Музей ЧерномырдинаВаря, Варенька, Варвара. Варенька картина
Варя, Варенька, Варвара – Ярмарка Мастеров
Маленькая, совсем еще юнная Снегурочка! Она еще совсем ребенок, на минутку домой забежала, что бы сделать несколько фото и опять, упорхнула гулять с Аполлинарием. На нее не возможно сердится....Больше фото малышки. Вся одежда съемная.
www.livemaster.ru
Портрет Варвары Римской – Корсаковой
20 лет тому назад, первый раз побывав в гостях у родственников, я увидела неземную красавицу. Ясные глаза, округлые плечи, густые длинные каштановые волосы и бело — голубое платье с синими лентами. Мне, 6 – летнему ребенку, показалось, что это сказочная принцесса и, конечно же, захотелось узнать, кто это.
Но, к сожалению, никто из родственников не мог дать мне ответа. Что такое Интернет я не знала в те годы. Однако через какое – то время все же удалось узнать имя красавицы: Варвара Римская – Корсакова.
Варвару Дмитриевну можно смело назвать королевой мужских сердец. В шестнадцать лет юная дворянка Мергасова на одном из балов встретила будущего мужа — Николая Римского – Корсакова, дядю известного композитора. Бравый гусар, патриот, сердцеед Римский – Корсаков был так же прекрасен, как и его избранница.
Варвара Дмитриевна Римская-Корсакова (1834—1879)
Эту дружную чету можно было часто увидеть в гостиных и на балах. Безумно красивую и эффектную пару Лев Толстой решил увековечить в свою романе «Анна Каренина». На удивление, Варенька не потеряла своей девичьей красоты и очарования после рождения троих детей, что вызвало зависть и негатив у многих, если у не всех, окружающих ее женщин. Но через какое – то время счастье закончилось.
Когда и почему это произошло, не знает никто. В 19 веке не было принято выставлять свои чувства напоказ. Но между супругами словно пробежала черная кошка. После дуэли с неким Козловым (по слухам, как раз из – за Вареньки) Николай Сергеевич бросил супругу и подал в отставку.
А брошенная красавица уехала во Францию. И стала там очень популярной, ее называли «Венерой из Тартара» и утверждали, что у нее самые совершенные ноги во всей Европе. Мадам Римская – Корсакова не стеснялась показывать свое тело, не раз появляясь в дерзких нарядах в обществе и давая повод для сплетен. Ходят слухи, что немецкий художник Франц Винтерхальтер, написавший два портрета Вареньки, был тайно в нее влюблен.
Умерла Варвара Дмитриевна от сердечной болезни в сорокапятилетнем возрасте. После разрыва с Римским — Корсаковым она не выходила замуж вторично, хотя ей постоянно предлагали под венец. Но она твердо и решительно отказывала всем женихам, мотивируя это тем, что ее муж самый лучший из мужчин.
Один, более ранний портрет русской красавицы, написанный в 1858 г., хранится в картинной галерее им. К. А. Савицкого, г. Пенза.
Более известен второй портрет, тот самый, что поразил меня в детстве, написанный в 1864 г. На нем запечатлена Варенька в тридцатилетнем возрасте. Оригинал находится в парижском музее Орсе. И хотя со дня ее смерти прошло уже почти полтора века, благодаря Францу Винтерхальтеру мы можем оценить красоту и изящество одной из самых прекрасных женщин Европы 19 века.
Автор: Светлана Дмитриева
Похожие записи
design-kmv.ru
«Варенька» - актеры и особенности фильма
Сегодня мы обсудим фильм «Варенька». Актеры и роли будут представлены далее. Речь идет о двухсерийной мелодраме. Режиссером выступил Эльдор Уразбаев. Сценаристами стали Юрий Тимошенков и Екатерина Латанова. Операторская работа Геннадия Энгстрема. Композитором стал Дмитрий Некрасов. Художник картины Никита Чернов.
Аннотация
Сперва обсудим сюжет фильма «Варенька». Актеры и роли будут названы ниже. Главную героиню зовут Варенька. Она увольняется с работы. И с этого ее злоключения только начинаются. Вскоре она узнает об измене мужа. В квартире девушки происходит пожар. Героиня вынуждена переселиться к родственникам. Неприветливо встретил Вареньку чужой город. Девушка попадает к аферистам в сети. Ничего не складывается. Вокруг злые и чужие люди. В момент, когда девушка готова была сломаться, настоящая любовь появилась в ее жизни.
Основные участники
Продолжаем обсуждать фильм «Варенька». Актеры, исполнившие главные роли, будут названы далее. И. Пегова воплотила образ Вареньки. Эта актриса родилась в Нижегородской области, городе Выксе. В детстве хотела стать эстрадной певицей. Стала студенткой Нижегородского театрального училища. Выбрала курс Василия Богомазова. Сначала поступать хотела на кукольное отделение. Дело в том, что там много занимаются вокалом и речью. Однако в результате выбрала драму. В театре до того момента девушке бывать не доводилось. На гастролях по Нижнему Новгороду «Мастерской Петра Фоменко» ее заметил режиссер. Она оставила училище. Стала студенткой ГИТИСа. Прошла обучение в мастерской П. Фоменко. Проявила себя как театральная актриса. Начала играть в «Мастерской П. Фоменко». Позднее перешла в МХТ Чехова. Дебютную главную роль на экране получила в фильме «Прогулка» А. Учителя. За эту работу актриса получила кинопремию «Золотой орёл». Сыграла у того же режиссера в ленте «Космос как предчувствие». Заслуженная артистка РФ.
Андрей Егоров сыграл Александра. Этот актер родился в 1970 г., 15 апреля, в Волгоградской области, городе Михайловке. Заслуженный артист России. Прошел обучение в Воронежском институте искусств в мастерской профессора В. Бугрова. Участвовал в постановке «Биндюжник и король». Отправился в Москву. Там несколько театров проявили интерес к актеру. Главный режиссёр Леонид Хейфец пригласил его Театр Российской Армии. Участвовал в российско-британском мюзикле под названием Tomorrowland. В Театре под названием «Летучая мышь» сыграл в спектакле «Шанс». Дебютировал в кино в картине «Время танцора» В. Абдрашитова.Андрей Егоров воплотил образ Михаила.
Другие герои
Алла и Елена Константиновна – два запоминающихся женских персонажа фильма «Варенька». Актеры Мария Климова и Р. Рязанова исполнили эти роли. Тихон Бузников сыграл Сашу. Дочь Вари и сосед занимают значительное место в фильме «Варенька». Актеры Елизавета Бордачева и Вадим Александров исполнили эти роли. Юлия Юдинцева сыграла Ларису. Сергей и Марат также фигурируют в сюжете фильма «Варенька». Актеры Александр Кульков и Игорь Фурманюк исполнили эти роли. Геннадий Поварухин воплотил образ профессора - мужа Елены Константиновны. Сергей Семёнов сыграл Кирилла. Елена Овчинникова запомнилась зрителям как майор милиции Никонова. Татьяна Лучинина сыграла соседку.
Читать онлайн книгу «Варенька» бесплатно — Страница 1
Потемкина Анастасия
Варенька
Нарушь мой покой.
Словами сложно передать,
Словами можно убивать,
Словами можно ранить душу,
Но мой покой ты не нарушишь.
8 лет назад.
Глава 1.
Сидя за письменным столом, маленькая девочка держала в руках черный карандаш, вырисовывая на белоснежном листе узоры. Она безумно любила рисовать, забывая про весь внешний мир, погружалась в водоворот собственных инстинктов. Всё вокруг меркло, кроме белоснежного листа и черного грифа. Ей было всего девять лет, но каждый свой рисунок она обдумывала с точностью и знала наперед, что будет рисовать. В каждой её картине был закрытый для людских глаз смысл. Она не рисовала цветов, радуг, единорогов. Её рисунки больше напоминали что-то серое и невзрачное, и только она одна знала тайну каждого. Это приносило внутренний восторг и тревогу. Порой, её рука жила отдельной жизнью. Зачастую, она понимала что нарисовала, только когда рука отпускала карандаш, а черные, как ночь глаза, сосредотачивались на рисунке.
