Владимир ШИНКАРЕВ: Картины пишу для себя, тексты — тем более. Шинкарев картины
Владимир Шинкарев: «Живопись — это эзотерическое занятие»
Владимир Шинкарев — писатель и художник, идеолог и один из основателей легендарного движения «митьков», с которым сам же и разделался 25 лет спустя в скандальной книге «Конец митьков». В 2007 году был признан лучшим художником Санкт-Петербурга, а в 2008-м получил Премию имени Иосифа Бродского. В марте этого года у Шинкарева открылись две выставки: «Картины последнего времени» в петербургской Name Gallery и «Мрачные картины» в московской галерее Pop/off/art. Открывшиеся 11 марта «Мрачные картины» — первая за десять лет выставка Шинкарева в Москве. В экспозицию вошло более двадцати живописных полотен последних лет, многие из них ранее не выставлялись. Арт-критик и куратор Арсений Штейнер поговорил с Владимиром Шинкаревым о его московской выставке, сопротивлении «художественным проектам» и о том, почему живопись снова в моде.
Арсений Штейнер: Вы очень редко выставляетесь в Москве, последняя выставка была десять лет назад и в той же галерее, что и сейчас.
Владимир Шинкарев: Для подавляющего большинства моих любимых петербургских художников вообще редкость выставляться где-то за пределами родного города. Ритм жизни, вероятно, другой. Даже для выставок в Петербурге далеко не все охотно дают картины. Помнится, у нашего замечательного живописца Валентина Левитина была выставка в Русском музее (имеется в виду выставка, прошедшая накануне 75-летия художника, в 2005 году, в корпусе Бенуа в Русском музее. — Артгид). Он скандалил за каждую картину! Не хотел расставаться с работами даже на несколько дней. Такое ощущение, что пишут картины для себя или для небольшого круга друзей. Не заинтересованы в экспансии, как нормальные художники во всем мире. Мы довольны таким положением дел.
А.Ш.: В Петербурге вас все-таки видят чаще, иначе как бы вам удалось стать «лучшим художником города».
А.Ш.: Такова московская специфика — считать, что художник производит не картинки, а «проекты». Вот ваша текущая выставка в Name Gallery в Петербурге называется «Картины последнего времени». У нее нет какой-то определенной темы?
В.Ш.: Трудно, говоря со мной, пытаться вышелушить много концепций. У меня все просто, нехитро. Пишу пейзажи. Да, я не стал придумывать никакого названия из сопротивления идее «художественных проектов». Это просто картины последнего времени, и все. И никаких концепций.
Владимир Шинкарев. Фото: Владимир ПешковА.Ш.: Почему же московская выставка называется «Мрачные картины»? Ничего мрачного и унылого в них не заметно — скорее наоборот.
В.Ш.: Вот именно поэтому! Это провокационное название. Вот чтобы вы поглядели и внутренне стали сопротивляться этому названию, — какие же они мрачные! Может быть, задумчивые, драматичные, меланхоличные в худшем случае, да и то не все, но не мрачные. Это просто непарадные пейзажи Петербурга, все размером 60 × 80. Начал я их писать уже более 20 лет назад.
А.Ш.: А почему вам интересны именно непарадные, неоткрыточные петербуржские виды?
В.Ш.: Это случайно получилось. Я пишу самые близкие мне виды. Это мой дом, моя улица. Станция «Боровая» — место, где началась моя жизнь, река Смоленка, которая находится в квартале от меня, — видимо, где она окончится. К тому же эти места практически не изменились за последние 40 лет, поэтому вызывают у меня такое умиление. Что вижу, то и пою.
А.Ш.: Расскажите, а как случился переход от «митьковской» удали и яркости к изобразительному минимализму, к почти монохромным, в приглушенных тонах картинам?
В.Ш.: Как у Шаламова — времена меняются, начальничек.
А.Ш.: Что ж, времена стали мрачные?
В.Ш.: Почему времена?.. Наверное, мой возраст подошел к тому, что пора опамятоваться, задуматься и сосредоточиться на более важных вещах. Мы же были молодыми людьми в начале 80-х, когда я придумал «митьков». Время «митьков» кончилось 25 лет назад.
А.Ш.: Азартное было время.
В.Ш.: Пожалуйста! «Митьки» были задуманы как вневременное явление, как срез нашего общества в любую эпоху. Тогда «митьки» были такие, сейчас они могут возродиться совершенно по-другому, я не против. Пожалуйста, пусть играет в «митьков» тот, кто хочет.
Владимир Шинкарев. Малая Монетная 2013. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/artА.Ш.: Да, могут, но куда делись яркость, экспрессия?
В.Ш.: Вот одно из объяснений: может быть, это сопротивление современности. Современность ассоциируется с чем-то очень ярким, с анилиновым насыщенным цветом. С миром рекламы, который налип на тело реального мира, выпил из него все соки, все цвета и сам налился, как прыщ, ядовитым цветом. А реальный мир от этого стал более сереньким, по контасту с рекламой. Его пристойней изображать вот таким — «мрачным». Этот цвет — цвет флага сопротивления современности.
А.Ш.: На самом деле мир остался таким же, как и был, но по контрасту с этой бесчеловечной яркостью он кажется более блеклым?
