Музей ЧерномырдинаЖенщины Густава Климта. Женщина с картины
Женщина с картины
Быть богатым — ни с чем не сравнимое ощущение, тем более для успевшего познать глубины нищеты: был наемным писакой на Флит-стрит, служил репортером, подвизался журналистом, твои статьи браковали и никто тебя не ценил. И все эти занятия были абсолютно несовместимы с фамильным достоинством человека, происходящего по прямой линии от герцогов Пикардии.
Когда умерла моя тетушка Доркас и завещала мне 700 годового дохода и дом с обстановкой в Челси, я понял, что мне осталось желать только одного: поскорей вступить во владение наследством. Даже Милдред Мэйхью, которую я до того считал светочем моей жизни, сразу потеряла часть своего блеска. Я не был помолвлен с ней, но снимал жилье у ее матери, пел с Милдред дуэты и дарил ей перчатки, когда мог себе это позволить, что бывало не так часто. Это была милая, добрая девушка, и я рассчитывал когда-то на ней жениться. Очень приятно сознавать, что молоденькая женщина о тебе думает; с таким чувством и работается легче. И очень приятно знать, что на вопрос: «Согласишься ли?» — последует ответ: «Да».
Но известие о наследстве едва ли не полностью вытеснило образ Милдред из моего сознания, тем более что она в ту пору находилась с друзьями за городом.
Мой свежеприобретенный траурный костюм еще оставался абсолютно новым, а я уже сидел в тетушкином кресле перед камином в гостиной собственного дома. Мой собственный дом! Он был большой и роскошный, но при этом пуст. И тут меня вновь посетили мысли о Милдред.
Комната была обставлена удобной мебелью из палисандрового дерева с дамастовой обивкой. На стенах висели несколько довольно недурных образчиков масляной живописи, но вид комнаты уродовала кошмарная гравюра в темной раме «Суд по делу лорда Уильяма Расселла», занимавшая пространство над камином.
Я встал, чтобы ее рассмотреть. Я бывал у тетушки довольно часто, как и предписывал долг, но вроде бы не видел прежде эту раму. Она явно предназначалась не для гравюры, а для картины. Черное дерево, из которого она была сделана, покрывала красивая и необычная резьба.Мой интерес все возрастал, и, когда вошла с лампой горничная тетушки (я сохранил прежний немногочисленный штат слуг), я спросил, давно ли гравюра здесь висит.
— Госпожа приобрела ее всего лишь за два дня до болезни, но раму новую покупать не хотела — эту достали с чердака. Там, сэр, полным-полно любопытных старых вещей.
— А давно ли хранилась рама у тетушки?— О да, сэр! В Рождество будет 7 лет моей службе здесь, а рама сюда попала задолго до меня.
В ней была картина. Она теперь тоже наверху — чернущая и страшная, как каминное нутро.
Мне захотелось взглянуть на картину. Что, если это какой-то шедевр старинных мастеров, который тетушка приняла за хлам?
На следующее утро, сразу после завтрака, я отправился на чердак.Запасов старой мебели там хватило бы на целую лавку древностей. Весь дом был обставлен в едином средневикторианском стиле; все, что не соответствовало идеальной меблировке гостиной, стащили на чердак: столики из папье-маше и перламутра, стулья с прямыми спинками, витыми ножками и выцветшими сиденьями с ручной вышивкой, каминные экраны с золоченой резьбой и вышивкой стеклярусом, дубовые бюро с медными ручками; рабочий столик с плоеным шелковым чехлом, поблекшим, изъеденным молью и готовым рассыпаться в прах.
Когда я поднял шторы, все это вместе со слоем пыли оказалось на свету. Я предвкушал, как верну это богатство в гостиную, заместив его на чердаке викторианским гарнитуром. Однако в тот момент я занимался розыском картины, «чернущей, как каминное нутро», и наконец она обнаружилась за старыми каминными решетками и нагромождением коробок.
Джейн, горничная, тут же ее узнала. Я бережно отнес картину вниз и начал изучать. Сюжет и краски были неразличимы. В середине имелось большое пятно более темного оттенка, но что это было — человек, дерево или дом, оставалось лишь гадать. Похоже, картину написали на очень толстой деревянной доске, обтянутой кожей. Я решил было отправить ее к одному из тех мастеров, кто с помощью живой воды дарует вечную юность пострадавшим от времени семейным портретам, но тут меня осенила мысль: а почему бы мне не попробовать себя в роли реставратора — хотя бы на краешке картины?
Энергично пустив в ход губку, мыло и щеточку для ногтей, я очень скоро убедился, что изображение отсутствует. Под щеткой не обнаруживалось ничего, кроме голой дубовой поверхности. Я перешел к другой стороне, Джейн наблюдала за мной со снисходительным любопытством. Результат был тот же. И тут меня осенило. А почему эта доска такая толстая? Я оторвал, кожаную окантовку, доска распалась и в облаке пыли упала на пол. Там были две картины, соединенные лицевыми сторонами. Я прислонил их к стене — и тут же был вынужден сам на нее опереться.