Сейчас перед её взором был лабиринт. В нем был всего лишь один выход, но девочка по центру, явно об этом не догадывалась. Повертев в руках лист, Варя нахмурила брови и закусила губу. Это был первый рисунок, который не поддавался её толкованию. У этой девочки всегда было нестандартное мышление, и даже в банальных вещах, она умела найти логическое применение.
Деревянная дверь открылась, впуская в помещение стройную женщину, с невероятно длинными черными волосами. Она ласково погладила слегка выпирающий животик, и подошла к дочери.
-Как дела, милая? - взгляд матери упал на рисунок, и точно так же, как и Варя, пару минут назад, женщина нахмурила тонкие черные брови.
-Хорошо. Я рисую. Тебе нравится? - лохматая макушка с короткими русыми волосами, повернулась к матери.
-А что это такое?
-А я не знаю, но красиво ведь, правда? - Мария привыкла к рисункам Вари. На стенах светло-салатовых обоев были прилеплены альбомные листы. Это было сложно назвать рисунками. Варя не рисовала ничем, кроме черного карандаша. На картинках были геометрические фигуры, люди, карты, неизвестные маршруты. Варя никому не говорила что это такое, но Мария могла слегка различать знакомые улицы, силуэты людей из соседних подъездов.
-Да, милая, очень красиво. - девочка широко улыбнулась, поворачиваясь к письменному столу.
-Тебе не кажется что уже поздно, пора ложиться спать. - женщина мягко забрала у неё из рук новый лист, и выключила настольную лампу, дёрнув ту за маленькую цепочку.
-Я не хочу спать.
-Завтра рано утром в школу, ты и так с трудом открываешь свои глазки по утрам. - Мария бросила взгляд на руки дочери, которые были в черных разводах от карандаша.
-Посмотри на свои руки, ну что за свинюшка?
Помогая встать со стула своей дочери, Мария повела ребенка в ванну. У них была небольшая квартирка в небогатом районе маленького города. Отец Вари был дальнобойщиком, и девочка редко виделась с ним, а вот с матерью отношения всегда были теплыми и приветливыми. Мария совсем недавно открыла маленькую булочную, неподалеку от школы Вари, которая уже пользовался популярностью у местных жителей. Их жизнь протекала медленно и беззаботно. Сейчас Мария была на пятом месяце беременности, и Варя с трепетом ждала, когда сможет увидеть своего младшего братика.
Поставив голубого цвета табурет к раковине так, чтобы Варя смогла дотянуться до крана, Мария отправилась за чистым полотенцем. Девочка взяла белоснежный кусок мыла в руки и тщательно принялась намыливать ладони, хлопая мыльными руками пузыри. Белая футболка покрылась мокрыми разводами, синие шортики были насквозь сырыми. Когда Мария зашла в ванну, то не удивилась такой картине.
-Ну что свинюшка, ещё больше замарала себя? - большими карими глазами, девочка внимательно осмотрела свое хрупкое тело, наморщив лобик. Мария принялась вытирать маленькие ладошки и личико дочери. Несмотря на то, что Варя никогда не была шабутным ребенком, она всё же могла творить детские, наивные глупости.
-Мам, а ты купишь мне карандаши? Я вчера видела такие красивые в магазине. - женщина ослепительно улыбнулась. Как можно отказать этому ангелу воплоти?
-Конечно. Думаю завтра, после школы мы зайдем в магазин, а сейчас нужно ложиться спать. - было забавно наблюдать, как девочка с умным видом кивнула и направилась прямиком в свою спальню.
Занавесив окна, Мария поцеловала дочь в лоб, и пожелала приятных сновидений. С любовью погладив свой животик, она направилась в спальню, где только стоило закрыть глаза, и мысли сразу растворились, уступая место царству снов.
Это было совершенно обычное утро пятницы. Ничего в их старом запланированном маршруте не менялось, и не должно было бы поменяться. Как всегда Мария будила ребенка, а тот упорно продолжал спать, пока сам не решал, что прогуливать - не хорошо. Завтрак, короткая дорога до школы, привычный поцелуй на прощание и пожелание удачного дня. Мария со спокойной совестью могла отправиться на работу, вот только ноющее чувство в груди не давало ей покоя. Списав все невзгоды на беременность и чрезмерную эмоциональность, она продолжила спокойно разбираться с бухгалтерией магазинчика.
Варя тем временем усердно вырисовывала черных людей на тетрадном листе. Это были лишь наброски, но резко очерченные скулы женщины и широкие плечи мужчины были чётко прорисованы. Как будто именно на это и хотела обратить свое внимание девочка. Она сидела за четвертой партой первого ряда, и педагогу не всегда было видно, чем занимается Варвара на уроках.
В дверь кабинета громко постучались, но не из-за собственной интеллигентности, а следую общему регламенту.
-Добрый день. - в класс уверенной походкой зашла женщина, облаченная в плотный черный свитер и юбку-карандаш. Варя, не обращая внимания ни на кого, продолжила работать над чертами лица мужчины.
-Здравствуйте. - классный руководитель, Елена Александровна, привстала со своего места, и протянула широкую и мягкую на ощупь ладонь. Она была далеко не миниатюрной женщиной уже в почетном возрасте. Елена Александровна была обладательницей необычно узких глаза, которые буквально умели смотреть в душу. Варя в тайне побаивалась строгого учителя, поэтому предпочитала быстро отвечать на её вопросы или же вообще тихо сидеть, спрятавшись за спины одноклассников.
-Меня зовут Диана Владимировна Дашкова. Я являюсь психологом одной самой престижной закрытой школы Российской Федерации. У нас запланирован плановый тренинг в местных школах. По распоряжению Министерства образования, и, с разрешения директора школы, - женщина достала из папки плотный листок формата А4, и протянула классному руководителю. Елена Александровна быстро взяла с письменного стола свои очки, и пробежалась глазами по листу, цепляясь за ключевые фразы. - меня направили провести тест на IQ в ваш класс.
Варя подняла глаза на женщину и карандаш в её руках замер. Около доски болотного цвета стояла женщина с её рисунка. Резко очерченные скулы, холодные голубые глаза, тонкие губы, сдержанные манеры. Девочка проглотила комок в горле, продолжая пялиться то на листок, то на женщину, которая внимательно осмотрела класс и зацепилась пронзительным взглядом за Варю.
-Сколько времени это займет? - Варя вздрогнула от голоса своего преподавателя и поспешила закрыть тетрадь с рисунками. Её руки мелко подрагивали, а маленькие пальчики сильнее сжали карандаш в руке.
-Не больше двух часов. Но, зная ваше расписание занятий, тест займет всё школьное время. - её непринужденность в голосе сильно расходилось с хищной внешностью. Варя совершенно не знала этого человека, но женщина в чёрном ей определённо не нравилась.
-Хорошо. Вы можете приступать. - Диана быстро кивнула, словно получив только ей ведомую команду, и достала из толстой папки альбомные листы. Варя сидела неподвижно, рассматривая гладкую поверхность своего стола. Один, два, три...Каждый раз, когда Варя нервничала в её голове начинался мерный счёт цифр. Цифры - это единственное, что могло успокоить её, переключая сознание, заставляя расслабляться. Когда женский силуэт поравнялся с её партой, страх сковал горло девочки, парализуя каждую её конечность. Казалось, что этого никто и не почувствовал кроме самой Вари, но интуиция подсказывала, что женщина в чёрном прекрасно умеет распознавать страх.
-Здравствуйте дети. - она в невинном жесте сцепила руки в замок за своей спиной, продолжая стоять около доски по стойке "смирно".
-Здравствуйте. - раздался детский хор, и тридцать внимательных глаз уставились в её сторону.
