Музей ЧерномырдинаАнатолий Кузнецов: «Художник — это большая любовь». Картины анатолия кузнецова
«Художник — это большая любовь» — Журнал «Большой»
«Большой» побывал в гостях у художника-беспредметника Анатолия Кузнецова, который рассказал о Лао-цзы, медитации, актуальном искусстве, «неформате» и своем собственном «Пути».
В беседе принимала участие искусствовед, профессор Академии искусств Ленина Миронова.
Алесь Суходолов: Анатолий Васильевич, в сентябре открывается ваша большая «персоналка» во Дворце искусств. В Минске не было ваших выставок уже около пятнадцати лет. Известно, что новая выставка будет называться «Путь». Что это за «путь»? Расскажите, пожалуйста, об ее концепции.Анатолий Кузнецов: Концепция простая. Путь — это, в общем-то, мною пройденный путь, «путь» в философском значении слова. Целый цикл картин у меня есть на эту тему. Он посвящен Лао-цзы, его труду «Дао де цзин» («Путь и совершенствование»). Я с этим прожил кусок жизни, для меня очень понятно значение слова «путь» — это развитие, это рост, внутреннее знание и т.д. И сама выставка будет состоять из более поздних, последних работ. Хотя уже и время делать ретроспекцию, если на то пошло, но мой «Путь» — это о куске прожитой жизни за десятилетие, не более.
Андрей Диченко: Сегодня в Москве, городах в США и Европы проходят настоящие протесты художников. Как вы считаете, художник должен участвовать в таких процессах или он должен быть документалистом в данном случае?А.К.: А я никак не считаю. У каждого своя жизнь, свой внутренний интерес быть художником. Как он им будет — это его дело. Я, например, категорически отрицаю все протесты, все лозунги, всю политизацию. Для меня политики в искусстве не существует. Я не способен на это, я просто рисую.
«Большая» справкаАнатолий Кузнецов. Художник. Родился в 1947 г. в Усть-Камчатске Хабаровского Края (Россия). Учился в народной изостудии Брянска у выдающегося педагога В. Воробьева, окончил Белорусский государственный театрально-художественный институт. С 1986 г. — участник легендарного объединения «Немига-17». С 1994 г. занимается беспредметной (абстрактной) живописью. Основные серии работ: «Колористические пространства», «Белая сюита», «Вибрации света», «Возвращение в Египет», «Метафора забытых истин», «Путь». Последняя большая персональная выставка А. Кузнецова в Минске проходила в 1997 г. В 2007 г. юбилейная выставка прошла в Москве в «Новом манеже».
Ленина Миронова: Но, Анатолий Васильевич, вы же не сможете отрицать той мысли, что художник — это медиум, посредник между какими-то силами объективными, высшими — хотя бы тем же «дао», управляющим всем жизненным процессом, — и между публикой, своими зрителями? И он же может неосознанно передавать эти объективные факторы в своем творчестве?А.К.: Я не то чтобы отрицаю это — я, наоборот, приветствую, я этим и занимаюсь. Ведь для чего оставлена информация? Вот я написал очередную картину, я оставил информацию. И эту информацию кто-то считал. У меня есть связь с этим человеком — а это уже общность, единомыслие.
Л.М.: Это передача от вас к потребителю. А есть ведь еще и передача от объективных обстоятельств к вам…А.К.: Для меня это простое явление — это вибрация, это те ощущения, те реакции, которые со мной происходят. Я и пытаюсь о них разговаривать в искусстве. Есть бесконечное множество нюансов этих вибраций.
Л.М.: Но, тем не менее, мелочами жизни вы как-то не занимаетесь…А.К.: Мелочами я занимаюсь. Я беру лопату, копаю землю и благодаря этому полностью нахожусь в связи с природой. Я себе нашел такой ход, что на лето я уезжаю из города — из этой клоаки, шума, гама и вечной спешки… Я уезжаю в медитацию. Для меня копание земли — это медитация. У меня есть потребность сидеть в лодке с утра до ночи и смотреть на воду. С удочкой, конечно, как все рыбаки, но смотреть на воду, на ее движение, как она изменяется. И за этот промежуток времени проходит такое количество информации, такая считка… Она подсознательно откладывается, я даже не думаю, что хочу что-то там написать по этому поводу. А потом происходит переполнение, и то, что переполнилось, нужно, чтоб быстренько ушло. И что ты пишешь, ты даже сам не понимаешь, не осознаешь.