Одна из картин изображала меня; портрет точно, в малейших подробностях, повторял мои черты и выражение лица. Это был я — в платье времен короля Якова Первого. Когда была написана эта картина? И как, без моего ведома? Что это — причуда моей тетушки?
— Боже, сэр, — возопила у меня над ухом Джейн, — какая миленькая фотография! Это на маскараде, сэр?
— Да, — выдавил я из себя. — Мне… мне больше ничего не потребуется. Вы можете идти.
Она ушла, а я с неистово колотившимся сердцем повернулся к другой картине. Это был портрет прелестной женщины — ослепительной красавицы. Я отметил совершенство ее черт: прямого носа, ровных бровей, пухлых губ, тонких ладоней, бездонных сияющих глаз. На ней было черное бархатное платье. Фигура была изображена в три четверти. Локти женщины опирались о стол, подбородок покоился в ладонях; лицо было обращено прямо на зрителя, взгляд, устремленный в самые глаза, ошеломлял.
На столе были видны циркули, еще какие-то сверкающие инструменты, назначения которых я не знал, а также книги, бокал, кипа бумаг, перья. Но все это я разглядел поздней. В первые четверть часа я неотрывно смотрел в ее глаза. Подобных я никогда не видел: они и молили, как глаза ребенка или собаки, и повелевали, словно глаза императрицы.
— Прикажете стереть пыль, сэр? — Любопытство заставило Джейн возвратиться. Я кивнул. Свой портрет я отвернул в сторону, а изображение женщины в черном заслонил собой. Оставшись один, я сорвал со стены «Суд по делу лорда Уильяма Расселла» и поместил в крепкую темную раму портрет женщины.
Потом я послал багетному мастеру заказ на раму для своего портрета. Он так долго пребывал лицом к лицу с изображением прекрасной чародейки, что у меня не хватало духу отнять у него счастье смотреть на нее. Если это сентиментальность — что ж, назовите меня сентиментальным.
Прибыла новая рама, и я повесил ее напротив камина. Перерыв все бумаги тетушки, я не нашел ничего, что объясняло бы происхождение моего портрета, осталась тайной и история картины, запечатлевшей незнакомку с удивительными глазами. Выяснилось только, что вся старая мебель перешла к тетушке после смерти моего двоюродного деда — главы фамилии. Я бы заключил, что наше сходство — семейное, если бы все, кто входил в гостиную, не восклицали: «Как похоже вас изобразили!» Пришлось использовать объяснение, придуманное Джейн, — маскарад.
И тут, как можно предположить, история с портретами подходит к концу. Верней, это можно было бы предположить, если бы далее не следовало еще немало страниц. Как бы то ни было, тогда я счел эту историю законченной.
Я отправился к Милдред и пригласил ее с матушкой у меня погостить. На картину в раме из черного дерева я старался не смотреть. Я не мог ни забыть, ни вспоминать без странного трепета выражение глаз женщины, когда я увидел их впервые. Меня пугала мысль, что наши взгляды опять встретятся.
Готовясь к визиту Милдред, я сделал в доме некоторые перестановки. Многие предметы старомодной мебели были перенесены вниз, весь день я перемещал ее так и эдак и наконец, уставший, но довольный, уселся перед камином. Взор мой случайно упал на картину, на карие, бездонные глаза женщины, и, как в прошлый раз, замер, прикованный каким-то колдовством, — так мы иногда подолгу, как зачарованные, рассматриваем в зеркале отражение собственных глаз. Встретившись со взглядом женщины на картине, я ощутил, что мои зрачки расширяются, а под веками щиплет, словно от подступивших слез.
— Как же я хотел, чтобы ты была женщиной, а не картиной! — произнес я. — Сойди вниз! Пожалуйста, сойди!
Я говорил это со смехом и все же простер вперед руки.
Я не клевал носом, не был пьян. Я был совершенно бодр и абсолютно трезв. Но, протягивая руки, я увидал, как расширились глаза женщины, как затрепетали губы. И можете меня повесить, если это неправда.
Ладони ее шевельнулись, по лицу пробежала тень улыбки.Я вскочил на ноги.— Э нет, — проговорил я вслух. — Слишком уж странные фокусы выделывают отблески камина. Велю-ка я принести лампу.
Я потянулся к колокольчику и уже к нему притронулся, но не успел позвонить, потому что услышал какой-то звук у себя за спиной. Огонь был тусклым, углы комнаты тонули во мраке, но за высоким резным стулом явно сгустилась какая-то тень.
