Музей ЧерномырдинаАнна Ахматова и художники (Модильяни и другие). Картина ахматова
Модильяни и Ахматова. Русский поэт и итальянский еврей-художник.
Но почему же эти же силы не продвигают на первую страницу журналов и газет талантливую работу
большая часть пропала в осаждённом Питере в Отечественную. Зато в новейшее время, нашлись для
специальной художественной академии. Там мало чему обучали , если говорить
о стандартном значении слова--обучать.Специальной эту академию делало то, что каждые три минуты (кажется --три!), меняли
обнажённую натурщицу.Нужно было успевать. И талантливый Модильяни успевал! Почти не отрывая карандаша
Техника это всегда и в любом занятии, не меньше чем 50 процентов. Вот ещё и поэтому, НЮ
Модильяни самые тёплые. Он понимал женщин, а его техника позволяла ему писать их ЛУЧШЕ ВСЕХ.Вместо того, чтобы писать статью и чтобы потом не доказывать дуракам, что я не верблюд,
я помещаю то, что сама Анна Ахматова написала об их отношениях в 1911 году, когда
рассказе Ахматовой умудрились написать с надменной снисходительностью тщеславных снобов..
Я ни в коем случае не настаиваю Но мне самому было очень интересно прочесть,
то, ЧТО и КАК Анна Ахматова рассказала через десятки лет.
Ниже рассказ самой Ахматовой о том как они встречались в Париже. Этика была другая. Поэтому клубники нет.Вениамин.
Анна Ахматова----- Амедео Модильяни
Я очень верю тем, кто описывает его не таким, каким я его знала, и вот почему. Во-первых, я могла знать только какую-то одну сторону его сущности (сияющую) — ведь я просто была чужая, вероятно, в свою очередь, не очень понятная двадцатилетняя женщина, иностранка; во-вторых, я сама заметила в нем большую перемену, когда мы встретились в 1911 году. Он весь как-то потемнел и осунулся.
В 10-м году я видела его чрезвычайно редко, всего несколько раз. Тем не менее он всю зиму писал мне1. Что он сочинял стихи, он мне не сказал.
Как я теперь понимаю, его больше всего поразило во мне свойство угадывать мысли, видеть чужие сны и прочие мелочи, к которым знающие меня давно привыкли. Он все повторял: "Передача мыслей..." Часто говорил: "Это можете только вы".
Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый, легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где-то рядом. И все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак. Он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти. Я знала его нищим, и было непонятно, чем он живет. Как художник он не имел и тени признания.
Жил он тогда (в 1911 году) в тупикe Фальгьера. Беден был так, что в Люксембургском саду мы сидели всегда на скамейке, а не на платных стульях, как было принято. Он вообще не жаловался ни на совершенно явную нужду, ни на столь же явное непризнание. Только один раз в 1911 году он сказал, что прошлой зимой ему было так плохо, что он даже не мог думать о самом ему дорогом.
Он казался мне окруженным плотным кольцом одиночества. Не помню, чтобы он с кем-нибудь раскланивался в Люксембургском саду или в Латинском квартале, где все более или менее знали друг друга. Я не слышала от него ни одного имени знакомого, друга или художника, и я не слышала от него ни одной шутки. Я ни разу не видела его пьяным, и от него не пахло вином. Очевидно, он стал пить позже, но гашиш уже как-то фигурировал в его рассказах. Очевидной подруги жизни у него тогда не было. Он никогда не рассказывал новелл о предыдущей влюбленности (что, увы, делают все). Со мной он не говорил ни о чем земном. Он был учтив, но это было не следствием домашнего воспитания, а высоты его духа.
В это время он занимался скульптурой, работал во дворике возле своей мастерской, в пустынном тупике был слышен звук его молоточка. Стены его мастерской были увешаны портретами невероятной длины (как мне теперь кажется — от пола до потолка). Воспроизведения их я не видела — уцелели ли они? Скульптуру свою он называл вещью — она была выставлена, кажется, у "Независимых"2 в 1911 году. Он попросил меня пойти посмотреть на нее, но не подошел ко мне на выставке, потому что я была не одна, а с друзьями. Во время моих больших пропаж исчезла и подаренная им мне фотография с этой вещи.
Он говорил: "Драгоценности должны быть дикарскими"(по поводу моих африканских бус) и рисовал меня в них. Водил меня смотреть cтарый Париж за Пантеоном ночью при луне. Хорошо знал город, но все-таки мы один раз заблудились. Он сказал: "Я забыл, что посередине находится остров"3. Это он показал мне настоящий Париж.
По поводу Венеры Милосской говорил, что прекрасно сложенные женщины, которых стоит лепить и писать, всегда кажутся неуклюжими в платьях.
В дождик (в Париже часто дожди) Модильяни ходил с огромным очень старым черным зонтом. Мы иногда сидели под этим зонтом на скамейке в Люксембургском саду, шел теплый летний дождь, около дремал cтарый дворец в итальянском вкусе4, а мы в два голоса читали Верлена, которого хорошо помнили наизусть, и радовались, что помним одни и те же вещи.
Я читала в какой-то американской монографии, что, вероятно, большое влияние на Модильяни оказала Беатриса X.5, та самая, которая называет его жемчужина и поросенок6. Могу и считаю необходимым засвидетельствовать, что ровно таким же просвещенным Модильяни был уже задолго до знакомства с Беатрисой X., т. е. в 10-м году. И едва ли дама, которая называет великого художника поросенком, может кого-нибудь просветить.
Люди старше нас показывали, по какой аллее Люксембургского сада Верлен, с оравой почитателей, из "своего кафе", где он ежедневно витийствовал, шел в "свой ресторан" обедать. Но в 1911 году по этой аллее шел не Верлен, а высокий господин в безукоризненном сюртуке, в цилиндре, с ленточкой Почетного легиона, — а соседи шептались: "Анри де Ренье!"
Для нас обоих это имя никак не звучало. Об Ана-толе Франсе Модильяни (как, впрочем, и другие просвещенные парижане) не хотел и слышать. Радовался, что и я его тоже не любила. А Верлен в Люксембургском саду существовал только в виде памятника, который был открыт в том же году. Да, про Гюго Модильяни просто сказал: "А Гюго выскопарен?".