Для меня копание земли — это медитация
А.Д.: Мы говорим о призвании художника в данный момент, а как вы считаете, на сегодняшний день классическое художественное образование — оно обязательно, чтобы сказать что-то миру, или это уже какой-то рудимент?А.К.: Почему по этому поводу так много разговаривают? Ведь художник может состояться и без грамоты полной, как, например, примитивисты. Там никакой грамоты нет, но там душа поет, там любовь большая. Для меня лично грамота многое дала. Обладая грамотой, я получаю большие знания по сей день. Я же был академическим художником, я ж учился: если самовар блестит — так он блестит, если окислился — значит, окислился. А с другой стороны, в мире много художников, которые вообще не имеют никакого образования, и они состоялись. Ответа здесь однозначного быть не может. Художник — это большая любовь, это никакая не профессия.
А.С.: В наше время много говорят о наступающей эре Водолея или «новой эре». В числе отличительных черт этой эпохи — синтез учений Запада и Востока, интеграция цивилизаций. Можно ли серии ваших произведений «Долина фараонов» и «Метафора забытых истин» считать детищем «новой эры»?А.К.: Можно. Мир очень широк в своих взаимопроникновениях. Знания Востока и знания Запада — они приобретенные, среди них много древних знаний. Почему у меня есть картина «Метафора забытых истин», почему я об этом разговариваю? Потому что истины — они были давно, они были до нашей эры сформулированы. Как человек живет, так стали эти истины появляться. Время проходит, и мы спешим, мы забываем эти знания. Цивилизация утрачивает ту медитацию, а Восток по отношению к Западу более склонен к медитативным ощущениям. Запад более склонен к техническому прогрессу. А взаимосвязи и дают какие-то новые результаты.
А.Д.: Часто бывает, что в жизни творческих людей происходят какие-то события, когда у них полностью меняется система ценностей. Можете рассказать о таких ключевых событиях в своей жизни?А.К.: Я вообще этого не помню. С тех пор как я себя помню, я все время люблю искусство почему-то. Правда, я начал заниматься сравнительно поздно, фактически перед армией, когда мне было лет девятнадцать. Попав в студию в Брянске, я себе сказал: я в этом должен быть, как я этого раньше не знал? И все — я там остался навсегда, в искусстве. А переоценка ценностей — она и не происходила. Я как-то органично вписался в это состояние и считаю себя счастливым человеком. Меня интересует получение знания, самоформирование, познание себя как личности. Интересы приобретения каких-то благ меня мало волнуют. Я всегда думаю, чтобы у меня было много холстов, хорошие краски в мастерской, меньше думаю, чтобы у меня дома что-то появилось лишнее.
А.Д.: То есть получается, что вы нашли себя в искусстве, просто некоторые художники — кто-то ударяется в ислам, кто-то в фундаментальное православие…А.К.: Для меня искусство и есть религия. Я пишу, и мои картины и есть мои молитвы. И, мало того, у меня мечта: я должен написать икону, коль я к творчеству отношусь как к иконе. И именно непредметную, т.е. оставить информацию, но более чистую.
Для меня искусство и есть религия. Я пишу, и мои картины и есть молитвы
А.С.: Я хотел спросить, какое у вас отношение к «Черному квадрату» Малевича и заявлениям о «смерти живописи».А.К.: Опять же эти декларации, заявления, которые для того человека, кто это декларирует, имеют право быть, чтобы ему развиваться дальше. Я пытаюсь идти путем, не декларируя и не отрицая добытых достижений мировой культуры, а, наоборот, принимать. Как я могу отказаться от того, что Рембрандт — это Рембрандт, а Веласкес — это Веласкес, когда мне это нравится? И та же информация, которая оставлена Кандинским. Но это другие знания, к этому надо прийти, это надо научиться понимать. Видя реалистический предмет, контактировать проще, не нужно особой подготовки. Глаз реагирует, когда видит материальное, он не видит глубины духовности, качества внутреннего содержания. Это уже воспитание, твои поступки, твои знания, твои устремления к познанию приводят тебя к тому, что ты начинаешь понимать, что такое беспредметная живопись.
