Музей ЧерномырдинаТворчество Натальи Нестеровой. Картины наталья нестерова
Нестерова Наталья Игоревна
(1944-род.)
Советский и российский художник-живописец, педагог. Заслуженный художник России (1994). Дважды лауреат Государственной премии РФ (1992, 1999). Действительный член РАХ (2001). Член Союза художников СССР с 1969 года. Родилась в Москве в 1944 году в семье архитекторов. В 1962-1968 годах она училась в Московском Государственном художественном институте имени В. И. Сурикова у известного живописца, профессора Дмитрия Жилинского. Художница много и часто выставлялась на официальных выставках. К нонконформистам никогда не принадлежала, по своей творческой ориентации ее скоре всего можно отнести к так называемому «левому МОСХу». Была популярна среди российской интеллигенции в период застоя.
Наталья Нестерова осталась одним из наиболее признанных мастеров-семидесятников. Отечество не обделило ее своими наградами и званиями: Государственная премия, премия «Триумф», звание заслуженного художника РФ, звание академика и Почетная золотая медаль Академии художеств. С 1991 года она профессор живописи Российской академии художеств. С 1988 года художница по большей части живет в США. Она участвовала в более чем шестидесяти индивидуальных и групповых выставках на родине и за рубежом.
Подобно многим мастерам поколения 1970-х, Нестерова обратилась в своем творчестве к примитиву с его характерными художественными средствами — локальным цветом, графичностью, упрощенной композицией. Вместе с тем художница творит сложную красочную поверхности, где фактурные, словно вылепленные цветом участки соседствуют с гладкими мазками. На этом экспрессивной живописном языке она рассказывает незатейливые на первый взгляд истории.
Ее картины можно обозначить как жанровые, наполненные сатирическим пафосом. Излюбленные сюжеты — праздничные и праздные гуляния, докучливый отдых на берегу моря, бесцельные прогулки по городу, бесконечная игра в карты, многочасовое сидение в кафе. Лица на ее полотнах зачастую похожи на маски, фигуры застыли в искусственных позах манекенов, вещи — в нелепых положениях. Узнаваемые и топографически достоверные городские пейзажи превращаются в фальшивое пространство, где разыгрываются с ложной многозначностью мизансцены из театра абсурда.
Работы Нестеровой хранятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском Музее, Музее искусства Востока, Музее Космонавтики, Музее Плеяды, в коллекции галерей Арт-Модерн, Московская палитра, МАРС (Москва), в 39 музеях стран СНГ, а также Музее Соломона Р. Гугенхейма (Нью-Йорк), Художественном музее (Варшава), собрании Питера Людвига (Кёльн, Аахен), Художественном музее (Сеул), Музее изящных искусств в Монреале, Художественном музее (Познань), Оклахомском Музее, Галерее Хэла Брома, Художественном музее (Таллинн), Галерее Майи Польски (Чикаго), частных собраниях в США, Европе, Америке, Азии, Эстонии.
kupitkartinu.ru
Творчество Натальи Нестеровой, Наталья Нестерова
Сначала может быть ощущение шока, потерянности. Но удивительно: пройдет немного времени, вы привыкнете и поймете, что вы всегда существовали в этом мире, просто видели лишь поверхностный его слой и вдруг шагнули в глубину. Когда мы рассматриваем одну за другой картины Нестеровой, перед нами выстраивается ряд то ли людей, то ли кукол, то ли артистов. Ряд бесконечных масок, белых, безжизненных, одинаковых. И кто-то может подумать: почему художница отнимает у людей самое дорогое - индивидуальность? Но глубже вдумаемся в ее картины и поймем: она не любит безличия, она воинственна и строга по отношению к нему, и это, пожалуй, единственное, чего она не прощает. Кстати говоря, если искать концепцию творчества Нестеровой, то мы рано или поздно придем именно к ее неприятию безличия. Отсюда тянутся смысловые ниточки ко всем частным сюжетам и мотивам ее живописи. И ведь безличие - это не только попрание человеком собственного «я», это причина многих социальных, исторических, экологических катастроф.
Триптих «Манекены»: люди с почти одинаковыми лицами хлопочут вокруг манекенов, они поправляют на них что-то, одевают их. У манекенов характерные для героев художницы лица-маски, характерные для них лозы - будто неожиданно прервано движение. И вдруг возникает ужасная мысль: а что, если раздеть людей и одеть манекены? Не поменяются ли они ролями? И тот, кто вчера еще был в роли человека, не окажется ли самым настоящим манекеном; Но тогда еще страшнее, тогда мы подходим, похоже, к самому корню нашей исторической трагедии: почему же люди так послушны навязанной им роли манекенов, почему они так спокойны и неподвижны? Может быть, от слишком частой смены ролей снивелировалась сущность тех и других?
Каждая картина Натальи Нестеровой - шарада. И многомерность ее творчества требует от зрителя прохождения всех ступеней постижения смысла, требует «дойти до дна», лишь тогда перед ним откроется и затрепещет скрытый за лицом-маской мир, полный страсти, боли, крика о помощи.
Таков и диптих "Станция метро». Под низкими сводами перехода согнулись навечно в неудобных позах две бронзовые фигуры. А между ними - люди, тесно прижатые друг к другу толпой. Мы видим искаженные лица, неловкие позы и вдруг осознаем какую-то глубинную, сущностную связь между бронзовыми фигурами и живыми людьми. И нам снова кажется, что разницы не будет, если они поменяются местами, ролями... Мы видим самих себя, общество, застывшее в согнувшемся состоянии, и нам становится нестерпимо стыдно и больно за восторжествовавшее безличие, и порыв распрямиться охватывает дошедшего до сути картины зрителя.
У читателя, возможно, создалось впечатление, что Нестерова - художник сугубо и остро социальный. Но это не совсем так. Социальность ее полотен ненарочита, несамоцельна. Художница так же далека от обслуживания какой бы то ни было политической доктрины, от иллюстрирования социальных проблем, как от китча и вульгарности. Первооснова ее картин - вечные вопросы, мирозданческая философия, которая просто всегда имеет выход и на вопросы конкретные, социально-политические.
В сущности, каждая картина художницы не только ребус, но и притча, притча о вечном. Вот картина «Застолье». Это поразительный пример контрастного воплощения темы. Трое мужчин сидят за столом. На столе какие-то блюда и яства. Но стол - сам по себе, они - сами по себе. Это- так часто навязываемое жизнью совмещение. Мужчины держат в руках стаканы, но стаканы ни при чем. Эти люди ушли в себя, их взгляды глубоко духовны, в них- связь с небом. Это, если хотите, интерпретация вечной «Троицы». Для творчества Натальи Нестеровой характерно не только обезличивание людей, но и своего рода очеловечение предметов. И в этом- глубинное и нравственное начало.
