Музей Черномырдина Музей Бахрушина Центральный музей
    Вооруженных Сил РФ Валютная биржа Центральная детская
    библиотека Музей Есенина Политехнический музей Дворец спорта Видное Педагогический
    колледж Музей спорта Музей памяти воинов Библиотека 214 МузШкола Радость Самбо 70 Частная коллекция

Персоны и личности (интересное о известных). Этюд воздуха над морем айвазовский картина

Иван Константинович Айвазовский: Творчество

Появившаяся на академической выставке в 1835 году первая картина Айвазовского "Этюд воздуха над морем" сразу же получила хвалебные отзывы критики.

«Девятый вал» - одна из самых знаменитых картин Ивана Айвазовского, всемирно известного российского (армянского) художника-мариниста. Изображает море после сильнейшего ночного шторма и людей, потерпевших кораблекрушение. Лучи солнца освещают громадные волны. Самая большая из них - девятый вал, готова обрушиться на людей, пытающихся спастись на обломках мачты. Всё говорит о величии и мощи морской стихии и беспомощности перед ней человека. Тёплые тона картины делают море не таким суровым и дают зрителю надежду, что люди будут спасены.

«Радуга» - картина Ивана Айвазовского, написанная в 1873 году. На данной картине изображено бушующее море, с еле просматривающейся из-за штормовых облаков радугой. На переднем плане видны две лодки, с находящимися в них людьми. На заднем плане - покосившийся на бок корабль.

Айвазовский И.К. Вид Венеции со стороны Лидо 1855

Айвазовский И.К. Вид на Большой каскад фонтанов Петергофа и на Большой двореца Петергофа 1837

Айвазовский И.К. Вид Петербурга 1888

Айвазовский И.К. Восход солнца в Феодосии 1855

Айвазовский И.К. Зимний вид

Айвазовский И.К. Зимняя сцена в Малороссии

Айвазовский И.К. Ледоколы на льду Невы в Санкт-Петербурге

Айвазовский И.К. Лунная ночь в Константинополе 1884

Айвазовский И.К. Лунная ночь на Капри 1841

Айвазовский И.К. Морское сражение при Выборге 29 июня 1790 года 1846

Айвазовский И.К. Морской вид с часовней на берегу 1845

Айвазовский И.К. Ночь в Венеции

Айвазовский И.К. Петр I при Красной горке, зажигающий костер для сигнала гибнущим судам своим 1846

Айвазовский И.К. Приезд Петра I на Неву 1853

Айвазовский И.К. Сошествие Ноя с Арарата 1889

Айвазовский И.К. Пушкин на берегу Черного моря 1887

Айвазовский И.К. и И.Е Репин Прощание А.С. Пушкина с морем 1877

* * *

Прощай, свободная стихия!В последний раз передо мнойТы катишь волны голубыеИ блещешь гордою красой.Как друга ропот заунывный,Как зов его в прощальный час,Твой грустный шум, твой шум призывныйУслышал я в последний раз...

Прощай же, море! Не забудуТвоей торжественной красыИ долго, долго слышать будуТвой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливыПеренесу, тобою полн,Твои скалы, твои заливы,И блеск, и тень, и говор волн.

А.С. Пушкин

Айвазовский И.К. А.С. Пушкин на берегу Черного моря 1897

Айвазовский И.К. Наполеон на острове Святой Елены 1897

Айвазовский И.К. Александр II на Дунае

Айвазовский И.К. Всемирный потоп 1864

Айвазовский И.К. Лорд Байрон в Венеции (Приезд Байрона на остров св. Лазаря)

Айвазовский И.К. Хождение по водам 1888

Айвазовский И.К. А.С. Пушкин в Крыму у Гурзуфских скал 1880

Айвазовский И.К. Данте указывает художнику на необыкновенные облака 1883

Айвазовский И.К. Переход евреев через Красное море 1891

Айвазовский И.К. Хаос. Сотворение мира 1841

aivazovskyivan.blogspot.com

Воздух над морем

Картина Ивана Айвазовского «Вид на взморье в окрестностях Петербурга (Этюд воздуха над морем)», 1835 г. Из коллекции Государственной Третьяковской галереи

Документы Российского государственного исторического архива помогли прояснить обстоятельства, при которых широкая публика увидела первую большую самостоятельную работу Ивана Айвазовского. Случилось это в 1835 году, когда художнику было всего восемнадцать лет.

Двумя годами ранее по повелению самого царя Николая I из Крыма в столицу был доставлен «на казенный счет» способный юноша Ованес Гайвазовский. Он был зачислен в Императорскую академию художеств, как значится в архивном документе, «пенсионером его Императорского Величества... с содержанием его по 600 р. из Кабинета Его Величества».

Николай I, большой поклонник Петра Великого, возрождал идеи своего прадеда, в том числе пришедшую в запустение Приморскую (Ораниенбаумскую) дорогу. Выкупил за свои средства у наследников Стрельну (за один миллион триста тысяч руб.), Михайловское и Знаменское, которые отдал своим сыновьям. Для жены создал усадьбу Александрия, для дочери - Сергиевскую дачу, для цесаревича - Собственную дачу, а Петергоф сделал императорской резиденцией. И враз Ораниебаумская (Петергофская) дорога превратилась в одну из красивейших благодаря своим морским видам дорог в Европе.

Подавая пример подданным, царь приучал своих малолетних детей к морю - к большому страху матери-царицы. Ходил в шторм на катере, сам управлял им. Дочери на Ольгинском пруду Петергофа упражнялись в гребле.

Чтобы еще больше привлечь столичную публику, Николай I пригласил прославленного парижского мариниста мастера изображать исторические морские баталии Филиппа Таннера. На Рождество 1835 года в Эрмитаже была устроена выставка его картин. Восхищенный Айвазовский познакомился с мастером и даже напросился ему в ученики. Как писал Айвазовский, Таннер был «очень ласков и просил что-нибудь из моих работ показать ему». Молодой академист продемонстрировал ему свои летние ладожские рисунки, Таннеру они понравились, и он обратился к императору, чтобы тот направил своего протеже Айвазовского к нему - обучать писать марины, да и помогать писать приморские виды Петербурга.

Царь согласился, и в 1835 - 1836 годах в мастерской Эрмитажа, принадлежавшей раньше Джорджу Доу, способный ученик осваивал ремесло французского мариниста. Познавал, как писать морское освещение, волны и пену, облака и землю в разных ракурсах, корабли. И спустя два года превзошел своего учителя. Однако не всякому художнику это нравится, тем более работающему по императорскому заказу. Разразился скандал...

Согласно архивным документам, дело было так. Президент Академии художеств А. Н. Оленин в 1835 году, зная, что, выполняя поручение Таннера, Айвазовский ездит по окрестностям Петербурга и пишет морские виды, посоветовал ему создать для выставки академии большую картину на тему «Этюд воздуха над морем». Заказанная картина под этим названием была написана Айвазовским в том же году. 26 сентября 1836 года совет академии удостоил художника за эту работу Малой золотой медали.

В том же сентябре 1836-го в Академии художеств была открыта персональная выставка Таннера. Айвазовский, по-видимому, с разрешения Таннера, выставил на ней пять своих картин. Однако публика отметила только одну из пяти - тот самый «Этюд воздуха над морем». 28 сентября 1836 года выставку посетил Пушкин. Впоследствии Айвазовский вспоминал, что Пушкин встретил его «очень ласково» и с интересом смотрел его произведение.

Таннер явно не ожидал такого успеха своего ученика и почувствовал себя обойденным. Бытует версия, будто бы он пожаловался императору, что его ученик без спросу выставил на его персональной выставке свои работы. Император, любивший везде порядок, без промедления дал распоряжение снять картину, вызвавшую резонанс, и уволить «бывшего ученика живописца Таннера». Министр двора, не вдаваясь в подробности, решительно ответил в этот же день: «По Высочайшему повелению... прошу... приказать снять с выставки Академии художеств все картины, писанные бывшим больным учеником живописца Таннера...».

Так враз Айвазовский стал «бывшим»... Но почему же больным? Любопытен хранящийся в архиве рапорт штаб-лекаря Академии художеств. Оказалось, что Айвазовский «заболел простудной лихорадкой и вступил в лазарет 28-го июля сего года... скоро выздоровел... просил дозволить ему остаться еще на некоторое время в лазарете».

Лишь спустя пять месяцев удалось уговорить императора сменить гнев на милость. Только когда Николаю Павловичу показали картину «Этюд воздуха над морем», он простил Айвазовского. 14 марта 1837 года министр двора сообщил президенту академии: «Государь Император Высочайше повелел соизволить художника Айвазовского причислить к классу батальной живописи для занятий его под руководством профессора Зауервейда морской военной живописью...».

Картина была передана в музей академии. Поскольку на обороте не было указано название, хранитель музея, заполняя формуляр, обозначил наименование исходя из содержания: «Тихое море на берегу судно с матросом». В других архивных источниках приводится другое близкое название, только вместо слова «судно» употреблено «лодка». Ныне картина находится в Третьяковской галерее в Москве под двойным названием «Вид на взморье в окрестностях Петербурга (Этюд воздуха над морем)».

