Музей ЧерномырдинаСочинение-описание картины Васильева «Гадание». Гадание картина васильев
Описание картины Константина Васильева «Гадание»
Перед зрителем стоит картина Васильева, на которой изображена девушка приятной внешности. По названию картины «Гадание» не сложно понять, чем занимается данная девушка. Благодаря тому, что зажжена свеча, можно понять, что все это действо проходит ночью, как в принципе и большинство похожих магических обрядов и ритуалов. На самом деле, удивительным является тот момент, что довольно точно отображен весь процесс гадания.
Девушка зажгла свечу, и усевшись перед нею держа правой рукой свой нательный крестик с замиранием сердца, ожидает, что ей откроются тайны будущего. Глядя на огонь от свечи, она пытается разобрать некоторые образы, а по ее выражению лица несложно понять о надеждах и тревогах, которые она шепчет в свечу в надежде на то, чтобы все сбылось.
У девушки большие, выразительные глаза и длинная коса, которую она взвалила через плечо. Цвет волос предположительно светло русый, но из-за мерцания свечи, это тяжело разобрать. Такой образ Васильев выбрал совершенно не случайно, это типичный образ русской красавицы, которые во времена жизни художника, в действительности не редко занимались подобными вещами и верили в то, что если правильно выполнить обряд, то можно узнать о своей судьбе много интересного.
По верху одежды девушки, можно предположить, что это сарафан, но скорее всего ее ночная рубашка, так как гадание зачастую выполнялось в полночь, и вряд ли после этого девушка куда-нибудь собралась дальше своего двора.
Блики света от свечи полностью озаряют ее лицо и создают тень позади нее. Эта свеча символизирует последний огонек надежды на то, что все ее желания сбудутся.
При этом не зря художник сделал акцент на нательный крестик, таким образом, становится ясно, что девушка смиренна и богобоязненна, уповая к небесным ангелам во имя помощи.
Описание картины Константина Васильева «Гадание» | источник
sochinenie-o.ru
Сочинение-описание картины Васильева «Гадание» | Сочинение ЕГЭ, ОГЭ, 2,3,4,5,6,7,8,9,10, 11 класс.
Перед зрителем стоит картина Васильева, на которой изображена девушка приятной внешности. По названию картины «Гадание» не сложно понять, чем занимается данная девушка. Благодаря тому, что зажжена свеча, можно понять, что все это действо проходит ночью, как в принципе и большинство похожих магических обрядов и ритуалов. На самом деле, удивительным является тот момент, что довольно точно отображен весь процесс гадания.
Девушка зажгла свечу, и усевшись перед нею держа правой рукой свой нательный крестик с замиранием сердца, ожидает, что ей откроются тайны будущего. Глядя на огонь от свечи, она пытается разобрать некоторые образы, а по ее выражению лица несложно понять о надеждах и тревогах, которые она шепчет в свечу в надежде на то, чтобы все сбылось.
У девушки большие, выразительные глаза и длинная коса, которую она взвалила через плечо. Цвет волос предположительно светло русый, но из-за мерцания свечи, это тяжело разобрать. Такой образ Васильев выбрал совершенно не случайно, это типичный образ русской красавицы, которые во времена жизни художника, в действительности не редко занимались подобными вещами и верили в то, что если правильно выполнить обряд, то можно узнать о своей судьбе много интересного.
По верху одежды девушки, можно предположить, что это сарафан, но скорее всего ее ночная рубашка, так как гадание зачастую выполнялось в полночь, и вряд ли после этого девушка куда-нибудь собралась дальше своего двора.
Блики света от свечи полностью озаряют ее лицо и создают тень позади нее. Эта свеча символизирует последний огонек надежды на то, что все ее желания сбудутся.
При этом не зря художник сделал акцент на нательный крестик, таким образом, становится ясно, что девушка смиренна и богобоязненна, уповая к небесным ангелам во имя помощи.
Рекомендуем посмотреть:
- < Назад
- Вперёд >
www.shollklass.ru
Как гадали на картинах русских художников — Рамблер/субботний
В западноевропейском искусстве гадалки и ворожеи появились в XVII веке, практически сразу после возникновения жанровой живописи. Своих «Гадалок» написали такие великие мастера эпохи барокко, как Караваджо (1600 год) и де Ла Тур (ок. 1625 года). Они использовали тему гадания в назидательных целях, изображая наивных людей, которых та же предсказательница и обкрадывала (на иллюстрациях видно, как гадалка ворует деньги из их кармана или кольцо с пальца). Вдобавок художники противопоставляли персонажей из разных социальных классов — нарядных богачей и нищих бродяжек, выписывая контраст драгоценных кружев с грязными обносками.