-Сегодня мы с вами будем решать несколько небольших тестов, вы готовы? - отличительная черта детей начальных классов - это их беспрекословное внимание и готовность принимать любые задания. В ответ на её вопрос, не сговариваясь, все радостно закивали.
-Отлично. На ваших партах лежат по шесть листов. Я хочу, чтобы вы, по моей команде, стали решать задания. Как только я скажу "стоп", вы тут же прекращаете что-либо писать и складываете всё, что решили, на конец парты. Всем всё понятно? Тогда я прошу подписать вас листочки в верхнем правом углу. - Варя взяла большой листок в руки, стараясь не смотреть на то, что в нём напечатано. Взяв шариковую ручку в руки, она написала свою фамилию и имя.
-Все подписали листочки? - Варя бросила взгляд на классного руководителя, которая совершенно не была заинтересована в этом мероприятии, и что-то писала в школьном журнале. В руках женщины в чёрном появился секундомер. Варя с минуту размышляла о том, как быстро и четко она выполняет свою работу, но после команды "начали", девочка уже не возвращалась к этим мыслям. Она погрузилась в мир заданий, стараясь проходить их как в компьютерных играх по уровню. Задания были скомбинированы с ужасной нелогичностью. Там, где только что были задачки математического уровня, тут же встречалось задание на умение анализировать и смекалку. Если первые пару минут Варя просто решала, без какого либо энтузиазма, то уже на пятнадцатом вопросе вошла в кураж. У девочки был математический склад ума, склонный к точному и быстрому анализу, и любые головоломки Варвара просто обожала.
Диана внимательно следила за детьми. Некоторые совершенно не привлекали её внимания, она точно знала, что они обыкновенные, мечтающее и летающие в облаках. Ей же были нужны лучшие. Как она, киллер и профессиональный убийца, докатилась до банальных тестов в средней школе, далеко не самого шикарного района? Устало потерев указательным пальцем правой руки переносицу, Диана глубоко вздохнула, не находя ответа на свой вопрос. Дети усердно решали свои тесты, но Диана едва ли могла поверить в то, что среди бюджетных заведений можно раздобыть маленьких гениев. Однако, одна персона сильно привлекла её взгляд. Этот тест рассчитывал не только IQ ребенка, он ещё и демонстрировал их выносливость. Ей было не столько важно, что там понапишут дети, сколько то, как они будут это делать. Уже после первых пятидесяти минут многие из них просто сдулись, другие откровенно психовали, однако, была та, которая словно улетела от всего внешнего мира. В её глазах был только жгучей интерес и желание доделать свою работу. Диана приметила её, как только вошла в класс. Было во взгляде этой девочки что-то взрослое, осмысленное. Сейчас она уже была уверенна, что из двадцати прошедших школ смогла всё же откапать себе хоть один алмаз. Среди младших классов было трудно отобрать действительно смышлёных детей. В этом плане больше всего повезло Игорю, её партнеру, который проводил тесты в старшей школе.
На исходе первого часа, дети уже уныло что-то чертили в своих работах, зевая и подпирая лицо ладонями. Диана посмотрела на девочку за четвертой партой. Её голубые глаза прищурились в немом вопросе. Все листы с заданиями были аккуратно сложены и лежали на краешке парты. Сама девочка что-то усердно рисовала в тетради, закусив нижнюю губу. С деловым видом, Диана принялась проходить по рядам, рассматривая, что уже успели нарешать дети. Многие из них успели проделать лишь два, максимум три листка. Когда Диана поравнялась с партой странной девочки, то лишь мелком заметила что рисует она именно её и что-то отдаленно похожее на фигуру Игоря. Это разожгло в ней жгучий интерес и любопытство.
-Почему ты не решаешь? - резкий голос заставил Варю подпрыгнуть на месте, и судорожно прикрыть свои рисунки.
-Я всё решила. - не поднимая глаз, прошептала девочка, просто кивнув головой на листы с решением.
С долей смятения, Диана взяла листы и присела на диванчик в самом углу класса. Просматривая её работы, она приходила в растерянность. Все задачи на логику были решены правильно, а те, где требовалась внести немного хитрости и изображения были просто гениальны. Пролистав все шесть листов, Диана так и не смогла найти ошибки. Вернувшись к титульному листу, она посмотрела на фамилию, которая была красиво выведена в правом верхнем углу: "Перова Варвара". Диана большими глазами посмотрела на девочку. До конца она ещё плохо соображала, но внутри уже рождался маленький огонек нежданной радости и надежды. Сегодня она нашла в их корпорацию настоящего маленького гения! Остальные работы уже не имели никакого веса. Она точно знала, что в этом классе стоящий экземпляр только один, и его нужно брать тепленьким, пока маленькая, пугливая мышка не скрылась в свою норку.
-Варвара. - как можно мягче, проговорила Диана. Большие карие глаза с неким испугом и в тоже время решительностью впервые так открыто посмотрели на неё. - Кто сегодня за тобой придет?
-Мама.
-Отлично. Ты большая молодец, и твой тест невероятно хорош. - малышка робко улыбнулась, явно не ожидая похвалы.
-Спасибо. Можно выйти?
-Конечно. - Диана не могла скрыть в себе ликующей радости. С широкой улыбкой на губах, женщина проводила взглядом девочку, которая аккуратно прикрыла за собой входную дверь.
Выйдя в коридор, Варя направилась приямком в столовую. Казалось, что она и не решала всей той головоломки, что принесла ей эта странная женщина, но она похвалила её. Означало бы это, что Варя справилась? На самом деле ребенку было всё равно, но некая радость от того, что она выполнила свою работу, продолжала согревать её душу. Попросив стакан сладкого чая, Варя села за свой столик и медленными глотками отпила напиток. Она продолжала перебирать в своей голове варианты того, как смогла предугадать приход этой женщины, и кем является мужчина с её рисунка. Шумной толпой в столовую влетели дети из параллельного класса. Варя никогда с ними не общалась. Они казались ей чересчур глупыми и шумными. Поправив свою клетчатую юбочку, она поставила стакан на мойку, и поспешила вернуться в класс. По пути Варя наткнулась на Фёдора Ивановича, как они в шутку прозвали толстого рыжего кота, которого ещё котёнком принес школьный охранник. Это ленивое животное развалилось на подоконнике, свесив длинный, полосатый хвост. Рядом на скамейке сидел Ваня, с которым они вместе ходили на уроки изобразительного искусства и неумело пытался нарисовать кота на альбомном листе.
-Привет. - Варя аккуратно присела рядом, заглядывая в листок, на котором совсем по-детски располагалась мордочка спящего кота.
-Привет. А тебя вчера на уроке не было. - его зеленые глаза с любопытством посмотрели на девочку. Варя пожала плечами, продолжая смотреть в его листок.
-Я маме помогала. Тоже хочу нарисовать Федора Ивановича, есть листочек? - Ваня быстро вырвал из альбома листок и протянул Варе.
-Спасибо.
-Ой, а карандаш то только один! - спохватился парень. На его детском лицо отразилось смятение, а карандаш в правой руке прекратил вырисовывать линии.
-Хочешь, можешь мой взять. - с широкой улыбкой, он протянул ей рыжий карандаш, который она с радостью взяла. Ваня был одним из хороших друзей девочки. Он всегда делился с ней карандашами, красками, и они могли много времени разговаривать о совершенно глупых вещах. Дети жили в соседних домах и часто играли вместе на площадке. Как-то раз, Варя услышала, что их мамы говорили о том, что из них бы вышла не плохая парочка, но Варя была слишком мала, чтобы понять смысл этой фразы.
-Мы вчера яблочко рисовали. Алена Борисовна меня хвалила. А ты придешь в субботу? - Варя внимательно бросала взгляды на Фёдора Ивановича, и тут же вырисовывала то, что видела.
-Если у мамы не будет дел. А к нам сегодня тетя приходила. Она тест давала.