Тема масок, кардинальная для художницы, проходит, приобретая особую смысловую нагрузку, и через библейскую картину «Тайная вечеря». Здесь в масках Христос, ученики, Иуда. Мы не знаем, кто есть кто за этой последней, многое обобщающей трапезой. Мы не знаем, кто богочеловек, а кто предатель, но оба они непременно есть среди этих масками сокрытых людей. Маски - уникальное человеческое изобретение. В масках люди работают, отдыхают, спят... живут. Печально, что в результате этого теряется из виду не только Иуда, но и Христос. Нестерова- один из тех художников-философов, которые ощущают сильнейшую и существенную внутреннюю взаимосвязь между всем и вся.
Среда - это не просто набор предметов. Среда - самовыражение человека, хочет он того или нет. Художница это понимает, потому картина «Разбитые вещи» говорит так о многом. Женщина плачет над разбитой чашкой. И кажется, что разбита не чашка, а жизнь. Ибо вещь эта, живя рядом с человеком, видела столько его страданий, радостей, горестей. Она несла в себе столько напоминаний о прошедшей жизни, что сама стала ее частью, ее незаменимой составляющей. Но у Нестеровой из сети бытия не может быть выкинут ни один узел без того, чтобы не нарушилось общее равновесие.
Картины «Терраса. Вечер», «Карты в интерьере» - это игральные карты, комоды, фарфоровые или фаянсовые статуэтки на них, кресла, серебряные кувшины, посуда и люди, органично существующие среди всего этого. Такие холсты - разговор о неизвестных нам, соединяющих все сущее пластах бытия. Здесь люди включены в какую-то тайнопись. И, заметьте, на этих полотнах они никогда не бывают безлики.
Тему «интерьеров» естественно продолжает у Нестеровой тема Москвы. Москва- это же тоже среда, только в более широком смысле. Удивительно, но московские дома, части улиц художница порой просто фотографирует. Удивительно, ибо точное воспроизведение, воспроизведение без внутреннего взрыва, обнажающего смысл реальности, несвойственно Нестеровой. И вдруг она любовно выписывает карнизы и рисунок лепки, фронтоны и едва ли не с математической точностью воспроизводит количество окон, Что это? Да, художница любуется этими старыми московскими особняками, каждым прикосновением кисти благодарит их за то, что они, свидетели наших заблуждений и ошибок, радостей и триумфов, живы, стоят на том же месте, потрепанные и состаренные историей. Так радуемся мы, встречая друга, с которым прошли трудные, но, быть может, лучшие годы жизни. Так на излете жизни благодарим родных людей за то, что они не оставляют нас в одиночестве в этой сумбурной и дорогой нам жизни. «Оружейный переулок», «Переулок печатников», «Пречистенка. Переход». Вглядитесь в эти холсты и вы увидите признание в любви родному городу.
Наталья Нестерова появилась на художественном горизонте Москвы в начале 60-х. За прошедшие годы она стала широко известна не только у нас в стране, но и за рубежом. Ее выставки в Европе имели немалый успех, на одном из последних аукционов, проводимых фирмой «Сотбис», английские коллекционеры покупали полотна Нестеровой за сотни тысяч долларов. Таков внешний рисунок ее творческой судьбы. А что же внутренний? Художница однажды сказала: «Я, как герои фильма «Ездок», постоянно чувствую погоню за собой, охоту». Казалось бы, почему? Она так же, кстати, как ее единомышленники и друзья, люди ее профессионального и человеческого круга- Лазарь Гадаев, Татьяна Назаренко,- никогда не стояла на политических баррикадах, не провозглашала лозунгов, не была политическим диссидентом. Но она была диссидентом в том смысле, что следовала внутреннему голосу, а не официальному заказу, помнила о предназначении творца и всегда четко отделяла это предназначение от роли ремесленника, которому все равно, кому продавать ремесло. Политика и творчество в самом деле несовместимы. И если вдуматься, лозунги политической оппозиции так же чужды творчеству, как лозунги официозные, а иллюстрирование их есть тоже своего рода продажа. Наталья Нестерова далека от этого. Просто нет художника без судьбы, без боли за ту дисгармонию и тот диссонанс, что заполнили существование человека в современном мире.
Подумаем над картиной «Мертвые собаки»: на едко-зеленом фоне, поодаль от пустых больших домов две оглушающе-белые, поражающие обнаженностью смерти- мертвые собаки. Это полотно можно было бы истолковать и в чисто социальном аспекте. Это загнанные в духовный вакуум и обезображенные смертью наши души. Это умершая мечта. Это убитое общество, погруженное в безвоздушное пространство социального эксперимента. Но ведь это и о жизни вообще. О ее контрастах, о вдруг обнажающейся мертвой сути того, что почитали живым, о вдруг увиденном без розовых очков мире. Не случайно художница сказала о картине: «Она автобиографична». И, подумав, прибавила: «Это немного все мы».
Часто говорят: Нестерова принадлежит к московской школе. Часто спорят, чего в ее творчестве больше - примитивизма, сюрреализма, реализма. Часто задаются вопросом: специфика ее живописи в философичности ли, литературности, театральности? Все это важно. Но важно также за выяснением всех этих вопросов не потерять главное, то, что перед нами художник, продолжающий своим творчеством классическую русскую живопись, один из тех творцов, по полотнам которых потомки будут судить о художественном процессе второй половины XX века.
dasinok.ru
Наталья Нестерова :: Артпоиск - русские художники
Наталья Нестерова.
Творчество молодых художников 1970-х годов развернуло перед зрителем широкую панораму направлений и стилей, и которой значительное место принадлежит произведениям, открывающим нам по-особому праздничный мир, увиденный словно глазами ребенка или «наивного» живописца-непрофессионала. Освоение и творческое переосмысление изобразительного фольклора, лежащее в основе этой тенденции и по существу являющееся продолжением национальных традиций народной картины, лубка, ремесленных промыслов, объединило молодых мастеров из разных республик: москвичей Т. Назаренко, К. Нечитайло, Л. Решетникову, Е. Струлева, белоруса В. Сумарева и литовца Р. Бичюнаса, М. Статного из Кишинева и Э. Путерброта из Махачкалы и многих других. К этой же плеяде живописцев принадлежит московская художница Наталья Нестерова.
Картины Нестеровой, ныне хранящиеся в собрании Русского музея, галереях Архангельска и Ростова, Перми и Саратова, появились на выставках в конце 1960-х годов, когда новое поколение художников открыто обратилось к эстетике фольклора: локальному цвету, плоскостности изображения, повышенной декоративности.
Но главное обаяние народного искусства для Нестеровой, как и для других ее коллег, состояло в мудрой бесхитростности, образной остроте, придающих «примитиву» предельную выразительность. Эту тягу к постоянно обновляющейся, незаученной и нерегламентированной каноном образности, которой отмечены поиски русской живописи со времен «Мира искусства», Г. Якупов, страстный защитник примитива, назвал поисками «уменья не уметь...».