В.Ш.: Конечно! Именно кажется, по контрасту. Но учитывайте и специфическую петербуржскую хмарь. Для какой погоды построен Петербург? Вот для такой, какая у меня изображена.
А.Ш.: Все-таки молодые питерские художники скорее тянутся к яркой, радостной гамме и при этом не имеют в виду, что изображают мир рекламы и победившего капитализма.
В.Ш.: Они имеют в виду, что они молодые еще. Естественно, чем моложе человек, тем ближе его эмоциям яркие цвета. Ведь цвет — это эмоция. Чем человек старше, тем меньше эмоций, поскольку они поверхностны, он вкладывает в произведение. Мировоззрение с возрастом становится глубже, но эмоции — это прерогатива молодости.
Владимир Шинкарев. Двор №3. 2013. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/artА.Ш.: Есть мнение, что современное искусство должно иметь в основе какой-то концепт, идею, а то и политический пафос, а не манипулировать чувствами. Как вам все это?
В.Ш.: По-моему, искусство не основывается ни на эмоциях, ни на концептуальных идеях. Вот я — я свое знание о жизни выражаю в картинах. Это не дневник моей жизни, а просто сумма всех знаний о мире, которая выражается в живописи. Эмоции — это слишком узко. Столь же узко и утилитарное понимание искусства. Живопись — это эзотерическое занятие. Непостижимое и часто ненужное людям в силу своей элитарности и таинственности.
А.Ш.: Поэтому так называемые политические художники берутся сегодня за другие медиумы?
В.Ш.: Кто им мешает писать хорошие картины? И великие художники, как Домье, использовали пластические искусства в борьбе с кровавым режимом. Как правило, это хуже получалось, чем основное их занятие. Все-таки произведение искусства получается хорошим или плохим вне зависимости от насыщенности политического контекста.
А.Ш.: В последние годы заметна усталость от концептуального и имматериального искусства, происходит немного неловкий поворот обратно к живописи, к заново утверждаемым реалистическим принципам.
В.Ш.: Это так, конечно. Теперь не стыдно заниматься живописью. Как сказал бы Митя Шагин, мой прежний товарищ, — пересидели в окопах, теперь наша взяла, пришло наше время. Не было примера, чтобы в человечестве исчезали такие первичные потребности, как потребность в живописи. Люди двери ломали, чтобы на Серова попасть. Где концептуальное искусство и где — любовь народная? Когда бы народ пошел на концептуальную выставку? 20 лет только деревенский Ванька какой-нибудь мог живописью заниматься. Стыдно было, правильно? Это надо признать. Но ушедшие эпохи не трогали, более того, любой концептуалист тебе скажет: «Да я, я Серов сегодня!»
А.Ш.: Как вам кажется, почему живопись вдруг стала постыдной? Отчего пошел такой резкий отказ от изобразительного четверть века назад?
В.Ш.: Потому что от России на Западе ждали концептуализма. Все-таки в магистральную линию искусства от каждой страны берут что-то одно. От Скандинавии — Мунка. От Австрии — сецессион. От России брали иконопись, авангард ХХ века, а потом, в новое время, потребовался московский концептуализм. Заказ исполнялся. Те, кто в 90-е уехал на Запад, стали лицом русского искусства. А сейчас — что? Кого-то взяли в обойму мировой культуры, Кабакова, Булатова, а все остальные в правах сравнялись, и цветут сто цветов.
А.Ш.: Но сейчас вновь расцветает именно живопись. Буквально на днях в Музее и галереях современного искусства «Эрарта» в Петербурге открылась очередная выставка новых реалистов, им даже название придумали — «новые умные».
В.Ш.: Это естественно! И в мире мы видим, что самые известные художники занимаются фигуративной живописью. Люк Тёйманс, Питер Дойг, Марлен Дюма, Ансельм Кифер… Стало быть, команда дана живописью заниматься.
А.Ш.: Но вы-то без команды.
В.Ш.: Ну так кто я? Маргинальный петербуржский богоносец, как у нас таких называют c времен Арефьевского круга.
Владимир Шинкарев. Петропавловская крепость. 2014. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/artА.Ш.: Вы кстати упомянули круг Арефьева. Некоторые ваши работы на выставке в Pop/off/art напомнили мне пейзажи Васми: те же уплощенные линии, сжатое пространство, сбитые в один ком планы…
В.Ш.: Я не иначе как комплимент это воспринимаю. У меня есть работы, прямо посвященные Васми. Рихард Васми — мой любимый художник, я его считаю лучшим художником России второй половины ХХ века. Его и еще Рогинского.
А.Ш.: Как вам удается сочетать письмо и письмо — литературу и живопись?
В.Ш.: Никак не удается. В те дни, когда я что-нибудь пишу словами, я не могу рисовать. Разные полушария мозга отвечают за пластические образы и употребление слов. Кровь приливает либо к одному, либо к другому. Или просто к желудку.
А.Ш.: «Конец митьков» — последняя ваша книга на сегодня? Что-нибудь готовитесь написать?
В.Ш.: Как захочется. Я вольный человек. Не как у вас в Москве — посмотрите, как вы все бегаете! Поскольку от «Конца митьков» одни неприятности, то у меня закрепились негативные чувства по отношению к письму. Не знаю.