Как-то раз мы, вероятно, плохо сговорились, и я зайдя за Модильяни, не застала его и решила подождать его несколько минут. У меня в руках была охапка красных роз. Окно над запертыми воротами мастерской было открыто. Я, от нечего делать, стала бросать в мастерскую цветы. Не дождавшись Модильяни, я ушла.
Когда мы встретились, он выразил недоумение, как я могла попасть в запертую комнату, когда ключ был у него. Я объяснила, как было дело. "Не может быть, — они так красиво лежали..."
Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами.
То, чем был тогда Париж, уже в начале двадцатых годов называлось старый Париж или довоенный Париж. Еще во множестве процветали фиакры. У кучеров были свои кабачки, которые назывались "Встреча кучеров", и еще живы были мои молодые современники, вскоре погибшие на Марне и под Верденом. Все левые художники, кроме Модильяни, были признаны. Пикассо был столь же знаменит, как сегодня, но тогда говорили "Пикассо и Брак". Ида Рубинштейн играла Шехерезаду, становились изящной традицией Дягилевский русский балет (Стравинский, Нижинский, Павлова, Карсавина, Бакст).
Мы знаем теперь, что судьба Стравинского тоже не осталась прикованной к десятым годам, что творчество его стало высшим музыкальным выражением духа XX века. Тогда мы этого еще не знали. 20 июня 1910 года была поставлена "Жар-птица". 13 июня 1911 года Фокин поставил у Дягилева "Петрушку".
Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа (которую описал Золя) была еще не совсем закончена (бульвар Raspail). Вернер, друг Эдиссона, показал мне в кабачоке Пантеон два стола и сказал: "А это ваши социал-демократы — тут большевики, а там -меньшевики". Женщины с переменным успехом пытались носить то штаны (jupes-culottes), то почти пеленали ноги (jupes-entravues). Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более или менее известных художников. Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию.
Рене Гиль проповедовал "научную поэзию", и его так называемые ученики с превеликой неохотой посещали мэтра.
Католическая церковь канонизировала Жанну д'Арк.
Et Jehanne, la bonne Lorraine,
Qu'Anglois brulиrent a Rouen…
Я вспомнила эти строки бессмертной баллады, глядя на статуэтки новой святой. Они были весьма сомнительного вкуса, и их начали продавать в лавочках церковной утвари.
Модильяни очень жалел, что не может понимать мои стихи, и подозревал, что в них таятся какие-то чудеса, а это были только первые робкие попытки (например, в "Аполлоне" 1911 г.). Над "аполлоновской" живописью ("Мир искусства") Модильяни откровенно смеялся.
Mеня поразило, как Модильяни нашел красивым одного заведомо некрасивого человека и очень настаивал на этом. Я уже тогда подумала: он, наверно, видит все не так, как мы.
Во всяком случае, то, что в Париже называют модой, украшая это слово роскошными эпитетами, Модильяни не замечал вовсе.
Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, — эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате. Они погибли в царскосельском доме в первые годы Революции. Уцелел тот7, в котором меньше, чем в остальных, предчувствуются его будущие "ню"...
Больше всего мы говорили с ним о стихах. Мы оба знали очень много французских стихов: Верлена, Лафорга, Малларме, Бодлера.
Данте он мне никогда не читал. Быть может, потому, что я тогда еще не знала итальянского языка.
Как-то раз сказал: "Я забыл Вам сказать, что я — еврей". Что он родом из-под Ливорно — сказал сразу, и что ему двадцать четыре года, а было ему — двадцать шесть.
Говорил, что его интересовали авиаторы (по-теперешнему — летчики), но когда он с кем-то из них познакомился, то разочаровался: они оказались просто спортсменами (чего он ждал?).
В это время ранние, легкие8 и, как всякому известно, похожие на этажерки, аэропланы кружились над моей ржавой и кривоватой современницей (1889) — Эйфелевой башней.
Она казалась мне похожей на гигантский подсвечник, забытый великаном среди столицы карликов. Но это уже нечто гулливеровское.
Марк Шагал уже привез в Париж свой волшебный Витебск, а по парижским бульварам разгуливало в качестве неизвестного молодого человека еще не взошедшее светило — Чарли Чаплин. "Великий Немой" (как тогда называли кино) еще красноречиво безмолвствовал.
"А далеко на севере"... в России умерли Лев Толстой, Врубель, Вера Комиссаржевская, символисты объявили себя в состоянии кризиса, и Александр Блок пророчествовал:
если б знали, дети, вы
Холод и мрак грядущих дней...
Три кита, на которых ныне покоится XX в. — Пруст, Джойс и Кафка, — еще не существовали, как мифы, хотя и были живы, как люди.
В следующие годы, когда я, уверенная, что такой человек должен просиять, спрашивала о Модильяни у приезжающих из Парижа, ответ был всегда одним и тем же: не знаем, не слыхали.
Только раз Н. С. Гумилев, когда мы в последний раз вместе ехали к сыну в Бежецк (в мае 1918 г.) и я упомянула имя Модильяни, назвал его "пьяным чудовищем" или чем-то в этом роде и сказал, что в Париже у них было столкновение из-за того, что Гумилев в какой-то компании говорил по-русски, а Модильяни протестовал. А жить им обоим оставалось примерно по три года...
К путешественникам Модильяни относился пренебрежительно. Он считал, что путешествие — это подмена истинного действия. "Песни Мальдорора" постоянно носил в кармане; тогда эта книга была библиографической редкостью. Рассказывал, как пошел в русскую церковь к пасхальной заутрене, чтобы видеть крестный ход, так как любил пышные церемонии. И как некий "вероятно, очень важный господин" (надо думать — из посольства) похристосовался с ним. Модильяни, кажется, толком не разобрал, что это значит...
Мне долго казалось, что я никогда больше о нем ничего не услышу... А я услышала о нем очень много...
