Музей ЧерномырдинаЗолотая осень (картина Левитана). Золотая картина левитана
Золотая осень (картина Левитана) — Википедия (с комментариями)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
К:Картины 1895 года«Золотая осень» — пейзаж русского художника Исаака Левитана (1860—1900), написанный в 1895 году. Принадлежит Государственной Третьяковской галерее (инв. 1490). Размер картины — 82 × 126 см[1][2].
Левитан начал работу над картиной осенью 1895 года, когда он жил в усадьбе Горка в Тверской губернии; там же были написаны первые этюды. По-видимому, работа над полотном была завершена в конце года в Москве[3]. В 1896 году картина экспонировалась на 24-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), которая проходила в Петербурге, а затем в Москве. В том же году она была куплена Павлом Третьяковым[1].
«Золотую осень» относят к «мажорной серии» картин Левитана 1895—1897 годов, в которую, кроме неё, включают «Март» (1895), «Свежий ветер. Волга» (1891—1895), «Весна. Большая вода» (1897) и другие полотна[4]. Эта картина «поражает и захватывает наполненностью и красотой своего эмоционального содержания, столь определённо выраженного в цветовом великолепии, в мажорном звучании золотистой красочной гаммы»[5]. Она также служит одним из характерных примеров влияния импрессионизма на творчество художника[6][7].
История
Работа над картиной была начата осенью 1895 года — в то время, когда Левитан жил в усадьбе Горка, расположенной в полутора километрах от деревни Островно, находившейся на территории Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, а ныне входящей в состав Удомельского района Тверской области. Владельцем усадьбы был тайный советник Иван Николаевич Турчанинов, сенатор и помощник градоначальника Санкт-Петербурга. Там часто проводила время его жена Анна Николаевна с дочерьми Варварой, Софьей и Анной[8].
Левитан познакомился с Анной Николаевной Турчаниновой летом 1894 года в Островно, и у них завязался роман. Вскоре после этого Левитан переехал в усадьбу Горка и жил там в августе и сентябре 1894 года, а затем вернулся туда ранней весной 1895 года — именно тогда была написана его картина «Март»[9][10]. В конце марта Левитан возвратился в Москву, а в начале мая опять приехал в Горку, где он прожил до начала октября (а также, возможно, возвращался на несколько дней во второй половине октября)[11]. Специально для художника на территории имения был построен двухэтажный дом-мастерская, расположенный на берегу озера[8].
Считается, что на картине изображена река Съежа, протекающая рядом с Островно, — это место находилось всего в полукилометре от усадьбы Горка[12][13]. По свидетельству художника Витольда Бялыницкого-Бирули, тоже работавшего в тех местах, картина была написана по этюду, сделанному Левитаном во время его пребывания в Горке[5]. Искусствовед Фаина Мальцева также полагает, что художник использовал осенние этюды, созданные в Горке, при этом окончательный вариант картины «Золотая осень» был написан им уже в Москве[3]. По её словам, впечатление, что пейзаж написан с натуры, своим появлением обязано «исключительной зрительной памяти и вдохновенному мастерству» живописца[3]. По-видимому, именно увлечённая работа над этим пейзажем заставила Левитана в письме, датированном 13 ноября 1895 года, отказаться от предложения художника Василия Поленова посетить его в усадьбе Борок[3][14]:
 | Совсем было собрался ехать к Вам, добрейший Василий Дмитриевич, как вдруг, именно вдруг, меня страстно потянуло работать; увлекся я, и вот уже неделя, как я изо дня в день не отрываюсь от холста… Вместе с тем, как я стал работать, и нервы стали покойнее и мир стал не так ужасен. |  |
Вместе с девятью другими произведениями Левитана, среди которых были «Март», «Свежий ветер. Волга», «Сумерки», «Папоротники в бору», «Ненюфары» и другие[15][16], картина «Золотая осень» экспонировалась на 24-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), открывшейся в феврале 1896 года в Санкт-Петербурге, а в марте переехавшей в Москву[11]; она также была представлена на Всероссийской промышленной и художественной выставке 1896 года в Нижнем Новгороде[1].
В мае 1896 года прямо с Передвижной выставки, которая к тому времени ещё продолжалась в Москве, полотно было приобретено у автора Павлом Третьяковым за 700 рублей[17][18]. Правда, реализация этой сделки по какой-то причине затянулась: первая расписка Левитана в получении денег за картину датирована 10 мая, а в письме от 29 мая он пишет, что «вчера, возвратясь из поездки, встретил П. М. Третьякова, который почему-то теперь вздумал купить мою картину „Золотая осень“, видев её десятки раз», и только 3 июня он сообщает Третьякову: «Картина моя „Золотая осень“ не продана ещё, и потому я считаю её за Вами. Нечего и говорить, что я рад очень, что Вы пожелали её иметь»[17][19].