-И к нам. Правда, было очень сложно?!
-А по-моему ничего сложного. Она меня даже хвалила. - Ваня помял свой листок в руках.
-А у нас лишь забрала работы и сказала что мы все молодцы. Я слышал, как взрослые ребята говорили, что к ним тоже приходил какой-то страшный дядька, и тест давал. А мой брат старший сказал, что к ним в спортивный комплекс тоже приходили, давали какие то задания.
-Думаешь, это связанно между собой? - Варя быстро дорисовала хвост, и посмотрела на собеседника.
-Всякое может быть. Мама говорит что время сейчас сложное. - пожал плечами Ваня.
-Вот, держи. - Варя протянула ему листок, на котором был нарисован Фёдор Иванович. Глаза парня загорелись при виде рисунка, который он поспешил взять в свои руки.
-Вау, красиво. Прям как живой.
-Пойду в класс, пока Елена Александровна не начала ругаться.
-Она у вас злющая! - мальчик недовольно скривил рожицу, но Варя уже не видела этого, спокойно поднимаясь по лестнице на второй этаж, где был её класс.
Ступив на второй этаж, девочка услышала голос Дианы. Женщина громко говорила, и Варя не решилась побеспокоить её. Тихо спрятавшись за колонну, она стала ждать пока женщина уйдет, чтобы спокойно пройти в класс.
-Я говорю тебе, Игорь, наша миссия здесь закончена, она тринадцатая. - Варя нахмурила брови, и навострила ушки. Ей до жути было любопытно, о чем говорит эта женщина, и на подсознании она ощущала себя секретным агентом 007.
-Нет. Я не думаю, что её следует отправить к техникам, она умна, но помимо этого у неё богатая фантазия! Пока, я не знаю, как совет её распределит, но они точно не запихнут её туда! - голос женщины был ровным и слегка резким, словно она объясняла неимоверную глупость.
Когда Варя выглянула, чтобы посмотреть, почему женщина замолчала, то наткнулась взглядом на черную юбку-карандаш. Медленно подняв глаза, девочка увидела Диану, которая с прищуром взирала на неё.
-Что ты здесь делаешь? - миссис чёрная юбка сложила руки на груди, даже не пытаясь быть доброжелательной. Варя была вынуждена признать, что её поймали с поличным.
-Я потеряла Фёдора Ивановича. - быстро солгала она. Брови Дианы недоверчиво взметнулись вверх.
-Кто такой Фёдор Иванович?
-Школьный кот. Ваня сказал, что он забежал на второй этаж, а ему нельзя сюда подниматься. - и без того тонкие губы женщины сжались в линию так, что контур губ еле прорисовывался.
-Это безумно интересно, но его тут нет, а тебе пора в класс. - Варя с вызовом посмотрела прямо в холодные голубые глаза, после чего быстро направилась в кабинет. Эта женщина вызывала непонятные, смешанные чувства. Каждой клеточкой своего нутра, Варя ощущала от неё холод и опасность. Девочка еще не догадывалась, насколько судьбоносным является в её жизни этот день.
Глава 2.
-Мария Ивановна. - за компьютерным столом, постукивая бордовым ноготком по светлому дереву, сидела женщина лет сорока. Её вьющиеся чёрные волосы были забраны в пышную прическу. Белоснежный приталенный пиджак сильно контактировал с темно-карими глазами. Достаточно опасные и резкие черты лица выдавали в ней властную и достаточно суровую натуру. Это был тот человек, с которым бояться столкнуться все дети младших классов, дабы не испортить репутацию милых ангелочков. И эта женщина являлась директором школы Варвары.
На другом конце стола, который располагался буквой "Т", сидела мать Вари. Для женщины было в новинку побывать в этом кабинете, да и вообще лично разговаривать с этой женщиной. Она видела её лишь мельком, на школьных линейках, но присутствовать на личной встрече - никогда!
-Я Вас слушаю, Анна Геннадьевна. - Мария искоса бросала взгляды на женщину по правую руку от неё. Идеальная осанка, белоснежные, прямые волосы до плеч, и холодный взгляд голубых глаз.
-Познакомьтесь, это Диана Владимировна Дашкова, она является одним из преподавателей в элитной школе для одарённых детей, и она очень сильно хотела поговорить с Вами.
-Позвольте, я сама. - мило улыбнувшись, Диана Владимировна повернулась к Марии.
-Как правильно заметила Анна Геннадьевна, я преподаю в частной школе в Москве. Нашему заведению совсем немного лет, но мы уже славимся своей блестящей репутацией. Вся прелесть нашего учреждения заключается в том, что мы сами отбираем себе детей с невероятными задатками и предлагаем им совершенно бесплатное обучение и жилье. После окончания нашей школы, перед детьми открываются большие возможности и перспективы. Они могут реализовывать себя в тех структурах, которые понравятся им больше всего. - Маша сидела, слегка нахмурив брови. Она совершенно не понимала, как этот разговор может касаться её или её семьи.
-Это замечательно, но как связанно с нашей семьей? - женщина достала из папки несколько листков и протянула их Марии. Ещё не взяв их в руки, она увидела в верхнем правом углу имя Вари. Просмотрев каждую страницу, женщина подняла свои глаза на присутствующих.
-И что всё это значит?
-Варя уникальный ребенок с невероятным мышлением. Она идеально подходит для нашей школы. Если Вы буде не против, то уже на следующей неделе, Варя сможет стать полноправным учеником нашего заведения.
-Но к чему эта мера? Варя прекрасно может отучиться здесь! - Диана снисходительно улыбнулась.
-Я уже говорила, что после окончания нашей школы, перед девочкой будут открыты любые пути, а что Варю ждет после окончания школы здесь? Давайте говорить откровенно, у Вари сильные способности и они буду развиваться вместе с ней, но у Вас не хватит сил, чтобы сделать из этого алмаза бриллиант. Мне жаль хоронить её способности в этом маленьком городке и в школе, где она будет развиваться быстрее сверстников. - Мария в упор смотрела на листы с решением Вари, и никак не могла понять всего того, что эта женщина ей говорит.
-Я не тороплю Вас с решением, понимаю, что такие вещи лучше обговорить в кругу семьи.
-Вы сказали, что школа в Москве. Мы не сможем всё бросить здесь. У меня только стал крепнуть свой бизнес. - пересохшими губами, но без тени робости, произнесла Мария.
-Вам это и не нужно. Мы забираем только Варю. Вы сможете переписываться, и видится на каникулах.
-Как это? Я не увижу её? - в недоумении, Маша посмотрела сначала на Диану, а потом на Анну Геннадьевну.
-К моему глубокому сожалению - нет. В нашей школе запрещены гаджеты и выход в интернет. Вы сможете сопроводить её до школы и посмотреть, как она устроиться на новом месте, какие у нас условия.
-Почему я не смогу увидеться с ней?
-Ну, причина номер один - расстояние. У Вас здесь уже размеренная жизнь и Вы в достаточно интересном положении. - она опустила взгляд на живот женщины, и Мария в защитном жесте положила на него руки.
-Причина номер два - наша школа является закрытой. Ничего не должно отвлекать детей от их обучения.
-А как же каникулы? - в разговор вмешалась Анна Геннадьевна, и Диана смирила её тяжелым взглядом.
-В каникулы мы предоставляем детям право приехать домой или же в загородный лагерь, для укрепления их физического здоровья. Мария, просто подумайте о своей девочке. Вы ведь понимаете, что максимум, что она получит здесь - это среднее образование и всю жизнь на заводе. Варя достойна большего и совсем скоро ей станет тесно в школьной программе, она развивается быстрее других детей. В подростковом возрасте она будет чувствовать, что никто не понимает её, а в той среде, куда мы её поместим, она сможет общаться с людьми, которые будут на её уровне.
-Вы хотя бы слышите что говорите? Вы хотите разлучить меня с дочерью, и ради чего?