Когда в конце XVIII — начале XIX века жанровая живопись начала развиваться в Российской империи, тема гадания проникла и к нам. Самые ранние картины на этот сюжет многое заимствовали у европейских образцов. Так, учившийся в Риме живописец Василий Шебуев явно цитирует в своем «Автопортрете с гадалкой» те полотна, которые он видел в Европе. Недаром на герое надет огромный воротник, какие перестали носить лет двести назад — как раз тогда, когда творили последователи Караваджо. И гадалка, которая держит его за руку, как положено — цыганка, чья темная кожа контрастирует с его изысканно-бледным лицом.
Противопоставлением занят и Вильгельм Голике в своем полотне «Гадание у колодца»: бродячая цыганка с темнокожим младенцем, примотанным к спине, здесь общается с фарфорово-прекрасной селянкой и отроком с льняными волосами. Картину можно было бы принять за работу любого из западноевропейских мастеров того времени, если бы не русский сарафан крестьянки и мужик, заламывающий шапку на заднем плане. Аналогична по трактовке и акварель студента Академии художеств Тараса Шевченко, будущего знаменитого поэта — только здесь девушка одета в малороссийский наряд.
Орест Кипренский также изображает за гаданием иностранку в национальном костюме, но картина посвящена совсем иному. Ею Кипренский открывает в русском искусстве тему гадания как символа общения с неведомым один на один, без посредников.
В первой трети XIX века наше искусство — речь идет и о литературе — занимается активной адаптацией на родной почве иностранных приемов. Например, Василий Жуковский и переводит сказки братьев Гримм, и создает на их основе свои «русские народные». Балладу Готфрида Бюргера года про девицу Ленору, гадавшую на жениха, Жуковский переложил в 1813 году. Героиня меняет национальность и имя, антураж преображается с немецкого на русский. Произведение имело колоссальный успех и подарило нам изобретенное поэтом имя Светлана.
Романтическая, мистическая атмосфера гадания крещенским вечерком, созданная поэтом, вдохновила и художников — тем более что Светлана описана была как красавица. Эффект был таким сильным, что иллюстрация к Жуковскому стала, пожалуй, единственной картиной на «русскую народную» тему Карла Брюллова — гражданина мира и любителя полногрудых смуглых итальянок. Особого новаторства в изображении женщины в темноте со свечой и зеркалом нет — Жорж де Ла Тур в 1640 году так же написал «Марию Магдалину». Если не считать того, что русский народный костюм наконец получил полноправную прописку в высоком академическом искусстве.
За любование народным бытом в отечественном искусстве того времени отвечал Алексей Венецианов, автор бесчисленных изображений крестьян за работой и отдыхом. Считать эти картины жанровыми трудно: слишком много в них романтизма и поэтичности. Но, в отличие от европейских живописцев, Венецианов не ощущал в крестьянском гадании ни аллегоричности, ни мистики. Для него это знакомая повседневность — он сам жил в деревне, а позже открыл школу живописи, куда охотно брал и крепостных. Его «Гадание на картах» изображает двух девушек, и карты для них — атрибут, а не намек на душевную драму.
По тому же пути бытописательства идут другие «крестьянские» художники 1-й половины XIX века. Егор Солнцев пишет сценку о святочном гадании с помощью курицы (судьба гадающего зависит от того, подойдет птица к тарелке с деньгами, или к зеркалу и т.п.). Анонимный примитивист, автор картины из Русского музея, в сцене гадания противопоставляет юную красоту хитрости и старости.
Во 2-й половине XIX века знаний о прошлом страны и ее обычаях становится больше. «История» Карамзина перестает быть полной открытий. Картины о гаданиях обрастают деталями, почерпнутыми из книг и этнографических наблюдений. Интерес к региональным традициям отражается и в искусстве, появляется много картин с национальным колоритом, в том числе и про гадания.