И хотя на выставках последних нескольких лет поток произведений, вдохновленных народным творчеством, начинает заметно спадать, бесспорно, что обращение к фольклору обогатило образный спектр искусства молодых, способствовало появлению картин, выразительно, свежо и оптимистически повествующих о современности.
Зрителя, мало знакомого с традиционным народным искусством, прежде всего в полотнах Нестеровой удивит повторяющаяся условность персонажей. И впрямь люди в ее картинах почти не индивидуализированы: приземистые, крупноголовые «человеки», они словно сошли с детских рисунков. В этом художница особенно упорно следует изобразительному фольклору, где в трактовке человека типическое всегда господствует над индивидуальным. Поэтому, представляя своих персонажей людьми «вообще», Нестерова, подобно самодеятельным художникам, надевает на них постоянную маску всеобщих качеств человеческой внешности: большой нос, круглый румянец, золотые волосы, черные брови и т. д.
Порой в такой интерпретации ощущается нарочитость, ибо изобразительные средства как бы предпосылаются сюжету, однако художница в большинстве своих полотен сохраняет верность этой достаточно целостной, хотя и несколько каноничной, живописной системе.
В мировосприятии Нестеровой преобладает игровое, зрелищное начало, также уходящее корнями в народное искусство. Ее образное видение полярно противостоит натурализму, ибо сюжет трактуется ею не как выхваченный из временного потока фрагмент бытия, а как действо, разыгрываемое то ли в шутку, то ли всерьез по законам некой «обусловленной условности». В одних случаях Нестерова размещает своих персонажей нарочито фронтально и в статичных позах; в других выводит их на передний план, словно шествие по невидимой авансцене. Возникает аналогия с театром марионеток, с той только разницей, что бутафорские декорации ц нем заменены живой прелестью пейзажа. Вообще по своему мосту в мире нестеровских образов человек — это homo ludens, «человек играющий». Не зря из картины в картину он проводит досуг, играет в карты, прогуливается, катается на каруселях. И в этом художница следует мастерам народного искусства, с особенным удовольствием изображающим праздники, гулянья и другие развлечения.
Профессиональное искусство Нестеровой, безусловно, не может быть сведено к чертам, сближающим ее с наивными живописцами. Учитель художницы Д. Жилинский, сам представитель совершенно иного пластического направления, считает, что «для Нестеровой так называемое примитивное искусство—«точка опоры», живая традиция. Ее обращение к примитиву органично, оно помогает найти свои собственные средства, по-своему раскрыть сущность предмета и явления. Художника-примитивиста не интересует, что было «до» и «после» него, работая, он исходит из убеждения, что делает вещь точно и правдиво. Нестерова — живописец глубоко профессиональный, искушенный в тонкостях живописи»
Действительно, творчество художницы лишено незамутненности чувств, собственно «наивности» самодеятельного искусства. Полотна ее несут в себе романтическое, лирическое, драматическое содержание, чего никогда не ведает ясная идиллия примитива. Суть полотен Нестеровой в сложных взаимоотношениях человека с природой, и именно подобная противоречивость отличает современное профессиональное искусство от фольклора, трактующего эту тему в духе неизменной гармонии.
Пейзаж у Нестеровой исполнен волнующей красоты и, если это определение применимо к «равнодушной природе», некоего нравственного совершенства, созерцание которого смягчает и облагораживает душу. Человек же не всегда чувствует эту красоту. Может быть, именно поэтому смысловые и эмоциональные акценты произведений художницы перенесены с людей на пейзаж, на одухотворенные деревья, дышащие кустарники, очеловеченные дома.
Но поскольку большинство полотен Нестеровой не являются «чистым» пейзажем, а содержат в себе известную «жанровость», подобная психологическая облегченность персонажей представляется не совсем правомерной.
В пейзажах Нестеровой, как постоянные величины, царят основные стихии в их предельном, очищенном от случайного обличья состоянии: ясная небесная лазурь и ее двойник — синяя морская гладь, сочная зелень дерев и пышная субтропическая растительность. И хотя конкретные черты южного ландшафта: нежное цветение иудина дерева, хрупкие свечи каштанов, мягкие дымки на горизонте, белеющие в темных купах здания, — все эти чарующие приметы крымской весны узнаются безошибочно, художница укладывает реальные пленэрные впечатления в некую романтическую схему, которую составляет набор общих природных категорий: Небо, Вода, Земля, Флора.
artpoisk.info
Ангел с тяжелыми крыльями. Мир: Живопись Натальи Нестеровой
Мы долго искали фон. Бродили по желтому Летнему саду и по другим садам, не менее летним, со стрижеными зелеными газонами и белыми собаками на них. По Москве ходили и по другим городам, среди озабоченных даже во время отдыха мужчин и женщин. Вдоль моря. Море было светлое, и светлый песок, и люди в светлом, и все было безмятежно напряжено.
Порой возникали птицы, небезопасные. Они переплетались крыльями. Но не падали, хотя тяжелее воздуха. А ангелы, которые воздуха легче, валились вниз, угрожая жизням тех, кого надлежало им охранять. И бесконечные глаза подсматривали за нашей неумной жизнью, и наши прозрачные силуэты просвечивали свинцовые облака, ненадежно повисшие в атмосфере, и в неудобных для этого позах фигуры парили над землей. Над землями. Потому что разные были места пребывания, желания, радости, страдания и игры.
Среди этих земель одна была знакома до неузнаваемости, на ней все еще происходило то, что давно произошло; и тот, кто все еще не вернулся, — не ушел; и те, кем он был предан, еще были преданны; и те, кто толковал, не верили; и мы увидели нарисованное словами, теперь лишенное слов, и в полной тишине слышали, что он говорил остальным двенадцати, каждому на своем месте в своем квадрате, отделенном друг от друга белой границей стены, и не понимали вот уже две тысячи лет.
В исканиях мы бродили по времени, часто возвращаясь к себе — в пространства, где обедали, играли в карты, разговаривали или просто думали незнакомые, непохожие, немногим красивее, чем мы, совершенно узнаваемые женщины и мужчины. Они не обращали на нас внимания. Как на фон. Разве не так? Разве невероятная наша жизнь, как в любые, впрочем, времена, не есть загрунтованный страстями и вялостью бытия холст, на котором разворачивает свой мир великий художник? Живой, заметим, мир.
Все поле написанных Натальей Нестеровой полотен заполнено тайной тревогой ожидания. Стоит тебе лишь ненадолго отвести взгляд от картины, оставить ее без присмотра на секунду, как что-то произойдет очень важное не только в жизни персонажей, но и в твоей собственной. Такой талант у Натальи Игоревны. Ее, вне сомнения, радуют некоторые состояния холста, однако больше беспокоит предчувствие, что может случиться нечто серьезное, если мы надолго задержимся в ее мире, оставив без присмотра свой.
Дом: Общие слова о любви
Рассказ о чужой любви чреват неточными подробностями. О своей — общими словами, по честному праву скрывающими смысл деталей и избавляющими тебя от извинительного тона.