В начале нэпа, когда я была членом правления тогдашнего Союза писателей, мы обычно заседали в кабинете Александра Николаевича Тихонова (Ленинград, Моховая, 36, издательство "Всемирная литература"). Тогда снова наладились почтовые сношения с заграницей, и Тихонов получал много иностранных книг и журналов. Кто-то (во время заседания) передал мне номер французского художественного журнала. Я открыла — фотография Модильяни... Крестик... Большая статья типа некролога; из нее я узнала, что он — великий художник XX века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нем уже есть монографии по-английски и по-итальянски. Потом, в тридцатых годах, мне много рассказывал о нем Эренбург, который посвятил ему стихи в книге "Стихи о канунах" и знал его в Париже позже, чем я. Читала я о Модильяни и у Карко, в книге "От Монмартра до Латинского квартала", и в бульварном романе, где автор соединил его с Утрилло. С уверенностью могу сказать, что этот гибрид на Модильяни десятого — одиннадцатого годов совершенно не похож, а то, что сделал автор, относится к разряду запрещенных приемов.
Но и совсем недавно Модильяни стал героем достаточно пошлого французского фильма "Монпарнас, 19". Это очень горько!
Болшево, 1958-Москва, 1964
veniamin1.livejournal.com
Портреты Анны Ахматовой - Елена Хорватова
Ольга Делла-Вос-КардовскаяНатан Альтман
Амедео Модильяни
Амедео Модильяни
Амедео Модильяни
Амедео Модильяни
Г.С. Верейский
Л.А. Бруни
Николай Тырса
Николай Тырса
Николай Тырса
Николай ТырсаВсе портреты Ахматовой, выполненные Николаем Тырсой см.: http://eho-2013.livejournal.com/313689.html
Юрий Анненков
Юрий Анненков
Зинаида Серебрякова
Савелий Сорин
Кузьма Петров-Водкин
Н.И. Коган
М.С. Сарьян
Моисей Лянглебен
Анна Ахматова. Портреты
О, не вздыхайте обо мне,Печаль преступна и напрасна,Я здесь, на сером полотне,Возникла странно и неясно.
Взлетевших рук излом больной,В глазах улыбка исступленья,Я не могла бы стать инойПред горьким часом наслажденья.
Он так хотел, он так велелСловами мертвыми и злыми.Мой рот тревожно заалел,И щеки стали снеговыми.
И нет греха в его вине,Ушел, глядит в глаза другие,Но ничего не снится мнеВ моей предсмертной летаргии.1911
eho-2013.livejournal.com
Анна Ахматова и художники (Модильяни и другие) — АртГрад
Автор: Борис Столяров
Ей повезло во многом: родилась в семье хорошо образованного потомственного дворянина – любителя поэзии, ее мама – творческая натура, состояла в отдаленном родстве с русской Сапфо - Анной Буниной, считающейся первой русской поэтессой. И к тому же – родилась в Одессе, городе поэтов и художников, в то время, наряду с Москвой и Петербургом – витрине русского искусства.
Повезло ей и позже, в детстве, когда семья переехала в поэтическое Царское Село, и Анна стала ученицей Мариинской гимназии.
Читать училась по азбуке Льва Толстого. В 5 лет уже говорила по-французски – ничего удивительного для того времени, но юная Анна уже слагала стихи, и с удивлением обнаружила – некоторые слова из русского языка рифмуются с французскими...
Но, в отличие от других, свои ранние стихи никому не показывала, и, потому – не печатала.
Портреты работы Зинаиды Серебряковой (слева) и Анненкова. 1922 годВпервые свое стихотворение она опубликовала в 1911 году – в 22 года...
Но не хочется обсуждать поэтессу Анну Ахматову – для этого у всех были десятки лет познания ее творчества.
Конечно, у каждого есть свои любимые поэты, обычно их много, а у них – у каждого свои любимые строчки.
Я же приведу хорошо известные 2 строчки Ахматовой, которые, так или иначе, необходимы мне для дальнейшего рассказа, и которые, быть может, вам – каждому по-своему, о чем-то поведают:
Когда б вы знали, из какого сораРастут стихи, не ведая стыда...
Когда-то, еще будучи студентом, увлекшись на какое-то время стихами Великой поэтессы, я неожиданно понял: она жила над массой (даже, в общем, интеллигентной средой), внутри своего узкого образованного творческого круга, и писала не для масс, а для тех, кто с ней в ее окружении...
Это было трудно в советское время, но она пыталась сохранить поэтику жизни.
Удалось ли ей это?
Если судить формально – по ее биографии, то нет - судьба поэтессы, как известно, была трагична.
Тем не менее, сама она не была в заключении или изгнании – ее «били» по самому больному - близким ей людям.
Ольга Делла-Вос-Кардовская. Слева - Николай Гумилев. Портреты выполнены примерно в одно и тоже время - 1910-1912 годы.Ее муж Николай Гумилев был расстрелян.
Ее любимый человек - Николай Пунин, после 3-х арестов, уже после войны – в «холодное лето 53-го» погиб в лагере.
Ее единственный сын Лев Гумилев много лет провел в заключении...
И это единственный персонаж в ее окружении, о котором мне говорить не хочется по причине, возможно, личного восприятия...
Ее жизнь, ее горе - в поэме «Реквием».
Ахматова жила в творческой среде, в которой, особенно, в то время было немало художников.
Она, ее профиль, гордо посаженная однажды (при рождении) на стройную, несколько вытянутую фигуру, голова – не могли не привлечь внимание мастеров живописи.
Это была превосходная натура – с характером, руками, шеей, как я уже сказал – головой, а главное – с какими-то невероятно живыми глазами, иногда - словно застывающими на какое-то время.
Творческие люди видели в этих выразительных глазах идеи, замыслы, немыслимые поэтические краски для людей, их поступков, простых и сложных явлений, человеческих драм, любви...
Мужчины из окружения Ахматовой были влюблены в эту «гибкую гитану».
Почему ее так называли? Остается загадкой – возможно Ахматова иногда одевалась как испанские цыганки или танцевала танцы испанских цыган.
Не «попались в ее сети», по воспоминаниям современников, только Блок и Бунин.
Бунин, судя по его стихотворению, считал Ахматову худой, бледной, нервной, притворной и бескровной.
Ее любили и не просто поклонялись – а стремились изобразить, написать портрет - Модильяни, Савелий Сорин (русский художник-портретист, создавший великолепную гравюру поэтессы), Петров-Водкин, Анненков, Федор (Фиделио) Бруни и другие.