Украинок за гаданием изображают киевлянин Николай Пимоненко и обосновавшийся на Харьковщине Иван Соколов. Выходец из польских дворян Генрих Семирадский посвящает работу ворожбе в Андреев день (13 декабря), причем в этом достаточно салонном произведении живописец использует стандартные штампы: тут вам и драматическая светотень, и скрюченная старуха, и нежные девы — причем опять контрастные, одна в декольте, другая в вышиванке, то есть барышня и служанка. А Константин Маковский за колоритными деталями отправляется в глубь веков — его картина про гадание с помощью той же курицы изображает явно допетровское время.
На рубеже XIX–XX веков русская народная тема в искусстве приобретает сильный оттенок историзма, то есть «православия, самодержавия и народности». Исключение — модерн в «русском стиле», который творили Иван Билибин, Елена Поленова и другие художники круга Абрамцево и Талашкино, но там гаданиями не интересовались. Зато не забывают об этом обычае символисты и другие, увлекавшиеся соприкосновением двух миров — реального и потустороннего, а также любители красочных народных обычаев, правда — экзотических.
Так возникает среднеазиатская трактовка сюжета у Павла Кузнецова и молдавская — у Павла Шиллинговского. А Врубель создает свою «Гадалку» под впечатлением от оперы «Кармен», то есть она у него цыганка, причем, очевидно, испанская. Любопытно, что Врубель пишет ее поверх заказного портрета одного из Мамонтовых, который попросту ему надоел — то есть отвергает деньги ради красоты и стихии неизведанного.
Социалистический реализм, хоть и благосклонен к крестьянской теме, суеверия отвергает, поэтому в ХХ веке в развитии сюжета наступает пауза. Под конец столетия становится свободнее: советские и российские мастера, заново открывающие для себя русскую историю, будто возвращаются в XIX век, следуя упоминавшемуся выше «историческому» подходу Константина Маковского. И только Константин Васильев, спорный, но самобытный, в своем «Гадании» больше интересуется потусторонним, поэтому его девушка со свечой почти также загадочна, как и брюлловская «Светлана».
weekend.rambler.ru
Как гадали на картинах русских художников
Венецианов А.Г. Гадание на картах 1842
По народным поверьям гадания особенно правдивы накануне зимних Cвяток — от cочельника (6 января) до Крещения (19 января).
Отражение этой темы в русской живописи.
В западноевропейском искусстве гадалки и ворожеи появились в XVII веке, практически сразу после возникновения жанровой живописи. Своих «Гадалок» написали такие великие мастера эпохи барокко, как Караваджо (1600 год) и де Ла Тур (ок. 1625 года). Они использовали тему гадания в назидательных целях, изображая наивных людей, которых та же предсказательница и обкрадывала (на иллюстрациях видно, как гадалка ворует деньги из их кармана или кольцо с пальца). Вдобавок художники противопоставляли персонажей из разных социальных классов — нарядных богачей и нищих бродяжек, выписывая контраст драгоценных кружев с грязными обносками.
Когда в конце XVIII — начале XIX века жанровая живопись начала развиваться в Российской империи, тема гадания проникла и к нам. Самые ранние картины на этот сюжет многое заимствовали у европейских образцов. Так, учившийся в Риме живописец Василий Шебуев явно цитирует в своем «Автопортрете с гадалкой» те полотна, которые он видел в Европе. Недаром на герое надет огромный воротник, какие перестали носить лет двести назад — как раз тогда, когда творили последователи Караваджо. И гадалка, которая держит его за руку, как положено — цыганка, чья темная кожа контрастирует с его изысканно-бледным лицом.
Противопоставлением занят и Вильгельм Голике в своем полотне «Гадание у колодца»: бродячая цыганка с темнокожим младенцем, примотанным к спине, здесь общается с фарфорово-прекрасной селянкой и отроком с льняными волосами. Картину можно было бы принять за работу любого из западноевропейских мастеров того времени, если бы не русский сарафан крестьянки и мужик, заламывающий шапку на заднем плане. Аналогична по трактовке и акварель студента Академии художеств Тараса Шевченко, будущего знаменитого поэта — только здесь девушка одета в малороссийский наряд.
Орест Кипренский также изображает за гаданием иностранку в национальном костюме, но картина посвящена совсем иному. Ею Кипренский открывает в русском искусстве тему гадания как символа общения с неведомым один на один, без посредников.