-Ради её будущего. Насильно мил не будешь, но Вы должны понимать, что так будет лучше в первую очередь для самой Вари. Я разговаривала с классным руководителем, и уже сейчас девочка ушла далеко вперед, а что будет дальше? Ей тесно в этом болоте. - директор неодобрительно покашлял, призывая не переходить на личности и оскорбления её школы.
-Вот моя визитная карточка, а это контракт с нашей школой. - Диана придвинула ей ближе несколько листов в файле и маленькую белую карточку, где курсивом были выведена инициалы и мобильный телефон.
-Я прошу, чтобы Вы взвесели всё и подошли к этому решению с холодной головой, а не базируясь на чувствах. Варя достойна самого лучшего, и мы предоставим ей это. Всё предельно четко прописано в договоре и если у Вас возникнут вопросы или же Вы примите наше предложение, то стоит лишь набрать мой номер. - Маша молчала. Словно язык проглотила. Она даже не могла поднять взгляд и поблагодарить хотя бы за предложение. Сейчас в ней кипело возмущение. Да как можно вот так просто отправить своего ребенка в другой город? Диана смотрела на неё прямым взглядом, просчитывая в своей голове, насколько внушаемой была эта женщина, но Мария мастерски прятала свои эмоции. Последний раз взглянув на директора, женщина подхватила все материалы и покинула кабинет директора в полном смятении. Она пообещала подойти ко всему с холодной головой, но как можно рассуждать равнодушно, когда речь идет о твоём ребенке?
Варя сидела в приемной и задумчиво смотрела на грамоты на стене. Маша всегда знала, что её дочка умна не по годам. Очень часто ей становилось скучно со своими сверстниками, она много капризничала, но чем старше становилась, тем более замыкалась в себе. Её рисунки - это тот мир, в который она никогда не пускала, но мать точно чувствовала, что за простыми кляксами кроется что-то намного больше. Больше всего на свете она не хотела, чтобы Варя чувствовала себя не комфортно. Что, если эта школа шанс для неё? Шанс найти тех, кто смог бы понять её.
-Всё хорошо? - из раздумий Марию вывел голос дочери.
-Конечно. Кажется, я обещала тебе карандаши. - на лице ребенка появилась очаровательная улыбка, а внутри матери пустота.
Поздним вечером, когда Варвара уже мирно спал в свой кровати, Маша взяла в руки договор. Со стороны всё казалось таким правильным, таким уместным, но руки женщины тряслись. В договоре четко были прописаны условия проживания, обучения. Устало положив листы на письменный стол, Маша тяжело вздохнула. В ней боролись две сущности, каждая из которых была в чём то права. Обхватив хрупкие плечи руками, словно желая избавиться от холода, она посмотрела на стену в своей комнате. На ней висели фотографии их счастливой семьи, и женщина не смогла не улыбнуться.
Её счастье было настолько осязаемым, что многие в тайне завидовали ей. Она познакомилась с Александром снежным вечером, когда возвращалась с работы. Кто бы знал, что вывих лодыжки окажется для неё таким судьбоносным. Он тогда пришел к ней на помощь, напоминая героя из мультика про супермена. Александр помог ей добраться до больницы, отнеся хрупкую женщину на своих руках. А потом он долго навещал её, принося апельсины, на которые у неё ужасная аллергия. Но Маша молчала об этом, счастливо улыбаясь от каждого его прихода.
Он должен был знать о том, какое предложение получила их дочь. Она не могла оставить его в неведение. Проблема заключалась в том, что Саша редко выходил на связь, а сама она лишь изредка могла дозвониться до него. Но женщина всё же решила попытать свое счастье, и взяла мобильный в руки, набирая знакомый номер. Было вполне предсказуемо, что он не ответит. Возможно, отдыхает, или за рулем. Решив не обременять своего мужа, она набрала номер матери, в надежде, что она сможет подсказать ей правильный выход из этой ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
www.litlib.net
Читать книгу Варенька Михаила Васильевича Авдеева : онлайн чтение
Михаил Васильевич АвдеевВаренька(Рассказ Ивана Васильевича)
I
Весной 184* года я возвратился благополучно в свое родовое Редькино, которое, по домашним обстоятельствам, ездил перезакладывать в Московский опекунский совет. Вечером за самоваром, который был подан часом позже обыкновенного, потому что моя Марья Ивановна рассматривала и примеривала чепцы да уборы, привезенные мной с Кузнецкого моста, я наслаждался семейным счастьем. В саду перед окнами мои четверо мальчишек пересматривали и рвали книжки с картинками, отнимали у сестры куклы, кричали и возились, несмотря на присутствие двух нянек, которые сидели в пяти шагах. Я, куря трубку, любовался ими, допивал третий стакан чаю, пускал колечки из дыму и слушал жену, которая, отобрав от меня нужные сведения о моей московской жизни, рассказывала свои домашние распоряжения, вновь открытые ею мошенничества по имению, меры исправления и, наконец, жизни и приключения наших соседей. Перебрав по косточкам старых знакомых, очередь дошла до новых; я стал внимательнее.
– В Рыбное приехал, – говорила Марья Ивановна, – новый помещик Тамарин, франт, говорят, такой. Я его еще не видела… Ведь ты его знаешь?
– А! Сергей Петрович приехал! Давно пора; ведь уж два года, как умерла покойница Анна Игнатьевна; я с ним познакомился еще зимой в N. по случаю размежовки, и еще тогда говорил, что надо ему побывать в Рыбном. Насилу послушался!
– Как же, так он тебя и послушался! Большая нужда ему, что в деревне обворовывают! Приехал бы он за этим, если б не было Лидии Петровны!
– А! И Лидия Петровна здесь?
– Здесь, уж недели две, как с мужем притащилась; он старик, а ей лет двадцать пять; такая хорошенькая. Нездорова, говорит, нужен сельский воздух. Невидаль – сельский воздух, будто в Петербурге воздуху нет!
– Как же, матушка! Известно, сельский воздух очень здоров, в книгах пишут и все говорят!
– Вздор все говорят: я вот седьмой год живу в деревне, а все больна.
После этого мне о воздухе спорить было нечего: действительно, дня не проходит, чтобы моя Марья Ивановна чем-нибудь не пожаловалась: то бок завалило, то под ложечкой давит, а сама, прости Господи, так и плывет: всякий месяц капоты расставляют. Странная болезнь такая!
– Ну, что? А каков этот Сергей Петрович? Гордец, говорят.
– Э, полно, матушка! Правда, он немного со странностями и сначала как будто горд, – ну, человек нынешнего века, не нашего поля ягода, – а впрочем, славный малый! Я у него не раз обедывал: гастроном такой.
– Так тебе, душанчик, надо сделать ему визит, и самим отплатить ему хлебом-солью. Поедешь к нему?
– Поеду, матушка, поеду, только меня что-то сон клонит; чаю я больше не хочу, а вели-ка дать поужинать.
II
Дня через три я собрался объездить моих соседей. Позавтракав, часу в десятом утра, я велел заложить тарантас, взял в узелок новый коричневый фрак и отправился. Ближе всего от нас Рыбное. Оно принадлежало бригадирше Анне Игнатьевне княгине Кутуказевой, а после нее досталось внуку ее по дочери, отставному поручику Сергею Петровичу Тамарину, к которому я и ехал. Рыбное стоит над озером, в котором водится немного раков и очень много лягушек. Сообразив это, мне показалось странным его название. Я обратился к кучеру:
– Терентий, в Рыбном озере ведь нет рыбы?
– Нет, – сказал он, не оборачиваясь.
– Так отчего же оно названо Рыбным?
– Да на берегу завод, вино курят, – отвечал он, не задумавшись.