«— Расскажите мне о предмете своих чувств, Собакин!
— Извольте, Сидоров, Анна — женщина, которая мне удалась.
— Нельзя ли подробней?
— Отчего же. Когда я обнимаю ее, стоя лицом к зеркалу, я не подмигиваю себе, я даже не вижу своего лица. Только ее затылок.
Сидоров (в сторону):
— Как, кажется, неловко складывается. Он ее действительно любит» (из Винсента Шеремета).
Мне не доводилось видеть зеркало за спиной Зои Николаевны, но уверен, что я не вошел бы в сговор с отражением. Зоя Николаевна мне удалась. Не одному. Многим друзьям Натальи Игоревны и — в особенности — ей самой. Этот «коллектив» задействован мной, чтобы раствориться в толпе, ограничившись общими словами.
Между тем, зайдя в крашенную черным кухню с бесчисленными тарелками по стенам и видя уютную, добрую и умную улыбку Наташиной мамы, я выгляжу более подробным, поскольку не учитываю ничью доброжелательность.
Тем у нас обычно три:
Первая — она, Зоя Николаевна («Я вам не верю! Вы обманщик, хотя…»).
Потом — я («Зоя Николаевна! Теперь все будет иначе. Обязательно позвоню…»).
И наконец — Наташа. Ее присутствие не обязательно и, более того, не очень желательно, поскольку публичность — кроме выставок — ей претит, слушать она любит больше, чем рассказывать (хотя говорит прекрасно), и любую нашу беседу с Зоей Николаевной о ее работах, справедливо ведущуюся в степенях превосходных, прерывает с иронией и тактом. Или без оного.
— Не хотите ли лучше по рюмочке?
— Ну отчего же… — говорю я и спрашиваю не без журналистской сметки: — Зоя Николаевна, как долго вы знаете Наташу?
Зоя Николаевна смотрит на мою рюмочку, затем на меня и, благородно пропустив мимо несоответствие глубины емкости глубине же вопроса, отвечает:
— Я ее знаю очень давно. И считаю, что больше всего ей повезло не с мамой и папой, а с бабушкой и особенно дедушкой. Дедушка был очень интересный человек. Во-первых, он был какой-то кроткий, не бойкий. И потом, мне кажется, у него была единственная любовь в жизни, кроме живописи, — внучка. Все остальные женщины, включая мою маму и меня, не значили для него так много.
Я занимаю ваше внимание не только оттого, что мне приятны голос, манера речи Зои Николаевны, ее мягкость. Мне интересно, как возникает личность в искусстве (не только в искусстве). Откуда эта тихая непреклонность? Как ей удалось, столько накопив, ничего не растерять? Как она, Наташа, небольшая и улыбчивая, набрала такую силу, не потеряв доброты?
Зоя Николаевна считает роль деда ключевой. Наташа видит в нем первого и самого важного учителя. Он и вправду учил живописи, прежде сам поучившись у Коровина и Леонида Пастернака.
Ярославский крестьянин из многодетной семьи, где было столько сыновей, что двух назвали Иванами, он мальчишкой сбежал в Москву с бродячим цирком (какие замечательные цирковые картины у Нестеровой: гимнасты, лошади), нашел художественные курсы и сам поступил в училище живописи, ваяния и зодчества. Он выучил французский и латынь и не читал современных писателей. Лишь Шекспир, Мольер и греки, особенно Аристофан — были такие книжечки в бумажных переплетах. Писал пьесы и был сезаннистом (слово это Зоя Николаевна произносит ровно — без восторга и осуждения, но лишь для того, чтобы объяснить, почему у него ничего не получилось, когда его отправили на Сормовский завод рисовать рабочий класс).
Полагаю, что чувства деда к внучке были серьезны, а отношения лишены фальши. Ребенку легко объяснить, как надо жить, и добиться договоренности с ним. Дети — конформисты. Их пора — приспособление к условиям и среде. Взрослые полагают, что дурное маленький человек усваивает охотнее, чем доброе. Запретный плод, влияние извне, скверные приятели, радио, телевидение… Я не Песталоцци, но и щадящего образования достает понять, что дети, обретая опыт, усваивают все реальное. И если ваши умные слова о нравственности сопровождаются собственными комфортными компромиссами — дети усвоят все правильно: говорить надо о высоком, а дружить с сильными.
Я это к тому, что дед Натальи Игоревны своим поведением, словами и играми заложил в художнике Нестеровой не вполне обязательное — в проплывающем мимо обществе — и уж точно обременительное для носителя чувство достоинства и порядочности.
Характерец она имела от природы. (Кое-что надо получить в дар.)
Однажды Зоя Николаевна застала своего отца грустно сидящим под столом. Как оказалось, Наташа посадила его в тюрьму. Надолго. Нарушить кодекс игры ему не позволяло уважение к миру ребенка, к тому же он хотел, чтобы Наташа была художником, то есть поэтом в высоком смысле. Поэт же не только имеет право на вольность. Он только на это и имеет право.
Нестерова с мамой Зоей НиколаевнойЗоя Николаевна очень давно не видела живыми работ своей дочери. Только в каталогах, на фотографиях и по телевизору. Из-за больных ног она не может покинуть дом (студенты Строгановки приходят к ней заниматься сами), хотя еще несколько лет назад Наташа на лето вывозила маму на дачу, которую снимали во Внукове. Там Зоя Николаевна читала дочери вслух серьезную литературу (дедушка был бы доволен), пока та работала, а внук Лева носился по округе. Много книг ей пришлось прочитать…
— Когда Наташа мне рассказывает про этих бедных старушек в подземных переходах, которые топчутся, неловко пряча взгляд от протянутой им милостыни, я вспоминаю Сталинград, все страхи, которые невозможно себе представить, не прожив их, и думаю: а какие радости испытали эти женщины во всей своей жизни?
Зоя Нестерова, архитектор «Гидропроекта», уехала из Москвы на третий день после начала войны. Отступать из-под Орла, Курска, с Волги. Всю свою войну она — вольнонаемный инженер оборонных сооружений — провела в саперных частях, устраивая заслоны, укрепления, землянки, огневые точки, минные поля… А потом отходила.
Наступать Зое Николаевне не случилось, поскольку после контузии в Сталинграде в 1943 году она вернулась в Москву к мужу Игорю Смирнову, поступила в аспирантуру архитектурного института, а в 1944-м у них родилась Наташа.
— С карандашом в руке.
— С карандашом?
— У вас же есть, Юра, ее рисунок, когда ей было три года.
— Есть. Вы дружили с дочерью?
— Не сразу… Мы с ней стали дружить позже. Я строила дома в Магнитогорске, Челябинске. Уезжала надолго. Она оставалась с дедом… Ее подруга завлекла в художественный кружок в уголке Дурова. Там ее высмотрели и позвали в художественную школу. Сначала она не блистала, переход детского рисунка к натуре ломает многих. Я помню, как учитель мне говорил: «Очень хорошенькая девочка, умненькая, но художника из нее не будет никогда».
