Музей Черномырдина«Монастырская трапеза»: что на самом деле изображено на картине? Трапеза картина
Трапеза. Картина Василия Григорьевича Перова.(1865-1876)
 |
| Трапеза - Василий Григорьевич Перов. 1865-1876. Холст, масло. 84х126 |
Василий Григорьевич Перов (1834-1882) - выдающийся мастер 1860-1870-х, темой творчества которого стало обличение несовершенств современного общества. В его живописи нашли отражение волновавшие российскую интеллигенцию судьбы «униженных и оскорбленных», жизни конкретных людей, их боль и страдания. Объединившись в своем противостоянии «мраку» окружающей действительности, писатели и художники выступали с резкой критикой и страстным осуждением пороков человечества и несправедливости социального строя.
Полотно «Трапеза» представляет зрителю сцену монастырского обеда с роскошно накрытом столом, изобилующим разнообразными яствами. Разворачивающаяся на глазах композиция словно иллюстрирует мерзость поведения и уродство сущности представленного духовенства. В общем шуме вакханалии, происходящей на фоне распятого Христа, разрумянившиеся батюшки предаются земным утехам - пьянству и чревоугодию, в правой части картины один из сановников заискивает перед богатой барыней. Устроенный в храме балаган, изображенный Перовым, выдает истинное лицо церкви того времени. По выражению современника художника, Ф. М. Достоевского, «исчезли И стерлись границы добра и зла».
Гражданственность поэзии и живописи 1860-1870-х, в которых зачастую встречаются прямолинейность, едкая ирония, выраженная в общей бескрасочности и будничности повествования, воспринимается сегодня не как недостаток, а как особенность «художественной скорби» эпохи. Неслучайно многие произведения художника не допускались до экспонирования на выставках и показа публике.
 |
Автор: Василий Григорьевич Перов Выставлена в музее: Русский музей Год: 1865-1876 |
Код Перова. Размышления над картиной В.Г. Перова «Трапеза»
Побывали недавно в Русском музее. На все было часа два или три, так что бегом-бегом по залам. Но были картины, которые зацепили. Зацепили крестьянские портреты Венецианова, особенно после множества «лиц с обложек» — наверное, так сейчас назвали бы портреты знати. И после залов портретной живописи жанровая все-таки заставляет остановиться. Но особенно зацепила перовская «Трапеза», чаще известная как «Монастырская трапеза».В.Г. Перов. Трапеза (1865-1876)Изображение находится в общественном достоянии
Если поищете в Интернете, легко найдете описание картины, которое в двух-трех строках расскажет об «обличительной сатире», «карикатуре на духовенство». Но цепляет в картине не это.На первом плане — заплывшее жиром лицо монаха, сомкнувшего руки на необъятном животе. За столом с ним — прочая «братия»: кто рассказывает сальный анекдотец, кто спешит засунуть в рот кусок, кто набирает с собой, а один недовольно, с нетерпением смотрит на прислугу, что все не может откупорить бутылку — «Сколько можно ждать?». Центр картины — более чем щедрый стол, ярко контрастирующий со скромной, практически храмовой, обстановкой. На втором плане слева — распятие, о котором вроде как забыли пирующие, справа — просящая подаяния нищенка с детьми, до которой трапезничающим тоже нет дела, на другом плане справа — барыня с мужем-чиновником, перед которой раболепно распростерся один из «братии», а слева — откупоривающий очередную бутылку слуга.Казалось бы, все яснее ясного. Пирующие до ожирения церковники, забывшие о своем предназначении, раболепствующие перед богачами, отворачивающиеся от нищих. Действительно, можно отнести эту картину к сатире и карикатуре.Но карикатуры по одиннадцать лет не пишутся, вот в чем загвоздка. У Перова, действительно, немало произведений, обличающих церковь, особенно среди ранних: это и «Сельский ход на Пасхе» (запрещенный на несколько лет к показу), и «Проповедь в селе», и «Чаепитие в Мытищах». Но эти картины были созданы в ранний период, писались быстрее, и планов в них гораздо меньше. Они действительно обличительные и карикатурные по сути.Перов обращался к теме веры и в поздний период, и это были уже совсем другие картины — «Христос в Гефсиманском саду» (1878), «Никита Пустосвят и спор о вере» (1880), «Первые христиане в Киеве» (1880). Если ранние картины Перова — зарисовки с натуры, то поздние — попытки осмыслить истоки и историю христианства. Получается, что «Монастырская трапеза» попадает ровно посередине. Пишется она одиннадцать лет (1865—1876), и даже при поверхностном знакомстве с биографией Перова видно, что за это время в его жизни многое произошло. С одной стороны, он становится признанным мастером, учителем, с другой — теряет во время эпидемии жену и детей, сближается с некоторыми из самых ярких мыслителей своего времени (его «Портрет Ф.М. Достоевского» знаком, наверное, каждому). Посмотрите, сравните два его автопортрета — 1851 и 1879 года. Вы все поймете сами.