— Я должен в этом разобраться, — воскликнул я, — а иначе грош мне цена! — Выпустив колокольчик, я схватил кочергу и разворошил догоравшие угли. Потом решительно отступил назад и посмотрел на картину. Рама из черного дерева была пустой! В темном углу, где стоял резной стул, послышался тихий шелест: из тени показалась женщина с картины — она шла ко мне.
Надеюсь, никогда в жизни мне не придется снова пережить такой безграничный ужас. Даже под страхом смерти я не сумел бы пошевелиться или заговорить. То ли все известные законы природы утратили силу, то ли я сошел с ума. Я трясся всем телом, но (радуюсь, вспоминая это) не пустился бежать, пока по каминному коврику ко мне приближалась фигура в черном бархатном платье.
Меня коснулась рука — нежная, теплая, человеческая, — и тихий голос произнес:
— Ты звал меня. Я пришла.От этого прикосновения и звука этого голоса мир словно перевернулся. Не знаю, как описать это словами, но не было уже ничего страшного или даже необычного в том, что портреты облекаются плотью; происшедшее представлялось совершенно естественным, правильным и бесконечно желанным.
Я накрыл ее руку своей. Перевел взгляд с незнакомки на свой портрет. Его не было видно в слабых отсветах камина.
— Мы не чужие друг другу, — сказал я.— О да, не чужие.Сияющие глаза женщины с портрета заглядывали в мои, алые губы почти касались моего лица. Ощутив, что обрел главное в своей жизни сокровище, которое считал безнадежно потерянным, я вскрикнул и обнял ее. Это было не привидение, это была женщина, единственная женщина в целом свете.
— Как давно я тебя потерял? — спросил я.Она откинулась назад, повиснув на руках, обхвативших мою шею.— Откуда я могу знать? В преисподней не считают время.Это был не сон. О нет! таких снов не бывает. Хотел бы я, чтобы бывали. Разве могу я в снах видеть ее глаза, слышать ее голос, чувствовать щекой прикосновение ее губ, целовать ее руки — как в ту ночь, лучшую в моей жизни! В первые минуты мы молчали. Казалось, довольно было после долгого горя и мук Вновь ощутить на себе Объятья милых рук.
Мне очень трудно рассказывать эту историю. Какими словами описать то, что я испытывал, сидя рядом с ней, держа ее руку и глядя в ее глаза? Это было блаженство воссоединения, воплотившихся надежд и мечтаний.
Может ли это быть сном, если я оставил ее сидеть на стуле с прямой спинкой и сам спустился в кухню сказать служанкам, что на сегодня они свободны, что я занят и прошу меня не беспокоить; потом собственноручно принес дрова для камина и, переступив порог, обнаружил ее на том же месте? Я видел, как обернулась ее темноволосая головка, как в милых глазах засветилась любовь; бросившись к ее ногам, я благословил день своего рождения, ибо получил от жизни такой неоценимый подарок.
Милдред я не вспоминал; все другое в моей жизни было сном, а это — это была сплошная упоительная реальность.
— Не знаю, — сказала моя гостья, когда мы, как верные любовники после долгой разлуки, налюбовались друг другом, — не знаю, что ты помнишь из нашего прошлого.
— Ничего, кроме того, что люблю тебя — и всю жизнь любил.— Ничего? В самом деле ничего?— Только то, что я бесконечно тебе предан, что мы оба страдали, что… А что помнишь ты, моя драгоценная госпожа? Объясни мне, помоги понять. Но нет… я не хочу понимать. Достаточно того, что мы теперь вместе.
Если это был сон, почему он никогда не повторялся?Она склонилась ко мне, одной рукой обняла за шею и притянула мою голову себе на плечо.
— Похоже, я привидение, — произнесла она с тихим смехом; от этого смеха во мне словно пробудились воспоминания, но я не сумел их удержать. — Но ведь мы с тобой так не думаем, правда? Я расскажу тебе все, что стерлось у тебя из памяти. Мы любили друг друга (о нет, это ты не забыл) и после твоего возвращения с войны собирались пожениться. Наши портреты были написаны перед расставанием. Я изучала науки и знала больше, чем полагалось женщинам в те дни. Милый, когда ты уехал, меня объявили ведьмой. Судили. Потом сказали, что меня надо сжечь. Я наблюдала за звездами и обладала знаниями, недоступными другим женщинам, потому меня всенепременно требовалось привязать к столбу и подвергнуть сожжению. А ты был далеко!
Она задрожала всем телом. Боже, в каком сне мне могло присниться, что мои поцелуи способны унять эту бурю воспоминаний?— В последнюю ночь, — продолжала она, — ко мне явился дьявол. До этого я была ни в чем не повинна — тебе ведь об этом известно? И даже тогда я согрешила только ради тебя… ради безмерной любви к тебе. Явился дьявол, и я обрекла свою душу неугасимому огню. Но я получила хорошую цену. Мне было позволено вернуться через свое изображение (если кто-нибудь, глядя на него, этого пожелает), пока портрет остается в своей раме из черного дерева. Резьба на ней сделана не человеческой рукой. Я получила право вернуться к тебе, душа моей души.