В оформлении материала использована фотография Владимира Михайлуца
artguide.com
Шинкарёвский пейзаж |
Владимир Николевич Шинкарёв – известный петербургский художник и писатель, один из родоначальников движения «Митьки». Его сумрачные живописные полотна последнего времени имеют мало общего с тем добродушно-пофигистическим имиджем, который принято приписывать «митькам». Да и «митьков» в природе, по-моему, уже почти не осталось. По крайней мере, сам Шинкарёв говорит о них крайне уничижительно: «Cейчас это уже убогое явление. «Митьков» на свои выставки могут приглашать только дураки. Все дело в том, что группа художников может существовать вместе лет пять максимум — они активно работают, делают общее дело. Но если срок затягивается, то это уже делается не ради искусства, а ради большой выгоды, которую художественное объединение приносит». Сегодня Владимир Шинкарев все чаще обращается к жанру городского пейзажа, который в его трактовке приобрел совсем уж нарицательное понятие - «шинкаревского пейзажа». Вот, например, как упоминает его в своей композиции «Ветка» Борис Гребенщиков:
«Ничто из того, что было сказано, не Было существенным: мы на другой стороне;Обожженный дом в шинкаревскомпейзаже,Неважно куда, важно – все равно мимо;Не было печали, и это не она,Заблудившись с обоих сторонверетена,Я почти наугад произношу имена – Действительность по-прежнему недостижима».
Конечно, с возрастом отношение к жизни меняется, меняется и творческий посыл. На смену иронии приходит меланхолия, яркий гротеск и разудалая карнавальность уступают место блеклым, почти монохромным пустым пространствам, в которых чувствуется пронизывающее одиночество и тихая грусть загадочного города. Петербург ли тому виной, или само время так распорядилось?
dianov-art.ru
«Живопись — это эзотерическое занятие»: watanabe_cdg
Текст: Арсений Штейнер 28.03.2016Владимир Шинкарев: «Живопись — это эзотерическое занятие»Владимир Шинкарев — писатель и художник, идеолог и один из основателей легендарного движения «митьков», с которым сам же и разделался 25 лет спустя в скандальной книге «Конец митьков». В 2007 году был признан лучшим художником Санкт-Петербурга, а в 2008-м получил Премию имени Иосифа Бродского. В марте этого года у Шинкарева открылись две выставки: «Картины последнего времени» в петербургской Name Gallery и «Мрачные картины» в московской галерее Pop/off/art. Открывшиеся 11 марта «Мрачные картины» — первая за десять лет выставка Шинкарева в Москве. В экспозицию вошло более двадцати живописных полотен последних лет, многие из них ранее не выставлялись. Арт-критик и куратор Арсений Штейнер поговорил с Владимиром Шинкаревым о его московской выставке, сопротивлении «художественным проектам» и о том, почему живопись снова в моде.
Владимир Шинкарев. Средний проспект. 2012. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/art
Арсений Штейнер: Вы очень редко выставляетесь в Москве, последняя выставка была десять лет назад и в той же галерее, что и сейчас.
Владимир Шинкарев: Для подавляющего большинства моих любимых петербургских художников вообще редкость выставляться где-то за пределами родного города. Ритм жизни, вероятно, другой. Даже для выставок в Петербурге далеко не все охотно дают картины. Помнится, у нашего замечательного живописца Валентина Левитина была выставка в Русском музее (имеется в виду выставка, прошедшая накануне 75-летия художника, в 2005 году, в корпусе Бенуа в Русском музее. — Артгид). Он скандалил за каждую картину! Не хотел расставаться с работами даже на несколько дней. Такое ощущение, что пишут картины для себя или для небольшого круга друзей. Не заинтересованы в экспансии, как нормальные художники во всем мире. Мы довольны таким положением дел.
А.Ш.: В Петербурге вас все-таки видят чаще, иначе как бы вам удалось стать «лучшим художником города».
В.Ш.: Да, раз в два года — в худшем случае. Интересно! Я уже давал интервью, и все разговоры про выставочную политику, не про живопись. Как вы выставляетесь, где, зачем, почему… Это, по-моему, очень второстепенные вопросы.
А.Ш.: Такова московская специфика — считать, что художник производит не картинки, а «проекты». Вот ваша текущая выставка в Name Gallery в Петербурге называется «Картины последнего времени». У нее нет какой-то определенной темы?
В.Ш.: Трудно, говоря со мной, пытаться вышелушить много концепций. У меня все просто, нехитро. Пишу пейзажи. Да, я не стал придумывать никакого названия из сопротивления идее «художественных проектов». Это просто картины последнего времени, и все. И никаких концепций.
Владимир Шинкарев. Фото: Владимир Пешков
А.Ш.: Почему же московская выставка называется «Мрачные картины»? Ничего мрачного и унылого в них не заметно — скорее наоборот.
В.Ш.: Вот именно поэтому! Это провокационное название. Вот чтобы вы поглядели и внутренне стали сопротивляться этому названию, — какие же они мрачные! Может быть, задумчивые, драматичные, меланхоличные в худшем случае, да и то не все, но не мрачные. Это просто непарадные пейзажи Петербурга, все размером 60 × 80. Начал я их писать уже более 20 лет назад.