Итак, перед нами не шарж, не быстро набросанная карикатура. Перед нами послание, которое художник писал очень долго и тщательно. Послание, в котором многое закодировано, многое требует внимательного прочтения. Давайте попробуем вчитаться.На переднем плане — пирующая братия, центральная фигура при первом взгляде ну очень напоминает одного из нынешних церковных чиновников, а зал немного напоминает трапезную Троице-Сергиевой Лавры (впрочем, есть похожие и в других монастырях). Здесь четко прописано все, что нам так претит в сегодняшней церкви — непомерная роскошь, пошлость, лицемерие, стяжательство. Ощущение даже такое, что автор своими персонажами словно перечисляет все то, в чем обвиняют нынче (как видно, и тогда) церковь. И лица, тщательно прописанные, просто отталкивающие. И правда, напрашивается вопрос: «И это духовенство? И это церковь?».Следующее яркое пятно — это барыня. Здесь вроде бы все тоже понятно. Один «монах&rlaquo; распростерся перед ней, другой раболепно указывает, мол, пожалуйте за стол. Позади барыни разномастный люд — нынешний «средний класс», с явным любопытством разглядывающий (и явно пересуживающий) эту сцену прислуживания церковников богачам. Но по лицу барыни видно — ей самой эта сцена неприятна. Она не получает никакого удовольствия от того, что перед ней так лебезят, ей этого не хочется, да и ее престарелому супругу этого совсем ни к чему, ему бы присесть где-нибудь, и чтобы не приставали. Так что же получается? Да, есть раболепствующие перед властью и богачами церковники. Но это не значит, что их к этому принуждает та самая власть. Это — их личная инициатива, не всегда приятная и уместная для тех, перед кем они лебезят.Итак, мы раскрыли одну из шифровок Перова. Становится интересно: что же еще зашифровано в картине? Продолжим вглядываться.На заднем плане, позади основного стола, стоит еще один стол. Он пуст, единственная утварь — простая миска и одна простая кружка. За столом — тоже братия, но совсем другая. Простые монахи, не имеющие никакого отношения к пирующим. Связующее звено между двумя столами — два монаха, с укоризной смотрящие от заднего стола на то, что происходит на переднем плане. Для переднего же стола этого, «простого», будто и вовсе не существует. А вот сейчас давайте попробуем взглянуть иначе на композицию, на планы.Передний стол здесь вообще существует сам по себе, этакое «государство в государстве». Он явно неуместен в общей, храмовой обстановке. Он со всех сторон окружен чуждыми ему элементами. Слева — иконостас, сзади — простой стол, справа — «народ», со своим разрывом между бедными и богатыми (барыня и нищенка), а перед ними находимся мы с вами, но им до нас (наблюдающих со стороны, современников, потомков) дела тоже нет. Они сами по себе. Да, они находятся в церкви. Но они — не церковь. Они — некий «паразитирующий организм», притягивающий к себе все внимание. А что же тогда, кто же тогда церковь?Приглядимся к тому, что происходит за задним столом. Вот здесь и находится истинное монашество. Здесь — простота, чтение Евангелия, общение с народом (видите людей, слушающих чтение?). И здесь, вдруг, невидимо ни для кого, кроме читающего — некая птичка, словно осеняющая этот стол своим полетом. Да, это не величественный белый голубь, это не глас с небес, слышимый для всех. Это — небольшой знак Его присутствия, видимый тем, кто готов видеть. А кто в результате «готов видеть»? Читающий Евангелие и стоящий лицом к распятию, лицом к страдающему Христу.А вот с этого момента последим за светом. Художник нам уже показал часть истинной церкви, но он показывает и больше. Церковь — это не только несколько верных. На этом же плане, параллельно заднему столу, мы видим еще два цветовых и световых пятна. Это распятие и иконостас. И таким образом, задний план простирается шире, чем передний, почти обнимает собою все остальное. Задний план — это та самая «неприметная», но самая настоящая Церковь — распятый Христос, святые, таинства (иконостас, алтарь) и те немного верных (хотя их и не так уж мало, просто они на заднем плане, и их «закрывают» сидящие на переднем), которые непричастны к творящейся вакханалии и живут Словом Божиим (читаемое Евангелие) и Его Духом (птица).Но не слишком ли много мы вчитали в картину? Действительно ли художник все это подразумевал? Если и есть какие-то сомнения, то Перов на заднем плане неожиданно четко прописывает слова на стене (это особенно видно на оригинале в Русском музее, и к сожалению, теряется в электронных копиях). Если смотреть на картину, то становится ясно, что четко прописанные слова предназначены для зрителя, ведь остальной фон — роспись той же самой стены с цветами и пейзажами - нарисован расплывчато, приблизительно.