Ошибся.
В этом фрагменте разговора с Зоей Николаевной не так нам важно то, что Наташа талантом и трудом опровергла предсказание учителя, как то, что мама стала другом дочери.
Родители не выбирают себе детей. Это правда. А вот у детей выбор есть. Он происходит много позже рождения, когда биологическая и социальная зависимость детеныша от семьи ослабевает. Тогда лишь обязательства, чувство благодарности, привычка, прагматизм, традиционная мораль связывают ребенка с матерью или отцом. Ну пусть еще любовь и сострадание. Но момент выбора родителей обязательно наступит в зрелом возрасте, когда не выбирают друзей, дарованных случаем.
Станешь товарищем своему ребенку — это твоя удача. Но выбор — его.
Наташа выбрала Зою Николаевну.
— Что вы там бормочете?
— Я мечтаю, Зоя Николаевна. Что это у вас?
— Альбом. Наташа мне дарила ко дню рождения рисунки событий за год…
…Тува, все правильно: собака вырвала из штанов клок, когда она рисовала тувинок…
…а сейчас я покажу, где они с Таней Назаренко, ее подругой, рисуют Генуэзскую крепость в Крыму…
…вот в горах, там был серный источник для усиления красоты и молодости. Видите — они стоят в очереди с ведрами. Тогда им это было не нужно…
…наш последний пес, веселый пес эрдельтерьер. Абсолютно невоспитанный. Он мчался радостно по всем огородам. В результате его отравили. Веселый был, смешной и громадный пес. И звали его Арбат.
— Что я не рассказала про Наташу?
— Ничего не рассказали. Вы дочерью довольны?
— Очень довольна, хотя характер у нее непростой. Взрывается, сердится, меня ругает, потом мгновенно отходит… Ангелы могут быть только такие, каких она пишет, — с тяжелыми крыльями, которые несут тяжелых людей.
Мастерская: Оптимизм в нашей ситуации — это истерика
Окно в Нью-ЙоркУ Нестеровой мастерская небольшая, но светлая и любимая Наташей. Немного чужих картин — подарков и много (почти всегда много) своих, повернутых лицом к стене.
— Они тебе мешают? Ты думаешь, они наблюдают за тобой?
— Они негодуют. Их таскают, ударяют. Скорее куда-нибудь спрятаться. Право, не знаю, может, им хочется здесь остаться. Они ведь не говорят.
— Ты полагаешь, что, когда закончила писать, дала им жизнь, они продолжают ее без тебя?
— Да. Я так думаю.
— Как ты относишься к тому, что они уходят, покидают тебя?
— Здесь нет аналогии с живым человеком. Жалеть нечего. Если художник пишет для себя и работы остаются в мастерской — ему, наверное, надо поменять профессию.
— Писатель, где бы он ни работал — в Тарусе, в Риме, в Баден-Бадене, — опубликует текст на языке тех людей, частью культуры которых он является. С художником другая история. Уезжая, он оставляет работы за рубежом, обогащая другой мир, но страна, в которой он родился и вырос, теряет его как производителя духовного продукта.
— Я так не думаю. Мы были долго закрыты и много потеряли. И нас многие потеряли. До сорока лет я не выезжала, не видела того, что обязана была видеть… И меня не видели.
— Ты определяешь свое место в мировом художественном рейтинге?
— Да никогда в жизни. Разумеется, каждый художник ориентируется на некие идеалы, но ставить себя по ранжиру — глупость. Человек, мне кажется, должен стремиться что-то поменять, от чего-то отказаться. Моя идея — двигаться по одному пути и в нем совершенствоваться.
— Этот путь можно запрограммировать или он появляется в результате нравственного (прости) блуждания? А может, по высокой выгоде?
— Запрограммировать точно нельзя: столько происходит вещей случайных, трагических, непредсказуемых, но какую-то часть жизни — быть может, работу — можно загнать в определенные рамки и держать себя в них. Поведение можно контролировать. Это не ограничивает твою свободу, поскольку это собственный выбор.
— Свобода — это цепь самоограничений…
— Я тоже так считаю. Человек, лишенный этих рамок, безобразен. И безОбразен.
— Что тебе нужно, чтобы чувствовать себя свободной?
— Внутренняя человеческая независимость. Может быть, абстрагирование от ужасов теперешней жизни.
— Я полагал, что необходим некий инструментарий. Мастерство… Чтобы ты могла выбирать.
— Не знаю, как ответить. Мне кажется, такого вопроса не может быть. Профессионализм — это то, с чего все начинается, а не то, к чему надо стремиться.
— Что из реальной жизни влияет на ту жизнь, которая потом занимает холст?
— Мрачность. Общая атмосфера. Можно веселиться. Но мне кажется, оптимизм в нашей ситуации — это истерика.
— В другие времена тоже радостей было немного. Что там нам запомнилось? Катастрофы, предательства, войны, измены…
— Высокие произведения литературы, искусства в основе имеют трагическое или драматическое начало. Радости человеку выпадает немного.
— Может, это происходит потому, что человек наедине с собой редко бывает веселым. Нечасто узнаешь, что кто-то сидел в доме в одиночестве и хохотал. Зритель приходит к твоему холсту один и встречает то, что ты одна сотворила на нем. Два одиноких человека не видят друг друга.
— Мне кажется, что человек вообще всегда один. Такая особь в мире. Во всяком случае, я очень люблю состояние одиночества, мне как-то не скучно. Поэтому и работы такие замкнутые. Если они находят отзвук, значит, я в одиночестве не одна.
— Почему на твоих картинах люди так мало общаются между собой, даже когда они вместе?
— Потому что человек сосредоточен в себе, в своих чувствах, размышлениях.
— А ты с ними общаешься?
— С персонажами? С ними общаюсь. Через них я пытаюсь сказать, что вижу, о чем думаю. Иногда они помогают освободиться от страшного события — нарисуешь, и оно уходит. Я редко это делаю, только когда терзает безумно: какие-нибудь горящие люди, горящие дома, мертвые собаки.
— Это передается зрителю? Он может освободиться с помощью картины?
— Я как зритель — могу. Но как поручиться за других.
— Есть темы, которые присутствуют в твоих картинах. Птицы, к примеру.
— Да, это мечта. Я и сейчас, когда уже, кажется, поздно, иногда летаю очень странно. Подпрыгиваю, подскакиваю и лечу. А когда-то летала на огромных розовых крыльях где-то в районе собственного дома. Птица — это личность (можно так о птице?), фигура. Иногда она символизирует волю, а порой становится символом агрессии, нападения, уничтожения.
— Я не видел ни одного автопортрета, кроме холста, где вы с Зоей Николаевной и Левой спиной к зрителю.
— Мой автопортрет — это мои руки в картине (человек, если не смотрит в зеркало, руки больше всего и видит), но, может, это и руки зрителя. Кто-то из нас смотрит вперед.
