Музей ЧерномырдинаВитторе Карпаччо. Картины витторе карпаччо
Витторе Карпаччо. Глядящие из прошлого
В этом взгляде из прошлого есть что-то пронзительное, будто человек просит нас запомнить, оживить его. Столкнувшись глазами с ним, ты начинаешь в легендарных историях искать реальных людей конца XV века. В сцене «Встреча св. Урсулы и пилигримов с Папой в Риме», как и в других картинах цикла, персонажи делятся на три категории. Во-первых, это герои легенды, лишенные яркой индивидуальности. Во-вторых, это портретные фигуры донаторов или членов братства св.Урсулы, заказчиков картин. Наконец, это люди, подобные молодому человеку в черном одеянии, чье появление в композициях обусловлено каким-то особым отношением к ним художника.
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/2/60meetin.jpg
В сцене «Прибытие пилигримов в Кёльн» таким «лирическим» героем выглядит сидящий юноша на первом плане. Он не смотрит на нас, он погружен в свои мысли или просто отрешился от происходящего:
А рядом с ним еще несколько персонажей. Живопись в этой части холста сохранилась плохо. Лицо седобородого воина почти стерлось, но обращенность к зрителям заставляет нас всматриваться в его черты, угадывать легкую улыбку:
Кстати, воины на первом плане – скорее всего гунны, осадившие Кёльн. Паломники вместе с Урсулой находятся еще на корабле. Следующая сцена будет изображать резню и погребение Св.Урсулы, погибшей вместе со своими спутницами и спутниками от рук гуннов. Задумчивые гунны смотрятся странно. На эту особенность картин Карпаччо обратил внимание П.Вайль в своем эссе о художнике: «У Карпаччо в середину кадра выдвигается не то, что важно, а то, что интересно и красиво: иначе говоря, что важно эстетически» /П.Вайль. Гений места. М.,2001, с.94/
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/2/70arriva.jpg
На противоположной стене скуолы располагались сцены, предшествовавшие трагическому паломничеству. Их художник выполнил через несколько лет после 1495 года. Эти композиции наполнены не только мотивами ренессансной архитектуры, но и многочисленными портретами. Вот левая часть сцены «Приезд английских послов к королю Бретани». Послы и король находятся в центральной части композиции, а под арками расположилась группа молодых людей, отвернувшихся от церемониальной сцены:
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/1/11ambass.jpg
Светловолосый красавец-сокольничий повернулся к зрителям, хотя и не смотрит на нас. Он думает о чем-то своем, как и два его соседа, созерцающие водные просторы:
Да и в центральной части композиции, в непосредственной близости от короля и послов, есть люди, совершенно отрешившиеся от происходящего:
В правой части картины мы еще раз видим короля, теперь уже в покоях дочери, с которой ему предстоит вскоре расстаться. Ведь в предшествующей сцене речь шла о сватовстве английского принца к Урсуле:
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/1/14ambass.jpg
У лестницы, ведущей в опочивальню, сидит старая няня принцессы. Это – самый живой женский образ скуолы. Сгорбленная старушка с клюкой в руках настолько реальна, что провоцирует исследователей на чрезвычайно смелые предположения. А.В.Степанов, например, увидел в ней мать Витторе Карпаччо (А.В.Степанов. Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV – XV века. С-Птб, 2005, с.392)
Бретань и Англия напоминают у Карпаччо Венецию, с ее дворцами и лагуной. Надо думать, что и публика на площадях и в лоджиях – это типичные венецианцы рубежа веков. Это – фрагмент сцены возвращения послов к английскому двору:
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/1/32return.jpg
Вероятно, так же пробивалась из земли трава в конце XV века на пощади Сан-Марко. А белым мрамором укреплены берега в Венеции и сейчас. Только таких людей, как усталый персонаж с посохом и мальчик-музыкант, сейчас на набережных Венеции не встретишь. Впрочем, почему нет? Изменились костюмы, но лицо сидящего кажется вполне современным:
Некоторые персонажи Карпаччо одеты с особым шиком:
Вот центральная часть «Возращения послов». Когда мы переводим взгляд от роскошного палаццо, фасады которого облицованы мраморами и украшены росписями, к людям, то прежде всего замечаем щеголя, стоящего к нам спиной:
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/1/31return.jpg
Это – особая тема картин Карпаччо: золотокудрые красавцы в роскошных одеяниях, шляпах с лентами. Их мы еще встретим. Художника гораздо больше интересуют их наряды, а не лица, поэтому он изображает щеголей обычно со спины:
В правой части композиции изображены серьезные персонажи во главе с английским королем. Послы сообщают королю, что миссия закончилась успехом: христианка Урсула согласилась выйти замуж за Конона, сына английского короля.
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/1ursula/1/33return.jpg
Но лица короля и его близких суровы, поскольку послы сообщают об условиях невесты. Она готова стать женой, если Конон станет христианином и снарядит ее паломничество в Рим вместе с 10 000 девственниц. Конон оказался настойчив. Чем закончилось паломничество, мы уже знаем. Герои легенды словно предчувствуют грядущую мученическую смерть не только Урсулы, но и Конона вместе с тысячами девственниц.