Итак, мы подходим к самому главному. Перов, умело разбросав разные подсказки по всей картине, заставил всмотреться, вчитаться. Теперь хочется рассмотреть и прочитать и словесное послание. Это — четыре отрывка из Евангелий, четыре разных высказывания Христа. Перов дает нам подборку, которая вряд ли появилась бы именно в этой последовательности, а уж на стене монастырской трапезной — тем более. Первый отрывок, к сожалению, прочесть довольно сложно (из-за освещения в музее и бликов), можно только гадать. Но остальные три видны совершенно четко:«Лазарь, выйди вон» (Ев. от Иоанна, 11:43).«Не судите, да не судимы будете» (Ев. от Матфея, 7:1).«Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (Ев. от Иоанна, 14:1).Эти слова написаны выше всех персонажей картины, представляя словно бы надпись или некий девиз. Они явно обращены к зрителю, к аудитории. Никто из персонажей картины их не видит.«Лазарь, выйди вон». Это слова из истории о воскрешении Лазаря. В евангелиях представлено несколько историй о том, как Христос воскрешал из мертвых. Но только в истории с Лазарем речь идет о том, кто долго болел, уже умер и оплакан, несколько дней как схоронен и «уже смердит». Здесь речь идет о воскрешении того, про кого все бы сказали, что и воскрешать уже нечего. Пошли необратимые процессы гниения. Но для Христа нет ничего невозможного. Он — воскресение и жизнь. И здесь эти же слова обращены к церкви, которую многие считают вконец прогнившей, неспособной возродиться. «Лазарь, выйди вон!» — напоминание нам о Том, Кто способен воскресить, возродить, обновить даже то, что, казалось бы, безнадежно омертвело и неспособно к жизни.Остальные два послания — нам с вами. Да, то зло, какое мы видим в церкви, оно существует: стремление к роскоши и наживе, лицемерие, пренебрежение к «простому народу», раболепное и корыстное преклонение перед властью. Но, во-первых, это еще не вся церковь, а может, и не церковь вовсе. Они сами по себе. Есть в этих же стенах настоящая церковь, где проповедуется Христос распятый, где обитает Дух Святой. А нам с вами остается следить за собой и не судить. Если есть тот, Кто способен воскрешать, так есть и Тот, Кто способен судить.«Да не смущается сердце ваше. Веруйте в Бога, и в Меня веруйте». Нам остается веровать и не судить. Смотреть на Христа распятого. Читать Евангелие. Стремиться к простоте. Чуждаться беззакония. И заботиться о тех, кому нужна помощь. Ведь фигура нищенки так и остается одинокой — о ней не позаботился никто. Может быть, это то, что можем сделать мы с вами?
04.04.2012 © Нина Корякина
amen-komiks.livejournal.com
что на самом деле изображено на картине?
28.04.2017 4535 просмотров
Найдено в ИнтернетахПродолжаем разбираться в том, что на самом деле рисовал «нигилист» Перов.
Ранее мы опубликовали текст, анализирующий полотно «Сельский крестный ход на Пасху». Внешней стороне Церкви посвящена и другая «пасхальная» картина Василия Перова «Монастырская трапеза», начатая ещё в 1865 году, но законченная лишь спустя 11 лет – в 1876-м.
На первом плане – богатый стол, ярко контрастирующий со скромной обстановкой трапезной при храме. За столом сидит монастырское начальство с заплывшими от жира лицами – не случайно один из монахов раболепно лежит перед начальством в земном поклоне. Но на челядь эта «братия» не обращает никакого внимания: кто-то травит байки, кто-то спешит засунуть в рот кусок пожирнее, один из «братчиков» нетерпеливо понукает слугу, открывающего бутылку кагора: ну сколько ещё можно возиться?! Справа – почётные гости и спонсоры: барыня с мужем-чиновником, которой явно не по себе и от этого пира, и от раболепства монахов, которые так настойчиво приглашают её занять почётное место за столом. В самом углу – нищенка с детьми, до которой трапезничающим нет никакого дела. И сам собой напрашивается вопрос: разве это Церковь Христова?!
Василий Перов. Монастырская трапеза
Казалось бы, ответ ясен. Но потом взгляд вдруг наталкивается на распятие Христа. Затем мы видим монаха, стоящего у аналоя и читающего Евангелие: его взгляд как раз и устремлён на распятие Спасителя.И на заднем плане мы замечаем ещё один стол – совершенно пустой, за которым сидят простые монахи, кажется, не имеющие никакого отношения к пирующим. Из посуды на столе только простая миска – тот самый Грааль, братина для братского причастия.
Но именно над этими бедными и голодными монахами и летит небольшая птица – то ли стриж, то ли горлица. Конечно, это не величественный белый голубь, падающий в сиянии света из-под облаков, но это тоже знак Небес – для тех, кто умеет видеть и понимать символы присутствия Бога.
Василий Перов. Монастырская трапеза (фрагмент)
Итак, что же мы видим?На переднем плане – тот самый «тёмный двойник» Церкви: погрязшее в грехах и разврате духовенство, которое многие неискушенные люди часто и принимают за Церковь. И с гримасой омерзения поспешно отворачиваются и от Церкви, и от Бога.