Продолжая своё путешествие с другими картинами 24-й Передвижной выставки, в ноябре 1896 года полотно также побывало в Харькове, где с ним произошла неприятность — оно было повреждено упавшим на него медным козырьком настенного калорифера, который прорвал холст насквозь. Об этом инциденте в письме к Илье Остроухову от 22 ноября 1896 года сообщил художник и уполномоченный Товарищества по выставкам Георгий (Егор) Хруслов[20][21]:
| | Сегодня утром у нас на выставке случилось несчастье. Картины были все сняты с мольбертов, некоторые лежали на полу, некоторые стояли у стен, работали все в одном конце залы. Вдруг на другом конце раздаётся сильный стук, я бегу туда — оказывается, что сорвался со стены тяжёлый медный козырёк калорифера и упал на картину И. И. Левитана «Золотая осень», холст картины прорван насквозь, хотя рана и незначительная и её легко заделать, но, ввиду того, что картина принадлежит П. М. Третьякову, я покорнейше прошу правление уведомить меня в Киев возможно скорее, как мне поступить с картиной… | |
Впоследствии это повреждение было столь искусно заделано московским реставратором Дмитрием Арцыбашевым, что оно осталось практически незамеченным[18].
Купленная Павлом Третьяковым, картина в том же 1896 году была передана им в дар Третьяковской галерее. В каталогах 1896 и 1917 годов это полотно фигурировало под названием «Осень»[1]. Сам же Левитан был не вполне доволен этим произведением, считая его несколько «грубым»[22]. В 1896 году он написал другую, менее известную картину с таким же названием — «Золотая осень», которая также находится в собрании Государственной Третьяковской галереи (холст на картоне, масло, 52 × 84,6 см, инв. 5635)[23][24][25].
Описание
Левитан любил рисовать осенние пейзажи — у него было более сотни картин, связанных с этим временем года[26]. Среди них картина «Золотая осень» является одним из самых известных и популярных произведений художника[27]. На ней изображена небольшая речка, окружённая деревьями, покрытыми жёлтой и красной осенней листвой. Вдали видны деревенские домики, поля, а далее, на горизонте — осенний лес, окрашенный в оттенки жёлтого цвета. А надо всем этим — голубое небо, по которому плывут светлые облака[28]. Яркие, мажорные, оптимистические цвета этой картины не являются характерными для творчества Левитана — обычно он использовал более мягкие и нежные тона[27].
Удачно выбрана точка зрения, которая позволяет художнику изобразить широкий и многоплановый пейзаж. Несмотря на некоторую асимметричность, композиция картины не кажется неуравновешенной: загруженность левой стороны компенсируется «группировкой предметов, распределением освещённых и затенённых масс, членением планов». У левого края полотна крупным планом изображена группа деревьев — берёз с ярко-жёлтой листвой и осин с последними покрасневшими листьями. Они создают «яркое и звучное пятно», по контрасту с которым изображённая правее них речка кажется тёмной и холодной[28]. Поверхность реки также смотрится большим цветовым пятном, основу которого составляет голубой цвет, к которому добавлены коричневатые отражения берегов[29].
Следуя вдоль речных берегов, взгляд зрителя пересекает широкие луга с перелесками по обеим сторонам реки, а затем уходит к изображённым вдали лесам. На правом берегу реки выделяется одинокая стройная золотисто-жёлтая берёзка. По мере удаления в глубину звучность колорита постепенно смягчается и переходит в более спокойную цветовую гамму[28].
Как и в картине «Март», основными составляющими цветовой гаммы «Золотой осени» являются жёлтый, голубой и зелёный цвета. При этом существенное различие между этими картинами заключается в том, что в весеннем пейзаже господствуют более холодные тона, а в осеннем — более тёплые. Зелёный цвет играет в «Золотой осени» лишь небольшую, вспомогательную роль, в то время как основная эмоциональная нагрузка ложится на жёлтый цвет, который «обусловливает торжественную радостность и спокойную, уверенную в себе красоту» картины[30].
Ещё одна параллель между «Мартом» и «Золотой осенью» состоит в том, что эти картины рассматриваются как примеры, наиболее ярко демонстрирующие влияние импрессионизма на творчество Левитана[6]. Действительно, в «Золотой осени» особое значение имеет экспрессивность мазка, который в этой картине ещё более энергичен и разнообразен, чем в «Марте». В частности, пастозными экспрессивными мазками написана листва берёз, где местами краска наложена столь густым слоем, что создаётся впечатление рельефности[30]. В картине традиционная манера живописи естественным образом сочетается «со свободной, почти импрессионистической трактовкой отдельных деталей», но при этом отличие от классического импрессионизма заключается в том, что цвет не растворяется в свете, а сохраняет свою интенсивность[2].