Мне показалось это объяснение не совсем понятным: почему озеро названо Рыбным оттого, что на берегу винокуренный завод? Я усомнился даже, действительно ли Терентий хотел ответить на мой вопрос, или в его курчавой, угловатой голове лениво переворачивалась идея о вине и винокуренном заводе и он на первый вопрос выпустил эту завалившуюся идею. Дальнейшие расспросы я почел излишними и молча доехал до Рыбного. Старый барский дом, в котором жил Тамарин, был выстроен над озером. Деревянный, длинный, серый от старости, грустно глядел он своими мелкими зелеными стеклами с горы на противоположный плоский берег. От дома до озера спускался старинный английский сад с заросшими аллеями из столетних деревьев. Вправо и влево тянулись сперва службы и амбары, а потом крестьянские избы. Сзади каретники, конюшни, гумно и далекое пустое поле, с зеленеющимися озимыми и черным паром. Когда я подъехал к крыльцу, на колокольчик выбежал хорошенький мальчик, в сером куцем фраке, с белыми гербовыми пуговицами.
– Дома Сергей Петрович?
– Дома, сейчас встали. Как прикажете доложить?
– Скажи из Редькина, мол, Иван Васильич. Мальчик убежал, а я вошел в большую залу, с низенькими хорами. Посредине стоял бильярд, верно, переставленный по приказанию Сергея Петровича, потому что прежде он стоял в боковой комнате, правда, немного узкой, но в стороне более в ней мебели не было.
Через минуту вошел высокий усатый человек в сером, тоже каком-то куцем не то сюртуке, и то фраке – это был камердинер Сергея Петровича я его видел в городе.
– Сергей Петрович извиняется: они еще не одеты, – сказал он. – А если вы не будете в претензии, то приказали просить.
После этого приема я хотел было воротиться да надеть коричневый фрак, но раздумал. Сергей Петрович – человек хороший, да городской и еще столичный, в деревне извиняется, что не одет, люди во фраках да жилетах, и всего-то двое в доме! Желал бы я посмотреть, как бы он вырядил так двадцать семь человек моих дворовых?
Человек провел меня в среднюю гостиную, из которой дверь вела в сад; у покойницы тут была чайная, а он из нее сделал кабинет. Сергей Петрович встретил меня в дверях. Я думал, что он и в самом деле не одет или если и прикрыт чем, то чем-нибудь этак в роде онатюрелъ, как говорится, а он сидит у себя дома, а сам точно с модной картинки, что жена получает. Черный, странного покроя robe de chambre на малиновом подбое, брюки, которые как-то закрывали ногу вплоть до самого носка, что мог только один немец выдумать, а русскому человеку и в голову не придет, и сверх них крошечные бархатные туфли, которые, по правде сказать, моей Марье Ивановне и на шелковый чулок не взлезут.
– А! Иван Васильич, это вы? А мне сказали, что какой-то Редькин приехал, – сказал Сергей Петрович, протягивая мне свою маленькую руку, которую я всегда боялся дружески пожать, опасаясь сломать ее.
– Нет, Сергей Петрович, это я. Я сказал: доложи, мол, Иван Васильич из Редькина; а мальчик и переврал. Редькин! Какой я Редькин? Я слава Богу, Попов, а не Редькин!
– Не хотите ли чаю? – сказал Сергей Петрович, опустившись в вольтеровское кресло и усадив меня против себя.
– Покорно вас благодарю, я уже позавтракал; а впрочем, от стаканчика с дороги не откажусь.
Мне подали чаю; на столе стояли ветчина, масло, телятина. Сергей Петрович предложил мне их к чаю, уверяя, что это очень хорошо. Но я поблагодарил и, признаюсь, подумал было, что он хочет подшутить надо мной: мне и в голову бы не пришло, что можно есть ветчину с чаем, если бы после не видал своими глазами, как сам Сергей Петрович не раз употреблял ее. Странный человек был этот Сергей Петрович! Я, например, никогда не видел, чтобы он горячился. Староста ли его надует, а он заметит; призовет старосту, скажет, что он дурак, потому что и надуть порядочно не умеет, – и он у него опять старостой; лакей ли налижется до положенья риз, лыка не вяжет, на ногах не стоит, а уверяет и божится, что маковой росинки во рту не бывало, – у меня вчуже сердце надорвется, а Сергей Петрович с ним и не спорит, велит ему лечь спать и на другой день ничего не сделает! Добр был он очень, а уж язычок – не приведи Бог! Смешно сказать: я, например, и турецкую кампанию делал, и в Польше был, пули, бывало, визжат над ухом, ядра летят над головой – не поклонишься, стоишь себе к ничего, только какие-то мурашки по телу ползают; а когда в обществе зайдет речь про меня и Сергей Петрович в разговор вступит – поверите ли? – беспокойно на стуле сидеть и платье как будто узко становится! Думаешь себе: как вздумается ему окрестить тебя так, шутки ради, каким-нибудь словцом, холодно, мимоходом, как он иногда это делает, а огорошит им хуже пули, и насмеется над тобой всякий, и дурак, и умный, и пойдет это словцо, из уст в уста, – ну, опозорит на веки! Да еще так, что и придраться не к чему. Однако ж Сергей Петрович, спасибо ему, никогда надо мной не смеялся; за это, может, и любил я его.
Да, я его очень любил, хотя, по правде сказать, мне от него не было ни тепло ни холодно. Только сам не знаю отчего, а я всегда чувствовал над собой его превосходство, и это меня нисколько не удивляло и не огорчало, как будто так и следовало быть. А как подумаешь – так точно удивительно, потому что не один я, хотя другие и не сознаются, и не относительно только себя я видел это превосходство, эту какую-то силу, которая делала то, что когда он бывает в обществе, каком бы то ни было, где даже и важные люди есть, хотя он молчит себе, хоть ничего не делает, а чувствуешь, что первый в этом обществе Сергей Петрович! Ну, что он такое? Отставной поручик, еще и армейский, владетель каких-нибудь трех сотен душ, не князь, не граф, а Тамарин, то же, что наш брат Попов! За что бы, казалось, считать его лучше себя и других? Так нет, подите же, считаешь себе да и только! Разве что умен? Действительно, умен, в этом и враг его сознается. Да что в этом уме? Какую пользу приносит ему этот ум, позвольте вас спросить? Что он, заставит каждого язык прикусить?! Велика важность! Что ж это за ум, с которым он весь век только глупости делает? Напроказничал что-то в Петербурге, историю имел, карьеру испортил и был бы без гроша, как бы не бабушкино наследство! Да это и всякий сумеет сделать! По-моему, такой ум гроша не стоит! Григорий Григорьич, например, вот так ум! Пошел служить писцом во фризовой шинели, а теперь с тысячью душ, и капиталец есть. Вот ум, так ум!
Сергей Петрович был среднего роста, тонок и чрезвычайно строен; ноги и руки крошечные, но мускулистые; черты лица правильные, умные и чрезвычайно спокойные; волосы светлые, мягкие, шелковистые; глаза большие, карие, прекрасные глаза, но странные. Обыкновенно они, как и все лицо его, были очень холодны и покойны; но, казалось, в глубине их таилась какая-то особенная сила. Если он одушевлялся, что, впрочем, бывало довольно редко, то они начинали светиться более и более. Тогда в них одних проявлялось столько воли, твердой и непреклонной, такая сила характера, какую мне никогда не случалось видеть в самых резких и выразительных физиономиях, а в нем и подозревать было нельзя. Вообще он был недурен собой, по-видимому, довольно слабый, бледный, очень грациозный, но медленный в движениях и как будто усталый. Раз я его спросил:
– Отчего это вы всегда как будто утомлены чем-то, Сергей Петрович?
– Жизнью, Иван Васильич, – отвечал он по обыкновению полушутя, полусерьезно, так что не знаешь, высказывает ли он свою мысль, или говорит, чтобы только сказать что-нибудь.
«Есть отчего устать, – подумал я. – Тяжела твоя жизнь: поутру ногти чистить, а остальное время барыням сказки сказывать».