Роль «лирических» персонажей отведена в этой части композиции мартышке с цесаркой:
Если в цикле картин о жизни Св.Урсулы Венеция была прекрасной грезой, то изображая чудо с реликвией Св.Креста, исцелением с ее помощью бесноватого патриархом Франческо Кверини, Карпаччо изображает реальную Венецию с деревянным мостом Риальто. Мы видим закатное небо, перспективу Большого канала и огромное количество венецианцев. Само чудо играет в композиции второстепенную роль. Разглядывая город и его жителей, мы о нем забываем.
http://www.wga.hu/art/c/carpacci/2/01mirac.jpg
В картине множество портретных фигур:
Мы вновь встречаем нарядных щеголей:
Юный гондольер грустно смотрит на нас:
И еще один персонаж полотна хочет навсегда остаться с нами:
cicerone2007.livejournal.com
Витторе Карпаччо. "Две венецианки" - История искусств
"Nullus enim locus sine genio est": "Ибо нет места без гения" –говорили древние. Незабвенный Петр Вайль назвалВитторе Карпаччо "гением места" Венеции, ее хранителеми добрым духом. Поговорим о Карпаччо и вспомним Вайля.
Витторе Карпаччо. Две венецианки.Около 1510 г. Дерево, масло, 94,5 х 63,5 смМузей Коррер, Венеция
«Что влечет к полноватым теткам, грузно усевшимся на алтане (алтана - терраса накрыше венецианского дома – М.А.) с собаками и птицами, почему нельзя оторвать глазот их лиц и взглядов, застывших в вечном ожидании неведомо чего?» - задается вопросомПетр Вайль, размышляя в своей книге «Гений места» о картине венецианского художникаВитторе Карпаччо (ок.1460-1536) «Две венецианки». Почему именно эту картину ДжонРёскин, властитель дум художников и эстетов 19 столетия, назвал «прекраснейшейкартиной в мире»? Почему именно она висела в мастерской Амедео Модильяни?Почему в Венеции, которая, как лагуна - водою, наполнена прекрасными творениямивеликих живописцев, этой небольшой скромной картине выделено почетное местов музее Коррер?
Две женщины, молодая (поспорим с Вайлем, несправедливо назвавшим ее «теткой») ипожилая, сидят на террасе в окружении домашних любимцев. С легкой руки Джона Рёскинаэтих женщин в течение всего19 века считали преуспевающими венецианскими куртизанками.В этом заблуждении были в первую очередь повинны детали одежды: слишком откровенныедекольте и пара лежащих на полу венецианских цокколи – туфель или шлепанцев на оченьвысокой платформе. Именно такую обувь носили, как тогда считалось, венецианскиекуртизанки. О том, что изображенные на картине женщины - куртизанки, говорили, казалось,и их застывшие в ожидании (конечно же, клиента) лица, и записочка (конечно же, от клиента),которую прижимает лапой большая собака. Эта трактовка настолько укоренилась, что ПавелМуратов, рассказывая в своих «Образах Италии» (1910) о свободных венецианских нравах,первым делом вспоминает «Двух куртизанок», как в ту пору называли картину.
Цокколи на картине Карпаччо "Две венецианки"и венецианские цокколи начала 17 века.
В 20-м веке доброе имя двух венецианок был восстановлено. Прежде всего, на вазе,которая стоит на балюстраде, обнаружился герб заказчиков, благородного венецианскогосемейства Торелли. Что до одежды - так в ренессансной Венеции вполне порядочныедамы, подчиняясь моде, щеголяли с обнаженной грудью, а цокколи носили замужниеженщины, отнюдь не только куртизанки. Более того – изображение на картине пары обувисимволизирует супружество. «Прочитав» детали картины как символы искусствоведы нашлисразу несколько весомых подтверждений того, что мы видим перед собой вовсе не куртизанок,а верных жен. Белый платок в руке младшей дамы - не призывный знак для кавалера, а символчистоты, равно как и жемчужное ожерелье. Миртовое деревце в верхнем правом углу, а такжесобаки – символы супружеской верности; гранат, лежащий на балюстраде, обозначаетплодородие и процветание; двое голубков и попугай – атрибуты Девы Марии, кроме того,попугай на семейных портретах символизирует супругу. Возможно, изображения птиц имеютеще какое-то аллегорическое значение, связанное с характерами или именами женщин.(Сторонники теории «куртизанок», впрочем, не сдают позиций, указывая на то, что гранат -плод богини любви Венеры - и пара «венериных голубков» обозначают чувственностьи сладострастие.)
Собаки – символ супружеской верности
Итак, перед нами, очевидно, мать с дочерью или свекровь с невесткой, терпеливоожидающие… кого? Оторвав, в поисках ответа, взгляд от двух женских фигур, мы замечаем,что с картиной далеко не все в порядке. Она резко обрезана слева – «за кадром» оказаласьпочти половина фигуры мальчика, от большой собаки на картине остались лишь фрагментыморды и передних лап. Не сразу бросается в глаза, что картина обрезана и сверху: стебельв вазе уходит за раму, а самого цветка на картине нет.