Когда я впервые увидел это произведение, долго стоял перед ним очарованный... А после долгих путешествий с репродукцией картины в руках по южному берегу Невской губы Финского залива мне, как представляется, удалось установить место, где увидел и написал это чудо слияния «воздуха над морем» талантливый молодой маринист. Это Стрельна, вид на взморье с западной стороны петровского мола. Он известен у местных жителей под именем «петровской дамбы».

Здесь издавна промышляли рыбаки на соймах (тип лодок, которыми пользовались на Ладоге и в Финском заливе). И сюжет понятен: ночью рыбацкую лодку, не сумевшую войти под парусом в устье Портового канала, выбросило на песчаный берег. Товарищи ушли за помощью, чтобы столкнуть лодку в море, а оставшийся на вахте рыбарь, утомленный ночными переделками, заснул в ожидании подмоги...

Море, камыши, песчаный пляж и необъятные белые облака - все это в Стрельне осталось. И вот родилась мысль: а почему бы не установить в том самом месте на берегу раму в размер картины (134 х 107 см) со скамейкой? Чтобы каждый приходящий здесь на море мог так же, как когда-то Айвазовский, ощутить радость созерцания воздуха над морем в Стрельне...

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в наших группах ВКонтакте и Facebook

Твитнуть

Класснуть

spbvedomosti.ru

Этюд - Мир живописи Татьяны Казаковой

У импрессионистов этюды магическим образом превратились "в картины", в которых они якобы выражают свое впечатление, хотя, если быть точным, почти все их картины — это именно этюды, то есть произведения вспомогательного характера выполненное целиком с натуры.

Для справки...Импрессионизм (фр. impressionisme, от impression - впечатление) - художественное течение в искусстве, возникшее в последней трети XIX века. Это название, использованное журналистом как насмешка, но потом получившее широкое распространение, возникло после первой выставки Салона Отверженных в 1874 году, на которой в числе прочих была выставлена картина Клода Моне "Впечатление. Восходящее солнце".

Именно импрессионисты массово вышли рисовать на пленэр, на природу (до этого художники работали в только в студиях), чтобы "улавливать и передавать естественное освещение". Однако главной причиной такого массового "выхода в свет" стало появление готовых красок в тюбиках, которые всю предыдущую историю художники изготавливали самостоятельно. Теперь любой мог стать "художником", даже не умея писать картины, ведь главное - импрессия, то есть впечатление.

И хотя история импрессионизма охватывает всего 12 лет (с первой выставки в 1874 г. по последнюю, восьмую, в 1886 г.), он, несмотря на ряд полезных моментов, сыграл злую шутку с живописью, вызвав наплыв дилетантов. С его легкой руки руки многие, как прошлые, так и современные, художники так и застряли на стадии этюдов, точнее пленэрных набросков, лишь в небольшой части случаев дотягивающих до той стадии готовности, когда их можно с чистой совестью назвать картиной.

Чтобы увидеть эту разницу, сравните, например, показанные выше "этюд" Айвазовского и "картину" Моне. Не путайте последнего с Эдуардом Мане, который, хоть и сидел часто на пленэрах бок о бок с Моне, но отказывался участвовать в выставках импрессионистов и был прекрасным художником. Так же, как и Пьер Ренуар, которого многие ошибочно считают импрессионистом. Хотя Ренуар и принял участие в ряде (4 из 8) выставок импрессионистов, его "импрессионистский период" длился всего 8 лет (с 1874 по 1882 год), то есть был в полтора раза короче всего "века импрессионизма". До и после этого он писал картины исключительно в классическом стиле. Или Эдгар Дега, который хоть и активно участвовал в выставках импрессионистов, пропустив только одну, никогда не писал свои работы на пленэре*...

Александр Казаков

__________________________________________* Пожалуй, на этом стоит остановиться и создать о специальную статью Словарика об импрессионизме, поскольку это явление интересует многих и порождает много мифов. - АК

www.tatyana-kazakova-art.ru

Персоны и личности (интересное о известных): Иван Айвазовский Моцарт моря

Принято считать, что настоящий художник должен быть "непризнанным и голодным". Жизнь Айвазовского разрушает этот стереотип- все у него получалось сразу и удачно, сплошное везение, образец успешности, никаких метаний и поисков, никакого трагизма. Выставки, признания, награды, заказы... Прямая, даже скучноватая отсутствием зигзагов стезя- как будто высшая сила, раз и навсегда определив художнику предназначение, неуклонно вела его к цели. Первое звено в цепи "неслучайностей "- рождение в Феодосии, отличавшейся редким сочетанием ограничености провинциального захолустья и портовой открытости.

Айвазовский Иван Константинович - Восход солнца в Феодосии

Море- доминанта феодосийского пейзажа, и даже странно, что до Айвазовского в этом городе не появились известные маринисты. Художники были, наверное, но лишь он сумел увидеть в морской воде многослойные метафоры и верность натуре поднял до артистичности и поэзии. Видимо, Место ждет своего художника, а дождавшись, сливается с ним в творческом единстве. Морю нужен был соавтор, и появился Айвазовский. Староста Феодосийского базара, армянин из Галичины Гевор Айвазян предпочитал именовать себя Константином Гайвазовским. А его младшего сына Ованеса, родившегося 29(17) июля 1817 года русские феодосийцы стали называть Иваном. Но для соплеменников навсегда остался Ованесом Айвазяном так подписывал он свои письма на армянском языке, а порой и картины. В мальчике рано проявились отцовские качества: впечатлительность, цепкая память и любознательность. Только старший Гайвазовский впитывал "языки и нравы народностей, среди которых ему пришлось пожить, а младший все, что видел вокруг себя в живописном портовом городке". Работая мальчиком в кофейне он за считаные дни научился наигрывать услышанные милодии на скрипке, да так, что растроганный капитан-грек подарил ему свою. Ованес не раставался с нею всю жизнь. Он любил рассматривать вышивки своей матери Рэпсиме- известной в городе мастерицы. На них сплетались стебели невиданных растений, листья и бутоны складывались в волшебные узоры, жаркие алый и оранжевые цвета соседствовали с глубоким синим, солнечным желтым... Ованесу нравилось бывать к отца на базаре, где гул людских голосов сливался с отдаленным гулом моря, любоваться горами красочных южных плодов. Здесь в этом красивом городе застала его весть о войне. Взволновано шумели люди на базаре: "Османская империя", "восстание греков", из рук в руки переходили газеты со свежими новостями. А сын Гайвазовского не мог оторваться от рисунков и гравюр, изображавших морские баталии. Впечатления будоражили душу и требовали немедленного выхода. Обычно мальчишки играют в войну- это дает ощущение сопричастности ; Ованес же принялся перерисовывать картинки. Копии получались поразительно точными и живыми, как будто он сам был очевидцем событий. Не рисовать было уже невозможно, ведь каждый раз рождалось маленькое чудо: несколько проведенных на бумаге линий сливались в парусник, круто накренившийся под ветром, в военные корабли , с которых палили из пушек. Но бумаги все время не хватало. И тогда мальчик принялся рисовать углем на побеленных стенах домов. Время останавливалось- только, казалось, начал рисовать, а паруса уже розовеют от закатных лучей! Случайно ли его рисунки увидел городской архитектор Яков Христиатович Кох? Может, и нет: ведь он время от времени навещал своего доброго знакомого Константина Гайвазовского. Однако цепочка "случайных неслучайностей" продолжала сплетаться звено за звеном. Кох восхитился нарисованной на стене эскадрой и стал учить способного мальчика основам перспективы. Затем показал его рисунки градоначальнику Александру Ивановичу Казначееву.

Александр Иванович Казначеев

Бывший ординарец генерал-фельдмаршала Кутузова, сражавшийся под Бородином, Татурином и Лейпцигом, был человеком культурным и любил живопись. Он подарил юному художнику бумагу и краски. Вскоре Казначеев был назначен губернатором Таврии, и , отбывая служить в Семфирополь, забрал с собой Ованеса. Александр Иванович и не подозревал, что взяв на себя заботы об образовании двенадцатилетнего Гайвазовского, сделал для Феодосии, да и для отечества в целом гораздо больше, чем за все время своей службы. ..В симферопольском доме Казначеева собиралось светское общество, Иван играл на скрипке, показывал свои новые рисунки. Они произвели на Наталью Федоровну Нарышкину, вдову предыдущего губернатора, такое впечатление, что она написала об этом своему приятелю, художнику Н.И.Тончи, инспектору рисовальных классов Архитектурной школы в Москве. А дальше цепочка вилась уже как бы сама собой: Тончи переслал ее письмо и рисунок мальчика министру двора, князю П.М.Волконскомул; тот сделал запрос президенту академии художеств А.Н. Оленину; Оленин согласился, что Иван Гайвазовский имеет отличную способность к художествам, и предложил, дабы не лишать сего молодого человека случая и способов к развитию и усовершенствованию его природных способностей у художеству, испросить высочайшего соизволения на определение его в Академию, каковое соизволение и было скоро дано. Участие в судьбе юного художника сильных мира сего не удивительно и не случайно: образованные люди 19 века стремились подражать европейской моде в покровительстве искусствам. Зародившиеся в то время частные коллекции стали основой многих современных музейных собраний. А возможно, еще не уляглась волна патриотизма, поднятая Отечественной войной 1812 года, двору нужны были талантливые баталисты, певцы сражений и побед. Дабы Россию возвысить и прославить... По одной из этих причин или по всем вместе, но талантливого армянского мальчика приняли в Академию художеств "пансионером Собственного Его Императорского величества Кабинета".