А.Ш.: А почему вам интересны именно непарадные, неоткрыточные петербуржские виды?
В.Ш.: Это случайно получилось. Я пишу самые близкие мне виды. Это мой дом, моя улица. Станция «Боровая» — место, где началась моя жизнь, река Смоленка, которая находится в квартале от меня, — видимо, где она окончится. К тому же эти места практически не изменились за последние 40 лет, поэтому вызывают у меня такое умиление. Что вижу, то и пою.
А.Ш.: Расскажите, а как случился переход от «митьковской» удали и яркости к изобразительному минимализму, к почти монохромным, в приглушенных тонах картинам?
В.Ш.: Как у Шаламова — времена меняются, начальничек.
А.Ш.: Что ж, времена стали мрачные?
В.Ш.: Почему времена?.. Наверное, мой возраст подошел к тому, что пора опамятоваться, задуматься и сосредоточиться на более важных вещах. Мы же были молодыми людьми в начале 80-х, когда я придумал «митьков». Время «митьков» кончилось 25 лет назад.
А.Ш.: Азартное было время.
В.Ш.: Пожалуйста! «Митьки» были задуманы как вневременное явление, как срез нашего общества в любую эпоху. Тогда «митьки» были такие, сейчас они могут возродиться совершенно по-другому, я не против. Пожалуйста, пусть играет в «митьков» тот, кто хочет.
Владимир Шинкарев. Малая Монетная 2013. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/art
А.Ш.: Да, могут, но куда делись яркость, экспрессия?
В.Ш.: Вот одно из объяснений: может быть, это сопротивление современности. Современность ассоциируется с чем-то очень ярким, с анилиновым насыщенным цветом. С миром рекламы, который налип на тело реального мира, выпил из него все соки, все цвета и сам налился, как прыщ, ядовитым цветом. А реальный мир от этого стал более сереньким, по контасту с рекламой. Его пристойней изображать вот таким — «мрачным». Этот цвет — цвет флага сопротивления современности.
А.Ш.: На самом деле мир остался таким же, как и был, но по контрасту с этой бесчеловечной яркостью он кажется более блеклым?
В.Ш.: Конечно! Именно кажется, по контрасту. Но учитывайте и специфическую петербуржскую хмарь. Для какой погоды построен Петербург? Вот для такой, какая у меня изображена.
А.Ш.: Все-таки молодые питерские художники скорее тянутся к яркой, радостной гамме и при этом не имеют в виду, что изображают мир рекламы и победившего капитализма.
В.Ш.: Они имеют в виду, что они молодые еще. Естественно, чем моложе человек, тем ближе его эмоциям яркие цвета. Ведь цвет — это эмоция. Чем человек старше, тем меньше эмоций, поскольку они поверхностны, он вкладывает в произведение. Мировоззрение с возрастом становится глубже, но эмоции — это прерогатива молодости.
Владимир Шинкарев. Двор №3. 2013. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/art
А.Ш.: Есть мнение, что современное искусство должно иметь в основе какой-то концепт, идею, а то и политический пафос, а не манипулировать чувствами. Как вам все это?
В.Ш.: По-моему, искусство не основывается ни на эмоциях, ни на концептуальных идеях. Вот я — я свое знание о жизни выражаю в картинах. Это не дневник моей жизни, а просто сумма всех знаний о мире, которая выражается в живописи. Эмоции — это слишком узко. Столь же узко и утилитарное понимание искусства. Живопись — это эзотерическое занятие. Непостижимое и часто ненужное людям в силу своей элитарности и таинственности.
А.Ш.: Поэтому так называемые политические художники берутся сегодня за другие медиумы?
В.Ш.: Кто им мешает писать хорошие картины? И великие художники, как Домье, использовали пластические искусства в борьбе с кровавым режимом. Как правило, это хуже получалось, чем основное их занятие. Все-таки произведение искусства получается хорошим или плохим вне зависимости от насыщенности политического контекста.
А.Ш.: В последние годы заметна усталость от концептуального и имматериального искусства, происходит немного неловкий поворот обратно к живописи, к заново утверждаемым реалистическим принципам.
В.Ш.: Это так, конечно. Теперь не стыдно заниматься живописью. Как сказал бы Митя Шагин, мой прежний товарищ, — пересидели в окопах, теперь наша взяла, пришло наше время. Не было примера, чтобы в человечестве исчезали такие первичные потребности, как потребность в живописи. Люди двери ломали, чтобы на Серова попасть. Где концептуальное искусство и где — любовь народная? Когда бы народ пошел на концептуальную выставку? 20 лет только деревенский Ванька какой-нибудь мог живописью заниматься. Стыдно было, правильно? Это надо признать. Но ушедшие эпохи не трогали, более того, любой концептуалист тебе скажет: «Да я, я Серов сегодня!»
Владимир Шинкарев. Станция «Старая деревня». 2012. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/art
А.Ш.: Как вам кажется, почему живопись вдруг стала постыдной? Отчего пошел такой резкий отказ от изобразительного четверть века назад?