Но я получила кое-что еще, о чем ты сейчас узнаешь. Они сожгли меня как ведьму, подвергли адским мукам на земле. Эти лица, обступившие меня со всех сторон, треск дров и удушающий дым…
— Нет, любимая, стой, не надо!— Той же ночью моя матушка, сев перед портретом, заплакала и запричитала: «Вернись ко мне, мое бедное потерянное дитя!» И я с радостно бьющимся сердцем шагнула к ней. Но она отшатнулась, кинулась прочь с криком, что увидела привидение. Она сложила наши портреты обратной стороной наружу и снова вставила в раму. Матушка обещала, что мой портрет останется здесь навечно. Ах, все эти годы мы провели лицом к лицу!
Она помолчала.— Но как же человек, которого ты любила?— Ты вернулся домой. Мой портрет исчез. Тебе солгали, и ты женился на другой, но я знала, что однажды ты снова явишься в мир и я тебя найду.
— Это была вторая часть платы?— Да, — медленно проговорила она, — второе, за что я продала душу. Условие таково: если ты тоже откажешься от надежды на райское блаженство, я останусь живой женщиной, не покину твой мир и сделаюсь твоей женой. О дорогой, после всех этих лет, наконец… наконец!— Если я пожертвую своей душой, — сказал я, и эти слова не показались мне бессмыслицей, — то в награду обрету тебя? Как же так, любимая, ведь одно противоречит другому. Моя душа — это ты.
Она смотрела прямо мне в глаза. Что бы ни произошло в прошлом, настоящем, что бы ни сулило будущее, в тот миг наши души встретились и слились воедино.
— Итак, ты решаешь, решаешь обдуманно, отказаться ради меня от надежды на райское блаженство, как я отказалась ради тебя?
— От надежды на райское блаженство я ни за что отказываться не стану. Скажи, как нам устроить себе райскую обитель здесь, на земле?
— Завтра, — отозвалась она. — Приходи сюда один завтра ночью (полночь — время духов, не так ли?), я выйду из картины и больше туда не вернусь. Я проживу с тобой жизнь, умру и буду похоронена, и это будет мой конец. Но прежде, душа моей души, нас ожидает жизнь.
Я склонил голову к ней на колени. Меня одолела странная сонливость. Прижимаясь щекой к ее ладони, я перестал что-либо сознавать. Когда я проснулся, в незанавешенном окне занималось призрачное ноябрьское утро. Голова моя опиралась на руку и покоилась — я проворно выпрямился — ах, не на колене моей госпожи, а на расшитом вручную сиденье стула с прямой спинкой. Я вскочил на ноги. Застывший от холода и одурманенный снами, я все же обратил взор к картине. Она была там, моя любовь, моя госпожа. Я простер вперед руки, но страстный возглас замер у меня на устах. Она сказала — в полночь. Малейшее ее слово для меня закон. Я встал перед ее портретом и всматривался в ее зеленоватые глаза, пока мои собственные от безумного счастья не наполнились слезами.
— Милая, милая моя, как пережить часы до нашей новой встречи?
И ни разу меня не посетила мысль, будто эти высшие и завершающие мгновения моей жизни были сном.
Неверными шагами я покинул гостиную, рухнул на кровать и крепко заснул. Проснулся я уже в полдень. К ланчу должны были прибыть Милдред с матушкой.
О существовании Милдред и об ее грядущем приходе я вспомнил только в час.
Вот тут начался истинный сон.Остро осознавая, насколько бессмысленны все действия, не связанные с нею,я отдал распоряжения по приему гостей. Когда Милдред с матушкой явились, я встретил их приветливо, но свои любезные слова слышал как бы со стороны. Мой голос звучал как эхо, душа в беседе не участвовала.
Тем не менее я как-то держался до того часа, когда в гостиную принесли чай. Милдред и ее матушка поддерживали беседу, изрекая одну учтивую банальность за другой, я терпел, как праведник, осужденный в преддверии райской обители на сравнительно легкое испытание чистилищем. Поднимая глаза на свою любимую в раме из черного дерева, я чувствовал, что все предстоящее: несусветные глупости, пошлости, скука — ничего не значит, ведь в конце меня ожидает встреча с нею.
И все же, когда Милдред, заметив портрет, молвила: «Спесива не в меру, вы не находите? Театральный персонаж, наверное? Из ваших дам сердца, мистер Девинь?» — мне сделалось дурно от бессильного гнева, а тут еще Милдред (как мог я восхищаться этим личиком буфетчицы — такому место только на бонбоньерке!), накрыв своими курьезными оборками ручную вышивку, взгромоздилась на стул с высокой спинкой и добавила: «Молчание означает согласие! Кто она, мистер Девинь? Расскажите нам о ней: не сомневаюсь, с ней связана какая-то история».