В первой трети XIX века наше искусство — речь идет и о литературе — занимается активной адаптацией на родной почве иностранных приемов. Например, Василий Жуковский и переводит сказки братьев Гримм, и создает на их основе свои «русские народные». Балладу Готфрида Бюргера года про девицу Ленору, гадавшую на жениха, Жуковский переложил в 1813 году. Героиня меняет национальность и имя, антураж преображается с немецкого на русский. Произведение имело колоссальный успех и подарило нам изобретенное поэтом имя Светлана.
Романтическая, мистическая атмосфера гадания крещенским вечерком, созданная поэтом, вдохновила и художников — тем более что Светлана описана была как красавица. Эффект был таким сильным, что иллюстрация к Жуковскому стала, пожалуй, единственной картиной на «русскую народную» тему Карла Брюллова — гражданина мира и любителя полногрудых смуглых итальянок. Особого новаторства в изображении женщины в темноте со свечой и зеркалом нет — Жорж де Ла Тур в 1640 году так же написал «Марию Магдалину». Если не считать того, что русский народный костюм наконец получил полноправную прописку в высоком академическом искусстве.
За любование народным бытом в отечественном искусстве того времени отвечал Алексей Венецианов, автор бесчисленных изображений крестьян за работой и отдыхом. Считать эти картины жанровыми трудно: слишком много в них романтизма и поэтичности. Но, в отличие от европейских живописцев, Венецианов не ощущал в крестьянском гадании ни аллегоричности, ни мистики. Для него это знакомая повседневность — он сам жил в деревне, а позже открыл школу живописи, куда охотно брал и крепостных. Его «Гадание на картах» изображает двух девушек, и карты для них — атрибут, а не намек на душевную драму.
По тому же пути бытописательства идут другие «крестьянские» художники 1-й половины XIX века. Егор Солнцев пишет сценку о святочном гадании с помощью курицы (судьба гадающего зависит от того, подойдет птица к тарелке с деньгами, или к зеркалу и т.п.). Анонимный примитивист, автор картины из Русского музея, в сцене гадания противопоставляет юную красоту хитрости и старости.
Во 2-й половине XIX века знаний о прошлом страны и ее обычаях становится больше. «История» Карамзина перестает быть полной открытий. Картины о гаданиях обрастают деталями, почерпнутыми из книг и этнографических наблюдений. Интерес к региональным традициям отражается и в искусстве, появляется много картин с национальным колоритом, в том числе и про гадания.
Украинок за гаданием изображают киевлянин Николай Пимоненко и обосновавшийся на Харьковщине Иван Соколов. Выходец из польских дворян Генрих Семирадский посвящает работу ворожбе в Андреев день (13 декабря), причем в этом достаточно салонном произведении живописец использует стандартные штампы: тут вам и драматическая светотень, и скрюченная старуха, и нежные девы — причем опять контрастные, одна в декольте, другая в вышиванке, то есть барышня и служанка. АКонстантин Маковский за колоритными деталями отправляется в глубь веков — его картина про гадание с помощью той же курицы изображает явно допетровское время.
На рубеже XIX–XX веков русская народная тема в искусстве приобретает сильный оттенок историзма, то есть «православия, самодержавия и народности». Исключение — модерн в «русском стиле», который творили Иван Билибин, Елена Поленова и другие художники круга Абрамцево и Талашкино, но там гаданиями не интересовались. Зато не забывают об этом обычае символисты и другие, увлекавшиеся соприкосновением двух миров — реального и потустороннего, а также любители красочных народных обычаев, правда — экзотических.
Так возникает среднеазиатская трактовка сюжета у Павла Кузнецова и молдавская — у Павла Шиллинговского. А Врубельсоздает свою «Гадалку» под впечатлением от оперы «Кармен», то есть она у него цыганка, причем, очевидно, испанская. Любопытно, что Врубель пишет ее поверх заказного портрета одного из Мамонтовых, который попросту ему надоел — то есть отвергает деньги ради красоты и стихии неизведанного.
Социалистический реализм, хоть и благосклонен к крестьянской теме, суеверия отвергает, поэтому в ХХ веке в развитии сюжета наступает пауза. Под конец столетия становится свободнее: советские и российские мастера, заново открывающие для себя русскую историю, будто возвращаются в XIX век, следуя упоминавшемуся выше «историческому» подходу Константина Маковского. И только Константин Васильев, спорный, но самобытный, в своем «Гадании» больше интересуется потусторонним, поэтому его девушка со свечой почти также загадочна, как и брюлловская «Светлана».
Источник
Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!
zagopod.com