В.Ш.: Потому что от России на Западе ждали концептуализма. Все-таки в магистральную линию искусства от каждой страны берут что-то одно. От Скандинавии — Мунка. От Австрии — сецессион. От России брали иконопись, авангард ХХ века, а потом, в новое время, потребовался московский концептуализм. Заказ исполнялся. Те, кто в 90-е уехал на Запад, стали лицом русского искусства. А сейчас — что? Кого-то взяли в обойму мировой культуры, Кабакова, Булатова, а все остальные в правах сравнялись, и цветут сто цветов.
А.Ш.: Но сейчас вновь расцветает именно живопись. Буквально на днях в Музее и галереях современного искусства «Эрарта» в Петербурге открылась очередная выставка новых реалистов, им даже название придумали — «новые умные».
В.Ш.: Это естественно! И в мире мы видим, что самые известные художники занимаются фигуративной живописью. Люк Тёйманс, Питер Дойг, Марлен Дюма, Ансельм Кифер… Стало быть, команда дана живописью заниматься.
А.Ш.: Но вы-то без команды.
В.Ш.: Ну так кто я? Маргинальный петербуржский богоносец, как у нас таких называют c времен Арефьевского круга.
Владимир Шинкарев. Петропавловская крепость. 2014. Холст, масло. 60 × 80 см. Courtesy автор, галерея Pop/off/art
А.Ш.: Вы кстати упомянули круг Арефьева. Некоторые ваши работы на выставке в Pop/off/art напомнили мне пейзажи Васми: те же уплощенные линии, сжатое пространство, сбитые в один ком планы…
В.Ш.: Я не иначе как комплимент это воспринимаю. У меня есть работы, прямо посвященные Васми. Рихард Васми — мой любимый художник, я его считаю лучшим художником России второй половины ХХ века. Его и еще Рогинского.
А.Ш.: Как вам удается сочетать письмо и письмо — литературу и живопись?
В.Ш.: Никак не удается. В те дни, когда я что-нибудь пишу словами, я не могу рисовать. Разные полушария мозга отвечают за пластические образы и употребление слов. Кровь приливает либо к одному, либо к другому. Или просто к желудку.
А.Ш.: «Конец митьков» — последняя ваша книга на сегодня? Что-нибудь готовитесь написать?
В.Ш.: Как захочется. Я вольный человек. Не как у вас в Москве — посмотрите, как вы все бегаете! Поскольку от «Конца митьков» одни неприятности, то у меня закрепились негативные чувства по отношению к письму. Не знаю.
В оформлении материала использована фотография Владимира Михайлуца
Процитировано с сайта www.artguide.com
watanabe-cdg.livejournal.com
Владимир ШИНКАРЕВ: Картины пишу для себя, тексты — тем более - Культура
Вышло уникальное издание культовой самиздатовской книги
На днях в Музее печати представили эксклюзивное издание «Максима и Федора» с новыми, специально созданными иллюстрациями. За тридцать с небольшим лет, прошедших с момента написания «Максима и Федора», Владимир Шинкарев сменил буддийско-алкогольный дискурс на православно-трезвеннический, но, без сомнения, остался самим собой. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать, что художник обо всем этом думает (см. ниже), а также — до 26 июня — познакомиться с иллюстрациями и другими работами художника, старыми и новыми, на открытой в том же Музее печати выставке.
Знакомые доброжелательные лица
— Владимир Николаевич, когда вы сейчас перечитываете «Максима и Федора», есть ли у вас ощущение, что эта книга написана другим человеком?— Я «Максима и Федора» не читаю (смеется). И текст для публикации не перечитывал — этим редактор занимался. Другое дело, что я вспоминаю ее — как событие давно минувших лет. Пожалуй, книга и писалась-то как дневник текущих событий — то самое со мной и происходило в те годы. Поэтому я сентиментально, с умилением вспоминаю. Так бы я написал «Максима и Федора» сейчас? Смешной вопрос — я и «Митьков» по-другому бы написал… что и сделал в «Конце митьков».
— Вы писали «Максима и Федора» и другие книги для себя, вряд ли представляя, что это когда-нибудь будет опубликовано…— Конечно, даже представить не мог, не было никаких предчувствий. Но это и хорошо было, вообще правильно для любого художника или писателя. В творчестве нельзя просчитывать ходы продвижения вещи, думать о ее судьбе, пока она еще не написана.
— Неужели сейчас возможность публиковать книги, продавать картины мешает вам?— Нет, не мешает, я об этом по-прежнему не думаю. Картины я пишу для себя и двух-трех друзей, только для них, тексты — тем более: совершенно фальшивая интонация получается, как только представишь себе незнакомое недоброжелательное лицо (смеется). Если отвлечься не удается, то текст и не получается.
Повесть Владимира Шинкарева «Максим и Федор», написанная в 1978 — 1980 годах, — одно из самых известных произведений самиздата. В новое издание, осуществленное издательством «Вита Нова», помимо этой повести включены и другие произведения автора: «Митьки», «Папуас из Гондураса», «Всемирная литература», сказки, стихи, песни и басни. Кроме шестнадцати новых иллюстраций в книгу вошли ранее публиковавшиеся работы ко всем текстам, репродукции живописных и графических работ В. Шинкарева, фотоматериалы из архива автора.