А.Д.: Вопрос касательно того места, где мы творим. Беларусь между собой, неофициально часто называют «болотом». Т.е. не в смысле каким-то топким местом, а болотом, которое таит в себе нечто глубинное. Как вы считаете, что есть глубинного в этой земле, и как она влияет на вас, ваше выражение в творчестве?А.К.: К 60-летию я делал в Москве персональную выставку. Ко мне подошел познакомиться известнейшая личность профессор Турчин, который занимается изучением современного искусства и имеет большие труды на эту тему. Так вот он мне задает такой вопрос, смотря мои картины: «А как это возможно в Беларуси?» А я ему отвечаю: «Я просто там живу». А то болота, говорят, леса… А где, как не в болоте, тайна? Я говорил, что я стремлюсь быть в природе. У меня дом на Лепельских озерах, я там живу с мая по ноябрь. Там написана картина «Памяти Куросавы». Все это мне сказали эти озера, тростник в них.
А.С.: Я знаю, что вам, русскому по происхождению, не так легко было утвердиться в белорусском искусстве. С чем были связаны эти трудности?А.К.: Сейчас этого уже нет, поначалу было. Ну, русский я был, по-русски писал, не было своего языка, своего разговора. Я просто учился еще, только начинал. Эти конфликты — это политизированная в общем-то вещь, они прошли да и все. Ну и что, что я русский? А я считаю себя белорусским художником. А почему? А потому что все сделалось здесь. Питался я здесь. Что бы я ни делал, я буду белорусским. А куда девать того же Шагала? Да, когда он стал питаться Францией, и то он остался белорусским все равно. Несмотря на то, что делал витражи по заказам, делал «парижские» циклы. А «белорусский» — это не значит, что дерево пишешь, или там на конкретный мотив национальный. Здесь климат, мироощущение особое… Когда кричат о любви к Беларуси, я считаю, это не совсем тактично. О любви не надо кричать — ею надо заниматься. Не надо хвастаться, что ты белорусский, делать слабые работы и говорить, что это белорусское. Я не хочу такой «белорусскости». Я хочу другое.
Когда кричат о любви к Беларуси, я считаю, это не тактично. О любви не надо кричать — ею надо заниматься
А.Д.: Кажется, вы были востребованным художником и в советское время, и сейчас. Как вы считаете, какие условия лучше способствуют успешной карьере художника: при капитализме или при корпоративной системе поддержки искусства, которая была в Советском Союзе, когда «союз художников» распределял мастерские и т.д.?А.К.: В советское время я находился на грани андеграунда. Т.е. у нас такого понятия в Беларуси не было, но я в этом положении находился. Хотя иногда выставлялся, не потому что я против чего-то выступать хотел. Нет, я просто искал себя. Как я могу отрицать Цвирко, когда он классный художник? Я просто искал себя: не хотел быть в одной обойме с когортой соцреализма. Конечно, когда ты не имеешь средств, это плохо. Когда ты не делаешь то, что от тебя требует, допустим, соцреализм, то ты бедный, ты не придворный. Сейчас ты бедный, потому что ты не вписываешься в актуальные идеи, где тебя могут подтянуть, потому что сегодня актуальное искусство поддерживается. А я опять как бы в «неформате» нахожусь.
А.С.: А какое у вас отношение к тому, что в Беларуси установилась мода на актуальное искусство?А.К.: Это никакая не мода, это естественный процесс, он есть в Беларуси — и слава Богу. В мировой практике он с 50-х годов идет. Актуальное искусство развивается и приобретает свои положительные и отрицательные стороны. В современном мире, мире активного технического прогресса, такое явление очень важно. Ведь актуальное искусство подразумевает исследование процессов. Как можно отказаться от этого? Но параллельно будет существовать живопись — она никогда не уйдет, ведь пока жив человек, живопись будет жить, потому что это потребность человека. Как может звук не жить? Ведь пока жив человек, будет звук, и человек будет заниматься звукообразованием. Точно так же, пока жив человек, он будет заниматься цветообразованием, т.е. колористикой, живописью.