Витторе Карпаччо. Охота в лагуне.Музей Гетти, Лос-Анджелес
Что, кроме собаки, было изображено слева, кто составлял компанию двум венецианкам, мыпока не знаем, и, возможно, не узнаем никогда. А вот верхняя часть картины счастливообнаружилась в Лос-Анджелесе, в музее Пола Гетти. Авторитетная исследовательницаитальянского Ренессанса профессор Патрисия Фортини Браун в начале 1990-х годов«приставила» сверху к венецианской картине хранящуюся в США работу (предположительноКарпаччо) «Охота в лагуне». Обе картины идеально совпали, образовав единое произведение(общая высота доски почти 170 см), неизвестно когда и по каким причинам варварскиразрезанное. Связующим звеном двух картин и подсказкой для складывания этого «пазла»стал цветок, стебель которого, уходя за край «Венецианок», продолжается в «Охоте». Цветокстал еще одним доказательством того, что Карпаччо изобразил отнюдь не куртизанок: этобелая лилия, символ Девы Марии. И, наконец, стало окончательно ясно, кого ждут дамы:мужей-охотников.
«Охота в лагуне» и «Две венецианки».Реконструкция картины Карпаччо.
Неподвижные фигуры двух женщин контрастируют с динамичной сценой охоты: летят поводам лагуны узкие быстрые лодки, охотники энергично натягивают луки, гребцы налегаютна весла, взмывают в небо птицы. Но почему в натянутых луках не видно стрел? Почемуохотники выпускают в птиц какие-то маленькие шарики? Почему птицы не боятся охотников:вьются рядом с лучниками, садятся на борта лодок? Одно из весьма убедительных объясненийэтих странностей в том, что Карпаччо изобразил, причем с большой точностью, вовсе не охотуна птиц, а… рыбалку, в которой птицы – дрессированные бакланы с подрезанными крыльями –не добыча охотников, а их помощники. Лучники стреляют шариками из обожженной глинырядом с птицами, чтобы побудить их бросаться в воду и вылавливать крупных рыб. Кудаувлекательнее, чем сидеть на берегу с удочками!
Знатоки истории охоты и рыболовства утверждают, что такой оригинальный способ рыбалки,до сих пор популярный на Дальнем Востоке, был распространен в эпоху Возрождения насевере Адриатики и, возможно, именно с Востока и был туда привезен. Однако сторонникитого, что у Карпаччо изображена все-таки охота на птиц, считают, что лучники стреляютпо бакланам, а стрелы заменили обожженными шариками, чтобы не повредить оперениептиц. Так или иначе, за картиной прочно закрепилось название «Охота в лагуне».
Тромплей на оборотной стороне"Охоты в лагуне"
Оставим специалистов спорить о том, охотятся или рыбачат персонажи картины, ипосмотрим на обратную сторону доски, на которой было написано это некогда единоепроизведение. Кстати, анализ древесного среза еще раз подтвердил родственность обеихчастей картины. В «Венецианках» оборотная сторона доски сильно стесана, в то время какизнанка «Охоты» преподносит нам сразу два сюрприза. Во-первых, на обороте доски написанаиллюзорная «обманка»-тромплей: стенка, вдоль которой натянута тесьма с заткнутыми за неезаписочками, совсем как настоящими. Во-вторых, отчетливые следы от металлических крепленийна оборотной стороне «Охоты» позволяют утверждать, что сохранившаяся доска слева крепиласьк другой доске, и обе части складывались, как листок бумаги, перегнутый по вертикали. Что этобыло: складная дверца шкафа или невысокая дверь? Возможно, это были створки расписныхоконных ставень, подобных тем, которые изобразил Карпаччо на картине «Сон Святой Урсулы»?Но если была одна складная дверца или створка, от которой осталась половина, то, возможно,существовала и вторая, симметричная? Так или иначе, в закрытом виде створки представлялисобой многофигурную композицию, а когда они открывались, хозяев веселили «обманки»с «записочками».
Витторе Карпаччо. Окно с расписными ставнямиа картине «Сон Святой Урсулы».1495 г.
Итак, «самая прекрасная картина в мире» оказалась всего лишь случайным фрагментом, однойчетвертой или даже одной восьмой частью произведения Карпаччо! Означает ли это, что тонкийценитель и знаток живописи Джон Рёскин, а вслед за ним и многие другие, ошибались, превозносяхудожественное совершенство «Венецианок»? Пожалуй, нет. Возможно, любую другую картинутакое жесткое фрагментирование уничтожило бы, но не работу Карпаччо. Восхищаясь этимфрагментом как полноценным произведением, видя в нем эстетически законченное целое,Рёскин проявил особую прозорливость и тонкий вкус.