Но стоит чуть задержать внимание и присмотреться, как на втором плане становится всё более заметной настоящая Церковь: распятый Христос, монашество, остаток верных, живущие Словом Божиим.
И пусть эта Церковь слаба и унижена «славлениями», пусть её голос едва слышен за пьяными выкриками, пусть её «темный двойник» растёт и пухнет всё больше и больше, но именно с этой настоящей Церковью и находится Сам Господь.
И совсем не случайно за спинами пирующих – на стене трапезной – написаны слова Христа: «Лазарь, выйди вон!»
Эти слова Спасителя были обращены к мёртвому и погребённому Лазарю, который, как свидетельствовали его родные, начал уже разлагаться и смердеть. Но для Христа нет ничего невозможного, ибо Он – воскресение и жизнь. Он творит заново Лазаря, возвращая его дух в обновлённое тело.
Но сейчас слова Господа обращены уже к Его Церкви, которую многие считают прогнившей и не способной возродиться.
Так трапезная храма превращается в гробницу, куда вновь нисходит Дух Господа, призывающий:
– Лазарь, выйди вон!
Это обращение ко всем нам.
Источник.
nenadoada.ru
Критический взгляд на церковь в русской живописи второй половины 19 века
Перов Василий Григорьевич. Автопортрет. 1879 годВ этой статье речь пойдет не о советских антицерковных плакатах, а о картинах, которые появились задолго до революции. Те, кто был в Третьяковской галерее наверняка видел некоторые из них - это "Сельский крестный ход на Пасхе" 1861 года и "Чаепитие в Мытищах, близ Москвы" 1862 года, написанные художником Перовым Василием Григорьевичем. Эти картины вызывают жаркие споры до сих пор, а на автора сыпятся разнообразные обвинения и критика.Стоит сказать, что Перов, учась в Московском Училище живописи и ваяния, опирался на традиции знаменитых русских художников Тропинина, Венецианова и Федотова. Его как и многих передовых творцов того времени волновала тема жизни угнетенного народа.
"Сельский крестный ход на Пасхе" Перов планировал писать для конкурса на Большую золотую медаль во время обучения в Академии художеств, кстати, изначально автор назвал эту картину "Светлый праздник в деревне". Совет Академии отверг эскиз, предоставленный художником, сославшись на «непристойность изображения особ духовного сословия». Однако Перов не отошел от задуманной тематики и предоставленный следом эскиз другого сюжета "Проповедь на селе" был принят Советом. Картина была закончена в 1861 году, художник получил Большую золотую медаль и право на поездку в Европу. В этой работе Перов отразил восприятие проповеди различными слоями общества. Также в картине явно просматривается мысль автора о том, что крестьянская реформа не уничтожила деления на рабов и господ. В центре композиции мы видим задремавшего помещика, на которого указывает священник. Вот что писал о нем известный критик Стасов: "Замечательнейший тип помещика у Перова выставлен в его "Сельской проповеди"; это старикашка, ничтожный и темный, кроткий и смирный на вид, вероятно алчный и безжалостный "на деле", и только". Молодая пара, сидящая рядом с помещиком, занята разговором. Левее на картине изображены одетые в лохмотья крестьяне, один из которых равнодушно почесывает голову. Рядом маленькая девочка одна из немногих, кто смотрит на священника со всем вниманием.
Перов В.Г. Проповедь в селе. 1861 год
Через некоторое время, в том же 1861 году Перов все-таки завершил работу над задуманной ранее картиной "Сельский крестный ход на Пасхе". Она положила начало новому направлению в живописи - критическому реализму. Картина была представлена перед публикой на ежегодной выставке Общества поощрения художников и вызвала настоящий скандал. Ее обличительная направленность была столь явной, что картину немедленно сняли с выставки.
Перов В.Г. Сельский крестный ход на Пасхе. 1861 год
В 1862 году Перов пишет картину "Чаепитие в Мытищах, близ Москвы". Ее композицию делит на две части стол с самоваром. По одну сторону мы видим тучного монаха, отдыхающего на полдороге к Троицкому монастырю. Ему противопоставляются нищие отставной солдат-калека и мальчик, просящие милостыню, с другой стороны. Молодая прислуга толкает прочь от столика "незванных гостей". В своей статье, посвященной Перову и Мусоргскому, описывая "Чаепитие в Мытищах", критик Стасов отмечает: "Все - тому, за то, что он век празден, ничего - этому, за то, что он век работал, как вол, и вот теперь в рубище и на деревяшке ходит".
Перов В.Г. Чаепитие в Мытищах, близ Москвы. 1862 год
Ощущение драмы усиливается, если присмотреться к солдату. На его груди мы видим орден героя Крымской войны.
Фрагмент картины "Чаепитие в Мытищах, близ Москвы"Эта же тема продолжается и в работе Перова "Монастырская трапеза". В просторной и прекрасно расписанной монастырской палате накрыты столы, за ними расположилась гуляющая, выпивающая братия.