Итак, сидел я у Сергея Петровича, пил чай и курил из своей дорожной трубки, а он, по обыкновению, курил папиросу да ногти чистил: поутру он вечно насвистывает итальянские арии да ногти чистит, такая уж у него была привычка. Я ему говорил про озими да про запашку, а он мне отвечал, что ничего в них не понимает. Так мы проговорили с час места.
Погода была чудесная, дверь в сад была растворена, чрез нее вид на озеро и за ним на красивую усадьбу барона Б*** был отличный; в воздухе не шелохнется; мы сидели да покуривали, когда вошел мальчик и подал Сергею Петровичу на маленьком серебряном подносе записочку. Ну что опять за мода на серебряном подносе записочки подавать? Ведь вез же ее, чай, форейтор в засаленном полушубке! Не на подносе же вез он ее?
Сергей Петрович лениво пробежал записку, бросил на стол и велел сказать: «хорошо».
«От кого бы это? – думал я. – Бумажка с гербом и облатка гербовая».
– Что вы улыбаетесь, Иван Васильич? – спросил Сергей Петрович.
– Да ничего, я так улыбнулся!
– Вы думаете о записке?
– Я нескромных вопросов не делаю, – отвечал я.
– Эта записка от баронессы Б***, она зовет меня ехать верхом с ней; видите, тут нет ничего особенного.
– Что тут необыкновенного, что молодая дама к вам записки пишет! Очень обыкновенно.
– Вы находите, может быть, это странным, непозволительным? – сказал Сергей Петрович таким тоном, как будто он спрашивал киргиза: «А что, странно, братец, что я вилкой беру говядину?»
– Нет, – отвечал я, – чего ж тут непозволительного, верхом ездить очень позволительно. – А сам думаю: что ж мне за дело, ведь записка не от Марьи Ивановны, а чужой лоб не мне на голове носить.
Сергей Петрович позвонил.
– Оседлать Джальму! Я взялся за фуражку.
– Подождите, Иван Васильич, куда вы?
– Да я к Мавре Савишне.
– К какой Мавре Савишне?
– В Неразлучное.
– Это по пути к барону?
– По одной дороге: версты три за Лункиным.
– Поедемте вместе!
Сергей Петрович спросил переодеться: надел серенькую жакетку, круглую кожаную фуражку с длинным козырьком, взял хлыстик, – ну, англичанин чистый! – и мы отправились, он верхом, а я в тарантасе. Пока мы ехали вместе, я любовался Джальмой. Что это за конь! Карабаир чистой крови! Сергей Петрович привел его из Оренбурга, где купил на меновом дворе у хивинцев. Тонкий, стройный, весь из жил и кости. А привязан был к Сергею Петровичу как собака. Бросит он его, и стоит Джальма как вкопанный; защелкает Сергей Петрович, свистнет, и Джальма пред ним как лист перед травой. Серый в яблоках; чуть проедет на нем, и он делался розовый: так тонка была у него кожа; глаза горят, а смирен как голубь! Сергей Петрович сказывал, что он купил его на пристяжку. В первый раз он пошел удивительно. Во второй только поднесли хомут, а он и задом и передом; кое-как ввели в постромки, он изорвал зубами хомут на себе и коренной и лег – так и отбился от запряжки. Но уж верхового коня я лучше не видывал!
Я и не видел, как мы обогнули озеро и подъехали к Лункину, так засмотрелся я на коня и седока. И седок хорош; сидел как прикованный; отлично ездил Сергей Петрович, и, спасибо, не по-английски, а по-русски… терпеть не могу этой езды вприсядку! Только он вечно сидел в седле опустившись, как будто ему тяжело держаться прямо: видно, привык к мягким креслам.
– Сергей Петрович! – сказал я ему шутя. – Продай коня.
– Не продажный, а заветный, – отвечал он.
– А что завету?
– Да то, чего нет у вас, Иван Васильич: женское чистое сердце! – сказал он, кивнув головою, и повернул в Лункино к барону.
«Экий сердцеед какой! Вишь чего захотел», – подумал я и поехал крупной рысью к Мавре Савишне.
III
Есть лица, в присутствии которых становится как-то тепло на сердце. К числу их принадлежала моя добрая знакомая и соседка Мавра Савишна со своей дочкой Варенькой. Перо мое с любовью останавливается на их портретах.
Мавра Савишна была вдова секунд-майора, добрая русская помещица полутораста душ; как теперь вижу ее маленькую фигурку с чепцом на голове, очками на носу и вечным чулком в руках. Я не знаю человека, который бы не любил Мавры Савишны. Правду сказать, знаю мало я таких, кого бы она не любила.
Мавра Савишна почти безвыездно после смерти мужа жила в деревне да любовалась своей дочкой Варенькой. Варенька была для нее все, и не на безплодную почву падала любовь ее: Варенька стоила этой любви.
Не будь я женат и не имей пять человек детей, я бы влюбился в Вареньку… да нет, не влюбился бы: не посмел бы влюбиться в нее, а любил и люблю ее как родную дочь; и мудреного нет – она выросла на моих глазах.
Будь я живописец и скажи мне кто-нибудь: «Иван Васильич, напиши какого-нибудь вестника радости и мира», – и я бы написал портрет Вареньки.
Ей было осьмнадцать лет; она была немного более среднего роста. Не была она полна и не была тонка, но такого грациозного, такого гибкого, так мягко схваченного стана и не придумаешь. И голова была по стану: во всем лице ни одной классически правильной, резкой черты, которая бы бросилась в глаза; но все так чисты, так добры, так сгармонированы, что казалось, природа с особенной любовью занималась созданием их. Больше всего мне нравились ее глаза: большие, темно-голубые, светло и спокойно смотрели они на Божий мир, как будто в нем не было ни нужды, ни горя, ни потерь, ни заботы, ни длинного ряда заблуждений и обманов, в конце которого часто стоит разочарование и могила.
Я сказал, что Мавра Савишна почти безвыездно жила в деревне, но я ошибся: когда Вареньке минуло шестнадцать лет, она две зимы сряду ездила с ней в свой губернский город, где у нее были дела.
В эти две зимы Варенька выезжала много, и не одни вечер, далеко за полночь, молча просиживала на балах Мавра Савишна, любуясь на свою дочку.
Но свет не привязал к себе Вареньки своими пестрыми удовольствиями, своими ловкими кавалерами. Весело и покойно смотрела она на офицеров и белогалстучных франтов. Шутя выслушивала она их полушутливые, полусерьезные признания, и ни разу ее девственное сердце не забилось сильнее обыкновенного. Варенька любила всех и потому никого не любила. Смотря на своих подруг, которые часто выбирали ее в поверенные, она большей частью находила их глубокие чувства слишком мелкими, их вечную любовь слишком кратковременной, их постоянных обожателей слишком ветреными; странны и непонятны казались ей увлечения любви, и, раздумывая о себе в долгие вечерние прогулки по темному саду, сознавала она, что не способно ее доброе любящее сердце забиться этой любовью, что не закипит огнем страсти ее теплая кровь и что благо сделала природа, дав ей много любви и раздробив эту любовь на весь мир.
Вареньку воспитывала гувернантка-швейцарка. В шестнадцать лет Варенька бегло играла на фортепьяно, говорила по-французски как француженка и пела серебряным голоском хоть и без искусства, но с той натуральной прелестью, которую природа дает соловью и иногда хорошенькой девушке. Добрая гувернантка не успела налюбоваться своей питомицей: она умерла в то время, когда та начинала только жить, и оставила Вареньке свой маленький капиталец, скопленный в ее же доме, – так любила она ее!
Но Варенька, оставшись одна, со своей доброй, любящей ее до беспамятства матерью, но которая не имела на нее никакого морального влияния, не была уже ребенок. Спокойно закрылись глаза ее доброй гувернантки, которая знала, что в ее семнадцатилетней Вареньке есть чистая душа, верный и светлый взгляд на жизнь и крепкая твердая воля.