Бедная малышка Милдред улыбалась в безмятежной уверенности, будто я с зачарованным сердцем ловлю каждое ее слово; Милдред, с перетянутой талией, в тесных ботинках, вульгарным голосом разглагольствовала, расположившись на стуле, где перед тем сидела, рассказывая свою историю, моя госпожа! Это было невыносимо.
— Не садитесь на этот стул, — сказал я, — он неудобный!Но предупреждение не подействовало. Со смешком, на который отозвался злой дрожью каждый нерв в моем теле, она продолжала:— Бог мой, мне сюда нельзя? Ну да, здесь ведь сидела эта ваша приятельница в черном бархате?
Я посмотрел на стул, изображенный на картине. Он был тот же самый — Милдред расположилась на стуле моей госпожи. В тот миг я с ужасом осознал, что Милдред реальна. Так это все же была реальность? Если бы не случай, разве смогла бы Милдред занять не только стул моей госпожи, но и само ее место в моей жизни? Я встал.
— Надеюсь, вы не сочтете меня невежливым, но я должен ненадолго уйти.Не помню, на какой предлог я сослался. Придумать подходящую ложь не составило труда.
Видя надутые губки Милдред, я понадеялся, что они с матушкой не останутся на обед. Я бежал. Это было спасение — остаться одному на промозглой улице, под облачным осенним небом, и думать, думать, думать о моей возлюбленной госпоже.
Часами я бродил по улицам и площадям, переживая заново каждый взгляд, будто, касание руки — каждый поцелуй; я был невыразимо, бесконечно счастлив.
О Милдред я совсем забыл; мое сердце, душу и дух заполняла собой женщина в раме из черного дерева.
Услышав, как сквозь туман прозвенело 11 ударов, я повернул домой.На моей улице волновалась толпа, в воздухе разливался слепящий красный свет.Дом был охвачен пламенем. Мой дом!Я протиснулся через толпу.Портрет моей госпожи — уж его-то я как-нибудь спасу.
Прыгая по ступеням, я как сквозь сон (и это действительно походило на сновидение) увидел Милдред: она высовывалась в окно второго этажа и заламывала руки.
— Посторонитесь, сэр! — крикнул пожарный. — Нам надо спасти молодую леди.
А моя леди, как же она? Ступени трещали и дымились, раскаленные, точно в преисподней. Я стремился попасть в комнату, где висел портрет. Это прозвучит странно, но я чувствовал только одно: картина нужна нам, чтобы вместе любоваться ею все дни своей долгой и радостной семейной жизни. Мне не приходило в голову, что портрет и моя госпожа едины.
Достигнув второго этажа, я ощутил у себя на шее чьи-то руки. Черт лица было не разобрать в густом дыму.
— Спаси меня, — прошептал женский голос. Схватив женщину на руки, я по шатким ступеням понес ее прочь от опасности. Сердце охватила странная тоска. Я нес Милдред. Я понял это, как только ее коснулся.
— Не подходите к дому! — кричали в толпе.— Все уже в безопасности! — крикнул пожарный.Из окон вырывались языки пламени. На небе сгущалось зарево. Я вырвался из рук, старавшихся меня удержать. Взлетел по ступеням. Пробрался по лестнице. Внезапно мне сделался понятен весь ужас случившегося. «Пока мой портрет остается в этой раме из черного дерева».Что, если и портрет, и рама погибнут?
Я сражался с огнем, удушьем и собственной неспособностью его одолеть. Я должен был спасти картину. Вот и гостиная.
Ворвавшись туда, я увидел мою госпожу. Клянусь, сквозь дым и пламя она тянула ко мне руки — ко мне, пришедшему слишком поздно, чтобы спасти ее, спасти счастье всей своей жизни. Больше я ее не видел.
Прежде чем я успел до нее дотянуться или хотя бы ее окликнуть, пол подо мной раздался и я упал в бушевавшее внизу пламя.
Как меня спасли? Разве это важно? Как-то спасли — будь они неладны. Тетушкина мебель сгорела полностью. Друзья указывали, что, поскольку обстановка застрахована на крупную сумму, неосторожность заработавшейся допоздна горничной не нанесла мне никакого урона.Никакого урона!
Так я обрел и потерял свою единственную любовь.Всей душой и всем сердцем я отвергаю мысль, что это был сон. Таких снов не бывает. Сновидения тоскливые и мучительные — это пожалуйста, но сны о совершенном, невыразимом счастье? Нет, моя последующая жизнь — вот она действительно сон.
Но если я так считаю, почему я тогда женился на Милдред, растолстел, поскучнел и раздулся от самодовольства?
Говорю вам: все это сон; единственной реальностью была моя дорогая госпожа. И какое значение имеет все то, что человек делает во сне?