Здание Академии художеств

Портрет М. Н. Воробьёва.

И тут же следующая неслучайность: профессор Максим Воробьев, в класс которого определили Ивана, был не только выдающимся пейзажистом, но и любителем поезии, музыки и увлекательных бесед об искусстве. Ученики собирались у него после ежедневного рутинного рисования "гипсов", изучения основ композиции и тонкостей правильной штриховки. Затаив дыхание слушали, рассказы о знаменитых художниках... Воробьев охотно поддерживал стремление ученика изображать морские пейзажи. Иван Гайвазовский открыл для себя ту часть мировой маринистики, что находилась в собрании императорского Эрмитажа,- французев и голандцев. Вообще годы, проведенные в Петербурге, обогатили его несказанно. Молодому художнику посчастливилось познакомиться с выдающимися людьми того времени: композитором М.И. Глинкой, критиком В.Г. Белинским, баснописцем И.А. Крыловым, поэтом В.А. Жуковским.

Белинский В.Г.

Глинка Михаил Иванович

Иван Андреевич Крылов

На академической выставке в сентябре 1836 года Иван впервые увидел А.С. Пушкина. Всего несколько минут разговора, но- "с тех пор и без того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед и рассказов о нем",- вспоминал уже в старости художник. Маститый французский художник Филипп Таннер был в бешенстве. Стоя перед своими полотнами на академической осенней выставке, он в раздражении кусал губы. Этот щенок!... Как он посмел повесить рядом с его работами- свою?! Посетители выставки интересовались маринами. Но элегантные дамы и господа, лишь мимоходом скользнув взглядом по полотнам француза, останавливались возле "Этюда воздуха над морем" Ивана Гайвазовского и в восхищении шептались: -Как нежно!.. И не скажешь, что масло. -Да-с, почти акварельная техника... -И до чего живо, вы только взгляните?.

Этюд-воздуха-над-морем

. Теннет хмуро смотрел на холст. Внутренне, сам того не желая, он соглашался с публикой: ученическая работа великолепна. Однако, как же субординация?! Французский мастер приехал в Петербург по приглашению самого императора Николая первого. Для выполнения высочайшего заказа французу предоставили помощника из учеников академии. Гайвазовский добросовестно копировал его, мастера, эскизы и переносил контурный рисунок на холст. Выполнял всю мелкую работу, каковую и надлежит выполнять ученику. Но ведь он, оказывается, попутно осваивал технику маринистической живописи! Так вот зачем мальчишка подолгу торчал у него за спиной! Таннер прекрасно знал, что картину для выставки Гайвазовскому разрешил написать лично президент Академии Алексей Оленин, чему мальчишка был несказанно рад. И, конечно, не сам же он повесил ее здесь... Но уже слишком много внимания она привлекает! Совет Академии даже наградил ее серебряной медалью. И главное этот номер "Художественной газеты" со статьей!- в который раз вспоминал Теннер.-"Сравнение марин Теннера с мариной Гайвазовского далеко не в пользу известного француза"... Нет, это дело так оставить нельзя. Император- сам строгий поборник субординации, надо будет ему пожаловаться эдак невзначай". По высочайшему распоряжению картину Гайвазовского с выставки сняли. Для любого другого ученика такой конфликт мог бы закончиться печально. Однако за него сразу же вступился Крылов, Жуковский и профессор Академии Александр Зауервейд. Император не только благосклонно выслушал заступников, но, оценив прелесть "Этюда", купил его за 1000 рублей асигнациями и повелел оставить в Академии- как пример и образец для других учащихся. Более того, интрига ревнивого к чужому успеху Таннера принесла неожиданные плоды: на юного живописца обратили внимание даже те, кто о его существовании даже не подозревали. "Воспитанник Академии Гайвазовский, который был весьма короткое время учеником г. Таннера, сделал в два или три месяца такие успехи, что стал недалеко от своего образца.. .Дайте же честь молодому дарованию, которое так быстро идет к славе",- говорилось в обзоре выставки. "Государь император высочайше повелел соизволить художника Гайвазовского причислить к классу батальной живописи для занятия его под руководством профессора Зауервейда морскою военной живописью".

Зауервейд-Александр-Иванович

А вот уже и проясняется предназначение если не высшее, то земное. Батальная живопись!.. Иван был прикомандирован для учебных занятий на Балтийский флот. Изо дня в день наблюдать стихию, которая стала главной темой его творчества,- можно ли мечтать о большем? Гайвазовский делал наброски, развивая и без того цепкую зрительную память- и вскоре уже готова картина" Большой рейд в Кронштадте".

Большой-рейд-в-Кронштадте

Горный корабль на переднем плане, несмотря на сильное волнение на море, стоит ровнехонько; вдали множество мачт и парусов- да, это гордость Российского флота! Впечатления оказались столь сильны, а работоспособность Гайвазовского столь велика, что он успел написать к очередной выставке семь картин. За картину "Вид на взморье в окресностях Петербурга" художника вновь наградили, на этот раз золотой медалью.

Вид-на-взморье-в-окрестностях-Петербурга-1835-год

О его картинах с заинтересованностью отозвался в печати художественный критик Нестор Кукольник, а спустя некоторое время они с Иваном познакомились. Кукольник ввел Гайвазовского в круг людей, которые собирались либо в доме Карла Брюлова- прославленного выпускника Академии и кумира ее учеников. В 1838 году Иван окончил Академию с золотой медалью и правом на казенные средства шесть лет работать в Италии. Однако сначала ему порекомендовали для самостоятельных занятий отправиться на два года в Крым. Дома, в Феодосии, он набросился на работу так жадно, будто в Петербурге вовсе не брал кисти в руки!.. Картина "Фрегат под парусом"- нежное утро, мастерская передача малейших оттенков неба, стихии такой же изменчивой, как и море. "Фрегат на море"- картина совсем иная: небо пасмурно и ветер, волны. А вот "Десант Н.Н. Раевского в Субаши" имеет особую историю. Художник принимал участие в боевой операции у берегов Кавказа, держа в руках как он вспоминал, и карандаш для зарисовок, и пистолет. Под дымовой завесой артилерийского огня Гайвазовский ваместе с солдатами высадился в долине реки Субаши. По удалении неприятеля на берегу осталось до 50 человек. Все мое вооружение состояло из пистолета и портфеля с бумагою и рисовальными принадлежностями. Картина была чудная: берег, озаренный заходящим солнцем, лес, далекие горы, флот, стоящий на якоре, катера, снующие по морю, поддерживающие сообщение с берегом.

Десант Н.Н. Раевского в Субаши

Миновав лес, я вышел на поляну, здесь- картина отдыха после недавней боевой тревоги: группы солдат, сидящие на барабанах офицеры, кое-где труппы убитых и присланные за их уборкою черкесские подводы. Развернув портфель, я вооружился карандашом и принялся срисовывать одну группу. В это время какой-то черкес, без церемонии взяв у меня портфель из рук, понес показывать мой рисунок своим. Понравился ли он горцам- не знаю; помню только, что черкес возвратил мне рисунок выпачканным в крови... Этот местный колорит так на нем и оставался, и я долгое время берег это осязательное воспоминание об экспедиции. Он писал виды Феодосии, бурю у Генуэзской крепости, море, опять море... Ялта, Керчь... Родные края вдохновляли его. Морские пейзажи следовали один за другим. За несколько лет было написано несколько десятков картин. Некоторые из них в качестве отчета были отправлены в Академию. "Это сон или явь?"- оглядывался Айвазовский. Венеция, словно рожденная морскими волнами, не желающими отпустить свое дитя, поразила художника, как поражала всегда и всех,- совершенно иной стилистикой, необычным сосуществованием человека и моря. Но он то чувствовал свою родственность с нею, ибо тоже, как ему казалось, был исходно и неразрывно связан с морской стихией... Дома вырастали из воды и отражались в ней. Четкие силуэты соборов и колоколен рисовались не фоне тающих облаков. Художник торопливо достал бумагу и карандаши. Так... Слева мачты парусника, справа с ним "рифмуется" колоколня и купол- пониже... Передать ритм- особенный, неповторимый венецианский ритм, и посередине- водную гладь... А вот босоногий местный житель у своей парусной лодки, и до чего живописен- поскорей зарисовать!... Но он не только делал наброски, а и запоминал, доверяя своей фантастической, точной памяти. Позднее Иван Константинович напишет "Вид на Венецианскую лагуну" и воссоздаст ее зеркальную поверхность.