Известная русская художница Зинаида Серебрякова в 1922 году, увидев однажды Ахматову, воскликнула – «Анна, как вы похожи на меня!».
И нарисовала... автопортрет, который подписала – «Портрет А.А.Ахматовой. 1922». (Вы видите его выше).
И позже, когда бы она ни рисовала свою новую (на некоторое время) подругу, получалась сама Серебрякова.
Тем не менее, эти портреты и зарисовки – интересные.
Но еще ранее, в 1921 году, Анна Ахматова знакомится со своим ровесником Юрием Павловичем Анненковым, талантливым художником, сделавшим главным в своем творчестве создание портретов советских и партийных лидеров, руководителей науки и культуры.
Его портрет «А.А. Ахматова. 1921», с моей точки зрения – великолепен.
Натан Альтман. Автопортрет и Портрет Ахматовой.С еще одним своим ровесником – Натаном Альтманом, Анна Ахматова познакомилась в 1911 году в Париже.
Анна тогда была никому не известной 20-летней «девушкой из России», приехавшей в гости к 27-летнему Модильяни.
Модильяни принимал активное участие в шумной жизни Монмартра, и часто брал с собой на пирушки «гостью из России», прекрасно говорившую по-французски.
На одной из них он познакомил Анну с Натаном - своим другом по одной из прежних квартир (которые, кстати говоря, часто менял).
Натан был «ярый авангардист», и когда он предложил Анне написать ее портрет, Модильяни от души расхохотался – мол, ты же увлекаешься кубизмом – как ты справишься с такой фигурой?
Но Анне был жаль худощавого парня из Винницы, и она согласилась.
Я, чтобы был изгиб, посажу ее на стул. – Озабоченно ответил Натан своему итальянскому другу.
И посадил...
Так случилось, что впервые этот портрет широкая публика (богема, разумеется) увидела в 1915 году на выставке в одном из домашних салонов Петербурга.
И он - этот портрет, не был похож на... руку и стиль Альтмана.
Но строгие салонные искусствоведы решили – Натану удался самый поэтический портрет молодой Ахматовой. Он сумел простыми (как авангардист) геометрическими линиями показать ее сложные поэтические строки, а различные голубые оттенки фона картины (их 3 и более) передают глубину ее поэзии.
И даже Кузьма Петров-Водкин, увидев однажды портрет Анны Ахматовой, вероятно, именно тот, что кисти Натана Альтмана, нарисовал ее в необычайно строгой для него манере.
Слева - Портрет Ахматовой работы Петрова-Водкина, справа - Сорина. Петров-Водкин никогда Ахматову как женщину не любил. По определению... Возможно, потому придал ей мужские черты лица...И, будучи для многих «вещью в себе», показал поэтессу в «любимых тонах», поэтически задумчивой, творцом, имитируя греческий стиль.
И все же, из портретов этого периода жизни Анны Ахматовой мне больше других нравится портрет кисти Ольги Делла-Вос-Кардовской, муж которой - Дмитрий Кардовский, дворянин, был другом Репина. (Вы видите его вверху).
Если следовать хронологии, то сейчас мы перенесемся в Париж, к Амедео Модильяни.
Но если вас интересует – а любила ли кого-то Анна Ахматова, то задержимся ненадолго в Петербурге, и обратим свой взор на Бориса Анрепа.
Познакомил Ахматову с Анрепом его ближайший друг, поэт, литературный критик и теоретик-литератор Николай Недоброво, с которым Ахматову связывали близкие отношения в 1914-15 годах, а, по мнению их современников - интимная дружба-любовь.
В одном из писем Недоброво к Анрепу от 27 апреля 1914 года есть такие слова: «...Попросту красивой ее назвать нельзя, но внешность ее настолько интересна, что с нее стоит сделать леонардовский рисунок, гейнсборовский портрет маслом, и икону темперой, а пуще всего поместить ее в самом значащем месте мозаики, изображающей мир поэзии».
Борис Анреп - баловень судьбы, любимец женщин, высокого роста, атлетического сложения, темпераментный, жизнерадостный, самоуверенный, романтичный, увлекающийся искусством, тонко чувствующий поэзию.
Ахматова посвятила ему больше всех стихотворений – 36, среди которых самые счастливые и светлые стихи Ахматовой о любви из «Белой стаи». Их там – 17, а еще 14 - в «Подорожнике».
Кое-как удалось разлучитьсяИ постылый огонь потушить.Враг мой вечный, пора научитьсяВам кого-нибудь вправду любить.
Современные художники рисуют Анну Ахматову. Слева - Владимир Сысков. Анна Ахматова. 1989, справа - Георгий Гинзбург-Восков. Анна Ахматова. Лето 1965. Бумага, карандаш.Но в Анрепе, все же, было больше от ловеласа, чем от того любимого, которому Ахматова в 1916 году подарила свое заветное черное кольцо.
Она приписывала ему таинственную силу.
Как за ужином сидела,В очи черные глядела,Как не ела, не пилаУ дубового стола.Как под скатертью узорнойПротянула перстень черный...
Но он его потерял...
Всем обещаньям вопрекиИ перстень сняв с моей руки,Забыл меня на дне…
В 1954 году Борис Анреп, к тому времени уже десятки лет проживая в Ирландии, получил заказ от Собора Христа Владыки в маленьком ирландском городке Маллингаре.
На мозаичном панно, изображающем «Введение Богородицы во храм», в центре композиции – Святая Анна с большим нимбом вокруг головы.
Портретное сходство с Анной Ахматовой не вызывает сомнений.
Нет - нам, все же, в Париж 1910 года.
Опустим высокий стиль знакомства, ухаживания, бесед о поэзии Лафорга, Малларме, Бодлера, о телепатии, чтении стихов Верлена в два голоса...
Не говоря уже о том, о чем мы хотели бы догадаться, быть уверенным – это было именно так, о том, что, наверное, этого могло и не быть. Не наше это дело...
Анна писала своей подруге – «...божественное в Модильяни искрилось сквозь какой-то мрак, он совсем не похож ни на кого на свете, он нищий, и непонятно, чем он живет».
Анна вспоминала позже - как художник он не имел и тени признания, жил в тупикe Фальгьера, беден был так, что в Люксембургском саду мы сидели всегда на скамейке, а не на платных стульях, как было принято.