Перов В.Г. Монастырская трапеза. 1865-1876 годы
В левой части картины мы видим как один из монахов высказывает свое недовольство лакею, который слишком долго открывает бутылку. Рядом с лакеем валяются уже опустошенные бутылки.
В правой части учтивый монах приглашает богатую пару к столу, а рядом на полу сидит босая бедная женщина с детьми, протягивая руку.
Фрагменты картины "Монастырская трапеза" Перова
Совершенно другую историю показывает Перов в рисунке "Дележ наследства в монастыре". Вот как описывает критик Стасов это произведение: "Дело происходит ночью. Умер один из братии. Двери кельи крепко приперты. Покойный лежит на полу, с раскрытыми глазами. С него грубой и безжалостной рукой стаскивают одежды; другие наскоро отхлестывают из оставшихся бутылок; еще другие жадно шарят по ящикам; наконец, еще один из братии громадным ломом взламывает крышку сундука. Повсюду беспорядок, сумятица, словно нашествие неприятельское. Какая разница с завтрашним днем, когда этот самый мертвый будет чинно лежать- на катафалке, и кругом него будут раздаваться стройные, строгие похоронные лики".
Перов В.Г. Делёж наследства в монастыре (Смерть монаха). Рисунок карандашом. 1868 год
Хочется отметить, что в тоже время когда писалась "Монастырская трапеза", Перов работал над картиной "Христос и Богоматерь у житейского моря" (1867 г.). И это далеко не единственная картина на христианскую тему у художника.
Перов В.Г. Христос и Богоматерь у житейского моря. 1867 год
А вот работы другого художника - Неврева Николая Васильевича, современника Перова:
Неврев Н.В. Протодиакон, провозглашающий на купеческих именинах долголетие. 1866 год
Неврев Н.В. Монахи. 1880 год
Неврев Н.В. Возвращение солдата на родину. 1869 год
Церковь в России переживала разные периоды - как духовного подьема, так и спада, как например, во времена смутного времени. В 17 веке церковь была реформирована Никоном. При Петре I она лишилась патриаршего института, который был восстановлен только в советский период. Во времена правления Екатерины II, в 1764 году была произведена секуляризация монастырских земель. Это привело к тому, что половина монастырей была закрыта. Правительство России взяло курс на европеизацию страны, в рамках которого исконно русское православие мало помогало реализации этой задачи, а где-то и мешало. В результате, после всех реформ, к середине 19 века русская православная церковь испытывала духовный упадок и идейный кризис коснулся всех сфер жизни страны.
master7009.livejournal.com
что на самом деле изображено на картине?: badbeliver
Источник.
Продолжаем разбираться в том, что на самом деле рисовал «нигилист» Перов.
Ранее мы опубликовали текст, анализирующий полотно «Сельский крестный ход на Пасху». Внешней стороне Церкви посвящена и другая «пасхальная» картина Перова «Монастырская трапеза», начатая ещё в 1865 году, но законченная лишь спустя 11 лет – в 1876-м.
На первом плане – богатый стол, ярко контрастирующий со скромной обстановкой трапезной при храме. За столом сидит монастырское начальство с заплывшими от жира лицами – не случайно один из монахов раболепно лежит перед начальством в земном поклоне. Но на челядь эта «братия» не обращает никакого внимания: кто-то травит байки, кто-то спешит засунуть в рот кусок пожирнее, один из «братчиков» нетерпеливо понукает слугу, открывающего бутылку кагора: ну сколько ещё можно возиться?! Справа – почётные гости и спонсоры: барыня с мужем-чиновником, которой явно не по себе и от этого пира, и от раболепства монахов, которые так настойчиво приглашают её занять почётное место за столом. В самом углу – нищенка с детьми, до которой трапезничающим нет никакого дела. И сам собой напрашивается вопрос: разве это Церковь Христова?!
Казалось бы, ответ ясен. Но потом взгляд вдруг наталкивается на распятие Христа. Затем мы видим монаха, стоящего у аналоя и читающего Евангелие: его взгляд как раз и устремлён на распятие Спасителя.
И на заднем плане мы замечаем ещё один стол – совершенно пустой, за которым сидят простые монахи, кажется, не имеющие никакого отношения к пирующим. Из посуды на столе только простая миска – тот самый Грааль, братина для братского причастия.
Но именно над этими бедными и голодными монахами и летит небольшая птица – то ли стриж, то ли горлица. Конечно, это не величественный белый голубь, падающий в сиянии света из-под облаков, но это тоже знак Небес – для тех, кто умеет видеть и понимать символы присутствия Бога.
Итак, что же мы видим?
На переднем плане – тот самый «тёмный двойник» Церкви: погрязшее в грехах и разврате духовенство, которое многие неискушенные люди часто и принимают за Церковь. И с гримасой омерзения поспешно отворачиваются и от Церкви, и от Бога.