Отзывы
Искусствовед Алексей Фёдоров-Давыдов писал, что картина «Золотая осень» «поражает и захватывает наполненностью и красотой своего эмоционального содержания, столь определённо выраженного в цветовом великолепии, в мажорном звучании золотистой красочной гаммы». По его мнению, до появления этой картины никто из представителей русской пейзажной живописи (включая самого́ Левитана) «не давал такого торжественного, радостного в своём спокойствии образа осени, такого показа „пышного природы увяданья“»[5].
Сравнивая «Золотую осень» с написанной весной того же года картиной «Март», искусствовед Дмитрий Сарабьянов писал, что в осеннем пейзаже нет фрагментарности, то есть «ощущения фрагмента природы», которое было присуще «Марту». По его словам, на создание картины «Золотая осень» художника воодушевила «необычная, поражающая своим эффектом цветовая гамма, в которой главную роль играет контраст золотого и синего». При этом он отмечал естественную уравновешенность композиции картины, которая «развёрнута на зрителя и в ширину»[31].
По словам искусствоведа Фаины Мальцевой, созданный в этой картине образ «несёт в себе глубокое и многогранно выраженное содержание», которое «раскрывается по мере всматривания в изображённое, по мере его лирического сопереживания». В процессе такого всматривания можно понять, что целью художника была не только передача нарядных осенних красок, но и показ «таких драгоценных черт, которые помогают нам за этой нарядной, несколько декоративной формой видеть образ большой цельности и поэтичности»[28].
См. также
Напишите отзыв о статье "Золотая осень (картина Левитана)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Каталог ГТГ, т. 4, кн. 1, 2001, с. 364.
- ↑ 1 2 [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/image/_id/2456 Левитан Исаак Ильич — Золотая осень] (HTML). Государственная Третьяковская галерея, www.tretyakovgallery.ru. Проверено 10 июля 2016.
- ↑ 1 2 3 4 Ф. С. Мальцева, 2002, с. 31.
- ↑ А. А. Фёдоров-Давыдов, 1975, с. 533.
- ↑ 1 2 3 А. А. Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 208.
- ↑ 1 2 [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/author/_id/104 Левитан Исаак Ильич] (HTML). Государственная Третьяковская галерея, www.tretyakovgallery.ru. Проверено 10 июля 2016.
- ↑ В. А. Филиппов, 2003, с. 137—138.
- ↑ 1 2 [litmap.tvercult.ru/chehov/gorka.html Антон Павлович Чехов — Имение Горка] (HTML). Литературная карта Тверского края, litmap.tvercult.ru. Проверено 6 июля 2016. [www.webcitation.org/6AzRfbcwx Архивировано из первоисточника 27 сентября 2012].
- ↑ Маргарита Чижмак. [www.tg-m.ru/img/mag/2010/058-071.pdf Хроника жизни и творчества Исаака Левитана] (PDF). журнал «Третьяковская галерея», 2010, № 3, с.58—71. Проверено 30 марта 2015.
- ↑ Илья Сергеев. [www.vedtver.ru/news/8623 Гений русского пейзажа — Исаак Левитан и тверские страницы его биографии] (HTML). «Тверские ведомости» — www.vedtver.ru (24 августа 2012). Проверено 11 июля 2016.
- ↑ 1 2 И. И. Левитан, 1966, с. 51—52.
- ↑ В. И. Колокольцов. [www.vgd.ru/STORY/klkltsv.doc Отклонение к чеховскому «дому с мезонином»] (DOC). Из книги «Отклонение. Колокольцовы в Тверской губернии», Санкт-Петербург, 2004. www.vgd.ru. Проверено 10 июля 2016. [www.webcitation.org/6BAEjGbDv Архивировано из первоисточника 4 октября 2012].
- ↑ Д. Л. Подушков. [www.gumfak.ru/otech_html/chekhov/chekhov-stati/udomle.shtml Антон Чехов и И. И. Левитан в Удомле] (HTML). Из книги «Знаменитые россияне в истории Удомельского края», Тверь, 2009. www.gumfak.ru. Проверено 10 июля 2016. [www.webcitation.org/6AzRgvFM3 Архивировано из первоисточника 27 сентября 2012].
- ↑ И. И. Левитан, 1956, с. 56.