Искусство быть счастливым
— «Максим и Федор» — это часть петербургской культуры конца 1970-х — начала 1980-х. Как вы думаете, что могут понять люди, не жившие там и тогда, читая ваши тексты?— Конечно, есть локальные явления, которые нигде, кроме этого места, не понятны. Но бросается в глаза, что в «Максиме и Федоре», как и в других моих книгах, действуют весьма недалекие и совсем не успешные люди, что не мешает им жить и быть счастливыми. Это лучшая модель поведения на все времена, а сейчас особенно.
— То есть внешний успех, деньги и все такое — это туфта?— Ну, вы с таким выражением говорите, что ясно, что вы это понимаете (смеется). Так и все это понимают, по крайней мере большинство. Люди обычно с иронией относятся к успеху, и не только наши соотечественники: книга была переведена, два раза издавалась в Германии, два — в Англии, были и итальянские, и польские издания. Так что, получается, это не такое уж локальное явление. Иностранцы, конечно, каких-то наших реалий могут не понимать, они более благополучные, но благополучные — не значит тупые.
— Когда вас называют живым классиком, что помогает… ну, не возгордиться?— Если человек воспринимает такие вещи всерьез — это признак тяжелой душевной болезни. Конечно, я с юмором к этому отношусь, да и те, кто это говорит, в основном, конечно, шутят.
В оптимальном режиме
— В свое время художник Александр Арефьев объяснял, почему после войны в Советском Союзе появились и выросли они, совершенно свободные художники: взрослые ими, дескать, не занимались, не до того было, быть бы живу. Но вы и художники вашего поколения росли в другую эпоху, когда «семья и школа» уже тщательно следили за процессом…— Свободный художник волен родиться в любое время, Дух Святой дышит где хочет. В каком-то смысле художникам арефьевского круга было легче. Почему легче? И мир был более красив и пластичен, и время было сложнее, а трудное время благоприятнее для художника. Тем не менее и наше время было достаточно трудное.
— Во времена махрового застоя казалось, что через эту стену не пробиться…— Что значит «пробиться»?
— Быть независимым.— Ха, работай в котельной — и будешь независимым!
— Сейчас нет нужды работать в котельной.— Поэтому художнику сейчас сложнее.
— Чем больше препятствий, тем художнику проще?— Короткой фразой на это не ответишь. От человека зависит. Чей-то талант требует нежного лелеяния, а кому-то нужно, чтобы его шпыняли и загоняли в угол, чтобы там он пружиной развернулся.
— А вы себя считаете тем, кого надо загонять в угол?— Как всякий православный человек, считаю, что все, что случилось в жизни, и есть самое лучшее и оптимальное. То, что со мной произошло, необходимо лично для меня.
— Сейчас вы как раз пытаетесь осмыслить культурный опыт, которому сами были свидетелем. Например, у вас есть серия, посвященная кино — новому искусству ХХ века...— В этом цикле отразилась моя ирония по поводу того, что человек воспринимает кино ярче, чем реальность, экранные образы для него более насыщенные, полнокровные, чем реальные люди. Это притупляет воображение. Кино дало нам немало шедевров, но если человек отвернется от литературы и перейдет исключительно на кино, это будет страшной потерей, обеднением, которое приблизит конец мира.
— На презентации книги редактор Алексей Дмитренко рассказал, что вы запретили менять что-либо в комментариях к «Максиму и Федору», написанных в 1982 году, хотя там речь идет, например, о ныне ушедших из жизни людях как о живущих.— Да, запретил, потому что это органическая часть того текста.
— А не хотели написать новое предисловие к нынешнему изданию?— Нет, не хотел. Книга закончена тогда, ее не надо исправлять, улучшать. Улучшить всегда можно, но обычно этого делать не стоит.
Досье
Владимир Николаевич Шинкарев родился в 1954 году в Ленинграде. Учился на курсах при Ленинградском высшем художественно-промышленном училище им. В. И. Мухиной и Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. Окончил геологический факультет ЛГУ им. А. А. Жданова.
С 1975 года участвует в неофициальных квартирных выставках. С 1981 года — член Товарищества экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ). Один из основателей группы «Митьки». В 2008 году публично объявил о выходе из состава группы.
С 1991 года — член Международной федерации художников (ИФА), с 1993-го — член Санкт-Петербургского общества «А-Я», с 1994-го — член Союза художников России.
В 2007 году стал лауреатом первой художественной премии «Art Awards. Художник года-06» за достижения в области изобразительного искусства. В 2008 году В. Шинкареву была присвоена Премия имени Иосифа Бродского, которая позволила ему долгое время стажироваться в Риме.
Работы художника находятся в Эрмитаже, Русском музее, Третьяковской галерее, других музеях и частных собраниях в России и за рубежом.
Беседовала Татьяна КИРИЛЛИНА, фото автора
www.vppress.ru
Времена Владимира Шинкарёва :: Arterritory.com
Владимир Шинкарёв. «Картины последнего времени»Name Gallery, Санкт-Петербург,3 февраля – 19 марта, 2016
18/02/2016Павел Герасименко
«Картины последнего времени» – очередная выставка Владимира Шинкарёва. Художник привычен к размеренной работе и приучил к этому за годы свою публику: картины на регулярно проходящих выставках, как правило, образовывали серии и строго следовали одному размеру – 60 на 80 сантиметров. Однако в залах Name Gallery художник разрушает стройность форматов, после чего даже употреблённый в названии выставки речевой оборот начинает казаться подозрительным.