Но стоит чуть задержать внимание и присмотреться, как на втором плане становится всё более заметной настоящая Церковь: распятый Христос, монашество, остаток верных, живущие Словом Божиим.
И пусть эта Церковь слаба и унижена «славлениями», пусть её голос едва слышен за пьяными выкриками, пусть её «темный двойник» растёт и пухнет всё больше и больше, но именно с этой настоящей Церковью и находится Сам Господь.
И совсем не случайно за спинами пирующих – на стене трапезной – написаны слова Христа: «Лазарь, выйди вон!»
Эти слова Спасителя были обращены к мёртвому и погребённому Лазарю, который, как свидетельствовали его родные, начал уже разлагаться и смердеть. Но для Христа нет ничего невозможного, ибо Он – воскресение и жизнь. Он творит заново Лазаря, возвращая его дух в обновлённое тело.
Но сейчас слова Господа обращены уже к Его Церкви, которую многие считают прогнившей и не способной возродиться.
Так трапезная храма превращается в гробницу, куда вновь нисходит Дух Господа, призывающий:
– Лазарь, выйди вон!
Это обращение ко всем нам.
badbeliver.livejournal.com
Картина «Монастырская трапеза» — православная социальная сеть «Елицы»
Побывали недавно в Русском музее. На все было часа два или три, так что бегом-бегом по залам. Но были картины, которые зацепили. Зацепили крестьянские портреты Венецианова, особенно после множества «лиц с обложек» — наверное, так сейчас назвали бы портреты знати. И после залов портретной живописи жанровая все-таки заставляет остановиться. Но особенно зацепила перовская «Трапеза», чаще известная как «Монастырская трапеза».
Если поищете в Интернете, легко найдете описание картины, которое в двух-трех строках расскажет об “обличительной сатире”, “карикатуре на духовенство”. Но цепляет в картине не это.
На первом плане — заплывшее жиром лицо монаха, сомкнувшего руки на необъятном животе. За столом с ним — прочая “братия”: кто рассказывает сальный анекдотец, кто спешит засунуть в рот кусок, кто набирает с собой, а один недовольно, с нетерпением смотрит на прислугу, что все не может откупорить бутылку — “Сколько можно ждать?” Центр картины — более чем щедрый стол, ярко контрастирующий со скромной, практически храмовой, обстановкой. На втором плане слева — распятие, о котором вроде как забыли пирующие, справа — просящая подаяния нищенка с детьми, до которой трапезничающим тоже нет дела, на другом плане справа — барыня с мужем-чиновником, перед которой раболепно распростерся один из “братии”, а слева — откупоривающий очередную бутылку слуга.Казалось бы, все яснее ясного. Пирующие до ожирения церковники, забывшие о своем предназначении, раболепствующие перед богачами, отворачивающиеся от нищих. Действительно, можно отнести эту картину к сатире и карикатуре.
Но карикатуры по одиннадцать лет не пишутся, вот в чем загвоздка. У Перова, действительно, немало произведений, обличающих церковь, особенно среди ранних: это и “Сельский ход на Пасхе” (запрещенный на несколько лет к показу), и “Проповедь в селе”, и “Чаепитие в Мытищах”. Но эти картины были созданы в ранний период, писались быстрее, и планов в них гораздо меньше. Они действительно обличительные и карикатурные по сути.
Перов обращался к теме веры и в поздний период, и это были уже совсем другие картины — “Христос в Гефсиманском саду” (1878), “Никита Пустосвят и спор о вере” (1880), “Первые христиане в Киеве” (1880). Если ранние картины Перова — зарисовки с натуры, то поздние — попытки осмыслить истоки и историю христианства. Получается, что “Монастырская трапеза” попадает ровно посередине. Пишется она одиннадцать лет (1865 — 1876), и даже при поверхностном знакомстве с биографией Перова видно, что за это время в его жизни многое произошло. С одной стороны, он становится признанным мастером, учителем, с другой — теряет во время эпидемии жену и детей, сближается с некоторыми из самых ярких мыслителей своего времени (его “Портрет Ф.М. Достоевского” знаком, наверное, каждому). Посмотрите, сравните два его автопортрета — 1851 и 1879 года. Вы все поймете сами.
Итак, перед нами не шарж, не быстро набросанная карикатура. Перед нами послание, которое художник писал очень долго и тщательно. Послание, в котором многое закодировано, многое требует внимательного прочтения. Давайте попробуем вчитаться.