Вид-на-венецианскую-лагуну

Непередаваемое зеленовато-бирюзовое небо и золотая вечерняя луна отражается в ней, а плоскость композиции прорезает вертикаль старого, густо обвитого плющем дерева, чья чуть трепещущая листва пронизана лунным светом. Под деревом нарядные девушки и ребенок, сейчас они сядут в гондолу, и она заскользит по воде... Тишина покой и гармония... Покой и гармония царили и на острове Сан-Ладзало, в армянском монастыре, где Айвазовский встретился со своим старшим братом Габриэлем, монахом и ученым, и решил погостить у него некоторое время. Они не виделись много лет и теперь наслаждались обществом друг друга. После этого Айвазовский объехал всю Италию- и работал, работал, наблюдал, впитывал, чутко улавливая малейшие оттенки моря, неба, изгибы ландшафта. Ему открывались Флоренция, Неаполь, Сорренто, Рим... Вечный город подарил художнику, кроме гениальных произведений архитектуры, скульптуры и живописи, замечательные знакомства. Он сошелся с Николаем Гоголем, художником Александром Ивановым. За несколько лет жизни в Италии Айвазовский создал несколько десятков великолепных картин и окончательно выработал собственный стиль работы. Он писал по памяти, убежденный, что натура все равно не уловима для кисти, слишком изменчива и быстротечна. Волны и свет не заставишь позировать!...Но писал сутками не отходя от холста, добиваясь цельности впечатления. И что же? Метод работы по памяти оказался много действеннее писания с натуры. Воплощая на полотне свои уже" осмысленные и переосмысленные" впечатления, художник, как режисер, сразу формировал эмоциональное наполнение картины. Сходство с пейзажем отодвигалось на второй план, на первое выступало взаимодействие со зрителем. Правда искусства оказалась правдивее даже самой природы. Айвазовский дал нам одновременно и море, и фантазии на морские темы, то есть создал собственную поэтику, когда дух пейзажа важнее буквальной его точности... Картины Айвазовского вызывали всеобщее восхищение. Слава его росла. "Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордится моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный прием на родине",- писал позже Айвазовский. Не ожидая конца шестилетнего срока пребывания за границей, в начале 1844 года художник вернулся в Петербург. К тому времени он уже стал членом Парижской, Римской и Амстердамской Академии художеств. Петербургская Академия также удостоили Айвазовского званием академика, "как прославившегося своими работами по части живописи морских видов". В том же году он был причислен к морскому ведомству со званием живописца Главного Морского штаба и правом носить мундир Морского Министерства- беспрецедентное в истории отечественного искусства распоряжение. Два года спустя, когда Айвазовский отмечал десятилетие своего творчества, военные корабли, прибывшие в Феодосию во главе с флагманом российского флота "Двенадцать апостолов" под командой генерала Корнилова, салютовали художнику. Это было бесспорным признанием его заслуг. Юлию Гревс, свою первую жену, Иван Константинович встретил в доме знакомой петербургской вдовы в 1848 году. Молодой но уже прославившийся и в Европе и на родине живописец, несмотря на свое далеко не знатное происхождение, считался завидной партией, а у хозяйки были дочери на выданье. Однако внимание художника привлекли не барышни, а их гувернантка. Айвазовский был покорен красотой и образованностью девушки и со сватовством тянуть не стал. "Я спешу сказать Вам о моем счастье,- писал он в одном из своих писем приятелю.- Правда, я женился, как истинный артист, то есть влюбился, как никогда. В две недели все было кончено. Теперь, после восьми месяцев, говорю Вам, что я так счастлив, что я не воображал половину этого счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так, как я и женился". Вскоре был создан знаменитый "Девятый вал", состоялись выставки в Москве и Париже.

Художник участвовал в маневрах и писал батальные полотна по заказу Главного Морского Штаба, даже затеял археологические раскопки древних курганов возле Феодосии. Своим интересом к археологии он увлек и жену. Юлия ездила с ним на раскопки собственноручно просеивала землю, стараясь не пропустить даже самых мелких находок, следила за их сохранностью и упаковывала для отправки в Петербург. Всего экспедициями Айвазовского было раскопано 80 курганов!... На свет появились дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна; Юлия Яковлевна растила и учила детей, помогала мужу в занятиях попечительством и благотворительностью.

Айвазовский-с-женой-и-дочерьми Елена, Мария, Александра и Жанна

Правда семейное счастье оказалось не вечным. В начале шестидесятых годов брак дал трещину. Что послужило причиной? Стремление жены жить в столице, вращаться в свете, дать образование дочерям, а со временем подыскать им удачную партию? В захолустной Феодосии это было затруднительно... Желание художника оставаться в своем городе у моря и работать, сутками не выходя из мастерской?... Так или иначе, они расстались, а спустя три десятилетия после свадьбы Айвазовский наконец получил редкий по тем временам развод. В 1882 году он встретил 25 летнюю вдову, армянку редкой красоты. Иван Константинович, нисколько не утративший в свои 65 лет темперамента и порывистости, влюбился как и первый раз, мгновенно. Анна Бурназян-Саркисова была моложе мужа почти на 40 лет, однако стала для него настоящей музой и добрым ангелом.

Портрет-жены-художника-Анны-Бурназян.-1882

Ее стараниями дом художника превратился в место где подолгу гостили не только дочери и внуки Ивана Константиновича (трое из который тоже стали художнниками маринистами) но и но и его собратья по искусству , писатели, музыканты и актеры. Творчество Айвазовткого получило новый толчек, он едва успевал воплощать замыслы, и такая творческая плодовитость не иссякла до конца его жизни. Написанная в1898 году огромная, величественная картина"Среди волн"- бесспорный шедевр, своего рода умудренный опытом "Девятый вал". Невозможно поверить, что автору этой работы шел 82-й год.

Айвазовский-Иван-Константинович-Среди-волн

По набережной Феодосии, приподнимая соломенную шляпу в ответ на обращенные к нему приветствия, неторопливо шествовал пожилой господин в белом просторном костюме и с тростью в смуглой руке. Его лицо с восточными чертами дышало суровым достоинством. Среди прочих участников южного дефиле старик выделялся тем, что не затевал разговора с разодетыми дамами и не спешил занять кресло у воды. Чуть прищурившись, он пристально, будто впервые, вглядывался в полосу прибоя. С ним в очередной раз раскланялись. Удаляясь, он успел услыхать тихое: -Папенька, кто это? -Айвазовский, знаменитейший маринист. -Как, тот самый? Ветер отнес голоса, и они расстаяли в плеске волн и криках чаек. Улыбка Ивана Константиновича сделалась ироничной. Всемирная известность слава... Суета! Хорошо, что он вырвался из столичной круговерти и вернулся сюда, в город своего детства. Здесь все - море, и песок, и камни- помогает работать. Ни с чем не сравнимое наслаждение творчества- это, господа мои, посильнее будет, чем украсить мундир очередной звездой! Давно позади удивление и разочарование петербургской публики, узнавшей, что мастер, которым восхищается вся Европа, в самом рассвете творческих сил и славы покинул столицу и уехал в провинцию. Откуда им знать, что для него жить- значит работать. Одно лишь полезно в утомительной славе: благодаря моде на марины Айвазовского он стал одним из самых богатых художников России. На свои средства благоустроил родной город, выстроил несколько зданий, построил дом-мастерскую и при ней картинную галерею. Помогает в строительстве порта и вот этой железной дороги, идущей вдоль набережной. Художник направился в мастерскую. В помещении, защищенном от жары толстыми стенами, работала группа учеников. Он чуть задержался на пороге, вдохнув знакомый густо-сладкий запах масляной краски. -Добрый день, Иван Константинович, вразнобой поздоровались ученики. -Здравствуйте. Ну, как дело движется?- Айвазовский присел на тяжелый резной стул, стараясь не выдать усталости. Недавно ученики получили задание: выбрать одну из его картин и скопировать в меньшем размере. Большинство выбрало "Бурю на северном море" и "Бурю на ледовитом океане"- две схожие его работы, не слишком сложные по композиции и колориту. И теперь старательно смешивали на палитре ультрамарин, берлинскую лазурь и синий кобальт, стараясь попасть в холодную гамму. И лишь один молодой человек решился копировать знаменитый "Девятый вал". Он был написан Айвазовским почти полвека назад, им восхищались, его критиковали. Как обычно, восхищались почти все, критиковали единицы, но все же...