А.С.: А не хотелось бы вам влиться в мейнстрим, стать «актуальным»?А.К.: А я что не актуальный, что ли?
Л.М.: Ну и вопрос!..А.К.: Нет, это вопрос нормальный. Ведь люди зачастую себя обманывают: им хочется быть современными, им хочется быть модными. Много таких людей, которые не слышат себя, не идут к себе. А идут туда — к моде. И с таким человеком никогда ничего не произойдет: помодничает он, будет средненьким художником и не более того. А искусство подразумевает выражение себя, это путь к себе. Если ты к себе идешь, какие могут быть проблемы в том, что ты не моден? Не моден — значит, потом будешь моден!
- Александр Обухович
bolshoi.by
"Пространство Анатолия Кузнецова. Живопись и графика"
"Пространство Анатолия Кузнецова. Живопись и графика"Дарья ВАРЛАШИНАпресс-релиз к выставке А.Т.Кузнецова Выставочном зале ТЖМСХ22.04.2010
ЖИВОПИСЬ.
Живопись, акварель - давняя привязанность, страсть Анатолия Кузнецова.Увлекаясь гравюрой, офортом, рисованием с натуры, он никогда не забывал про акварель, живопись маслом. В 1972 году участвовал на молодежной выставке тремя живописными работами. Выставка проходила в Доме художника на Кузнецком 11.
Сейчас время узкой специализации и для многих кажется странным, когда живописец занимается графикой, или наоборот. Да и наши современники: И.Голицын, М.Митурич, В.Дувидов, Б.Маркевич, А.Ливанов, А.Кирилло, К.Мамонов несмотря на разные профессии занимались и занимаются живописью. Недавно видела скульптуры В.Андреенкова (графика), вспомнила бумажные скульптуры Н.Родионова (графика).
Анатолий Кузнецов также не замыкается на профессии графика, давно и успешно выставляется среди коллег живописцев.
Групповая выставка в выставочном зале на Беговой ул., в восьмидесятые годы (в- ка девяти) с А.Артемьевым, С.Воробьевым, И.Бочковой, О.Цельнер и др. подтвердила и оправдала устремления художника и к живописи, и к графике.
Некоторые эстампы и акварели были приобретены ГМИИ им. Пушкина, и несколько лет назад – рисунки в ГТГ.
Одним из наиболее любимых жанров художника является мотив с изображением горящей свечи. Горящая свеча по учению Св. Тихона Задонского является символом быстротекущей человеческой жизни…
Анатолий Кузнецов очень любит музыку Рахманинова, Чайковского. «Времена года» в музыке и жизни, пейзажи провинциальных русских городов В.Устюг, Тропец, Тотьма, Вологда, и разумеется, Москва.
Художника в Москве привлекают места, связанные с историей и культурой России, заново возвращенные к жизни как-то подворье монастыря, церковь Св.Николая на Белорусской.
Художник утверждает, что исторические события, связанные с тем или иным историческим местом, безусловно, влияют на характер создаваемого произведения. Вспоминаешь В.Сурикова, А.Иванова, М.Нестерова, П.Кузнецова и других лучших русских художников с их дотошным и основательным подходом к работе.
Анатолий Кузнецов, как и многие художники его поколения, часто ездил по стране, привозя много работ и главное - идей, которые пытался осуществлять, работая в мастерской.
Очень много сил и времени было отдано работе в Комбинате Графических искусств по мастерской уникальной графики.
Был отмечен различными грамотами и премиями МОСХ СССР. Имел I и II премии по КГИ. Дружба с такими художниками как И.В.Голицын, А.А.Алейников, В.Н.Вакидин, А.А.Ливанов, С.А.Воробьев давала возможность оценить и понять то, что не преподается ни в каких учебных заведениях.