На переднем плане — пирующая братия, центральная фигура при первом взгляде ну очень напоминает одного из нынешних церковных чиновников, а зал немного напоминает трапезную Троице-Сергиевой Лавры (впрочем, есть похожие и в других монастырях). Здесь четко прописано все, что нам так претит в сегодняшней церкви — непомерная роскошь, пошлость, лицемерие, стяжательство. Ощущение даже такое, что автор своими персонажами словно перечисляет все то, в чем обвиняют нынче (как видно, и тогда) церковь. И лица, тщательно прописанные, просто отталкивающие. И правда, напрашивается вопрос: “И это духовенство? И это церковь?”Следующее яркое пятно — это барыня. Здесь вроде бы все тоже понятно. Один “монах” распростерся перед ней, другой раболепно указывает, мол, пожалуйте за стол. Позади барыни разномастный люд — нынешний “средний класс”, с явным любопытством разглядывающий (и явно пересуживающий) эту сцену прислуживания церковников богачам. Но по лицу барыни видно — ей самой эта сцена неприятна. Она не получает никакого удовольствия от того, что перед ней так лебезят, ей этого не хочется, да и ее престарелому супругу этого совсем ни к чему, ему бы присесть где-нибудь, и чтобы не приставали. Так что же получается? Да, есть раболепствующие перед властью и богачами церковники. Но это не значит, что их к этому принуждает та самая власть. Это — их личная инициатива, не всегда приятная и уместная для тех, перед кем они лебезят.
Итак, мы раскрыли одну из шифровок Перова. Становится интересно: что же еще зашифровано в картине? Продолжим вглядываться.
На заднем плане, позади основного стола, стоит еще один стол. Он пуст, единственная утварь — простая миска и одна простая кружка. За столом — тоже братия, но совсем другая. Простые монахи, не имеющие никакого отношения к пирующим. Связующее звено между двумя столами — два монаха, с укоризной смотрящие от заднего стола на то, что происходит на переднем плане. Для переднего же стола этого, “простого”, будто и вовсе не существует. А вот сейчас давайте попробуем взглянуть иначе на композицию, на планы.Передний стол здесь вообще существует сам по себе, этакое “государство в государстве”. Он явно неуместен в общей, храмовой обстановке. Он со всех сторон окружен чуждыми ему элементами. Слева — иконостас, сзади — простой стол, справа — “народ”, со своим разрывом между бедными и богатыми (барыня и нищенка), а перед ними находимся мы с вами, но им до нас (наблюдающих со стороны, современников, потомков) дела тоже нет. Они сами по себе. Да, они находятся в церкви. Но они — не церковь. Они — некий “паразитирующий организм”, притягивающий к себе все внимание. А что же тогда, кто же тогда церковь?Приглядимся к тому, что происходит за задним столом. Вот здесь и находится истинное монашество. Здесь — простота, чтение Евангелия, общение с народом (видите людей, слушающих чтение?). И здесь, вдруг, невидимо ни для кого, кроме читающего — некая птичка, словно осеняющая этот стол своим полетом. Да, это не величественный белый голубь, это не глас с небес, слышимый для всех. Это — небольшой знак Его присутствия, видимый тем, кто готов видеть. А кто в результате “готов видеть”? Читающий Евангелие и стоящий лицом к распятию, лицом к страдающему Христу.А вот с этого момента последим за светом. Художник нам уже показал часть истинной церкви, но он показывает и больше. Церковь — это не только несколько верных. На этом же плане, параллельно заднему столу, мы видим еще два цветовых и световых пятна. Это распятие и иконостас. И таким образом, задний план простирается шире, чем передний, почти обнимает собою все остальное. Задний план — это та самая “неприметная”, но самая настоящая Церковь — распятый Христос, святые, таинства (иконостас, алтарь) и те немного верных (хотя их и не так уж мало, просто они на заднем плане, и их “закрывают” сидящие на переднем), которые непричастны к творящейся вакханалии и живут Словом Божиим (читаемое Евангелие) и Его Духом (птица).Но не слишком ли много мы вчитали в картину? Действительно ли художник все это подразумевал? Если и есть какие-то сомнения, то Перов на заднем плане неожиданно четко прописывает слова на стене (это особенно видно на оригинале в Русском музее, и к сожалению, теряется в электронных копиях). Если смотреть на картину, то становится ясно, что четко прописанные слова предназначены для зрителя, ведь остальной фон — роспись той же самой стены с цветами и пейзажами — нарисован расплывчато, приблизительно.Итак, мы подходим к самому главному. Перов, умело разбросав разные подсказки по всей картине, заставил всмотреться, вчитаться. Теперь хочется рассмотреть и прочитать и словесное послание. Это — четыре отрывка из Евангелий, четыре разных высказывания Христа. Перов дает нам подборку, которая вряд ли появилась бы именно в этой последовательности, а уж на стене монастырской трапезной — тем более. Первый отрывок, к сожалению, прочесть довольно сложно (из-за освещения в музее и бликов), можно только гадать. Но остальные три видны совершенно четко:“Лазарь, выйди вон” (Ев. от Иоанна, 11:43).“Не судите, да не судимы будете” (Ев. от Матфея, 7:1).“Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте” (Ев. от Иоанна, 14:1).Эти слова написаны выше всех персонажей картины, представляя словно бы надпись или некий девиз. Они явно обращены к зрителю, к аудитории. Никто из персонажей картины их не видит.“Лазарь, выйди вон”. Это слова из истории о воскрешении Лазаря. В евангелиях представлено несколько историй о том, как Христос воскрешал из мертвых. Но только в истории с Лазарем речь идет о том, кто долго болел, уже умер и оплакан, несколько дней как схоронен и “уже смердит”. Здесь речь идет о воскрешении того, про кого все бы сказали, что и воскрешать уже нечего. Пошли необратимые процессы гниения. Но для Христа нет ничего невозможного. Он — воскресение и жизнь. И здесь эти же слова обращены к церкви, которую многие считают вконец прогнившей, неспособной возродиться. “Лазарь, выйди вон!” — напоминание нам о Том, Кто способен воскресить, возродить, обновить даже то, что, казалось бы, безнадежно омертвело и неспособно к жизни.