Много и не раз сказано о том, что Шинкарёв – живописец экстра-класса, рядом с которым трудно поставить кого-то из ныне живущих российских художников. Это давно поняла швейцарская галерея Бруно Бишхофбергера, занимающаяся классиками современного искусства вплоть до Баскиа и Хёрста, которая числит Шинкарёва среди своих постоянных авторов.
Владимир Шинкарёв. Малая Монетная. 2014
В основу нынешней экспозиции легли работы из продолжающегося цикла «Мрачные картины» – пейзажи «петербургских урочищ» (по определению академика В.Н. Топорова), то есть городских мест, где в жизни исторически выражен не всякому и не сразу заметный особенный уклад. Повторяющиеся из работы в работу названия подскажут шинкарёвскую ойкумену, так что иной зритель обрадуется совпадениям с собственной биографией: Малая Монетная улица на Петроградской стороне, дорога в порт по Обводному каналу, платформа станции «Старая Деревня», а оттуда путь за город, в Тарховку и Сестрорецк. Если дачи на Финском взморье – места бытования не одного поколения петербургской интеллигенции, то бывшие индустриальные районы вокруг Балтийского вокзала предназначены ею для странных элегических прогулок.
Владимир Шинкарёв. Старая деревня. 2015
Кажется, в живописном ремесле для Шинкарёва почти не осталось неизвестного – хотя кто знает? – поэтому он не берёт краску в своей определённости и материальной густоте, а последовательно доводит масло до акварельной прозрачности. Живопись лишается остатков врождённой пафосности, лессировки существуют сами по себе, становясь из технического содержательным приёмом, так что всё оказывается подвешенным в пространстве. Точно как те железнодорожные станции в городской черте, которые, явно принадлежа географии, существуют в сознании словно вне её, – вроде платформы Боровая, где редко остановится поезд. Есть общее между картинами Шинкарёва и видеоработами или фотографиями Ольги Чернышёвой, в которых возникает похожий эффект: пространство пустует, оно занято «никакими», лишёнными значений событиями, и единственным его смыслом является сама длительность и протяжённость. Наверное, всё это оттого что рядом море, есть выход к морю – петербуржцы больше других способны ценить такие состояния и получать от них удовольствие. В петербургском климате и пейзаже Шинкарёв открывает прежде совсем не свойственное им «сфумато» – должно быть, причиной стало путешествие в Рим (предыдущая выставка в Name Gallery состояла из картин, написанных в результате римской поездки в качестве стипендиата Фонда Бродского).
Владимир Шинкарёв. Мойка. 2015
В «Картинах последнего времени» стали заметны два момента, которые давно известны знающим художника и его работы, но относятся к «кухне» и поэтому обычно не афишируются. Первое – случается, что Шинкарёв делает несколько реплик одной работы; рассказывают, что самую удачную он оставляет себе, остальные пополняют разные коллекции. Второе – уже давно он пишет с фотографии, а не с натуры. Здесь нет ничего особенного, но превращение непосредственного пейзажиста в постмедиального художника произошло буквально на наших глазах. Кинематографическая природа отличала его работы и прежде – на выставке есть небольшая картина «В детский сад», датированная 2006 годом. Посреди зимнего пейзажа женщина ведёт закутанного ребенка, удаляющиеся фигуры написаны решительно и густо, сразу рождая ощущение тяжёлых, советского пошива шуб, и всё вызывает мысль о фотографии, сделанной лет 40 тому назад. Разумеется, художнику такого уровня не надо следовать банальным романтическим клише и стоять с этюдником, тем более, подмечать все детали реальности он не перестал, что доказывают новые вещи – и всё же медиальная сущность работ вместе с их мультиплицированием начинает проникать в ткань живописи.
Владимир Шинкарёв. Колпино. 2014
Похоже, сейчас художник развивается как минимум в две разнонаправленные стороны. Его современную палитру можно сравнить с Люком Тюймансом – она столь же глубоко разработана внутри небольшого колористического диапазона, а предпочитаемые Шинкарёвым плавные формы и красочные потёки вызывают ассоциации скорее с Питером Дойгом. В титульной работе выставки – метровом холсте «Канцелярия» – художник вступает в диалог с любимым им Ансельмом Кифером, в 1981 году написавшим разрушенный зал шпееровской рейхсканцелярии. Вместо чёрно-бело-золотой экспрессии у Кифера Шинкарёв создаёт тончайшую взвесь серо-голубых оттенков, словно покрывая всё пылью, так что имперский интерьер с берлинской фотографии конца войны становится одним из до сих пор заброшенных петербургских особняков. Это обстоятельство только усиливает беспокойство, которое выставка Владимира Шинкарёва, надо сказать, вызывает впервые.