- ↑ И. И. Левитан, 1966, с. 53.
- ↑ С. А. Пророкова, 1960, с. 168—169.
- ↑ 1 2 И. И. Левитан, 1966, с. 54.
- ↑ 1 2 [echo.msk.ru/programs/tretiakovka/46679/ Собрание Третьяковки: Картина Исаака Левитана «Золотая осень»] (HTML). Радио «Эхо Москвы» — echo.msk.ru. Проверено 5 июля 2016.
- ↑ И. И. Левитан, 1956, с. 60.
- ↑ И. И. Левитан, 1966, с. 55.
- ↑ Письма и документы ТПХВ, т. 2, 1987, с. 501.
- ↑ В. А. Петров, 1992, с. 96.
- ↑ Каталог ГТГ, т. 4, кн. 1, 2001, с. 366.
- ↑ А. А. Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 213.
- ↑ В. А. Петров, 2000, с. 60—61.
- ↑ К. Г. Паустовский, т. 6, 1969, с. 172.
- ↑ 1 2 В. А. Петров, 2000, с. 60.
- ↑ 1 2 3 4 Ф. С. Мальцева, 2002, с. 32.
- ↑ А. А. Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 210.
- ↑ 1 2 А. А. Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 211.
- ↑ Д. В. Сарабьянов, 1989, с. 295.
Литература
- И. И. Левитан. [isaak-levitan.ru/letters20.php Письма, документы, воспоминания] / А. А. Фёдоров-Давыдов. — М.: Искусство, 1956. — 335 с.
- Ф. С. Мальцева. Мастера русского пейзажа. Вторая половина XIX века. Часть 4. — М.: Искусство, 2002. — 84 с. — ISBN 9785210013484.
- К. Г. Паустовский. Собрание сочинений в восьми томах. — М.: Художественная литература, 1969. — Т. 6.
- В. А. Петров. Исаак Ильич Левитан. — СПб.: Художник России, 1992. — 200 с. — (Русские живописцы XIX века).
- В. А. Петров. Исаак Левитан. — М.: Белый город, 2000. — ISBN 5-7793-0250-2.
- С. А. Пророкова. Левитан. — М.: Молодая гвардия, 1960. — 240 с. — (Жизнь замечательных людей).
- Д. В. Сарабьянов. История русского искусства второй половины XIX века. — М.: Издательство Московского университета, 1989. — 381 с.
- А. А. Фёдоров-Давыдов. Исаак Ильич Левитан. Жизнь и творчество. — М.: Искусство, 1966. — 403 с.
- А. А. Фёдоров-Давыдов. [books.google.com/books?id=J5kjAAAAMAAJ Русское и советское искусство: статьи и очерки]. — М.: Искусство, 1975. — 739 с.
- В. А. Филиппов. Импрессионизм в русской живописи. — М.: Белый город, 2003. — 320 с. — ISBN 5-7793-0577-3.
- Исаак Ильич Левитан. Документы, материалы, библиография / А. А. Фёдоров-Давыдов. — М.: Искусство, 1966. — 240 с.
- Товарищество передвижных художественных выставок, 1869—1899. Письма, документы / В. В. Андреева, С. Н. Гольдштейн. — М.: Искусство, 1987. — Т. 2. — 667 с.
- Государственная Третьяковская галерея — каталог собрания / Я. В. Брук, Л. И. Иовлева. — М.: Красная площадь, 2001. — Т. 4: Живопись второй половины XIX века, книга 1, А—М. — 528 с. — ISBN 5-900743-56-X.
Ссылки
- [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/image/_id/2456 «Золотая осень»] в базе данных Третьяковской галереи
- [isaak-levitan.ru/master/10.php Исаак Ильич Левитан — Лучшие картины, пейзажи — Золотая осень, 1895] (HTML). isaak-levitan.ru. Проверено 9 июля 2016. [www.webcitation.org/6AzRi0o9z Архивировано из первоисточника 27 сентября 2012].
Отрывок, характеризующий Золотая осень (картина Левитана)
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября. 4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями. – Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки: «Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место. Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова. – Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов. – Нет, и генерала нет. Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому. – Нет, уехали. «Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там. – Да где же это? – А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом. – Да как же там, за цепью? – Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников. Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни. «Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака. – Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!.. Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему. – Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было. – Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь. – Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад. Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было. Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское. Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером. – Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев. Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться. – Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего? – Право, он врет, этот шельма, – сказал граф. – Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь. – А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет? – Прикажете воротить? – Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло. И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать. Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились… – С богом! «Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю. Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало. Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки. Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше. Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю. – Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед. Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.
Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался. Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать. – У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед. – Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому. Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня). – Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры. Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком. – Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него. Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил: – Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит. Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа. Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей. Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе. «Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие. Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы. Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил. Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны. Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.
Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
wiki-org.ru
«Золотая осень» картина Левитана | Люди | Истории
16 марта 2017, Люди
Исаак Левитан, знаменитый русский пейзажист, питал особенную любовь к осени. Вероятно, потому, что осень резонировала с его меланхоличными чувствами лучше, чем любое другое время года. Всего Левитан написал более сотни осенних пейзажей. Осенью, в особенности в сентябре, как отмечают многие художники, воздух отличается кристальной прозрачностью. Не случайно именно ранней осенью астрономы-любители больше всего любят наблюдать звезды.
Картина «Золотая осень» запечатлела как раз самую яркую, прозрачную и нарядную стадию осени. В природе уже ощущается приближение холодов, но погода еще держится теплая, и утренние заморозки еще не испортили яркие краски желтеющих листьев. Бездонная синева неба контрастирует с золотыми и багряными оттенками осеннего листопада. Через две-три недели листва пожухнет и приобретет бурый оттенок, небо станет пасмурным и тяжело нависнет над землей серыми тучами; дождь превратит волшебные лесные тропинки в непроходимую грязь, спокойная река помутнеет.
Работать над картиной художник начал осенью 1895 года. В то время он проживал в усадьбе Горки (Тверская губерния). Наброски и эскизы были сделаны с натуры, а завершил свой знаменитый пейзаж зимой, после возвращения в Москву. И хотя картина производит впечатление написанной прямо с натуры, во время работы над ней художник полагался, главным образом, на свою зрительную память. В следующем году "Золотая осень" выставлялась в Петербурге и Москве, где и была куплена меценатом и коллекционером Павлом Третьяковым. Надо заметить, что Левитану никогда не нравилось, что его картина фигурирует в каталогах под названием «Осень», он настаивал на названии "Золотая осень", так как просто «Осень» казалось ему грубым и неподходящим названием. В настоящее время холст размером 82 см на 126 см находится в коллекции Третьяковской галереи. Пейзаж написан в энергичной, экспрессивной манере, в нем ощущается влияние импрессионизма; многие детали написаны условно, объемными и рельефными мазками (березовая листва). В целом, «Золотая осень» не самое типичное произведение Левитана – это яркая, солнечная, радостная картина. Вместо типичной для Исаака Левитана грусти и меланхолии здесь ощущается лишь легкая тоска по прошедшему лету (и, возможно, сожаление о том, что прошло вместе с ним). Скорее всего, в этом пейзаже отразились приподнятые романтические чувства автора – известно, что перед началом работы над пейзажем у него был роман с Анной Турчаниновой.
Любопытно, что Исаак Левитан написал еще одну картину с таким же названием, «Золотая осень», она была завершена в 1896 году и также находится в Государственной Третьяковской галерее. Эта картина примерно в два раза меньше свой знаменитой тезки, она изображает другой яркий осенний пейзаж и написана в более простой, стилизованной манере.
Чтобы оставить комментарий авторизуйтесь или зарегистрируйтесь
www.artinheart.ru
Золотая осень (картина Левитана) - это... Что такое Золотая осень (картина Левитана)?
«Золотая осень» — картина русского художника Исаака Левитана (1860—1900), написанная в 1895 году. Картина является частью собрания Государственной Третьяковской галереи. Размер картины — 82 × 126 см[1].
Картина была написана осенью 1895 года — в то время, когда Левитан жил в усадьбе «Горка», расположенной в полутора километрах от деревни Островно, находившейся на территории Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, а ныне входящей в состав Удомельского района Тверской области[2][3].
На картине изображена река Съежа, протекающая рядом с Островно[4][5]. Это место находилось всего в полукилометре от усадьбы «Горка»[5].
Исаак Левитан, «Золотая осень», 1896 Левитан любил рисовать осенние пейзажи — у него было более сотни картин, связанных с этим временем года[6]. Среди них картина «Золотая осень» является одним из самых известных произведений художника. На ней изображена небольшая речка, окружённая деревьями, покрытыми жёлтой и красной осенней листвой. Вдали видны деревенские домики, поля, а далее, на горизонте — осенний лес, окрашенный в оттенки жёлтого цвета. Яркие, мажорные, оптимистические цвета этой картины не являются характерными для творчества Левитана — обычно он использовал более мягкие и нежные тона[6].
В 1896 году Левитан написал другую (правда, менее известную) картину с таким же названием — «Золотая осень», которая также находится в собрании Государственной Третьяковской галереи[7].
См. также
Примечания
Ссылки
dik.academic.ru