Схема реконструкции складных ставень с картиной Карпаччо
Карпаччо, которого считают одним из родоначальников жанровой живописи, - мастер эпизода.Он владел особым даром выстраивать живые, самодостаточные, полные занятных и трогательныхдеталей сцены внутри своих произведений так, что, выделенные из общего целого, укрупненные,как бы очищенные, они обретают новую, поразительно близкую современному мироощущениювыразительность. Карпаччо - прекрасный мастер венецианского Возрождения, но стоит вычленитьиз его работ отдельные фрагменты – и перед нами предстает не просто очень хороший художник,а истинный гений. Чем сильнее увеличение, тем выразительнее деталь. Чего стоит одна лишьженская рука, почти машинально сжимающая тонкую лапку комнатной собачки, доверчивоприльнувшей к коленям хозяйки!
Окно со складными ставнями.Начало 20 века, Испания
Как замечает Петр Вайль, «выстраивая увлекательные сюжеты, в своем внимании к мелочам,Карпаччо словно предвидел, что картины начнут репродуцировать в альбомах подетально».Именно такое «подетальное фрагментирование» произвели когда-то с работой Карпаччо,разъединив расписные створки и распилив одну из них. Мы не можем не сокрушаться обутраченных частях творения художника, но и не можем не восхищаться этим столь созвучнымискусству гораздо более поздних времен фрагментом. Вынужденная случайность фрагментированиякартины обернулась композиционной свободой и глубиной интерпретации. Фигура неловкоссутулившейся женщины, в позе которой столько естественности и правды, перенеслась из правогонижнего угла композиции на передний план, стала главной. И благодаря этому основным мотивомкартины стал щемящий контраст расцветающей молодости и увядающей зрелости. Он блистательновыражен не столько литературно, сколько пластически: через перекличку поз и ритмику рук, черезсхожесть причесок и профилей, которые словно принадлежат одной и той же женщине,переносящейся сквозь время в свое прошлое или будущее. Так рассказ об охоте в лагунепревращается в рассказ о человеческих судьбах.
history-of-art.livejournal.com
Витторе Карпаччо. "Две венецианки" - Живописцы, окуните ваши кисти...
"Nullus enim locus sine genio est": "Ибо нет места без гения" – говорили древние. НезабвенныйПетр Вайль назвал Витторе Карпаччо "гением места" Венеции, ее хранителем и добрым духом.Поговорим о Карпаччо и вспомним Вайля.
Витторе Карпаччо. Две венецианки.Около 1510 г. Дерево, масло, 94,5 х 63,5 смМузей Коррер, Венеция
«Что влечет к полноватым теткам, грузно усевшимся на алтане (алтана - терраса накрыше венецианского дома – М.А.) с собаками и птицами, почему нельзя оторвать глазот их лиц и взглядов, застывших в вечном ожидании неведомо чего?» - задается вопросомПетр Вайль, размышляя в своей книге «Гений места» о картине венецианского художникаВитторе Карпаччо (ок.1460-1536) «Две венецианки». Почему именно эту картину ДжонРёскин, властитель дум художников и эстетов 19 столетия, назвал «прекраснейшейкартиной в мире»? Почему именно она висела в мастерской Амедео Модильяни?Почему в Венеции, которая, как лагуна - водою, наполнена прекрасными творениямивеликих живописцев, этой небольшой скромной картине выделено почетное местов музее Коррер?
Две женщины, молодая (поспорим с Вайлем, несправедливо назвавшим ее «теткой») ипожилая, сидят на террасе в окружении домашних любимцев. С легкой руки Джона Рёскинаэтих женщин в течение всего19 века считали преуспевающими венецианскими куртизанками.В этом заблуждении были в первую очередь повинны детали одежды: слишком откровенныедекольте и пара лежащих на полу венецианских цокколи – туфель или шлепанцев на оченьвысокой платформе. Именно такую обувь носили, как тогда считалось, венецианскиекуртизанки. О том, что изображенные на картине женщины - куртизанки, говорили, казалось,и их застывшие в ожидании (конечно же, клиента) лица, и записочка (конечно же, от клиента),которую прижимает лапой большая собака. Эта трактовка настолько укоренилась, что ПавелМуратов, рассказывая в своих «Образах Италии» (1910) о свободных венецианских нравах,первым делом вспоминает «Двух куртизанок», как в ту пору называли картину.
Цокколи на картине Карпаччо "Две венецианки"и венецианские цокколи начала 17 века.
В 20-м веке доброе имя двух венецианок был восстановлено. Прежде всего, на вазе,которая стоит на балюстраде, обнаружился герб заказчиков, благородного венецианскогосемейства Торелли. Что до одежды - так в ренессансной Венеции вполне порядочныедамы, подчиняясь моде, щеголяли с обнаженной грудью, а цокколи носили замужниеженщины, отнюдь не только куртизанки. Более того – изображение на картине пары обувисимволизирует супружество. «Прочитав» детали картины как символы искусствоведы нашлисразу несколько весомых подтверждений того, что мы видим перед собой вовсе не куртизанок,а верных жен. Белый платок в руке младшей дамы - не призывный знак для кавалера, а символчистоты, равно как и жемчужное ожерелье. Миртовое деревце в верхнем правом углу, а такжесобаки – символы супружеской верности; гранат, лежащий на балюстраде, обозначаетплодородие и процветание; двое голубков и попугай – атрибуты Девы Марии, кроме того,попугай на семейных портретах символизирует супругу. Возможно, изображения птиц имеютеще какое-то аллегорическое значение, связанное с характерами или именами женщин.(Сторонники теории «куртизанок», впрочем, не сдают позиций, указывая на то, что гранат -плод богини любви Венеры - и пара «венериных голубков» обозначают чувственностьи сладострастие.)