...В это время Модильяни бредил Египтом, часто водил Ахматову в Лувр смотреть египетский отдел, рисовал ее голову в убранстве египетских цариц и танцовщиц...
Из этих рисунков почти ничего не сохранилось.
Модильяни. АхматоваРисовал Анну не с натуры, а в небольшой импровизированной мастерской – и эти рисунки дарил ей. Их было 16...
Модильяни попросил Анну – окантовать рисунки и повесить у себя дома.
Увы, рисунки Модильяни, если верить Ахматовой, стали еще одной жертвой Революции - они погибли в царскосельском доме – висели на стене.
Уцелел тот, который она стеснялась повесить, и он лежал между страниц в каком-то альбоме с репродукциями.
По мнению искусствоведов, в уцелевшем рисунке меньше, чем в остальных, предчувствуются будущие картины Модильяни с обнаженными...
Супруг Ахматовой Николай Гумилев, судя по всему – ревнуя ее к дням молодости, называл Модильяни «вечно пьяным чудовищем».
А Ахматова вспоминала:
...Сказал, что у меня соперниц нет.Я для него не женщина земная…
Пролетели годы... 29 апреля 1965 года, в конце дня, Анна Ахматова вдруг сказала Анатолию Найману - давай вызовем такси, поедем в нотариальную контору.
Она хотела изменить и заверить у нотариуса, написанное ранее, завещание.
И когда они вышли от нотариуса на улицу, она с тоской произнесла: «О каком наследстве можно говорить? Взять под мышку рисунок Моди и уйти»...
Справа - Рисунок Модильяни, с которым Ахматова «хотела уйти»...Николай Харджиев – русский писатель, историк новейшей литературы и искусства, считает, что знаменитый рисунок обнаженной Анны, а именно его она хотела «взять под мышку и уйти», похож по своей композиции на подготовительный рисунок для скульптуры.
Харджиев считал, что образ Ахматовой у Модильяни напоминает аллегорическую фигуру «Ночи» на крыше саркофага Джулиано Медичи работы Микеланджело.
Подобно «Ночи», фигура Ахматовой покоится наклонно.
Когда один из издателей в начале 60-х попросил Ахматову написать «очерк о встречах с Модильяни», она, подумав, отказалась - помнила уже мало, а то, что помнила, было не для всех...
Какое–то время она прятала уцелевший рисунок. Но потом, когда «выросла», до самой ее смерти он висел у нее в изголовье.
Есть, правда, и конспирологическая версия (до чего падкий на них народ).
Она гласит: 15 рисунков Модильяни с обнаженной натуры Анны Ахматовой не погибли. Почему? Рукописи не горят! Логично... Если отстраниться от действительности и уйти в мир любимой (или не любимой) литературы.
Хорошо, допустим, но тогда – куда они делись?
Рисунки, которые, как вещает теория, были уликами, и их никому нельзя было показывать, до поры до времени спрятала молодая жена сына Ахматовой - Льва Гумилева.
В пользу этой теории говорит то, что они, вероятней всего, не были окантованы и не висели – они были не менее – а, скорее – более, эротичными, чем сохранившийся.
...О милые улики,Куда мне спрятать вас?
Высказывается также предположение, что Ахматова вовсе и не ввезла их в Россию, а оставила во Франции. У кого?
Современники Ахматовой в послевоенные годы вспоминают: ее рассказы о гибели рисунков всегда разные, часто – противоречивые, и не слишком правдоподобны.
Иногда она говорила – «они сгорели вместе с царской Россией», иногда, мол, красноармейцы их «раскурили на цигарки»...
Но сегодня они изданы... Откуда появились? Неужели, и правда – потомки Гумилева-сына и его вдовы продали их за рубежом?
Известно – своего мужа Анна Ахматова уважала, но не любила.
Перед замужеством она написала в одном из писем: «...Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви... Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Гумилев — моя судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной».
Сарьян. АхматоваПозже она говорила - их брак был не началом, а «началом конца» их отношений. «Несчастный человек» не был с нею счастлив.
Впрочем, как и она с ним.
Из воспоминаний: «Она была очень красива, все на улице заглядывались на нее. Мужчины, как это принято в Париже, вслух выражали свое восхищение, женщины с завистью обмеривали ее глазами. Она была высокая, стройная и гибкая… На ней было белое платье и белая широкополая соломенная шляпа с большим белым страусовым пером — это перо ей привез только что вернувшийся тогда из Абиссинии ее муж — поэт Гумилев».
Но Модильяни, а не Гумилев, постоянно присутствовал в ее стихах:
Смотреть, как гаснут полосыВ закатном мраке хвой,Пьянея звуком голоса,Похожего на твой.И знать, что все потеряно,Что жизнь — проклятый ад!О, я была уверена,Что ты придешь назад.
И все же, отбросим конспирологию – предлагаю вам свой вариант появления на свет рисунков с обнаженной Анной.
Модильяни делал обычно не одну и даже не две зарисовки натуры, а несколько рисунков.
Нелюбимые он беспощадно уничтожал, а те, с которыми не хотел расставаться, продавал.
Известно – его постоянным покупателем был доктор Поль Александер. Доктор был не слишком богат, и потому Модильяни продавал ему картины по ничтожной цене.
Такими представляет себе отношения Ахматовой и Модильяни живописец Наталия Третьякова.Однако Ахматова позже утверждала - доктор Александер ее не знал, но однажды увидев, спросил художника - кто эта стройная молодая женщина с тугим пучком затянутых темных волос на затылке?
И восхитился ее профилем...
В парижской газете «Русская мысль» за 20 октября 1993 года генуэзская славистка Докукина–Бобель заявила - на прошедшей летом того же года выставке в Венеции на рисунках Модильяни из коллекции доктора Поля Александера, представленных его внуками и правнуками, изображена Анна Ахматова.
P.S.
В 2003 году на аукционе Christie’s в Нью-Йорке картины Амедео Модильяни с изображением обнаженной женской натуры были проданы за баснословную цену, самая дорогая – за 27 млн долларов. Это стало тогда сенсацией.