Владимир Шинкарёв. Канцелярия. 2014
www.arterritory.com
Выставка Владимира Шинкарёва «Мрачные картины»
Название «Мрачные картины» следует воспринимать буквально: на холстах серо-коричневое небо, пасмурная питерская погода, невский сплин, достоевщина. Абсолютно характерный и узнаваемый ШинкарёвГалерея pop/off/art 10 марта — 17 апреля 2016 ЦСИ ВИНЗАВОД, 4-й Сыромятнический переулок, 1, стр. 6
На «Винзаводе» до 17 апреля 2016 года будет работать выставка Владимира Шинкарёва «Мрачные картины» — его первая «персоналка» в Москве за последние 10 лет.
Напомню, что Владимир Шинкарёв — основатель и автор манифеста художественного объединения «Митьки» (1984), а также изобретатель и самого слова «митьки». Правда, в 2008 году он эту тему для себя закрыл и вышел из группы по причине политических разногласий с Дмитрием Шагиным.
Выставка совсем о другом. Название «Мрачные картины» следует воспринимать буквально: на холстах серо-коричневое небо, пасмурная питерская погода, невский сплин, достоевщина. Абсолютно характерный и узнаваемый Шинкарёв.
Иван Новиков написал к выставке хороший текст, его можно получить на входе. Но чтобы до конца его понять, зрителю нужно мысленно представить картину Ивана Крамского «Осмотр старого дома» и вспомнить смысл термина «валёр». Ладно, сразу придем на выручку. Репродукция Крамского — ниже. А валёр, если очень грубо, — это тонкое различие суть градация одного и того же цвета по яркости, по тону.
Текущий аукционный рекорд для работ Шинкарева — $64 750, заплаченные за картину «Площадь Ленина I» в 2008 году на Phillips de Pury. С этим результатом в 2010 году он входил в топ-12 работ современных художников. И вероятно, с тех пор мало что изменилось. Не должно было измениться. Кстати, по духу и стилистике «Площадь Ленина I» тоже вполне себе «мрачная картина», как и демонстрируемый сейчас цикл.
В 2000-х Шинкарёв работал с галереей Бруно Бишофбергера — легендарного галериста, открывшего, в частности, Баскию. Сейчас контракт истек, и Шинкарёв начал работать с московско-берлинской галерей «pop/off/art».
Московские цены для работ цикла «Мрачные картины» — 10 000 евро. «У Бишоферргера было в два раза выше», — подчеркивает галерист. Из примерно двадцати выставленных работ шесть картин не продаются, таково желание художника.
Владимир Богданов, AIФото автора
artinvestment.ru
Выставка Владимир Шинкарёв. Мрачные картины. Pop/off/art Винзавод
Открыть доступДо 17.04.2016 в Галерее pop/off/art в ЦСИ «Винзавод».
Галерея pop/off/art представляет работы из серии «Мрачные картины» известного петербургского художника Владимира Шинкарёва.
В экспозицию войдут более двадцати живописных полотен последних лет, многие из которых ранее не выставлялись.
Предыдущая выставка Шинкарёва в Москве проходила более 10 лет назад, также в галерее pop/off/art (2005, «Кинокартины», совм. с К.Батынковым).
После завершения эксклюзивного контракта художника с галереей Бруно Бишофбергера, открывшей в свое время Европе такие фигуры мирового искусства, как Уорхол и Лихтенштейн, Владимир Шинкарёв возобновляет сотрудничество с галереей pop/off/art.
Начатые еще в 1990-х годах «Мрачные картины» – живописная серия пустынных городских пейзажей Санкт-Петербурга и его окрестностей, отличительной особенностью которой является монотонная гамма, приземленная и естественная.
Выбор гаммы не случаен. По словам художника, мрачный цвет становится способом сопротивления современности, «которая ассоциируется с ярким анилиновым цветом рекламы, этот цвет заляпал тонкие, гармоничные цвета реального мира, – и реальный мир теперь пристойнее изображать более сдержанным».
Мрачность проявляется и в выборе сюжета. Сохраняя характерную для «Митьков», к которым в свое время принадлежал Шинкарёв, иронию и умение находить поэтичность в повседневности, художник отдает предпочтение окраинам города, очаровывающим своей неброской красотой.
Продолжая традиции ленинградской школы авангарда и живописи «Арефьевского круга», Шинкарёву удается создать то, что по праву можно считать визуальной квинтэссенцией атмосферы Санкт-Петербурга.
Владимир Шинкарёв родился в 1954 году в Ленинграде. С 1974 по 1977 учится на курсах при ЛВХПУ им. Мухиной и институте им. Репина. С 1975 года участвует в неофициальных квартирных выставках.
В 1985 году стал одним из основателей группы «Митьки», в 2008 покинул ее.
Известен также как писатель, автор ряда книг, в том числе приобретшей культовый статус «Максим и Федор» (1978-80). В 2008 году Шинкарёв получил Премию имени Иосифа Бродского.
Работы Владимира Шинкарёва находятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи, Эрмитажа, Русского музея, Музея Виктории и Альберта (Лондон, Великобритания). Живет и работает в Санкт-Петербурге.
Информация (на 11.03.2016):
Галерея pop/off/art в Центре современного искусства Винзавод.
Адрес: 4-й Сыромятнический переулок, дом 1, строение 6 (ближайшие станции метро «Чкаловская» и «Курская»)
Время работы: вторник – воскресенье с 12:00 до 20:00, выходной день – понедельник.
Посещение галереи – бесплатно
cultobzor.ru