Собаки – символ супружеской верности
Итак, перед нами, очевидно, мать с дочерью или свекровь с невесткой, терпеливоожидающие… кого? Оторвав, в поисках ответа, взгляд от двух женских фигур, мы замечаем,что с картиной далеко не все в порядке. Она резко обрезана слева – «за кадром» оказаласьпочти половина фигуры мальчика, от большой собаки на картине остались лишь фрагментыморды и передних лап. Не сразу бросается в глаза, что картина обрезана и сверху: стебельв вазе уходит за раму, а самого цветка на картине нет.
Витторе Карпаччо. Охота в лагуне.Музей Гетти, Лос-Анджелес
Что, кроме собаки, было изображено слева, кто составлял компанию двум венецианкам, мыпока не знаем, и, возможно, не узнаем никогда. А вот верхняя часть картины счастливообнаружилась в Лос-Анджелесе, в музее Пола Гетти. Авторитетная исследовательницаитальянского Ренессанса профессор Патрисия Фортини Браун в начале 1990-х годов«приставила» сверху к венецианской картине хранящуюся в США работу (предположительноКарпаччо) «Охота в лагуне». Обе картины идеально совпали, образовав единое произведение(общая высота доски почти 170 см), неизвестно когда и по каким причинам варварскиразрезанное. Связующим звеном двух картин и подсказкой для складывания этого «пазла»стал цветок, стебель которого, уходя за край «Венецианок», продолжается в «Охоте». Цветокстал еще одним доказательством того, что Карпаччо изобразил отнюдь не куртизанок: этобелая лилия, символ Девы Марии. И, наконец, стало окончательно ясно, кого ждут дамы:мужей-охотников.
«Охота в лагуне» и «Две венецианки».Реконструкция картины Карпаччо.
Неподвижные фигуры двух женщин контрастируют с динамичной сценой охоты: летят поводам лагуны узкие быстрые лодки, охотники энергично натягивают луки, гребцы налегаютна весла, взмывают в небо птицы. Но почему в натянутых луках не видно стрел? Почемуохотники выпускают в птиц какие-то маленькие шарики? Почему птицы не боятся охотников:вьются рядом с лучниками, садятся на борта лодок? Одно из весьма убедительных объясненийэтих странностей в том, что Карпаччо изобразил, причем с большой точностью, вовсе не охотуна птиц, а… рыбалку, в которой птицы – дрессированные бакланы с подрезанными крыльями –не добыча охотников, а их помощники. Лучники стреляют шариками из обожженной глинырядом с птицами, чтобы побудить их бросаться в воду и вылавливать крупных рыб. Кудаувлекательнее, чем сидеть на берегу с удочками!
Знатоки истории охоты и рыболовства утверждают, что такой оригинальный способ рыбалки,до сих пор популярный на Дальнем Востоке, был распространен в эпоху Возрождения насевере Адриатики и, возможно, именно с Востока и был туда привезен. Однако сторонникитого, что у Карпаччо изображена все-таки охота на птиц, считают, что лучники стреляютпо бакланам, а стрелы заменили обожженными шариками, чтобы не повредить оперениептиц. Так или иначе, за картиной прочно закрепилось название «Охота в лагуне».
Тромплей на оборотной стороне"Охоты в лагуне"
Оставим специалистов спорить о том, охотятся или рыбачат персонажи картины, ипосмотрим на обратную сторону доски, на которой было написано это некогда единоепроизведение. Кстати, анализ древесного среза еще раз подтвердил родственность обеихчастей картины. В «Венецианках» оборотная сторона доски сильно стесана, в то время какизнанка «Охоты» преподносит нам сразу два сюрприза. Во-первых, на обороте доски написанаиллюзорная «обманка»-тромплей: стенка, вдоль которой натянута тесьма с заткнутыми за неезаписочками, совсем как настоящими. Во-вторых, отчетливые следы от металлических крепленийна оборотной стороне «Охоты» позволяют утверждать, что сохранившаяся доска слева крепиласьк другой доске, и обе части складывались, как листок бумаги, перегнутый по вертикали. Что этобыло: складная дверца шкафа или невысокая дверь? Возможно, это были створки расписныхоконных ставень, подобных тем, которые изобразил Карпаччо на картине «Сон Святой Урсулы»?Но если была одна складная дверца или створка, от которой осталась половина, то, возможно,существовала и вторая, симметричная? Так или иначе, в закрытом виде створки представлялисобой многофигурную композицию, а когда они открывались, хозяев веселили «обманки»с «записочками».
Витторе Карпаччо. Окно с расписными ставнямиа картине «Сон Святой Урсулы».1495 г.