Эдит Несбит
ред. shtorm777.ru
ПОХОЖИЕ ЗАПИСИ
shtorm777.ru
Истории женщин с картин известных художников
Картины известных художников хранят секреты людей, изображенных на них. Мы предлагаем вам прогуляться по виртуальной картинной галерее и изучить истории женщин с картин. Эти истории могут быть романтическими, мистическими или просто забавными.
Картина «Всадница» работы Карла Брюллова
Это произведение искусства — одно из самых знаменитых полотен живописца — впервые было представлено на суд зрителей в Италии, где благосклонно принялось критиками. Карл Брюллов был первым художником России, прославившемся в чопорной Европе. Долгое время предполагалось, что эта картина — портрет молодой графини Юлии Самойловой, которую художник очень любил и часто изображал на своих полотнах. К примеру, в картине «Последний день Помпеи» сразу три персонажа обладают чертами лица Юлии Самойловой. Однако при сравнении картины «Всадница» с портретами графини, которые Брюллов писал позже, становится ясно, что на картине не Юлия Самойлова. Но кто же? В одной из своих картин Карл Брюллов изобразил графиню Самойлову со своей воспитанницей Джованниной, в другой картине он нарисовал ту же графиню с приемной дочерью Амацилией. Исследователи творчества Брюллова пришли к выводу, что на картине изображены именно эти девочки, которых воспитывала графиня. Но картины известных художников обычно несут в себе какую-то загадку. Чтобы разгадать загадку из этой картины, нужно присмотреться к собачке в ошейнике, которую художник изобразил возле маленькой девочки. На ошейнике написана фамилия ее владелицы — Самойлова.
Картина «Аленушка» работы Виктора Васнецова
Вроде бы то, как создавалась картина «Аленушка» уже давно известно всем. Полагается, что Васнецов в образе печальной героини русских былин изобразил девушку, с которой судьба его свела в деревне Ахтырка. Говоря об этом полотне, многие приводят цитату самого Васнецова, где он признается, что образ Аленушки уже давно поселился в его голове, но окончательный вариант портрета сформировался, когда в деревне Ахтырка он познакомился с простой девушкой. Но так ли это? В одной из записок художника можно прочесть истинную историю написания картины. Васнецов признается, что, хоть у него уже и был эскиз картины, написанной с этой простой девушки, но это не натурно-жанровая вещь. Художника на самом деле вдохновляли глаза Веруши Мамонтовой. Он признавался, что глаза именно этой девушки мерещатся ему повсюду и поселились в его душе. Кто такая Веруша Мамонтова? Безусловно, ее образ знаком любителям живописи, ведь именно она нарисована на картине Серова «Девочка с персиками». Теперь, зная откровения художника, в Аленушке можно легко найти черты лица Веруши Мамонтовой.
Картина «Неравный брак» работы Василия Пукирева
Иногда картины известных художников удивляют тем, откуда взялся подобный сюжет, иногда источники вдохновения бывают неожиданными. Это можно сказать об истории написания полотна «Неравный брак». Один аристократ из Москвы решил записать мемуары, где рассказывал обо всех своих родственниках, в том числе и о своем дяде Сергее Варенцове. В 1862 году этот дядя, будучи молодым человеком, вдруг влюбился в миленькую дочь купца Рыбникова — Софию. И влюбился так сильно, что даже посватался, но ему отказали. Расчетливый отец девушки не захотел отдавать дочку замуж за юного и легкомысленного повесу, а предпочел отдать ее руку престарелому и не бедному купцу Корзинкину (интересно, что «престарелому» жениху тогда было 38 лет). По злому стечению обстоятельств молодому Варенцову пришлось исполнять роль шафера на этой свадьбе. Художник Василий Пукирев настолько проникся этой историей и терзаниями любящего сердца, что создал это полотно. Благодаря этой картине Василий Пукирев получил звание профессора, а также хорошие деньги: полотно сразу купил коллекционер живописи Борисовский, а уже у него его перекупил Третьяков. Правда, полотно Пукиреву пришлось немного переделать, потому что Варенцов на этой картине узнал в шафере себя. Художник так точно изобразил Варенцова в своем произведении, что благодаря популярности картины его несчастливую любовь стала обсуждать вся Москва. В итоге Пукиреву пришлось переписать лицо шафера и теперь, глядя на картину, публика видит на заднем плане изображение лица самого Пукирева.