Айвазовский за работой 1899 год

Кое-кто из критиков приписывал Айвазовскому ограниченность и самоповторы. А как избежать повторов, если тема-то одна- море? Море в разных состояниях, в разное время суток и при разной погоде. В конце-концов, в разных широтах!... Отметили бы лучше, насколько разнообразны пластические и колористические ришения при таком однообразии натуры! Он подошел к мольберту юного колориста. Тот в это время тщательно прописывал брызги от всплеска- не самого главного грозного вала, а невысокой восны, поднявшейся рядом с людьми на обломке корабля. Несколько раз подходил к оригиналу, изучал расположение точек-брызг, снова возвращался к своему холсту. И все вроде точно копировал, но вот брызги от морской волны у него не очень хорошо получались. Учитель не выдержал- взяв кисть, обмакнул ее в белила, затем, наставив на полотно, провел по щетине лезвием мастихина. Краска разбрызгалась , да так живо, что волна заиграла! Велев ученикам продолжать работу, Иван Константинович вышел из мастерской. Идя вдоль фасада своего дома, он размышлял о том, что в живописи выдумка иной раз живее правды. Ведь если природа импровизирует, то художник должен учится у нее! ...Всего несколько минут не хватило Айвазовскому, чтобы дописать свою последнюю картину. В ночь на 19 апреля 1900 года Иван Константинович скончался от кровоизлияния в мозг. У фасада дома великого мариниста благодарные сограждане поставили памятник. Лицом к морю обращена бронзовая фигура художника, сидящего с палитрой и кистью в руках и пристально вглядывающегося в морскую даль. На постаменте надпись: "Феодосия- Айвазовскому".

памятник-Айвазовскому-в-Феодосии

Выходя из галереи, люди идут по набережной и видят море. Эти же волны только что вздымались на холстах. И кажется- Художник отошел на минуту.

personaknown.blogspot.com

Айвазовский Иван. Художник моря! | World of Art

Едва ли кто-нибудь может сказать, что, однажды увидев море, он забыл его. Более того, море продолжает звать к себе, оно является в сновидениях, в мечтах и думах. И сколько бы ни прошло лет, каждый из нас, вновь увидев море, потрясен его жизненной силой, игрой волн, неукротимым ритмом движения. Море и небо - вот поистине колдовской калейдоскоп самых фантасмагорических сочетаний колеров, бликов и пятен. Изменяемость отношений красок моря и неба, смена состояний мгновенна, и поэтому мастерство, изображающее эту красоту на холсте или бумаге, выделено в особый жанр, и живописцы, изображающие море, зовутся маринистами.

Маринист. Это слово само уже несет в себе запас романтики, от него как будто исходит дыхание моря с его бесконечным, беспокойным и могучим дыханием. Художник моря! Этот жанр дался по-настоящему очень немногим большим живописцам, ибо, чтобы изобразить стихию моря, надо быть и вдохновенным поэтов. Так написать саму душу моря, чтобы стать как бы частью этой красоты.

Потому великих маринистов во всей истории мировой живописи можно насчитать лишь с десяток. Но больше.

Среди самых крупных и виртуозных певцов моря был Иван Константинович Айвазовский - художник с невероятной маэстрией, покоривший все трудности живописи и с изумляющей, кажущейся простотой и легкостью достигший вершин этого трудного жанра.

Ни Эдуард Мане, ни Клод Моне, которые, как и Курбе, писали марины в числе прочих своих произведений, не достигли таких высот. Иное дело - Тернер или Буден, эти истинные поэты могучей водной стихии, то яростной и бурной, то нежной и тихой...

Все краски радуги, невероятные контрасты света и тени, модуляции тончайших цветов, растворенных во влажном воздухе, вся энергия ветра, разгуливающего на просторах морей,- все, все это должно быть отражено кистью чуткой, одухотворенной страстью, не терпящей штампованных приемов. Излишне говорить уже о том, насколько свободна, но в то же время собрания и сдержанна должна быть палитра мариниста, ибо художником моря может стать только настоящий живописец от рождения, для которого язык красок и тайны колорита ясны до конца.

Море, как и небо, вечно в движении, в неуловимых рефлексах пленэра. Надо только это уметь видеть и, главное, запечатлеть на холсте, бумаге, на доске офорта или гравюры;..

***

В погожий летний день в маленьком крымском городке Феодосии, под плеск набегающей бирюзовой волны, в армянской семье Константина Гайвазовского родился 17 июля 1817 года сын - Ованес...

Можно изъездить весь мир, но безошибочно среди сотен к тысяч полотен ты найдешь и отличишь удивительно живые, трепетные, мягко и тонко написанные холсты, изображающие то просто море, озаренное лучами заката, то валы океана, громоздящиеся в пустынном огромном пространстве, то сцены морских боев...

Айвазовский - так позднее стал он писать свою фамилию - виртуоз кисти, постигший все тонкости изображения марин и достигший вершин славы. Его картины украшают лучшие собрания мира. Художник, создавший этот поток шедевров, обязан не только своему таланту и трудолюбию. Прежде всего создание мира его образов определено родиной - Феодосией, где еще малышом он привык видеть и научился любить море.

Феодосия. Крым... Это они служили той соленой купелью, в которой рождался талант будущего мастера. И бесконечная смена состояний, которые так тонко я контрастно отражают море и старые руины Генуэзской крепости, и стремительный бег облаков, то ослепительно белых и похожих на вершины вековых гор, то пурпурно-багряных, будто собравших весь жар полдня, то серебристо-лазоревых, окружающих бледную луну,- все это богатство природы с юных лет запало в душу малыша Ованеса, и он часами сидел у моря, любуясь накатом, оставляющим легкую пену и влажный след выброшенных медуз на берегу. Он дремал под мерный звук дышащего моря, и волны, прибегающие к его маленьким стопам, приходили из далекого далека, где бродили огромные корабли с надутыми парусами, фрегаты, бриги и корветы с десятками пушек, с крутыми бортами, с особо изогнутыми силуэтами, то напоминающими хищную птицу с распростертыми крыльями, то похожие на пущенную из лука стрелу... Все, все замечал и запоминал малыш, а когда пришла пора и муза тихо склонилась у его изголовья, мальчик взял кусок угля и стал рисовать на белой стене родного дома гордо плывущий корабль...

Отец увидел эти первые опыты восьмилетнего сына и, вместо того чтобы выругать его за выпачканную стену, вынес ему несколько листов плотной бумаги и карандаши.

- Рисуй,- сказал отец.

И сын начал рисовать стихийно, безудержно, Желание изобразить мир, его окружающий, было неутолимо. Правда, жизнь нелегка, средств на покупку бумаги, красок не было. Внезапно уехал в далекую сказочную Венецию старший брат Гарик. Годы шли. И когда будущему художнику исполнилось десять лет, нужда заставила семью Гайвазовских отдать маленького Ованеса в люди - работать в кофейню к греку Александру.

Кофейня. Мальчик на побегушках. Горький чад кухни. Дым. Гул голосов и бесконечная круговерть серых, нудных будней. Суета, тычки...

И вот однажды один из посетителей кофейни стал читать стихи Пушкина, посвященные гибели Байрона в Греции в боях за освобождение страны от иноземного ига, и вмиг перед глазами десятилетнего паренька предстала набережная Феодосии. Тихий-тихий вечер и... встреча. Он вдруг вспомнил светлые лучистые глаза смуглого худощавого курчавого молодого человека, который приходил сюда на бриге вместе с семьей героя Отечественной войны 1812 года - генералу Раевского.

Фамилия юноши с огненными глазами, так запомнившимися маленькому Онику, была Пушкин. Лишь через десяток лет судьба сведет их снова, уже в столице - Санкт-Петербурге на выставке картин молодого художника Ивана Айвазовского.

Работа в кофейне у хозяина-грека имела и свои светлые стороны. Общаясь с гостями, слушая рассказы моряков о далеких странах, об их путешествиях, паренек запасался знаниями. Дружа с музыкантами, Ованес научился играть на скрипке. Музыка. Она еще больше обогатила его духовный мир. Но, как говорят, пути судьбы неисповедимы... Юному художнику встречается меценат. Архитектор. Он почувствовал талантливость мальчика и забрал Ованеса из кофейни. Стал учить рисованию, перспективе, дал материалы - бумагу, цветные карандаши.

Упоенно, безотрывно отдался мальчишка любимому делу. И оно пошло. Так иногда первый толчок дает импульс к безудержному движению вперед. У архитектора Коха была легкая рука. Он знакомит градоначальника Феодосии - Казначеева с молодым художником, тот дарит ему первые в жизни Айвазовского акварельные краски и обещает поддержку. Вскоре семья Казначеева переезжает в Симферополь и берег с собою юного Ивана (как его стали звать к тому времени).

Симферополь... Позади осталась Феодосия - город, основанный греками около двух тысяч лет назад и названный ими «богом данным». Еще малышом, разыскивая старые монеты и черепки древней посуды, Ованес слушал рассказы о том, как родной город разрушили гунны, а в средние века генуэзцы восстановили его и назвали Кафой.