Творческая биография Анатолия Кузнецова наполнена огромным количеством графических и живописных работ. Многие из них хранятся в различных музеях и картинных галереях. В частности: в Государственной Третьяковской Галерее (Москва), Государственном Музее Изобразительных Искусств им.Пушкина (Москва), Государственном музейном объединении «Русский Север» (Архангельск), Брянском областном художественном музее (Брянск), Вологодской областной картинной галерее (Вологда), Тульском музее изобразительных искусств (Тула), Рыбинской областной художественной галерее (Рыбинск).
ГРАФИКА.
Есть на земле российской города, даже названия которых волнуют сердце: Великий Устюг, Соловки, Сольвычегодск, Сергиев-Посад. От этих названий веет русской глубинной историей. Такое же чувство вызывают пейзажные циклы Анатолия Кузнецова.
Перед зрителем разворачивается эпическая панорама из равнин, рельефов, соборов. Пейзажи разных малых городов сливаются в единый организм, называемый Россией.
Очевидна аналогия с иконой, в центре которой сама Россия, а вокруг нее - клейма с пейзажами ее древних городов.
Духовная напряженность этой графической серии говорит о реализации определенной жизненной программы художника. Своим мастерством художнику удалось настроить зрителя на волну собственной души, наполненной трепетным отношением к святым местам родной земли.
Пейзажи А.Кузнецова композиционно сложно построены. Художник виртуозно владеет пространственным построением пейзажей. Сама земля становится действующим лицом пейзажей, с холмами, равнинами, реками, храмами. Она то дыбится, навстречу зрителю, то убегает своими дорогами, то разворачивается с птичьего полета.
Анатолий Кузнецов – замечательный рисовальщик. Все средства графики задействованы им в его листах.
Осязаемо- чувственно превращение черно-белых пятен в свет и темноту – (светотень), контрастов, штрихов и движущихся плоскостей в эпическую пейзажную поэму.
В пейзажных циклах А.Кузнецова передаваемые им пространства, кроме художественных, приобретают многообразные смысловые свойства.
Его пейзажи- это не виды, не ландшафт, не воспоминания о каком-то месте, а картина мира, как органического целого.
Внимание художника переключается с реального трехмерного пространства, на собственное, сконструированное им и осмысленное пространство, со своим внутренним, беспокойным, романтическим развитием. Это придает изображенным пейзажам магическую силу внушения напряжения.
В ритмических построениях листов слышна музыка. Это то звучание органа с широким торжественным размахом, то мелодичность архитектурных линий, то синкопирование деталей. И все пейзажи серии объединены в одну цельно построенную симфоническую картину.
Большой интерес представляет цикл работ, выполненных художником на «декабрьских вечерах». «Декабрьские вечера»-это фестиваль музыки и живописи, который проводится в музее изобразительных искусств им.Пушкина с 1981г. Основатели «вечеров»- Святослав Рихтер и директор музея Ирина Александровна Антонова. После смерти Святослава Рихтера в 1997г. фестиваль назван его именем: «Декабрьские вечера Святослава Рихтера».
Анатолий Кузнецов был приглашен директором музея рисовать «декабрьские вечера» в числе других замечательных художников графиков: Виктора Дувидова, Александра Ливанова, Мая Митурича, Ларисы Федотьевой.
artprima.ru
Анатолий Кузнецов: «Кто-то говорит, что я неформат в актуальном искусстве…» | Art
В ноябре 2012 года во Дворце искусств прошла выставка «Путь» белорусского художника-абстракциониста, участника легендарной «Немиги-17» Анатолия Кузнецова, посвященная его 65-летнему юбилею.
Анатолий Кузнецов / фото из личного архива
Вы чувствуете, что выставка, прошедшая во Дворце искусств, была юбилейной?
Нет. Никакая она не юбилейная. Это этап, кусочек прожитой жизни. Были показаны свежие работы, а не в ретроспекции.
В чем заключалась концепция выставки?