Картина «Портрет М. И. Лопухиной» работы Владимира Боровиковского
Эта картина создавалась в 1797 году и являет собой романтический женский образ. Уже не один век она восхищает взоры публики, а знатоки живописи считают ее одой сентиментализму. Картины известных художников часто сопровождаются мистическими небылицами. Такая небылица связана и с этой картиной. Изображение 18-летней красавицы — первая в истории России картина, овеянная мистицизмом. Девушка, изображенная на портрете, была дочкой графа Ивана Толстого. В год написания портрета она обвенчалась со Степаном Лопухиным, служившим в администрации Павла I. Сразу после венчания муж заказал Боровиковскому портрет своей любимой жены. Брак продлился недолго, потому что спустя 3 года после венчания юная княгиня скончалась от болезни — чахотки. Картину с портретом дочери безутешный отец выкупил у зятя и повесил у себя в доме. Нужно сказать, что граф Толстой был магистром масонской ложи и увлекался мистикой. Пошли слухи о том, что граф с помощью магии смог вызвать дух своей умершей дочки и вдохнуть его в картину Боровиковского. Бытует небылица — любая девушка, взглянувшая на портрет, обязательно умрет. Даже приводились «очень достоверные факты», что портрет погубил не менее десятка молодых девушек. К счастью для потомков, Третьяков не верил в мистику и спустя столетие купил картину, которую теперь миллионы зрителей могут увидеть в галерее его имени.
Рафаэль. «Сикстинская мадонна»
Картины известных художников отличает то, что в своих произведениях они воспевают женский идеал. Даже изображая Мадонну, художники всех времен без зазрения совести писали портреты своих возлюбленных, многие из которых были женщинами не самого знатного происхождения. Например, исследователи творчества Рафаэля рассказывают, что художник повстречал на одной из улиц Рима дочку бедного пекаря — Форнарину. Художник влюбился в нее. Рафаэль, который тогда уже был широко известен и занимал высокую ступень на социальной лестнице, купил девушку у ее отца и снял для нее роскошный дом. Художник действительно считал ее идеалом красоты и прожил с ней до самой своей смерти целых 12 лет. Но говорят, что сама красавица не отличалась верностью своему благодетелю и наставляла ему рога как с учениками художника, так и с теми, кто заказывал картины. После смерти Рафаэля из-за репутации этой женщины папа Римский даже не захотел отпеть его, потому что Форнарина стояла рядом. Несмотря на все это именно лик Форнарины мы видим на картине «Сикстинская мадонна». Рафаэль также наделил ее лицом многих других Мадонн, написанных его рукой.
hsl.guru
Женщины Густава Климта | 365mag.ru
На фоне популярности фильма «Женщина в золотом» режиссера Саймона Кертиса мы сделали подборку 11 известных женских портретов первого австрийского художника-модерниста.
На фоне популярности фильма «Женщина в золотом» режиссера Саймона Кертиса мы сделали подборку из 11 самых известных женских портретов первого австрийского художника-модерниста.
В 2015 году состоялась премьера фильма «Женщина в золотом» режиссера Саймона Кертиса с Хелен Миррен и Райаном Рейнольдсом в главной роли, рассказывающего историю Марии Альтманн, которая пытается вернуть в семью портрет Адели Блох-Бауэр — один из шедевров, написанных Густавом Климтом.
«365»изучил картины австрийского мастера с целью разгадать, кто же эти женщины, которых загадочно смотрят на нас с его полотен.
Густав Климт
Густав Климт родился 14 июля 1862 года в австро-венгерском городе Баумгартен в семье художника-гравера и ювелира Эрнеста Климта. В семье было семь детей: три мальчика и четыре девочки. Кстати, все трое сыновей Эрнеста стали художниками.
Сначала Густав учится рисовать у своего отца, но затем поступает в венское художественно-ремесленное училище при Австрийском музее искусства, где специализируется на архитектурной живописи. Тогда образцом для Густава был художник Ганс Макарт, представитель академизма. И, кстати, в отличие от большинства юных художников того времени, Климт соглашается с канонами академической живописи и не выступает против принципов консервативного академического рисунка.
Ганс Макарт. Женский портрет
Густав, его брат Эрнст и их друг Франц Матч с 1880 года работали вместе – они украшали фресками театры, музеи. В 1888 году Густав Климт удостаивается награды «Золотой крест» — ее ему вручает император Франц Иосиф за заслуги в искусстве. Но через некоторое время в жизни Климта наступает переломный момент: его отец и брат умирают, и вся ответственность за семью ложится на Густава.
Эти события не могли пройти бесследно – художественный взгляд Климта меняется, начинает развиваться его собственный стиль. В 1897 году Климт возглавляет Сецессион – художественное объединение новаторов, созданное в противовес консервативным представителям искусства. Густав Климт – основоположник модерна в австрийской живописи. В его работах чаще всего можно встретить четкий силуэт и орнаментализм. Вообще, главный предмет его работ – женское тело. Большинство его картин пронизаны эротизмом.
Портрет Адели Блох-Бауэр I (1907)
Золотая Адель
Картина известна также как “Золотая Адель” или “Австрийская Мона Лиза”.
Адель – дочь генерального директора венского банковского союза. В 1903 году Густав Климт получил заказ на портрет Адели от ее мужа, Фердинанда Блох-Бауэра, но картина “Золотая Адель” увидела свет только в 1907 году – за четыре года Климт сделал более ста набросков для нее. Эта картина считается одной из самых значительных работ художника.