Детство. Многое в жизни человека зависит от того, как он провел детские годы, как увидел и ощутил в ту пору вечную красоту природы, в какие игры играл и какие книги читал, чему учился, что постиг, узнал ли цену знания и труда... И как все это вместе незаметно превратило его в отрока, юношу, обладающего характером, взглядом и видением окружающего мира.

Вскоре после приезда в Симферополь рисунки молодого Айвазовского посылаются в Петербург с ходатайством о принятии юноши в Академию художеств. Президент Оленин, просмотрев работы молодого человека, дал указание о принятии его «казенным пансионером».

...Столица России поразила юношу великолепием своих дворцов, парков, чугунных литых оград, мраморными изваяниями. Адмиралтейство, величественный Медный Всадник и, главное,- Нева в дорогом убранстве набережных, нарядных мостов. В ее серебряном зеркале отражались грандиозные колоннады дворцов, острые золотые шпили и розовые паруса могучих кораблей, величаво плывущих навстречу заре... Юноша был очарован. Наконец-то он близок к своей мечте стать художником,- ведь в Российской императорской Академии художеств, как он мыслил, было собрано все лучшее, чем располагала Русь. Надо лишь учиться, учиться рисовать и писать.

Но не все было так просто и однозначно в ту далекую пору. Николай I, самодержец, лично занимался академией, и дух, царивший в ней, был казенный, серый, далекий от романтических грез шестнадцатилетнего Айвазовского. Он ведь любил природу, море, свою маленькую солнечную Феодосию, а официальные библейские и мифологические сюжеты учебных заданий были чужды маленькому провинциалу, простодушному и застенчивому.

Молодому Айвазовскому посчастливилось попасть в класс к профессору Максиму Воробьеву - человеку простому, солдатскому сыну, тонкому лирику, прекрасно чувствующему красоту природы. Большой удачей было то, что Максим Никифорович обожал музыку, сам играл на скрипке и великолепно ощущал незримую связь музыки и живописи. Он сразу полюбил своего нового юного ученика за его талант художника, за музыкальность, за скрипку, которой он так прекрасно владел. И, что очень важно, профессор Воробьев отлично писал воду. Вот что он говорил о Неве, которую изображал неоднократно в любую погоду и время дня:

- У нас Нева - красавица. Вот мы и должны ее на холстах воспевать. На тона ее смотрите, на тона!

Воробьев понимал поэзию, дружил с Жуковским, Крыловым, Гнедичем. Словом, это был образованный и тонко чувствующий прекрасное человек... Айвазовский о первых дней заявил о себе как талантливый ученик, он много трудился и был с первых шагов отмечен.

...1833 год. Вся Европа восхищена творением Брюллова «Последний день Помпеи», и фанфары этого успеха достигли и берегов Невы. О Брюллове заговорили в академии. Молодежь ликовала, консерваторы и педанты ворчали, но слова из песни не выбросишь - «Помпея» потрясала умы, волновала всех, звала к постижению вершин искусства.

Пройдут годы, и живопись русского мариниста Ивана Айвазовского тоже обретет европейскую громкую славу... Президент Академии художеств Оленин, зная любовь Айвазовского к морю, подсказывает ему написать к академической выставке пейзаж моря. Ученик блестяще выполняет задание. «Этюд воздуха над морем» - называет он полотно... Любопытно, что этот холст был снят с экспозиции по указанию самого царя Николая I, поверившего кляузе французского гастролера «живописца» Таннера... Но чего не бывало в те далекие годы? Правда, справедливости ради, надо заметить, что зарвавшийся Таннер был вскоре изгнан из России, а опала с молодого Айвазовского снята, и царь даже велел выдать живописцу денежный подарок. Но горечи свершившейся несправедливости юный мастер не забудет никогда.

Шло время... И вот наступил 1836 год, когда впервые Айвазовскому разрешили выйти в море на боевом военном корабле. Перед молодым художником раскрылась во всей красе грозная мощь Балтики, свинцовые штормы и лазурные дни штилей. Вся, вся радуга капризной морской стихии предстала перед ним. Так были созданы семь картин из жизни русского военного морского флота. В них было не только море, но и корабли и люди, написанные с великим тщанием и знанием дела...

Айвазовский нашел свое призвание. Море и флот... Осенью на академической выставке эти картины имели большой успех. Сам Пушкин обнял автора полотен и немедля вспомнил Феодосию, порт, Раевского и малыша Ованеса. Картины молодого мариниста похвалил кумир молодежи Брюллов. Это была великая поддержка, столь необходимая любому начинающему суровый и тернистый путь к истинной славе в искусстве. Дар Айвазовского также заметил Глинка и встречался с ним. Такое окружение великих людей заставляло только усерднее работать, работать... Двадцатилетний художник пишет серию морских пейзажей, за которые в сентябре 1837 года получает золотую медаль первой степени, что давало ему право на заграничную поездку для совершенствования мастерства. Однако совет академии решил отправить Айвазовского на два лета в Крым, чтобы потом зимой он отчитывался о летних этюдах.

1838 год. Весна. Феодосия. Перед Иваном Айвазовским - родное Черное море. В тишину весеннего полдня врывается рокот прибоя. Вспененное, яростное море гонит седые валы, и они с ревом вздымаются и рассыпаются у прибрежных камней. Только крик чаек, грохот и стопы суровой стихии вспугивают разомлевшую от майского зноя тишину... Художник как зачарованный глядит на ярчайшую гамму красок, рожденную весной, морем и солнцем. Он весь до конца отдается этой вечной музыке, повторяющейся из года в год миллионы лет.

Он посещает Ялту, Гурзуф. Долго-долго стоит у кипариса Пушкина, вспоминая погибшего поэта.

Величественная земля Тавриды. Цветущие парки, горы в сиреневой вуали, черные кипарисы, розовые магнолии и море, море, то сине-изумрудное, то перламутровое, жемчужное, то пылающее багровое.

Мастер устраивает себе студию в Феодосии, куда привозит все крымские этюды. До самой зимы он неистово трудится, пытается добиться звучания открытого солнца, и наконец привычная коричневая академическая дымка уступает место полной гамме всепобеждающего пленэра. Ликующее море и звонкое бездонное небо - все, кажется, покорно кисти Айвазовского. Но он непрестанно ищет. Ищет свою палитру, свой колорит, безжалостно уничтожая и отвергая серые и вялые холсты.

К нему в мастерскую заезжает Николай Николаевич Раевский - генерал, начальник Черноморской береговой линии - и приглашает живописца посетить восточные берега Черного моря и понаблюдать боевые действия русского флота. Художник с радостью принимает это приглашение.

«Колхида» - военный корабль русского флота тех времен. Он шел мимо крымских берегов. Художник писал этюды. На борту он познакомился с братом Пушкина - Львом Сергеевичем и подарил ему пейзаж. Опять колдунья судьба свела три имени - Раевский, Пушкин, Айвазовский... Правда, Пушкин был лишь брат поэта, но их сходство, стихи, которые он читал, вспоминая любимого Александра,- все это трогало до слез...

В конце плавания, подойдя к берегам Кавказа, Раевский посетил флагманский корабль «Силистрия», стоявший во главе черноморской эскадры из пятнадцати судов. Он взял с собой Айвазовского и представил его адмиралам Михаилу Петровичу Лазареву, Павлу Степановичу Нахимову, Владимиру Алексеевичу Корнилову. Молодой художник встретил на флагмане многих друзей, знакомых по балтийскому походу.

Настал момент, когда с этюдником и пистолетом художник участвовал в десанте флота. Он успел сделать несколько зарисовок. Словом, получил боевое крещение. Юноша дышал горьким дымом бивачных костров, любовался черным пологом звездного неба. Лагерь охраняли часовые, и их глухие крики нарушали тишину ночных гор. Особенно запомнилась тайная встреча с ссыльными декабристами, их горячие слова о свободе, разуме, вере в конечную светлую судьбу России. Никогда не забудет художник мечущееся пламя костра и блестящие вдохновением глаза собеседников - Одоевского, Нарышкина...

Буйная, девственная, дикая природа Кавказа пленила молодого живописца, и он с целой папкой этюдов, включавших и десантные операции флота, приехал в Феодосию, где привел все в законченный вид и стал готовиться к отъезду в академию. В этих новых полотнах Айвазовского уже окончательно сложилось его основное призвание - маринист-баталист!

Просмотр. После долгих прений совет академии решил отправить Айвазовского среди других за рубеж для изучения классики.

Первые шаги их были в Италии. Венеция сразила своей яркостью, неподражаемым холодным колоритом, столь свойственным Веронезе, Тьеполо и другим гигантам венецианской школы.

Италия раскрыла богатства своей культуры, живописи, скульптуры, архитектуры. Молодые люди, потрясенные Римом, Флоренцией, изучали мастерство, копировали классиков. Они увидели Неаполь, Везувий.

Айвазовский пробовал показывать свои марины итальянцам. Некоторые холсты имели подлинный успех. Шли заказы от богатых меценатов, вельмож.