— У тебя нет конкретных людей?
— Да они придуманы, хотя часто говорят, что похожи на кого-то. Это я, видимо, кого-то вспоминала. Семь лет в школе и шесть в институте мы писали с натуры, потом я испугалась, что людям не очень нравились их портреты, и это стали придуманные люди.
— А тебя тревожило, как герои воспринимали нарисованное тобой изображение? Ты не чувствуешь права сама распорядиться им?
— Нет, не чувствую.
— А природой, домами, садами?
— Природу я люблю, и дома. Я людей не очень люблю. Поэтому отношусь к ним скептически.
— И тем не менее они почти в каждой твоей картине — или их знаки.
— Человек всюду проник. От него никуда не денешься. Но от него как-то очень много зла, несправедливости. Он, мне кажется, самое страшное животное на Земле. Он все разрушает. И себя.
— Поэтому ты создала целую серию масок?
— В какое-то время мне показалось, что из картины в картину переходит один и тот же тип, один и тот же человек, и я закрыла лица масками, чтобы каждый додумывал, что там под ней.
— В карточных масках заключен смысл? Человеческий пасьянс?
— Я как-то слушала интервью с английским художником Фрэнсисом Бэконом, которого корреспондент все спрашивал: почему да почему? Знаешь, что он ответил: «Потому!» И всё. Мне это объяснение понятно.
— Мне тоже. Я придумал формулу: ты знаешь обо мне все, ты мне неинтересен.
— Пожалуй.
— Однажды давно я встретился с Сергеем Аверинцевым в Архиве Сахарова, во время круглого стола. В перерыве я подошел к нему и поинтересовался не без робости, бывают ли хорошие народы. (То, что плохих не бывает, мне добрые люди внушили в детстве.) Я рассчитывал, что он выскажет некую мысль, которая позволит мне толковать мои подозрения. Но он ответил четко, без всяких возможностей трактовок: «Я думаю, что хороших народов не бывает. Люди могут быть хорошие или плохие».
— Я думала об их скоплении, о массе, толпе, очереди, собрании, обществе. А хорошего человека как не любить? Ты знаешь моих друзей… Вот этого, который на осле въезжает в Иерусалим, я люблю. А человеческую икру, которая его продает, нет.
— Ты часто обращаешься к библейской теме. Это традиционная для художников основа. Но ты ведь не литературный живописец.
— Может быть, и литературный. Когда мы с мамой жили на даче, я писала, она мне читала, например «Доктора Живаго». И оттуда получалась такая игра в людей. Может быть, держала что-то в голове, вспоминала об этом, думала. Какая-то фраза выскочит, которая тебя поражает. Это не иллюстрация. Это реминисценция.
— Почему спящий человек, лежащий, сидящий, смотрящий — не участвующий — тебя так волнует?
— Я когда хожу по улице или еду в ГИТИС, где преподаю, вижу лежащих людей. Никто на них не обращает внимания: мертвый он, живой, больной, спящий… эти бездомные, грязные, эта безразличная жизнь терзают меня ужасно. Спящий — всегда незащищенный. Засыпая, человек уходит в другой мир. Может быть, он репетирует. Все не участвующие в этой жизни находятся в другой. Она мне тоже интересна.
— Собственно, работающего человека я у тебя не видел.
— Нет, не было. Ну, если акробаты в цирке…
— Ты теперь много и с пользой ездишь, как там тебе?
— Когда работаю — хорошо. Когда нет — дискомфортно. Может быть… это было давно, в детстве, мы ездили в Прибалтику. Я была маленькая беленькая девочка, и ко мне всегда обращались на незнакомом языке. И с тех пор я чувствую себя чужой. Везде, и здесь тоже.
— Где ты чувствуешь себя хорошо? На своей выставке?
— О нет, ужасно. Я безумно боюсь своих выставок, дней рождения… Хорошо я себя чувствую в мастерской одна. С мамой своей всегда.
— Ты думаешь об успехе?
— Нет, не думала никогда.
— А к чужим удачам как относишься, к чужой славе?
— Если человек достойный — радуюсь. Есть от чего отсчитывать. На что ориентироваться. Сильный человек вызывает глубочайшее уважение. Сильный писатель, художник, скульптор. В этом смысле.
— Может ли искусство изменить человека к лучшему?
— Только если он сам того хочет. Но люди как-то не очень хотят улучшать себя. Точнее, только хорошее и хотят.
— Много твоих работ в наших музеях?
— И в наших много. Я страшно благодарна искусствоведам из провинциальных музеев. Они приезжают, сами тащат, везут… Это совершенно удивительный народ, самоотверженный и преданный. Умницы невероятные. Я им много отдала.
— Просто так?
— А откуда у них деньги? Конечно, просто так.
— Есть работы, с которыми ты не хотела бы расстаться?
— Нет.
— А знаешь, где твои картины?
— Да, да. Все…
В это время в дверь мастерской позвонили, и Наташа пошла открывать. Пришли за «Троицей». Момент ухода картины я ощутил как момент потери, хотя не я ее писал. Мне жалко с ней расставаться. А Нестеровой — нет. Она щедра.
Может быть, это происходит оттого, что она чувствует в себе силу, о которой мы говорили. Она легко рассеивает свой материализованный талант, свой напряженный мир.
Меня он чрезвычайно привлекает. Она его участник и зритель. Она живет в разных временах и местах и деликатно, не навязываясь, дает нам возможность увидеть и почувствовать то, что происходит с людьми, когда на них смотрит Нестерова.
www.novayagazeta.ru
Наталья Нестерова - могу обойтись без необходимого , но не могу без лишнего
Наталья Нестерова - художник с мировым именем. Её работы находятся в величайших музеях мира. Живёт в Москве, Париже и Нью-Йорке."Москва затягивает своей рутиной, а легче всего мне работается во Франции. Потому что, во-первых, там невероятная красота, а во-вторых, никто меня не терзает, а для работы нужен покой.""Поначалу её работы представлялись забавой, игрой и странностью, вызванной желанием "выделится". Возле её холстов качали головами, а порой и ехидничали. Потом к ним привыкли. А упрямая Нестерова, не изменив себе и своему искусству, вытерпев непонимание, и вправду выделилась."- писатель В. Орлов.Искусствовед А.Каменский назвал её работы искусством между "маскарадом и комедией". Сама Нестерова вносит поправку -"между маскарадом и трагедией".Она пишет картины уже более 50-ти лет. "С тех пор, как помню себя, это занятие меня не разочаровало, не утомило, и интересно, как в детстве".
la-ra-fa.livejournal.com
Наталья Нестерова - биография и семья
Картины маслом
23 апреля художнику Наталье Нестеровой исполняется 66 лет.