Итак, я ехал в Неразлучное. За полверсты приветливо взглянул на меня желтенький домик с зелеными ставнями; у подъезда с низким поклоном встретил меня старый слуга Савельич, в длинном синем сюртуке и с зачесанными с затылка наперед волосами; а на террасе, выходящей в сад и крытой холстом от солнца, радушно приняла Мавра Савишна в широких креслах, с очками на носу, тоненьким чулком в руке и собачкой у ног.
– Ба, Иван Васильич! Здравствуйте, батюшка, здравствуйте! Каково в Москву съездили? А мы соскучились без вас. Вчера еще Вареньку спрашиваю: что, мол, это Иван Васильич долго не едет? А она говорит: не знаю, маменька. Ан вот и Иван Васильич! Ну, очень рада… А что Марья Ивановна?
Я подошел к руке, сказал, что Марья Ивановна слава Богу и свидетельствует свое почтение, – ну, и прочее.
Мавра Савишна спросила меня, не хочу ли я закусить, и хоть я и отказался и сказал ей, что сейчас только чай пил и закусывал, и честью уверял, что сыт, но она все-таки велела подать водку и завтрак: такая уж была хлебосолка!
– А что Варвара Александровна? – спросил я.
– Варенька в саду: Володя Имшин из города приехал и письмо ей привез, так она и расспрашивает его про городские новости. Варенька! Варенька! – кричала Мавра Савишна, склонясь за перила: – Иван Васильич приехал!
– Иду, maman, иду! – отвечал серебряный голосок, и в аллее показалась стройная фигура Вареньки.
Володя Имшин был наш земляк и сосед Мавры Савишны. Лет пять назад отец отвез его в Петербург и, возвратясь домой, умер, как будто ему и делать на свете было нечего. Володя остался сиротой, не доучился в каком-то заведении, прослужил года два в канцелярии и с чином четырнадцатого класса вышел в отставку, чтобы заняться имением, которое досталось ему от отца довольно запутанным. И хорошо сделал Володя, что вышел в отставку: до генералов он бы не дослужился, а имение бы расстроил. Имшин был мальчик лет двадцати с небольшим, румяный, курчавый, хорошенький собой; все его любили как доброго малого, и губернские барышни, с которыми он вместе вырос, звали его меж себя Володей, а в глаза Вольдемаром.
Чрез минуту пришла Варенька из сада и за ней Володя. Беленькая, розовая, она протянула мне свою маленькую ручку, и в голубых глазках ее я читал удовольствие.
– Откуда вы? – спросила она меня после первых обычных вопросов.
– Из Рыбного от Сергея Петровича Тамарина.
– А вы знакомы с ним?
– Как же! Имею это удовольствие, – отвечал я.
Мы поговорили о том о сем. Подали закуску; я выпил рюмку травнику, который у Мавры Савишны был отличный. Мавра Савишна вышла куда-то по хозяйству. Мы остались втроем.
Володя закурил папиросу и стал разговаривать с попугаем, который сидел в углу; а мы с Варенькой пошли в сад.
– Так вы знаете Тамарина? – начала Варенька.
– Знаю! – отвечал я. – Хорошо знаю.
– Похож он на демона?
– Господь с вами, Варвара Александровна! С чего вы это взяли? Сергей Петрович – хороший человек. А впрочем, я демона не знаю!
– Вам мой вопрос показался странным; но прочтите, что мне пишет Наденька.
И она вынула из кармана и подала мне тоненькое письмецо на разрисованной бумажке.
Вот что писала Наденька, губернская девушка и львица, задушевный друг Вареньки.
«Вчера вечером Володя был у нас и сказал, что он едет в свою деревню и, конечно, тотчас же увидит тебя, ma chere Barbe! Как я позавидовала ему, как я хотела бы обнять тебя, расцеловать и поболтать о многом, о многом! Впрочем, о чем же бы мы стали говорить с тобой? Я все это время не живу, а прозябаю. Молодежь у нас все такая скучная, приторная; веселостей нет, скучно, Варенька! Володя все вздыхает по тебе и ждет случая уехать! Тамарин тоже уехал. Да! Ведь Тамарин в ваших краях, кажется; видела ли ты его? Это лицо очень замечательное, хотя я его терпеть не могу. Он приехал сюда прошедшей весной, вскоре после твоего отъезда. Молва опередила его, и вскоре он стал у нас героем гостиных; он очень умен, недурен собой, остер и зол на язык; с ним весело поболтать, но этакого холодного создания, этакого эгоиста я не видывала! Он ухаживал и ухаживает здесь за всеми, от нечего делать, и громко говорит, что не хочет никого обижать невниманием, и потому завел очередь: действительно, у него волокитство продолжается неделю. Для меня он сделал исключение и не ухаживает вовсе, за что я ему очень благодарна. Брат, который с ним воспитывался, писал мне, что в школе они его прозвали демоном. Я иногда, чтобы подразнить его, также называю демоном, в насмешку, и уверяю его, что он вовсе не так опасен. Но он никогда не обижается, и если замечание колко, то огрызнется: правду сказать, за словом в карман не ходит, и мне никогда не удавалось рассердить его. Бог знает, что у этого человека на душе, но на лице никогда ничего не прочтешь. Хоть он и уверяет, что был влюблен семнадцать раз, но мне кажется, что он никогда не любил и не может любить, и если он не опасен как демон, зато горд и самолюбив как не знаю кто.
Прощай, ma toute cherie! Значит, мне нечего писать тебе, когда я целое письмо проговорила о Тамарине. Когда я перечла его, так мне стало досадно, и я хотела изорвать его, но подумала, что оно тебе, может быть, пригодится, если ты с Тамариным еще не знакома. Если же знакома, то поклонись ему от меня: он всегда со мной был вежлив, – за вежливость вежливостью. Нынче лиф обшивают рюшиком, узеньким-узеньким, а на самом кончике мысочка сажают бантик.
Toute a toi Nadine.
P.S. Здесь пронесся слух, что Тамарин уехал в деревню, потому что в соседство к нему приехала какая-то баронесса Б***, из-за которой он имел историю. Пожалуйста, узнай, правда ли это, и что это была за история, и какова баронесса? Все напиши поподробнее: это меня очень интересует».
– Что вы об этом думаете? – спросила меня Варенька, когда я прочел письмо.
– Я думаю, во-первых, что Наденька сердита на Тамарина, потому что он за ней не ухаживает, хотя и заинтересована им.
Варенька улыбнулась.
– И потом, я думаю, что дурно знаю Тамарина, считая его только за доброго малого.
– Почему же это?
– А потому, что в школе его прозвали демоном. Школьные названия удивительно верны и всегда чрезвычайно обрисовывают характер.
– В самом деле? Так вы думаете, что Тамарин действительно похож на демона?
– Мне казалось, что нет, а теперь я начинаю этому верить. У нас, например, входит в училище один новичок, а товарищ мой, шкодник страшный, и кричит: «Господа! Барон Брамбеус пришел». Что ж, и вышел второй Брамбеус: остряк был страшный.
– Знаете ли, Иван Васильич, мне бы хотелось увидеть Тамарина.
Мне, не знаю почему, показалось это желание неприятно.
– Полноте, Варвара Александровна! В нем и интересного ничего нет, он и на демона совсем не похож. Какой он демон!
– Вам, кажется, не хочется, чтобы я его видела, – сказала она, улыбаясь. – Уж не боитесь ли вы за меня? – И она посмотрела на меня так спокойно, так самоуверенно своими голубыми глазками, что я убедился, что никакой демон не вскружит ее головку.
– Хоть и силен демон, да он ангелу ничего не сделает, – сказал я. – Нет, я не боюсь за вас.
– Ба, Иван Васильич, это комплимент, кажется?
– Нет-с, не комплимент, это я так сказал; а вот приезжайте с маменькой в четверг к нам, чай кушать; я и Сергея Петровича позову.
– Хорошо, – сказала она. Я пробыл у Мавры Савишны весь день и поздно вечером возвратился домой.
iknigi.net