Итак, «самая прекрасная картина в мире» оказалась всего лишь случайным фрагментом, однойчетвертой или даже одной восьмой частью произведения Карпаччо! Означает ли это, что тонкийценитель и знаток живописи Джон Рёскин, а вслед за ним и многие другие, ошибались, превозносяхудожественное совершенство «Венецианок»? Пожалуй, нет. Возможно, любую другую картинутакое жесткое фрагментирование уничтожило бы, но не работу Карпаччо. Восхищаясь этимфрагментом как полноценным произведением, видя в нем эстетически законченное целое,Рёскин проявил особую прозорливость и тонкий вкус.
Схема реконструкции складных ставень с картиной Карпаччо
Карпаччо, которого считают одним из родоначальников жанровой живописи, - мастер эпизода.Он владел особым даром выстраивать живые, самодостаточные, полные занятных и трогательныхдеталей сцены внутри своих произведений так, что, выделенные из общего целого, укрупненные,как бы очищенные, они обретают новую, поразительно близкую современному мироощущениювыразительность. Карпаччо - прекрасный мастер венецианского Возрождения, но стоит вычленитьиз его работ отдельные фрагменты – и перед нами предстает не просто очень хороший художник,а истинный гений. Чем сильнее увеличение, тем выразительнее деталь. Чего стоит одна лишьженская рука, почти машинально сжимающая тонкую лапку комнатной собачки, доверчивоприльнувшей к коленям хозяйки!
Окно со складными ставнями.Начало 20 века, Испания
Как замечает Петр Вайль, «выстраивая увлекательные сюжеты, в своем внимании к мелочам,Карпаччо словно предвидел, что картины начнут репродуцировать в альбомах подетально».Именно такое «подетальное фрагментирование» произвели когда-то с работой Карпаччо,разъединив расписные створки и распилив одну из них. Мы не можем не сокрушаться обутраченных частях творения художника, но и не можем не восхищаться этим столь созвучнымискусству гораздо более поздних времен фрагментом. Вынужденная случайность фрагментированиякартины обернулась композиционной свободой и глубиной интерпретации. Фигура неловкоссутулившейся женщины, в позе которой столько естественности и правды, перенеслась из правогонижнего угла композиции на передний план, стала главной. И благодаря этому основным мотивомкартины стал щемящий контраст расцветающей молодости и увядающей зрелости. Он блистательновыражен не столько литературно, сколько пластически: через перекличку поз и ритмику рук, черезсхожесть причесок и профилей, которые словно принадлежат одной и той же женщине,переносящейся сквозь время в свое прошлое или будущее. Так рассказ об охоте в лагунепревращается в рассказ о человеческих судьбах.
classic-art-ru.livejournal.com
Витторе Карпаччо — WiKi
Витторе Карпаччо (ок.1465 года, Венеция, — ок. 1526 года, возможно в Каподистрии) — итальянский живописец Раннего Возрождения, представитель венецианской школы. Витторе Карпаччо родился, как предполагают, в Истрии, но точные место и дата его рождения неизвестны. Сначала он работает в манере Виварини, но, став учеником Беллини, быстро усваивает и развивает его стиль.
Венеция всегда была самой независимой из всех итальянских городов. Её исключительное географическое положение на островах, в точке пересечения многих караванных путей определило и своеобразие исторического развития города, и особенное политическое устройство, и экономическую свободу. Здесь сошлись традиции восточнохристианской духовности, изощрённой умозрительности ислама и языческого жизнелюбия античности.
Венецианская живопись сосредоточила в себе все особенности жизненного уклада города. В мировом искусстве она стала синонимом колористических исканий. Но для венецианца живопись в первую очередь служила прославлению родного города, воспеванию его красоты. В XVI веке поэт сказал: «Поистине этот город — сокровище, оправленное в хрусталь вод, которые его окружают… Не подобен ли он созданию кисти?». Собственно венецианская живопись начинается в XV веке в творчестве семьи Беллини. На их картинах возникает Венеция, её архитектура, её жители… У Джованни, младшего в семье, появляется впервые та золотистая светоносность красок, которая стала главным признаком венецианского колорита. Но творчество Витторе Карпаччо связано, в первую очередь, с именем старшего брата — Джентиле, автора специфических жанровых картин.
Первый и, пожалуй, наиболее удачный цикл картин был написан художником для «Скуола ди Санта Орсола» (1490—1495, Венеция, Галерея Академии). Девять его картин посвящены жизни святой Урсулы. Согласно легенде, Урсула была дочерью британского короля Маура, славилась красотой и умом. Английский король просил её руки для своего сына, однако отец Урсулы, христианин, не хотел отдавать свою дочь за язычника. Но сама Урсула убедила отца принять предложение, предвидя обращение своего жениха в христианство. Так и случилось. Урсула, в сопровождении жениха и подруг, посетила папу римского. На обратном пути они заехали в Кёльн, который в это время подвергся нападению гуннов. Здесь святая и её подруги претерпели мученическую смерть за веру.