Акварель для нее слишком женственна. Стихия Нестеровой - живопись, масло. Здесь она философ и по-настоящему свободный человек. Пожалуй, самое яркое пятно в российской живописной палитре. А в жизни очень сдержанна и крайне немногословна, ни за что не подумаешь, что перед тобой один из самых титулованных художников страны. С Натальей Игоревной беседует обозреватель "Известий".
известия: Вы во Францию сейчас уезжаете, чтобы переждать там день рождения? Две шестерки - хитрая загогулина.
-наталья нестерова: Хорошо, что не две девятки.
и: А ведь в этот же день каких-то 446 лет назад родился Уильям Шекспир!
-нестерова: Я и не знала. Во Францию я уже лет восемь езжу работать. Раньше ездила в Нью-Йорк, даже квартиру там купила. Приедешь из Москвы, оглянешься по сторонам - и счастье тебя переполняет. Такое все другое, будоражат новые ощущения. А приедешь туда из Парижа - ну Нью-Йорк и Нью-Йорк...
и: Вам бы пошло иметь квартиру в Италии, где-нибудь в Сиене.
-нестерова: Пошло бы. Рихтер подметил, что у каждого человека две родины - одна его собственная, вторая - Италия. И по мироощущению я "западник".
и: Это известно: Нестерова скупа на слова. В книге Саввы Ямщикова "Созидающие" прочитала его интервью с вами. Он говорит страницы полторы, вы отвечаете - "да".
-нестерова: Когда я к нему приходила, то просто сидела и, открыв рот, слушала, а он плавно перетекал из одной темы в другую.
и: Ему нравились ваши работы? Как он о них отзывался?
-нестерова: Говорил: "Ужас!" Я ему подарила - у меня были такие страшные мясники, 69-го года, он их не любил и, кажется, кому-то отдал. Портретов я старалась никогда не писать, потому что все модели считали, что я делаю из них уродов. Но Савва у меня есть на одной картинке: дома на углу Пречистенки и Садового, и маленький, толстенький человек бежит в свою мастерскую - хотя он хотел, чтоб его писали красивым... Потом я ему все-таки угодила - подарила работу моего дедушки, художника Николая Ивановича Нестерова, "Ландыши" - она ему пришлась по вкусу. С Саввой было очень интересно, он был чертовски остроумен, хотя и матерщинник порядочный. Мы путешествовали - в Питер, в Новгород, он знакомил меня с какими-то удивительными людьми. Как-то были с ним на хоккее, я никогда не видела этого вживую - когда выскакивают эти тройки, перепрыгивают через барьер! Даже где-то остался билетик...
и: Вот уж не думала, что вы можете пойти на хоккей.
-нестерова: Что вы! У меня отец был отчаянный спортсмен, альпинист. Они с мамой еще начинали, когда оба учились в МАРХИ. А смотреть хоккей по ТВ и вживую - это как репродукция и подлинник.
и: Вы очень домашний продукт: воспитаны в заботе, любви и согласии - с бабушкой, дедушкой, мамой, папой. Таким "домашним существам" труднее жить.
-нестерова: Людям вообще трудно жить.
и: Вот вам - почему? Со стороны - баловень судьбы, немыслимое количество регалий...
-нестерова: Регалии - для домоуправления, когда туда пишешь какое-нибудь письмо. Правда, они очень радовали мою маму. А мне кажется, что какой я профессор, какой академик? Настоящие - это мой педагог Жилинский, Дейнека, Кибрик... Художники классического плана.
и: Считается, что чем несчастнее человек, тем содержательнее его творчество.
-нестерова: Когда мне плохо, начинаю работать, и все уходит.
и: Вы о психологии творчества. А я - о сублимации несчастья, спроецированного на холст.
-нестерова: Это - Гойя, хрестоматийный пример. Я считаю, что зритель от живописи должен получать какое-то облегчение. Иногда смотрят на работу и говорят: "Ну, это для музея". Имея в виду, что у себя в доме они никогда бы не могли на это смотреть, просто сошли бы с ума. Все-таки человек не должен все время находиться в переживаниях. Должны быть какие-то искры счастья. Проблески. О несчастье нужно забывать, как, помните, Ник Адамс у Хемингуэя только наутро вспомнил, что несчастен.
и: А вы - когда впервые почувствовали себя несчастной?
-нестерова: Когда умер дедушка. Мне было семь лет. Я была на даче, и когда приехала - поняла, что его нет. Мне показалось, что жизнь моя кончилась. Дедушка посвятил остаток своей жизни мне. Думаю, это определило мою судьбу. Когда я сейчас, предположим, работаю на даче, мой внук никогда не смотрит - ему неинтересно. Я же понимаю, как смотрят люди, которым интересно. А мне, тогда маленькой девочке, было понятно, что дедушка бьется, что у него не получается. И потом эта его картина, которая сейчас висит у меня в доме, я сразу поняла, что она прекрасна. Екатерининский парк, лошадки... Он боготворил Сезанна, я его тоже очень люблю. У меня много висит дедушкиных работ, и я всегда по ним как-то путешествовала. Он мне много рисовал, а я рисовала, наверно, лет с двух. У меня есть автопортрет, нарисованный в декабре 1947 года, мне три с половиной. Подписан - "Это Наташа". Сын говорит, что этого не может быть, что я просто обвела буквы. Нет. У меня бабушка была совершенно гениальный педагог русского языка, и я в три года умела писать, читать - тем более. И этот автопортрет - он совершенно прелестный!
и: Самое счастливое время в вашей жизни?
-нестерова: Когда жива была мамочка. Она была моим богом. Мама ушла, когда мне было 58. Она не любила свое имя, Зоя Николаевна. Ее в МАРХИ звали "умная Зоя". Умна была дьявольски. Я ее часто спрашивала: "Мамочка, что это?" И она всегда знала.
и: А кризисы гуманизма у вас случаются, когда весь белый свет ненавидишь?
-нестерова: Я к белому свету очень критически отношусь. Но всегда стараюсь помочь людям, когда меня просят. Иногда, когда и не просят.
и: Огласите, пожалуйста, список того, что ненавидите?
-нестерова: Он будет слишком большим. Глупость ненавижу. Когда была маленькая, выписала из Толстого, что самое лучшее в человеке - деятельность и ум, самое худшее - праздность и суеверие. Я очень суеверна, так что от толстовской мысли уже отступила. А праздности никогда не предаюсь. Ненавижу подлость, словоблудие, низкопоклонство. Мне говорят: "Наташ, ты всегда улыбаешься". Меня научили сдерживать порывы и контролировать чувства. Всегда медленно отвечала на уроках, потому что мысленно, про себя проговаривала ответ. Даже "да" я сначала говорю внутри себя. Лучше ничего не скажу, чем скажу не то, что думаю.
и: Одному в работах интересны сюжеты, другому - цвет. А вы от чего идете?