Но среди них не было ни одного полотна из знаменитой серии картин и рисунков с изображением Анны Ахматовой, и ни одна из модильяновских ню даже отдаленно не напоминает одухотворенную Великую Ахматову.
art-grd.com
Страсть, стихи и живопись. «Ты выдумал меня»…. Ахматова и Модильяни
История любви двух очень талантливых людей. Судьба их свела не случайно, ведь благодаря этой встрече, мир обогатился шедеврами. Наверно, мы ничего бы не знали об истории, если бы не два фактора. Первый - коллекция парижского врача Поля Александра, друга Модильяни, она охватывала период с 1906 по 1914 год. И в ней двенадцать рисунков, изображающих юную Анну Ахматову, в том числе и «ню». А второй – воспоминания поэтессы. Она не любила рассказывать о своей жизни, но все-таки решилась рассказать о Модильяни…
Модильяни родился в итальянском городишке Ливорно. Он был младшим ребенком в семье еврея-торговца. Буквально за несколько дней до рождения Модильяни его отец обанкротился.
Семью спасла от полного разорения одна особенность итальянского законодательства: банкрот мог оставить себе кровать, на которой женщина недавно родила ребенка, или на которой собирается в ближайшее время рожать. В момент рождения Модильяни чиновники описывали имущество семьи, но отец Амедео использовал свое знание законов и загромоздил кровать, в которой лежала усталая, но счастливая мать, прижимавшая к себе только что родившегося сына, одеждой и наиболее ценными вещами.
Этот инцидент оказался символичным для всей последующей жизни Модильяни, которому и потом весьма часто приходилось с честью выходить из всевозможных затруднительных положений.
В детстве он дважды переболел сыпным тифом. Пришлось уйти из школы, и заняться рисованием, которому он в дальнейшем посвятил всю свою жизнь. В 1906 году он перебрался в Париж, где с восторгом окунулся в богемную жизнь, которую вели в этом городе художники, писатели и музыканты.
Он был зпатажным молодым человеком, безудержно страстным, плюющим на устои, участвующим в драках и соблазняющим женщин. Много пил и принимал наркотики.
Амедео Модильяни, Пабло Пикассо и Андре Салмон
В 1917 году персональную выставку, которая оказалась единственной в его жизни и которая почти целиком состояла из картин, изображавших обнаженных женщин, закрыла полиция, поскольку было решено, что его картины слишком безнравственны.
Женщин, и у него были сотни. Еще в школе Амедео понял, что нравится женщинам. Он, вероятно, стал мужчиной после сексуальной связи со служанкой, работавшей в их семье. Это случилось, когда ему было 15 или 16 лет.
Но однажды в его жизнь вошла Анна Ахматова…. Впервые они встретились в мае 1910 года, во время — парадокс судьбы — ее свадебного путешествия с мужем Николаем Степановичем Гумилевым. Они обвенчались незадолго до этого — 25 апреля.Говорят, Гумилев понимал, что слишком свободную, захваченную чувственным вихрем жизни, вольнолюбивую Анну, остановить невозможно.
Модильяни жил в Париже с 1906 года. Он приехал туда с целью заявить о себе как о талантливом молодом художнике и попутно брать уроки у французских живописцев. Он был очень беден и никому не известен, однако приглянулся девушке своим изяществом, аристократичностью, чувствительностью и непонятным спокойствием.
Портрет Ахматовой работы З. Серебряковой.
Они встретились в самом центре Парижа. На Анну заглядывались многие мужчины, и Модильяни не стал исключением. Он скромно испросил у нее позволения написать ее портрет, и девушка согласилась. Так начался их тайный и бурный роман, который мог бы закончиться там же, в Париже.
В то время, как заметил Эренбург, «Ахматова еще не была Ахматовой, да и Модильяни еще не был Модильяни». Но оба были невероятно талантливы — и это притягивало их друг к другу. 
«... он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти», — вспоминала Анна Андреевна много лет спустя.Вернувшись домой в Петербург, Анна не могла забыть художника.
Она продолжала писать стихи, посещала историко-литературные курсы и делала вид, что все, как обычно. Но однажды, во время отъезда Гумилева в Африку на целых полгода, Анна получила пылкое письмо от Модильяни. Он писал, что не может ее забыть и мечтает снова встретиться. Вскоре письма с признаниями стали регулярными.
Когда вернулся из Африки муж, Анна не замедлила поссориться с ним из-за того, что тот посмел оставить ее так надолго, и, обиженная, умчалась в Париж, где пробыла целых три месяца. От друзей она слыхала, что Амедео, угнетаемый постоянной нищетой и безнадежностью, пристрастился к наркотикам и алкоголю.
Но то, что она увидела по приезде, повергло ее в шок: Ахматову встретило осунувшееся, худое, бледное существо, имевшее мало общего с тем красавцем, которого она встретила почти год назад. Но даже сейчас, обросший бородой и заметно постаревший, он казался ей самым красивым мужчиной на свете. Его обжигающий, пронзительный взгляд остался прежним. Дни, проведенные с ним, Ахматова вспоминала до конца своей жизни.
В крохотной мастерской, заставленной холстами, Анна позировала художнику. Днём они вдвоем бродили по музеям, а по ночам совершали прогулки по городу. Художник писал ее портреты в разных образах, и ни разу за все время своего пребывания в Париже Анна не видела его пьяным. Когда Ахматовой пришло время уезжать, Модильяни, прощаясь с ней, отдал ей несколько свертков с рисунками. Все, кроме одного, Ахматова долго прятала в надежном месте, чтобы сохранить тайну своих отношений. Но тот один висел в изголовье ее кровати до конца ее жизни.
«О, не вздыхайте обо мне…»
Это была их последняя встреча. Спустя девять лет Анна случайно наткнулась в журнале, посвященном искусству, на небольшой некролог, в котором сообщалось о смерти «хорошего художника», которого мир признал лишь спустя 2 года после его безвременной кончины. Более 50 лет Анна Ахматова хранила в тайне свой яркий, но короткий роман.