Однажды русский художник Александр Иванов взял с собой Айвазовского на этюды в Сабинские горы. Маленький городок Субиако расположен всего в пятидесяти километрах от Рима. Его окрестности были поистине дикими, первозданными по своей растительности и рельефу, украшенному суровыми, голыми скалами. Мастер работал на натуре неспешно. Долго рисовал, компоновал этюд, а потом с великим усердием выписывал каждую, казалось, малозначительную деталь. Но главной своей задачей он ставил передать неуловимое состояние природы, сложную игру теплых и холодных рефлексов и тот общий холодок, обычно свойственный открытому воздуху.

Стоял жаркий полдень. Иванов уже несколько раз переписывал этюд. Был недоволен работой. Вечерело. К нему присоединился Айвазовский, бродивший вокруг и рисовавший в альбоме наброски. Сурово поглядел Иванов на беглые кроки своего молодого друга. Ему было больно от такого легкомысленного изучения натуры.

- Все это происходит оттого,- строго произнес Иванов,- что... тебя завалили заказами, заславили и захвалили.

Он предостерег молодого художника, что ему грозит быть декоратором. На многих его картинах того периода природа разукрашена, как декорации в театре.

- Владеть кистью - этого еще очень мало, чтобы быть живописцем,- продолжал Иванов.- Живописцу надо стать вполне образованным человеком, он должен стоять на уровне с понятиями своего времени.

...Великий мастер не сказал больше ни слова. Тишина окутала вечный простор долин. Лишь легкий дымок, спешивший к небу, напоминал о присутствии здесь человека с его суетными заботами, мирскими делами. Айвазовский понял всю глубокую правду слов учителя. Не фантазировать и не сочинять «свою» природу, а изучать и тщательно следовать ее законам - вот его задача.

Седые руины Рима, свежий после дневного зноя воздух, великолепные, иногда мрачные, силуэты далекой истории. Арки, колонны, монументы... И все это озарено пепельным светом луны, бегущей по какому-то особенно черному бездонному майскому небу. Да, школа прекрасного, полученная Айвазовским не без помощи Александра Иванова и Гоголя, была бесценна. Общение художника Айвазовского с корифеями русской культуры дало понять молодому мастеру бессмертное значение строк Пушкина:

Служенье муз не терпит суеты, Прекрасное должно быть величаво.

В чем, на первый взгляд не всегда понятная, мировая слава картин Айвазовского? Ведь рядом с ним жили и творили крупные мастера, ныне почти забытые. Дело все в том, что великий маринист обладал замечательным качеством - любить красоту природы и уметь запоминать типические сюжеты, а потом писать их языком доступным и простым. И эти его, порою простодушные по драматургии, композиции до глубины души трогают любого зрителя, от опытного художника-профессионала до рядового посетителя выставок, побуждают вспоминать минуты общения с природой, морем. Художник заставляет вместе с собою любоваться прекрасным, делает зрителя активным сопереживателем, своим единомышленником.

У Айвазовского был добрый гений - счастливый случай. Это он чудом свел его еще мальчишкой с Пушкиным и Раевским. По приезде в Петербург заставил в первые дни встретиться на улице и подружиться со своим будущим профессором Академии художеств Воробьевым, столкнул с Брюлловым, Глинкой, Крыловым, Александром Ивановым, Гоголем, Лазаревым, Нахимовым, Корниловым и другими героями морских и сухопутных баталий. Словом, редко у кого такая (по тому нелегкому времени) безоблачная, не считая двух конфликтов с царем Николаем I, судьба. Правда, надо сказать, что талант и характер Айвазовского с самых юных лет обладали удивительной привлекательностью, мягкостью и обаянием.

Тысячу раз прав был Ньютон, который однажды воскликнул, что никогда не создал бы и малой доли свершенного, «если бы не стоял на плечах гигантов». С полным основанием мог повторить эти слова и Айвазовский, в творческой судьбе которого принимали участие корифеи русской и мировой культуры.

Поистине феноменальной по стечению обстоятельств была встреча Айвазовского с первым маринистом Европы - английским художником Уильямом Тернером, произошедшая в Риме. Тернер обласкал молодого художника, он несколько дней бродил с ним, непрестанно беседуя об искусстве. Записей разговоров нет. Но зато сохранились строки Тернера, посвященные одному из пейзажей Айвазовского:

«На картине этой вижу луну с ее золотом и серебром, стоящую над морем и в нем отражающуюся... Поверхность моря, на которую легкий ветерок нагоняет трепетную зыбь, кажется полем искорок или множеством металлических блесток на мантии великого царя!.. Прости мне, великий художник, если я ошибся (приняв картину за действительность), но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною. Искусство твое высоко и могущественно, потому что тебя вдохновлял гений!»

Каково было юноше прочесть эти строки, как бы льющиеся из самой души великого маэстро. Это было высшее признание!

Вскоре парижский Лувр предложил художнику выставить свои холсты, и Айвазовский привез «Море в тихую погоду», «Ночь на берегу Неаполитанского залива», «Буря у берегов Абхазии»... Успех был полным.

За этой экспозицией последовали многочисленные путешествия - Лондон, Лиссабон, Гренада, Барселона, Гибралтар, Мальта. И везде художник пишет, рисует, изучает натуру. Наконец, Амстердам - здесь двадцатисемилетнего художника удостаивают чести стать членом амстердамской Академии художеств.

1844 год. Увенчанный европейской славой, в середине лета он возвращается в Петербург. Огромный и пестрый путь школы мастерства окончен. Впереди дорога уже зрелого живописца со своим почерком, а главное - со своим видением мира.

Петербург встретил Айвазовского как триумфатора. Он вскоре был удостоен звания академика живописи и несколько дней спустя узнал, что его причисляют к Главному морскому штабу в звании «первого живописца» с правом носить мундир морского министерства. Ему поручают написать виды русских портов - Кронштадта, Петербурга, Петергофа, Ревеля, Гангута... Заказы завалили его. Петербургский свет спешил заполучить в свои собрания полотна Айвазовского... Эта светская блестящая круговерть утомляла, отвлекала от любимого дела. И по совету Белинского Айвазовский решает покинуть Петербург и уехать трудиться в Крым, в Феодосию...

Перед глазами художника стоял образ слабеющего, постаревшего Брюллова, так много обещавшего дать родине по приезде из Италии. Нет, нет! Работать, работать, работать. Никакой суеты, пустословия, никчемной траты времени. Светский Петербург был поражен, узнав, что художник в самом расцвете сил и славы бросает столицу и уезжает в «эту дыру». Царь Николай I, узнав об отъезде Айвазовского, заявил: «Сколько волка ни корми, он все в лес глядит!» В этих словах скрывалась ярость монарха, не удержавшего при дворе мастера, которым восхищалась вся Европа.

А Айвазовский?

Он строит дом, мастерскую в Феодосии и начинает свой многолетний подвиг труда в искусстве. «Для меня жить - значит работать»,- говорил художник. Он никогда не забывал, что является живописцем Главного морского штаба, и поэтому сразу же приступил к большой картине «Петр I при Красной Горке».

Шли годы. Проходили выставки, которым всегда сопутствовал шумный успех. Имя Ивана Константиновича Айвазовского стало настолько известным, что при одном упоминании его перед взором вставали великолепные пейзажи - марины, где властвовало безраздельное море.

1850. Айвазовский пишет свою самую известную картину - «Девятый вал». Дикие громады волн готовы раздавить затерянную в океане крошечную группу потерпевших кораблекрушение. Мы не знаем, сколько дней провели они в открытом море, но люди измучены до предела. Весь ужас борьбы со стихией вложен в этот холст. Но луч солнца, пробивший грозовые облака,- луч надежды - сулит обессиленным и изможденным спасение. Вот-вот буря утихнет, и люди, облепившие, как муравьи, обломок мачты, будут спасены. Пусть неистовствует океан, пусть еще грозно вздымаются гигантские волны. Воля, мужество, вера человека оказались сильнее стихии. Эту картину видели сотни тысяч зрителей. Ее слава увенчала и без того великую известность художника Айвазовского - певца моря и родного ему русского военного флота.

Его полотна, посвященные легендарным победам русских кораблей, многочисленны... Среди них - картина морского боя при Синопе, в котором победила русская эскадра под командованием Нахимова. Айвазовский изобразил подвиг командовавшего флагманским кораблем «Азов» адмирала Лазарева в известном полотне «Наваринский бой». Неувядаемые подвиги доблести и славы русского оружия в исполнении его патриотической кисти обретали вечность. Искусство маневра, непередаваемый грозный эффект артиллерийского боя, молниеносность и неустрашимость десантных операций - характерные особенности русского флотоводческого искусства - нашли свое великолепное воплощение в превосходно написанных произведениях художника-гражданина.

Незабываемо полотно, изображающее легендарный бриг «Меркурий», возвращающийся ночью на встречу с родным флотом после жестокой схватки с неприятелем. Ночь. Луна. Штиль. Лишь еле заметная зыбь лениво колышет морскую волну. Тишина. Позади неравный, но славный бой, в котором «Меркурий» победил вдвое превосходящего врага...