-нестерова: От своих мыслей, от воспоминаний. Иногда - от рефлексии на путешествия. От стихов, даже от какой-то фразы. У меня есть такая картинка: "Дети едят апельсины. (Я это вижу с балкона)". Лорка. Или стихотворение Бродского: "Что ты делаешь, птичка, на черной ветке, оглядываясь тревожно? Хочешь сказать, что рогатки метки, но жизнь возможна..." Фраза. И вот у меня сидит птичка на ветке, а внизу что-то происходит. Иногда это может быть просто идея цвета. Ехала в поезде и увидела, как на фоне белого снежного откоса всадница ведет белую лошадь. Мне показалось это очень интересным. Хотя я и не умею рисовать лошадей. Но постоянно их рисую. Я давно не жила ни на каких дачах. Когда-то с мамочкой мы жили, но это было летом. А сейчас у меня появилась дача, и я увидала зиму и стала рисовать картинки с зимой - она просто вошла во все мое существо.
и: Вам важно, насколько зритель вас понимает, совпадает с вами в ощущениях?
-нестерова: Нисколько. Противоположное мнение, даже хула, мне интереснее.
и: А вы когда-нибудь думали, кто ваш зритель?
-нестерова: Никогда. Я просто работаю. А что зрители? Одни покупают ботинки без каблуков, другие на каблуках.
и: Только такое различие?
-нестерова: Ну, наверное... Люди по-разному читают, музыку слушают по-разному... Все зависит от объема человеческой фантазии.
и: Сколько можете не работать?
-нестерова: У меня не бывает долгих пауз, тогда я себя плохо чувствую. И потом - почему они должны быть? Там, где я живу, всегда есть мольберт. Когда путешествую - какой-нибудь альбомчик. Долгая пауза... А чем я тогда буду заниматься? Читать? Так это часть моей работы.
и: Судя по картинам, вы ироничный человек?
-нестерова: Смешное люблю. И к себе так же отношусь, да и как можно иначе, когда еще в детстве бабушка говорила мне: "Единственное, что в тебе есть хорошенького, - твои ушки". Станешь тут ироничной.
и: Кстати, об ушках. Понятно, что художник всегда подмечает детали, а вы их часто закрываете. В "Тайной вечере" на всех персонажах - маски, да и в других работах люди у вас то к нам спиной повернутся, то лицо за книжкой спрячут.
-нестерова: Чтоб каждый додумал, кто там. Затылок или шляпа - тоже образ.
и: Наталья, вы сны часто видите?
-нестерова: У меня не бывает без снов. И сон у меня гораздо больше явь. Иногда просыпаюсь и думаю: "Боже мой! Как это может сниться!". А иногда: "Ну почему же это сон" - видишь своих близких или друзей, которых уже нет. Хуже не бывает.
facecollection.ru
Наталья Нестерова
Natalia Nesterova - Moscow painter, professor, full member of the Russian Academy of Arts."I was born in a family of architects. My grandfather Nikolai Ivanovich Nesterov was a painter. I went to wander his paitings/ He painted me, little, pictures, taught me how to play and feel.I can not imagine my life without my work. It absorbs my imagination, feelings, thoughts. I think about it always, wherever I go, whatever I do ...Sometimes it seems to me that I have not achieved anything yet. I study and strive for that which runs away and disappears from me. Therefore, my life is like pursuing an elusive thread ... ".
Works by Nesterova are very original, even shocking with some features of surrealism and primitivism. Compositions are often fragmentary - just a part of the vast world, close to the sign system. The picture frame cuts houses, trees, people's figures (only the arm, leg or head can "survive" on the canvas). The world of the picture becomes homogeneous.
Наталья Игоревна Нестерова – московский художник, педагог, профессор, действительный член Российской академии художеств.«Я родилась в семье архитекторов. Мой дед, Николай Иванович Нестеров, был прекрасный художник. На стенах нашего дома висели его работы, в которые я уходила странствовать. Он рисовал мне, маленькой, картинки, учил меня играть и чувствовать.Свою жизнь я не представляю без моей работы. Она поглощает мое воображение, чувства, мысли. Я думаю о ней всегда, где бы я ни находилась, что бы ни делала…Мне все время кажется, что я еще ничего не достигла. Я учусь и стремлюсь к тому, что убегает и скрывается от меня. Поэтому жизнь моя подобна преследованию ускользающей нити…»
Наталья Нестерова является представителем поколения художников «семидесятников», искусство которых новаторский поиск собственного стиля, передающего остро-индивидуальное мироощущение. Ее работам присущи ироничность, гротескность, монументальность формы, рельефность, пастозность живописного мазка.
Искусство Нестеровой парадоксально, в ее холстах совмещается несовместимое и сочетается несочетаемое. В них сталкивается красота и уродство, высокое и низкое, обыденное и таинственное. Уже в начале 1970-х ее композиции поражали зрителя непривычными образами заколдованного царства, погружённого в оцепенение (и это вместо идеалогически выдержанных сцен труда и отдыха советского человека в русле соцреализма). С конца 1970-х годов в живописи Нестеровой возобладали темы старинного города или парка. Позднее на первый план в её живописи выходят религиозные мотивы, тоже получившие подобие загадочного маскарада.
Нестерова создает свой мир, в котором безымянные герои живут собственной замкнутой жизнью. Картины наполнены атмосферой отрешенной задумчивости. Изображенные моменты предельно просты и обыденны. Однако отстраненный взгляд художника создает ощущение тревоги, драматизма и одиночества.
Творчество Нестеровой самобытно, иногда эпатажно. В нем присутствуют черты сюрреализма и опыт примитива. Как правило, композиции фрагментарны – всего лишь часть огромного мира, близкая знаковой системе. Рама картины срезает дома, деревья, фигуры людей (на холсте могут «сохраниться» только рука, нога или голова). Происходит «опредмечивание» человека, мир картины становится однородным.
Она работает в разных жанрах: композиционная картина, пейзаж, натюрморт, портрет. Часто использует форму живописного диптиха, триптиха, серии. Любая ее работа («Переход», «Красный ресторан», «Манекены», «Поезд», «Лестница», «Двое на море», «Пляж. Часы», «Облака», «Хоровод», «Разрушение», «У дюны» и др.) – это философское размышление о месте человека на земле, о ценности мира.
С конца 80-х Нестерова живет и работает в США. Ее картины находятся в собраниях таких музеев, как Государственная Третьяковская галерея (Москва), Государственный Русский музей (Санкт-Петербург), Государственный музей искусств народов Востока (Москва), Московский музей современного искусства, музей современной искусства Соломона Гуггенхайма (Нью-Йорк), музеи Монреаля, Кельна, Пекина, Сеула и многих других городов мира.
23 апреля 1944 года - родилась в Москве1962 г. - окончила Московский государственный художественный институт им. В.И.Сурикова (мастерская А.Грицая, Д.Жилинского, С.Шильникова)С 1969 г. – член Союза художников СССРС 1992 г. – профессор кафедры сценографии Российской академии театрального искусстваС 2001 г. – действительный член Российской академии художеств
вернуться в галерею
art-life.biz