Портрет Адели Блох-Бауэр II (1912)
Адель Блох-Бауэр II
Этот портрет, среди других работ Климта, висел в доме Адель до ареста ее семьи нацистами во время Второй мировой войны. Австрийский музей, в котором картина оказалась после войны, отказался возвращать ее владельцам. Но после судебного разбирательства эта и ещё несколько картин художника были возвращены Марии Альтманн, племяннице Фердинанда Блох-Бауэра, в 2006 году.
Юдифь с головой Олоферна (1901)
Юдифь с головой Олоферна
Юдифь – героической образ молодой женщины, спасшей свой еврейский народ от ассирийского пленения, отрубив голову вражескому полководцу Олоферну.
История Юдифи вдохновляла многих художников в истории мирового искусства. Климт же представил Юдифь в образе соблазнительницы, смелой и отчаянной. Здесь она – роковая победительница. Девушка выходит из шатра Олоферна, еще полуобнаженная, в руках несет голову врага. Несмотря на ее надменный взгляд, героиня у Климта остаётся хрупкой и женственной.
Портрет создан в 1901 году. Моделью послужила его излюбленная Адель Блох-Бауэр, дочь генерального директора венского банковского союза. Хотя факт ее позирования Климт не афишировал.
Работа вызвала противоречивые толки. Юдифь не была счастлива в браке, и победа над Олоферном стала своего рода вызовом всему мужскому обществу. Не зря Климт изобразил ее нарочито чувственной, в золотых тонах, что означают символ торжества.
Три возраста женщины (1905)
Три возраста женщины
На картине Климт изобразил круговорот жизни: с одной стороны — умиротворенная молодая женщина с ребенком на руках, с другой – старая, подавленная женщина. Они контрастируют даже красками, которая задают настроение: молодость изображается светлой, лучезарной, в то время как старость тут серая, обреченная. Искусствоведы называют круговорот жизни — одним из центральных мотивов работ художника.
Даная (1907-1908)
Даная
Картина «Даная» — иллюстрация мифа о Зевсе. Согласно этому мифу он влюбился в девушку Данаю и, чтобы овладеть ею, пролился золотым дождем, после чего Даная родила Персея. Климт отбрасывает все детали и запечатлевает именно момент любви Зевса и Данаи. Несмотря на то, что для многих картин художника характерен мотив эротизма, «Даная» — самая откровенная из его работ.
Дама с веером (1917-1918)
Дама с веером
Создавая образ восточной женщины на этой картине, Густав Климт не изображал какую-то конкретную женщину, здесь образ – собирательный. Моделями для картины послужили грация и изящество.
Дама в шляпе и боа (1909)
Дама в шляпе и боа
Несмотря на то, что мы видим только часть лица дамы, практически один только взгляд, художник смог передать в нем всю силу ее характера. Несмотря на то, что ее тело полностью закрыто, картина не лишена эротизма: его, опять же, передает этот полный уверенности и загадки взгляд.
Портрет Фрицы Ридлер (1906)
Портрет Фрицы Ридлер
На первый взгляд кажется, что этот портрет жены государственного чиновника донельзя скромен. Но это только на первый взгляд: повнимательнее посмотрев на ее лицо, мы видим сдержанную чувственность: полуоткрытый рот, румянец. Да и кресло, на котором она сидит, украшено «павлиньими глазами» — символикой с сексуальным подтекстом.
Надежда I (1903)
Надежда I
Герма работала моделью, чтобы прокормить семью. После того, как Герма забеременела, работу она хотела оставить, но Климт не мог допустить ухода одной из любимых моделей. Получился очень трогательный портрет: несмотря на глубокий взгляд будущей матери, выражающий спокойствие, на фоне мы можем разглядеть пугающие гримасы, которые можно расшифровать как угрозы и страхи за ребенка.
Дева (1913)
Дева
«Дева» Климта – история превращения девушки в женщину. Главная героиня картины спокойно спит, выражение ее лица также безмятежно, непорочно, можно разглядеть ночную рубашку. А в это время в ее сон проникают более искушенные и чувственные женщины, какой героине только еще предстоит стать. Но этот мир уже очень близко подобрался к девушке, окутал ее.
Девушка с голубой вуалью (1903)
Девушка с голубой вуалью
В этой работе очень много внимания художник уделил волосам модели: он тщательно проработал их, а цвет фона и вуали прекрасно контрастирует с цветом волос. Они – главное украшение девушки. Несмотря на открытое тело, картина получилась в меру выдержанной, не откровенно эротичной. Есть предположение, что натурщицей выступила модель Герма, знакомая нам по картине «Надежда I».
Текст: Анна Симонаева, Софья Зубарева
365mag.ru