В начале 60-х поэтесса посетила Париж. Воспоминания волной нахлынули на нее, и она, наконец, решилась написать о них и о своих отношениях с художником. Да и скрывать что-либо было уже бессмысленно, ведь среди многочисленных картин, написанных Модильяни и выставлявшихся в галереях, присутствовало целых двенадцать портретов, на которых была изображена красивая молодая черноволосая девушка – вечная муза и возлюбленная художника, поэтесса Анна Ахматова.
источник (1) (2) (3)
tanjand.livejournal.com
Описание картины Натана Альтмана «Анна Ахматова»
Альтман – советский художник-авангардист, из тех, что не признавали никакие каноны, использовали дикое смешение жанров, ради цели – передачи настроение, ощущения, события – пренебрегали всем остальным.
«Анна Ахматова» его кисти, не смотря на то, что признавалась всеми самым неприятным из её портретов, между тем находила безошибочное узнавание и у родных, и у друзей. Сын Ахматовой пишет, что хотя ей куда больше нравится другой портрет матери, где она выглядит более нежной и лиричной, а от кубизма нет и следа, портрет Альтмана лучше передает то, чем она была в те годы.
В портрете много острых углов, нарушенной перспективы. Ахматова сидит в кресле, закинув ногу за ногу, выпирает острое колено, жесткими складками спускается к туфлям темно-синие платье, руки сложены на животе, спадает с локтей желтая шаль. Фон – предельно обобщенный, какие-то острые грани, парадоксальным образом напоминающие о цветах, серый пол, деревянная скамеечка под ногами. По всей позе, по манере письма вырисовывается жесткая, непримиримая женщина с горящим пламенем внутри.
Вся она выпирает острыми углами – не потому что так велит кубизм (другие работы Альтмана не столь угловаты) – а потому что в этом её суть. Вечно репрессированная, вечно не издаваемая, потерявшая двух мужей, Ахматова готова колоться острыми углами, отражая любое нападение, огрызаясь на любого врага.
Однако если в позе её чувствуется настороженность, почти враждебность, лицо вовсе разбивает это ощущение. Ахматова смотрит чуть в сторону, и на губах у неё – странно нежная для такого угловатого, строгого лица улыбка. Словно выглянуло изнутри тщательно охраняемое пламя, словно проглянуло сквозь тучи солнце, словно нечто, лелеемое, оберегаемое, сочло возможным показаться на мгновение и мгновение это было тотчас же мастерски поймано и перенесено на бумагу.
opisanie-kartin.com
Анна Ахматова: биография, фотографии, личная жизнь
Анна Ахматова писала о себе, что родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого и Эйфелевой башней. Она стала свидетелем смены эпох — пережила две мировые войны, революцию и блокаду Ленинграда. Свое первое стихотворение Ахматова написала в 11 лет — с тех пор и до конца жизни она не переставала заниматься поэзией.
Литературное имя — Анна Ахматова
Анна Ахматова родилась в 1889 году под Одессой в семье потомственного дворянина, отставного инженера-механика флота Андрея Горенко. Отец боялся, что поэтические увлечения дочери опозорят его фамилию, поэтому еще в юном возрасте будущая поэтесса взяла себе творческий псевдоним — Ахматова.
«Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем».
Детство Анны Ахматовой прошло в Царском Селе. Как вспоминала поэтесса, читать она научилась по «Азбуке» Льва Толстого, по-французски заговорила, слушая, как учитель занимался со старшими сестрами. Свое первое стихотворение юная поэтесса написала в 11 лет.
Анна Ахматова в детстве. Фотография: maskball.ru
Анна Ахматова. Фотографии: maskball.ru
Семья Горенко: Инна Эразмовна и дети Виктор, Андрей, Анна, Ия. Фотография: maskball.ru
Ахматова училась в Царскосельской женской гимназии «сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». В 1905 году она была на домашнем обучении. Семья жила в Евпатории — мать Анны Ахматовой рассталась с мужем и уехала к южному побережью лечить обострившийся у детей туберкулез. В следующие годы девочка переехала к родственникам в Киеве — там она окончила Фундуклеевскую гимназию, а затем записалась на юридическое отделение Высших женских курсов.
В Киеве Анна начала переписываться с Николаем Гумилевым, который ухаживал за ней еще в Царском Селе. В это время поэт находился во Франции и издавал парижский русский еженедельник «Сириус». В 1907 году на страницах «Сириуса» вышло первое опубликованное стихотворение Ахматовой «На руке его много блестящих колец…». В апреле 1910 года Анна Ахматова и Николай Гумилев обвенчались — под Киевом, в селе Никольская Слободка.
После возвращения в Петербург Ахматова поступила на Высшие историко-литературные курсы. В начале своего творчества она пошла путем акмеизма — представляла новое литературное течение, которое противостояло символизму XIX века. Ахматова вместе с Гумилевым, Городецким, Мандельштамом и другими поэтами провозглашала культ конкретности, материальность, «вещественность» литературных образов. В тот период она писала много стихов и быстро стала популярной в поэтических кругах. Первую известность поэтессе принесло выступление в литературном кабаре «Бродячая собака».
«Такой судьбы не было еще ни у одного поколения»
В 1912 году вышел первый сборник стихотворений Ахматовой «Вечер» — литературная петербургская публика восприняла его с большим интересом. В этом же году поэтесса родила сына Льва Гумилева — будущего ученого.
Перед началом Первой мировой войны Ахматова опубликовала второй сборник стихотворений — «Четки». Ей казалось, что эта книга любовной лирики могла бы «потонуть» в мировых событиях того времени. Однако в течение следующего десятилетия сборник переиздавался восемь раз.
В 1914 году Николай Гумилев ушел на фронт, и Анна Ахматова проводила много времени в Слепневе — имении Гумилевых в Тверской губернии. Здесь она написала большую часть стихотворений, которые вошли в следующий сборник — «Белая стая», опубликованный в 1917 году.
«Белую стаю» открывало стихотворение «Думали: нищие мы…» 1915 года — тогда поэтесса заговорила о первых военных потерях:
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,А как стали одно за другим терять,Так сделался каждый деньПоминальным днем, —Начали песни слагатьО великой щедрости БожьейДа о нашем бывшем богатстве.