Карпаччо в подробностях изображает основные эпизоды жизни святой. Действие персонажей он переносит в Венецию. Мы видим море, освещённое золотисто-зеленоватым цветом, столь характерным для Венеции, многочисленные гондолы, барки, лодки. За высокими аркадами мостов громоздятся бесконечные домики. Среди них возвышаются красивые венецианские палаццо или церкви, всем своим обликом напоминающие реальные постройки. Набережные и площади заполнены пёстрой толпой, в которой даже не всегда можно выделить главных героев повествования. Карпаччо как бы сам погружается в толпу и движется вместе с ней. Всё его занимает: и многообразная жизнь города, и детали архитектурного убранства, и одежды. А то, вдруг, его глаз останавливается на странной фигуре, безобразно одетой, одинокой — это старуха нищенка, всеми брошенное несчастное существо. Но художник уже движется дальше, уводя наш взгляд в глубину пейзажа, подёрнутого голубоватой дымкой. Поражают и наблюдательность, и фантазия, и мастерство художника во владении кистью. Отметим, что эти огромные картины — один из первых опытов Карпаччо в технике масляной живописи, до этого он писал темперой.
В 1502—1507 годах Витторе Карпаччо пишет для «Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони» цикл картин из жизни святых Георгия, Иеронима и Трифона. Со свойственной ему естественностью и непринуждённостью Карпаччо ведёт свой рассказ, средствами живописи достигая совершенно особого впечатления жизненности. В этом смысле замечательна картина «Видение св. Августина». На ней изображена, с соблюдением всех законов перспективы (недаром есть свидетельство, что Карпаччо вместе с Джентиле и Джованни Беллини учился у математика Мелатини), комната учёного. Вдоль стен на полках стоят книги и различные атрибуты научных занятий, переданные художником с необычайной достоверностью и пластической осязаемостью. В глубине, рядом с дверью, ведущей в небольшую комнату, ниша с алтарём, на котором статуя благословляющего Христа и митра с посохом, символизирующими епископский сан. Карпаччо изобразил св. Августина с отсылкой к иконографии св. Иеронима. Очень натурально передано движение святого, который писал, но остановился, услышав голос, принадлежащий Иерониму, сообщающему о своей смерти.
У Карпаччо есть картина, в которой его интерес к бытовому жанру воплотился в полной мере. Это «Две венецианки» (Венеция, Музей Коррер). Застылость поз и выражений лиц компенсируется здесь почти этнографической точностью в изображении одежд, особенностей быта, окружающей обстановки.
Витторе Карпаччо никогда не обращался к портрету как отдельному жанру, но у него есть своеобразное по замыслу и исполнению произведение — «Молодой рыцарь на фоне пейзажа» из собрания барона Тиссена. Герой представлен в окружении природы на фоне замка. Со знанием подлинного натуралиста выписывает Карпаччо каждый листок, каждое растение. Кажется, что они принадлежат кисти нидерландского живописца — столь трепетно и с такой точностью воспроизведена каждая деталь изображения. И всё же для Карпаччо мир природы не открывал особых глубин; природу он наделял в первую очередь символическим и даже геральдическим смыслом. Гораздо больше его привлекала городская жизнь и место человека в ней — по современным понятиям, художник был урбанистом.
К середине 1510-х годов мастерская Карпаччо разрослась и стала производить довольно большое количество произведений. Но чувствуется явный упадок творческих сил. Карпаччо продолжает работать в старой манере, которая к тому времени начинает уже восприниматься как анахронизм. Ведь уже совершенно в ином стиле пишут свои картины венецианцы Джорджоне и Тициан. Всё это, видимо, осознавал и сам мастер. Картины, написанные после 1519 года, не сохранились.
Несмотря на то, что Карпаччо работал и в начале XVI столетия, в историю искусства он вошёл как яркий представитель зрелого «кватроченто», великолепный живописец, певец Венеции.
В честь живописца названо блюдо, изобретённое в 1950 году в Венеции.
«Полотна Карпаччо, по своим размерам не уступающие монументальным композициям Джентиле Беллини, гораздо более станковые по структуре[2], они рассчитаны на длительное восприятие, рассматривание не только в целом, но и по частям, богаты оттенками повествования и настроения»[3]. «Чуткость к жизни света и атмосферной среды сближает Карпаччо с нидерландскими мастерами, также как и непритязательная простота, житейская конкретность облика изображаемого мира, пристальное внимание к деталям... Эти мотивы увидены художником не только в их поэтической сущности, но и с новым для итальянской живописи оттенком непосредственной причастности зрителя к лирической атмосфере картины, состоянию молчаливого раздумья и тишины. Композиция Карпаччо уже нуждается в зрителе, который бы общался с ней наедине, постепенно проникаясь её настроением... В этом есть прямое предвидение поисков Джорджоне»[4].
ru-wiki.org
Vittore Carpaccio Витторе Карпаччо живопись картины - 21 Декабря 2008
81 img jpeg (в среднем 2500x3100 pix) | 38,7 Mbdepositfiles***ifolderВитторе Карпаччо родился, как предполагают, в Истрии, но точные место и дата его рождения неизвестны. Сначала он работает в манере Виварини, но, став учеником Беллини, быстро усваивает и развивает его стиль.
