии художеств. Именно в Ленинграде происходит творческое становление Верейского как художника. Здесь его наставником, кроме отца, был художник и педагог А. А. Осмёркин. В 1940 году Верейский переезжает жить и работать в Москву.
В годы Великой Отечественной войны работал в редакции газеты «Красноармейская правда», где встретился и подружился с А. Т. Твардовским. Действительный член Академии Художеств СССР (1983), член-корреспондент Академии Художеств СССР (1958).
Верейский иллюстрировал произведения М. А. Шолохова, К. Г. Паустовского, А. А. Фадеева, М. М. Пришвина, И. А. Бунина, Э. Хемингуэя и других писателей.
Верейский активно иллюстрировал произведения А. Т. Твардовского, в том числе поэмы о Василии Тёркине. Известны его иллюстрации к книге М. П. Прилежаевой «Жизнь Ленина».
Видное место в творчестве Верейского занимала станковая графика. Ему принадлежат разнообразные по тематике серии рисунков, акварелей, автолитографий, созданные в результате его поездок по Чехословакии, Сирии, Ливану, Египту (все в 1955 году), Финляндии (1957 год), Исландии (1958 год), США (1960 и 1963 годы).
Верейский неоднократно дарил смоленскому музею свои произведения.
В 1995 году Л. М. Верейская, вдова художника, передала в дар музею большую коллекцию его работ. Это и оригинальная графика, и гравюры, и иллюстрации к литературным произведениям, в том числе к произведениям А. Т. Твардовского. Десятки работ переданы музеям бывшего Сычёвского уезда — Новодугинскому и Сычёвскому.
© Википедия
fantlab.ru
<...> Не скажу, чтобы рисунки, которые я делал для глав "Василия Теркина" на страницах "Красноармейской правды", украшали газетную полосу. Более серьезно надо было думать об иллюстрациях, когда речь зашла об издании первых глав поэмы отдельной книгой, а эта счастливая возможность возникла уже в 1943 году. Мне хотелось открыть книгу фронтисписом с портретом Василия Теркина. И это оказалось самым трудным. Каков он, Теркин, собой? Многие солдаты, портреты которых я набрасывал с натуры, казались мне чем-то похожими на Теркина – кто улыбкой, кто прищуром веселых глаз, кто всем милым, усеянным веснушками лицом. Но ни один из них не был Теркиным. Я оказался в роли Агафьи Тихоновны из гоголевской "Женитьбы": "...Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича...". Разумеется, каждый раз я делился результатами своих поисков с Александром Трифоновичем. И каждый раз слышал в ответ: "Нет, это не он". Да я и сам знал – не он. Но вот однажды в нашей редакции появился приехавший из армейской газеты молодой поэт. Приехал он к Твардовскому почитать ему свои стихи. Василий Глотов всем нам сразу понравился. У него была добрая улыбка, веселый нрав. И еще мы знали, что не ведавшему снисхождения Твардовскому понравились некоторые, еще незрелые стихи молодого поэта. Прошло несколько дней, и вдруг я с пронзившим меня радостным чувством узнал Василия Теркина в Василии Глотове. Я бросился к Александру Трифоновичу со своим открытием. Он сначала удивленно вскинул брови, потом попросил меня для начала нарисовать Глотова и показать ему. Я не был обескуражен его реакцией. Наоборот, она меня обрадовала. Александр Трифонович был далек от проблем и интересов изобразительного искусства, но он понимал, что сама жизнь и ее художественное изображение не одно и то же. Идея "попробоваться" на образ Теркина показалась Глотову забавной. Когда я рисовал его, он хитро прищуривался, расплывался в улыбке, что делало его еще больше похожим на Теркина, каким я его себе представлял. Я нарисовал его анфас, в профиль в три четверти, с опущенной головой. Показал рисунки Твардовскому. Александр Трифонович сказал: "Да". И это было все. С тех пор он никогда не допускал ни малейшей попытки изобразить Теркина другим. В дальнейших публикациях, в зависимости от характера издания и способа печати, я переделывал этот портрет, меняя только технику исполнения, но стараясь не нарушить сходства. Кстати, о сходстве. Естественно, мои наброски с Глотова не были протокольным, точным повторением его черт, да и вряд ли буквальное копирование чьего-либо лица может привести к созданию облика литературного героя. Все мои прежние поиски теркинских примет в других лицах, конечно, не пропали даром. Я аккумулировал их, рисуя того Теркина, основой которого стал Глотов. Но все же Глотов надолго стал Теркиным – товарищи по армейской газете не называли его иначе. Сейчас писатель Василий Глотов живет и работает во Львове, недавно ему исполнилось шестьдесят лет. То, что я был свидетелем событий, которые либо вошли в главы "Теркина", либо стали фоном для них или толчком для их возникновения, то, что я видел и мог с натуры рисовать места, где происходили описанные в них события, помогло мне в работе над иллюстрациями к "Василию Теркину" и "Дому у дороги". Помогло не буквально пересказать содержание, а идти как бы параллельно со стихами, со своим изобразительным рассказом. Вместе с тем я мог сохранить в рисунках конкретность и времени, и места действия. И разрушенный, сожженный Смоленск, и мощенные бревнами болота Белоруссии, и равнины Восточной Пруссии с дальними готическими шпилями, и тот прусский городок, где писалась глава "В бане", даже тот стул из графского дома – все это виденное, хоженое и рисованное. <...> |
literatura5.narod.ru