Брак Ахматовой и Гумилева распался в августе 1918 года. Поэтесса вышла замуж за Владимира Шилейко — востоковеда и поэта, специалиста по Древнему Египту. В 1921 году Гумилева арестовали, а затем расстреляли — поэта обвинили в причастности к контрреволюционному заговору. Ахматова писала в дневнике: «Блок, Гумилев, Хлебников умерли почти одновременно. Ремизов, Цветаева и Ходасевич уехали за границу, там же были Шаляпин, Михаил Чехов и половина балета».
Год потрясений и утрат стал плодотворным для поэтического творчества Ахматовой. В апреле 1921 года вышел сборник стихов «Подорожник», а в октябре — книга «Anno Domini MCMXXI» (в переводе с латинского — «В лето господне 1921-го»).
После развода с Шилейко поэтесса впервые официально получила фамилию Ахматова — ранее в ее документах значились фамилии мужей. В 1922 году Ахматова стала женой искусствоведа Николая Пунина, однако их брак не был зарегистрирован.
Анна Ахматова и Николай Гумилев с сыном Левой. 1915. Фотография: maskball.ru
Владимир Шилейко. Фотография: liveinternet.ru
Анна Ахматова и Николай Пунин. 1927. Фотография: maskball.ru
С середины 20-х годов новые стихи Ахматовой перестали печатать, а старые не переиздавали. В то время поэтесса начала увлекаться архитектурой старого Петербурга и творчеством Пушкина.
Как писала Ахматова, «такой судьбы не было еще ни у одного поколения». В 30-е годы был арестован Николай Пунин, дважды арестован Лев Гумилев. В 1938 году его приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. О чувствах жен и матерей «врагов народа» — жертв репрессий 1930-х годов — Ахматова позже написала одно из своих знаменитых произведений — автобиографическую поэму «Реквием».
В 1939 году поэтессу приняли в Союз советских писателей. Перед войной вышел шестой сборник Ахматовой — «Из шести книг». «Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде», — писала поэтесса в воспоминаниях. Ахматову эвакуировали сначала в Москву, затем в Ташкент — там она выступала в госпиталях, читала стихи раненым солдатам и «жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте». В Северную столицу поэтесса смогла вернуться лишь в 1944 году.
«Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе… Проза всегда казалась мне и тайной, и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи — я никогда ничего не знала о прозе».
«Декадентка» и номинант на Нобелевскую премию
В 1946 году было вынесено специальное Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» — за «предоставление литературной трибуны» для «безыдейных, идеологически вредных произведений». Оно касалось двух советских писателей — Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Их обоих исключили из Союза писателей.
Кузьма Петров-Водкин. Портрет А.А. Ахматовой. 1922. Государственный Русский музей
Наталия Третьякова. Ахматова и Модильяни у неоконченного портрета
Ринат Курамшин. Портрет Анны Ахматовой
«Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Лев Гумилев, который после отбытия наказания добровольцем пошел на фронт и дошел до Берлина, снова был арестован и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Все его годы заключения Ахматова пыталась добиться освобождения сына, однако Льва Гумилева выпустили на свободу только в 1956 году.
В 1951 году поэтессу восстановили в Союзе писателей. Никогда не имевшая собственного жилья, в 1955 году Ахматова получила от Литературного фонда дачный домик в поселке Комарово.
«Я не переставала писать стихи. Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
В 1962 году поэтесса завершила работу над «Поэмой без героя», которую писала в течение 22 лет. Как заметил поэт и мемуарист Анатолий Найман, «Поэма без героя» написана Ахматовой поздней об Ахматовой ранней — она вспоминала и размышляла об эпохе, которую застала.
В 1960-е годы творчество Ахматовой получило широкое признание — поэтесса стала номинантом на Нобелевскую премию, получила литературную премию «Этна-Таормина» в Италии. Оксфордский университет присвоил Ахматовой степень почетного доктора литературы. В мае 1964 года в Музее Маяковского в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию поэтессы. На следующий год вышел последний прижизненный сборник стихов и поэм — «Бег времени».
Болезнь заставила Анну Ахматову в феврале 1966 года переехать в подмосковный кардиологический санаторий. В марте она ушла из жизни. Поэтессу отпели в Никольском морском соборе Ленинграда и похоронили на Комаровском кладбище.
«Не только умолк неповторимый голос, до последних дней вносивший в мир тайную силу гармонии, — с ним завершила свой круг неповторимая русская культура, просуществовавшая от первых песен Пушкина до последних песен Ахматовой».
Сможете ли вы отличить творчество Ахматовой от лирики других поэтов?
«В портретах Ахматовой больше правды о ней, чем в книгах десяти критиков».
Хорошо ли вы знаете жизнь и творчество поэтессы?
Представляем 10 стихотворений поэтессы.
Пройдите тест и угадайте настоящие имена литераторов.
Анна Ахматова с ее гордым профилем и Марина Цветаева с вечной челкой. Кто ещё?
Представляем пять графических портретов литераторов — друзей Юрия Анненкова и отрывки из воспоминаний художника.
www.culture.ru
Анна Андреевна Ахматова(1889 – 1966) |
Портреты |
 |
Анна Горенко – гимназистка. 1904 г. Царское Село. Источник иллюстрации: Ахматова А.А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000, стр. 18. |
 |
А.А.Ахматова. 1910-е гг. Источник иллюстрации: Ахматова А.А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000, стр. 67. |
 |
 |
Источник иллюстрации: Энциклопедия для детей. Том 9. Русская литература. Часть 2. ХХ век. – М.: Аванта+, 1999, с. 34. |
 |
А.А.Ахматова. Портрет работы художника Ю.П.Анненкова. 1921 г. Источник иллюстрации: Ахматова А.А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000.- С. 293. |
 |
А.А.Ахматова. Портрет работы художника Ю.П.Анненкова. 1921 г. |
| Ю.П.Анненков о портретах А.А.Ахматовой >>> |
 |
А.А.Ахматова. Фото М.Наппельбаума, 1922 г. Источник иллюстрации: Ахматова А.А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000.- С. 278. |
 |
А.А.Ахматова. Портрет работы З.Е.Серебряковой, 1922 г. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. |
 |
| А.Ахматова и О.Берггольц. Ленинград. Фотография, 1947 г. Источник иллюстрации: Ахматова А.А. От царскосельских лип: Поэзия и проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000.- С. 457. |
hallenna.narod.ru