Если связывать мою выставку с названием, то здесь должна была быть ретроспекция. Чтобы показать «путь» от начала до конца. Думаю, что я этот путь обозначил как символический. Мне хотелось обобщить и показать серьезность отношения, серьезность самого поступка выставки. И я пошел от противного: не делать ретроспекции, а показать те работы, которые вообще никто не видел. Свежие работы.
Всего на выставке было представлено 3 цикла. Я опасался только того, что не смогу связать цикл «Долина фараонов» с остальными, потому как он сделан в геометрической стилистике, использовано много золота. Также текстовой цикл «Метафоры забытых истин» отличается полифоничностью письма. А остальные же – более свободны. Боялся, что они не сойдутся по пластике в цельности выставки.
Думаю, выставка указала на диапазон широты моего восприятия.
Анатолий Кузнецов / «Полифония» / 1995 // фото из личного архива
Вы довольно тем, как выставка была сделана?
В какой-то мере я доволен уже тем, что увидел себя в другом пространстве. Потому как писать в мастерской картины таких размеров достаточно неудобно. Вот и проверил себя: насколько ошибся, есть ли провалы. Но был достаточно удовлетворен. Есть, конечно, и отрицательные моменты, но все это помогает мне расти дальше, находить новые ходы.
В текстах к вашим работам указывалось, что вы увлекаетесь восточной философией. Как она повлияла на ваше творчество?
Я увлекаюсь, но не фанатично. Я увлекаюсь в мере познания, отсюда от философов идет созерцание. Созерцание – это качество людей, которые могут остановиться, посмотреть, подумать. Я таким путем живу. Летом, например, уезжаю в деревню. Нахожусь в созерцании природы. И возникают вещи, когда ты не только видишь, но уже и слышишь сочетание звуковых и зрительных ассоциаций, которые создают определенные образы. Эти образы надо сформулировать. Восточная философия именно это и делает. Она метафорично формулирует то, что есть.
На мое искусство повлияло именно то, что я научился останавливать мгновение. Научился соединять полифонию в единое пространство, ощущение. Это же куски жизни, этим надо заниматься. Это определенный процесс, путь. Ведь есть путь, когда ты изучаешь вещь, ее конструкцию. Я же интересуюсь другим – тем, что находится между предметами, что предметам сопутствует, тот ассоциативный ряд, который выстраивается по определенным ощущениям.
Я был предметным художником, достаточно точным. И иногда мне казалось, что я уже начинаю повторять определенные тематические картинки. Сейчас я не придумываю каких-либо направлений, потому как абстрактное искусство – мое естественное состояние. Я просто работаю.
Анатолий Кузнецов / «Путь» / 1998 // фото из личного архива
Чем вызван переход от формы к абстрактному искусству?
Это постепенный путь, это работа. Предмет – это академичность, ученические задачи. Был успех у реализма, но тогда фотографий не было…
Все гораздо проще: я иду туда, где есть что-то неизвестное, где в этой неизвестности манят загадки, которые я должен разгадать. Я склонен к медитативным вещам. Читая восточные мысли, ловлю себя на мысли, что у меня все так же, просто не могу это сформулировать.
В рамках вашей выставки были предусмотрены встречи с художником. Много ли людей приходило? И какие вопросы преобладали?
Не сказал бы, что встречи были активными. В советское время, когда я делал выставки в Полоцке, всё было гораздо лучше. Собиралась публика, и вопросы были такие, что приходилось попотеть. Сейчас пара человек придет за день, сфотографируется с художником: «Ой, как нам понравилась ваша выставка». Приятно, конечно, когда есть такое отношение к твоему творчеству. Но пользы от встреч уже нет, нет никаких конструктивных разговоров, даже вопросов с подвохами.
Анатолий Кузнецов / «Долина фараонов» / 2005 // фото из личного архива
В чем вы видите причину такого поведения зрителя?