Первый и, пожалуй, наиболее удачный цикл картин был написан художником для «Скуола ди Санта Орcола» (1490—1495, Венеция, Галерея Академии). Девять его картин посвящены жизни святой Урсулы. Согласно легенде, Урсула была дочерью бретанского короля Маура, славилась красотой и умом. Английский король просил её руки для своего сына, однако отец Урсулы, христианин, не хотел отдавать свою дочь за язычника. Но сама Урсула убедила отца принять предложение, предвидя обращение своего жениха в христианство. Так и случилось. Урсула, в сопровождении жениха и подруг, посетила папу римского. На обратном пути они заехали в Кёльн, который в это время подвергся нападению гуннов. Здесь святая и её подруги претерпели мученическую смерть за веру.
Карпаччо в подробностях изображает основные эпизоды жизни святой. Действие персонажей он переносит в Венецию. Мы видим море, освещённое золотисто-зеленоватым цветом, столь характерным для Венеции, многочисленные гондолы, барки, лодки. За высокими аркадами мостов громоздятся бесконечные домики. Среди них возвышаются красивые венецианские палаццо или церкви, всем своим обликом напоминающие реальные постройки. Набережные и площади заполнены пёстрой толпой, в которой даже не всегда можно выделить главных героев повествования. Карпаччо как бы сам погружается в толпу и движется вместе с ней. Всё его занимает: и многообразная жизнь города, и детали архитектурного убранства, и одежды. А то, вдруг, его глаз останавливается на странной фигуре, безобразно одетой, одинокой — это старуха нищенка, всеми брошенное несчастное существо. Но художник уже движется дальше, уводя наш взгляд в глубину пейзажа, подёрнутого голубоватой дымкой. Поражают и наблюдательность, и фантазия, и мастерство художника во владении кистью. Отметим, что эти огромные картины — один из первых опытов Карпаччо в технике масляной живописи, до этого он писал темперой.
В 1502—1507 годах Витторе Карпаччо пишет для «Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони» цикл картин из жизни святых Георгия, Иеронима и Трифона. Со свойственной ему естественностью и непринуждённостью Карпаччо ведёт свой рассказ, средствами живописи достигая совершенно особого впечатления жизненности. В этом смысле замечательна картина «Св. Иероним в келье». На ней изображена, с соблюдением всех законов перспективы (недаром есть свидетельство, что Карпаччо вместе с Джентиле и Джованни Беллини учился у математика Мелатини), комната учёного. Вдоль стен на полках стоят книги и различные атрибуты научных занятий, переданные художником с необычайной достоверностью и пластической осязаемостью. В глубине, рядом с дверью, ведущей в небольшую комнату, ниша с алтарём, на котором статуя благословляющего Христа и митра с посохом, символизирующими епископский сан. Очень натурально передано движение блаженного, который писал, но остановился и смотрит в окно. Особенно удалось художнику его, выражающие высокие мысли, лицо. Слева от Иеронима сидит небольшая собачка, словно ожидающая внимания со стороны хозяина. Это ещё одна характерная для Карпаччо деталь — дань того интереса к жизни, которым был беспредельно захвачен художник.
Глядя на «Св. Иеронима» Карпаччо, невольно вспоминаешь картину на тот же сюжет Антонелло да Мессины, написанную на пятьдесят лет раньше. У Антонелло множество тех же деталей, вышедших из-под его виртуозной кисти, — недаром он тоже венецианец. Преемственность между мастерами очевидна.
У Карпаччо есть картина, в которой его интерес к бытовому жанру воплотился в полной мере. Это «Две венецианки» (Венеция, Музей Коррер). Застылость поз и выражений лиц компенсируется здесь почти этнографической точностью в изображении одежд, особенностей быта, окружающей обстановки.
Витторе Карпаччо никогда не обращался к портрету как отдельному жанру, но у него есть своеобразное по замыслу и исполнению произведение — «Молодой рыцарь на фоне пейзажа» из собрания барона Тиссена. Герой представлен в окружении природы на фоне замка. Со знанием подлинного натуралиста выписывает Карпаччо каждый листок, каждое растение. Кажется, что они принадлежат кисти нидерландского живописца — столь трепетно и с такой точностью воспроизведена каждая деталь изображения. И всё же для Карпаччо мир природы не открывал особых глубин; природу он наделял в первую очередь символическим и даже геральдическим смыслом. Гораздо больше его привлекала городская жизнь и место человека в ней — по современным понятиям, художник был урбанистом.
К середине 1510-х годов мастерская Карпаччо разрослась и стала производить довольно большое количество произведений. Но чувствуется явный упадок творческих сил. Карпаччо продолжает работать в старой манере, которая к тому времени начинает уже восприниматься как анахронизм. Ведь уже совершенно в ином стиле пишут свои картины венецианцы Джорджоне и Тициан. Всё это, видимо, осознавал и сам мастер. Картины, написанные после 1519 года, не сохранились.
Несмотря на то, что Карпаччо работал и в начале XVI столетия, в историю искусства он вошёл как яркий представитель зрелого «кватроченто», великолепный живописец, певец Венеции.
В его честь названо блюдо, изобретённое в 1950 году в Венеции.
ivan.at.ua