Трудно перечислить все полотна Ивана Константиновича Айвазовского, посвященные обороне Севастополя. Сами их названия - «Оборона Севастополя», «Малахов курган», «Гибель английского флота у Балаклавы», «Переход русских войск на Северную сторону» - говорят о том, что живописцу удалось запечатлеть самые драматические и яркие страницы героической эпопеи. Его картины воспитывают в зрителе дух гордости, патриотизма, желание изучить, узнать историю тех незабываемых дней.

Восторженно был встречен приезд Айвазовского в осажденный Севастополь. В те дни защитники увидели его на прославленном Малаховом кургане вместе с героическими руководителями обороны города Нахимовым и Корниловым.

Воспоминания... Они роем теснились в душе великого художника, когда он глядел на страшную и суровую панораму Севастополя - города-крепости, грудью встретившего врага... А ведь он помнил его мирным, белоснежным, утопающим в зелени, тихим и приветливым...

Пришла старость. Ивану Константиновичу пошел восьмой десяток. Но живописец не снижает напряжение труда. Он пишет все новые и новые картины. Лето проводит в Крыму, в Феодосии, зимой приезжает в Петербург или в Москву.

Сюжетом большинства его произведений служит море в разных состояниях. И сколько ни глядишь на его творения, поражаешься великому разнообразию сюжетов и пластических решений этой, в общем, одной и той же темы. Секрет этого сложен и прост.

«В картинах моих,- говорил сам художник,- всегда участвует кроме руки и фантазии еще и моя художественная память. Я часто с удивительною отчетливостью помню то, что видел десятки лет назад, и потому нередко скалы Судака освещены у меня на картине тем самым лучом, что играл на башнях Сорренто; у берега Феодосии разбивается, взлетая брызгами, тот самый вал, которым я любовался с террасы дома в Скутари».

Айвазовский, раз увидев и изучив мотив пейзажа, запоминал его во всех мельчайших деталях.

По памяти мастер создал один из своих шедевров. «Среди волн» - назвал Айвазовский эту жемчужину русской живописи.«Среди волн»... Над бездной мечутся седые яростные волны. Они необъятны, в гневе рвутся ввысь, но черные свинцовые тучи, гонимые штормовым ветром, нависают над пучиной, и здесь, как о зловещем адском котле, властвует стихия. Клокочет, бурлит, пенится море. Искрятся гребни валов. Безлюдно... Ни одна живая душа, даже вольная птица, не смеет зреть разгул бури... Только великий художник мог увидеть и запомнить этот миг поистине первозданности хаоса, как бы воскрешающего те времена, когда вся наша планета была океаном, стонущим от непрерывных катаклизмов рождения. И сквозь грохот и рев шторма тихой мелодией радости пробивается луч солнца, и где-то вдали брезжит узкая полоска света. Каким надо обладать характером, чтобы, несмотря на всю свою модность и захваленность, не глядя на бесконечные заказы, толкающие на штамп, сохранить к преклонному возрасту горячее, взволнованное сердце, зовущее к поиску, не дающее впасть в рутину - бездну, из которой нет возврата!

«Быть многообразным - как природа!» Ведь такие слова' могут сказать очень немногие мастера пейзажа во всей долгой истории мирового искусства. Но живописец знал не только свою силу, но и свои недостатки. Он не раз вспоминал разговор с Александром Ивановым, который призывал неустанно изучать и писать природу...

Иван Константинович в конце своей долгой многотрудной жизни открыл школу живописи в Феодосии, в городе, которому он неустанно помогал и почетным гражданином которого был. Горожане боготворили Айвазовского за все то добро, которое он сделал для Феодосии.

Однажды, собрав у себя в мастерской группу учеников, маститый художник, вздохнув, сказал:

- Я вижу, что мои картины произвели на вас сильное впечатление. Предостерегаю вас от подражания, которое вредит самостоятельному развитию художника. Можете перенимать технику того пли другого живописца, по всего остального вы должны достигать изучением природы и подражанием ей самой, Старайтесь быть реальными до последней степени.,.

Ученики молчали. Со стен студии па них глядела сама жизнь - море необъятное, трепетное, то пронизанное светом солнца, то угрюмое и свинцовое, словно нахмуренное, в пасмурный день. Они зримо ощущали, как бежит лунная дорожка по тихой глади морских вод, видели клубы дыма и языки пламени на горящих кораблях...

В открытое окно мастерской лились лучи заката. Вечерняя заря во всей своей непередаваемой прелести вставала над Черным морем. Это был поистине пир красок, уловить все богатство которых удавалось лишь немногим мастерам живописи. Один из первых среди них был Иван Константинович Айвазовский. Художник и патриот. Добрый, честный человек.

worldartdalia.blogspot.com

Айвазовский. Первые картины. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин.

Айвазовский. Первые картины.

Художественный смысл.

Близость Феодосии к Греции как-то возбудили совсем в ребёнке тот дух борьбы с монархией, который вскоре был потушен, но требовал себе какого-то выхода, пусть и предательски иного.

Искания догматика в интернете.

Догматик – это я. Одной из моих догм является духовная обусловленность художественного творчества. Ну великого, естественно. Ерундовое ни никому не известно, ни никому не интересно, как и почему оно произошло.

А вот почему Айвазовский стал романтиком – интересно. Мне, по крайней мере.

Романтиками становятся от несчастности.

(Я не имею в виду так называемый гражданский романтизм, который – в отличие от обычного романтизма – рождается от оптимизма ожидаемой победы.)

Была ли какая-то несчастность у Айвазовского (как, например, хромота у Байрона и соответсвующая ей трагически-героическая борьба Греции с Турцией)?

Он родился в 1817 году. За восемь лет до разгрома декабристов. Был слишком мал, чтоб политика его уязвила. Правда, наступившая затем николаевская реакция могла его как-то доставать. Но то потом. А интересно с самого начала.

Можно ли назвать романтической самую первую его картину?

Айвазовский. Вид на взморье в окрестностях Петербурга. 1835.

Может, и можно. Уже тут есть побег из общества в природу (человек и его изделие изрядно малы по сравнению с морем и, главное, небом).

Но было ли это от сознания своей бедности (он с 10 лет работал в кофейне, его на казённый счёт приняли в 1833 году учиться в Академию художеств)? Вторая его картина произошла точно от тоски по дому, по бескрайнему морю, которое было видно из их дома в Феодосии.

Айвазовский. Этюд воздуха над морем. 1835.

Он рисовал по памяти (да и нельзя море рисовать с натуры – оно ж не неподвижно.).

Или просто под влиянием своего учителя, М. Воробьёва, всё. Тот как раз повернул к мечтательному романтизму.

Нет. Было в маленьком Айвазовском что-то от упоминавшегося гражданского романтизма, разочарование в котором приводит к романтизму-эгоизму как к бегству в свою прекрасную внутреннюю жизнь.

"Когда в 1821-1829 годах в Греции поднялось восстание против многовекового владычества Османской империи, вести об этом докатились и до маленькой Феодосии. О событиях и героях греческой революции слухи привозили приезжавшие в Феодосию купцы, писали русские газеты, об этих событиях говорили на городском базаре, там же продавали народные картинки, гравюры с эпизодами восстания и портреты героев греческого народа. Срисовывая их, будущий художник и сам пытался фантазировать. На случайных листах бумаги он копировал портреты, военные сцены, а когда не хватало бумаги, то удобным местом для рисования оказывались беленые стены дома.

С детства мечтал Айвазовский о подвигах народных героев. На склоне лет он писал: "Первые картины, виденные мною, когда во мне разгоралась искра пламенной любви к живописи, были литографии, изображающие подвиги героев в исходе двадцатых годов, сражающихся с турками за освобождение Греции. Впоследствии я узнал, что сочувствие грекам, свергающим турецкое иго, высказывали тогда все поэты Европы: Байрон, Пушкин, Гюго, Ламартин... Мысль об этой великой стране часто посещала меня в виде битв на суше и на море".

Романтика подвигов сражающихся на море героев, правдивая молва о них, граничащая с фантастикой, пробудила у Айвазовского стремление к творчеству и определила формирование многих своеобразных черт его таланта, ярко проявившихся в процессе развития его дарования.

Рисунок солдата в полном военном снаряжении на стене дома случайно увидел градоначальник Феодосии Александр Иванович Казначеев. В руках юного Айвазовского впервые оказались настоящие акварельные краски, кисти и хорошая бумага, подаренные ему Казначеевым” (http://aivazovski.ru/kid).

То есть географическая (морская) близость Феодосии к Греции как-то возбудили совсем в ребёнке тот дух борьбы с монархией, который вскоре был потушен, но требовал себе какого-то выхода, пусть и предательски иного.

Если я не натянул, то догма подтвердилась.

15 ноября 2016 г.

Натания. Израиль.

art-otkrytie.narod.ru