Остальные два послания — нам с вами. Да, то зло, какое мы видим в церкви, оно существует: стремление к роскоши и наживе, лицемерие, пренебрежение к “простому народу”, раболепное и корыстное преклонение перед властью. Но, во-первых, это еще не вся церковь, а может, и не церковь вовсе. Они сами по себе. Есть в этих же стенах настоящая церковь, где проповедуется Христос распятый, где обитает Дух Святой. А нам с вами остается следить за собой и не судить. Если есть тот, Кто способен воскрешать, так есть и Тот, Кто способен судить.
“Да не смущается сердце ваше. Веруйте в Бога, и в Меня веруйте”. Нам остается веровать и не судить. Смотреть на Христа распятого. Читать Евангелие. Стремиться к простоте. Чуждаться беззакония. И заботиться о тех, кому нужна помощь. Ведь фигура нищенки так и остается одинокой — о ней не позаботился никто. Может быть, это то, что можем сделать мы с вами?
elitsy.ru
art history online » О картине “Монастырская трапеза”
На первом плане – богатый стол, ярко контрастирующий со скромной обстановкой трапезной при храме. За столом сидит монастырское начальство с заплывшими от жира лицами – не случайно один из монахов раболепно лежит перед начальством в земном поклоне. Но на челядь эта «братия» не обращает никакого внимания: кто-то травит байки, кто-то спешит засунуть в рот кусок пожирнее, один из «братчиков» нетерпеливо понукает слугу, открывающего бутылку кагора: ну сколько ещё можно возиться?! Справа – почётные гости и спонсоры: барыня с мужем-чиновником, которой явно не по себе и от этого пира, и от раболепства монахов, которые так настойчиво приглашают её занять почётное место за столом. В самом углу – нищенка с детьми, до которой трапезничающим нет никакого дела. И сам собой напрашивается вопрос: разве это Церковь Христова?!
Василий Перов. Монастырская трапезаКазалось бы, ответ ясен. Но потом взгляд вдруг наталкивается на распятие Христа. Затем мы видим монаха, стоящего у аналоя и читающего Евангелие: его взгляд как раз и устремлён на распятие Спасителя.
И на заднем плане мы замечаем ещё один стол – совершенно пустой, за которым сидят простые монахи, кажется, не имеющие никакого отношения к пирующим. Из посуды на столе только простая миска – тот самый Грааль, братина для братского причастия.
Но именно над этими бедными и голодными монахами и летит небольшая птица – то ли стриж, то ли горлица. Конечно, это не величественный белый голубь, падающий в сиянии света из-под облаков, но это тоже знак Небес – для тех, кто умеет видеть и понимать символы присутствия Бога.
Василий Перов. Монастырская трапеза (фрагмент)
Итак, что же мы видим?
На переднем плане – тот самый «тёмный двойник» Церкви: погрязшее в грехах и разврате духовенство, которое многие неискушенные люди часто и принимают за Церковь. И с гримасой омерзения поспешно отворачиваются и от Церкви, и от Бога.
Но стоит чуть задержать внимание и присмотреться, как на втором плане становится всё более заметной настоящая Церковь: распятый Христос, монашество, остаток верных, живущие Словом Божиим.
И пусть эта Церковь слаба и унижена «славлениями», пусть её голос едва слышен за пьяными выкриками, пусть её «темный двойник» растёт и пухнет всё больше и больше, но именно с этой настоящей Церковью и находится Сам Господь.
И совсем не случайно за спинами пирующих – на стене трапезной – написаны слова Христа: «Лазарь, выйди вон!»
Эти слова Спасителя были обращены к мёртвому и погребённому Лазарю, который, как свидетельствовали его родные, начал уже разлагаться и смердеть. Но для Христа нет ничего невозможного, ибо Он – воскресение и жизнь. Он творит заново Лазаря, возвращая его дух в обновлённое тело.
Но сейчас слова Господа обращены уже к Его Церкви, которую многие считают прогнившей и не способной возродиться.
Так трапезная храма превращается в гробницу, куда вновь нисходит Дух Господа, призывающий:
– Лазарь, выйди вон!
Это обращение ко всем нам.
Источник.
Tags: бытовой жанр, передвижники, русское искусство 2 половины 19 века
arthistoryonline.ru