Сам зритель отдалился, ему некогда, ему надо деньги зарабатывать, ему надо материальные блага обеспечивать. Духовность же требует внутренних затрат. Но я не говорю, что все зрители такие. СМИ должны работать в этом ключе, должны быть соответствующие программы по телевидению. А ведь весь формат таких передач сегодня заключается в диалоге ведущего с художником, и все. А ведь шире надо рассматривать процесс искусства – тем много. Вопросы культуры формируются в рамках попсового жанра. Славянский базар есть – и все. И вот он, уровень белорусской культуры. Но есть же другие вещи, более серьезные.
Что касается живописи – такого вообще ничего нет.
С одной стороны, искусство должно к зрителю идти, а с другой стороны – зритель должен обращать на него внимание.
На этих встречах складывались ситуации, когда зритель открытым текстом заявлял: «Я здесь не вижу ничего, не понимаю такого искусства». Как вы прокомментируете такую ситуацию?
Зритель, который никогда таких выставок не посещал и так говорит о первой выставке, – это ненормально. Он и не пытается даже понять, он сам себе говорит: «Я невежествен. Это искусство плохое, надо другими цветами писать, потому что эти цвета – злые».
Но зритель сталкивается с тем, что он пытается понять некую систему. Другое дело, что в абстрактном искусстве этой системой является интуиция. Каким способом, по-вашему, можно донести до зрителя, что абстрактное искусство необходимо в первую очередь чувствовать, а не понимать?
Я не знаю, какой способ должен сделать подобное, но для зрителя есть только один выход: себя надо воспитывать. Как научить зрителя быть внутренне наполненным? Зрителю самому надо быть таким, заниматься самообразованием. Иногда стоит не спешить, а спокойно пройтись и посмотреть на небо. Ведь вся восточная философия в своих вопросах о жизни человека строится на медитативном состоянии, когда человек созерцает в спокойствии. Так и надо учиться понимать искусство – в спокойствии.
Анатолий Кузнецов / «Серебряная горизонталь» / 2006 // фото из личного архива
Бытует мнение, что живопись вскоре исчерпает себя как вид искусства…
Да, давно бытует. А она почему-то никак не хочет исчерпаться. Пока человек жив, ему будет хотеться работать с красками. Краски – это такой материал, который создает цветовые отношения, а они, в свою очередь, – это чувства, которые формируются в ряд категорий: счастье, любовь, радость. Пока эти категории существуют, будет существовать и живопись.
А каковы пути дальнейшего развития абстрактного искусства?
Даже не знаю. Но оно произошло от того, что человеку надоело быть логичным. Он устал от этого, он занялся проблемой освобождения левой стороны мозга от рационализма. Мы ведь постоянно используем только левую сторону мозга, мы с ней живем. Вот и произошла трансформация в искусстве.
Кандинский первым начал это делать. Он же приводил примеры логических вещей в абстракции. Это экспрессионистская абстракция подвержена эмоциям, ощущениям, движениям чувств. Потом появилась и геометрическая абстракция, которая является совершенно логической вещью.
В Беларуси есть школа абстрактного искусства?
Нет. В Витебске что-то происходит на фоне Малевича, но это недостаточно индивидуально и мало. Витебская школа сдала свои позиции. Если в начале XX века оттуда произошли все истоки абстрактного, то сейчас это просто дань уважения времени.
Анатолий Кузнецов / «Эволюция состояния» / 2012 // фото из личного архива
Как вы относитесь к современному искусству? Что вы думаете о прошедшей белорусской триеннале?
Я считаю, что в XXI веке актуальное искусство необходимо, потому что оно анализирует связь искусства и науки, эти две вещи начинают между собой контактировать. А что касается формальных или эпатажных произведений искусства – это было всегда. Самолозунги актуальных художников в большей мере происходят от своеобразной провокации. Зритель же не знает, кто профессионал, а кто нет, – он видит конечный результат.
Точно так же и с белорусской триеннале. Во-первых, там не было проекта: они собрали то, что имеют, и то не все. Почему там не было таких актуальных художников, как Кирющенко? Не было там идеи, концепции, определенного направления. Не было затрат духовного характера. К любой выставке надо готовиться, нельзя ее делать спонтанно. Деньги получили, сделали, потратили… А в итоге что? Сделали провинциальную выставку. Были, конечно, и хорошие работы, но они там «не сидели». Это тип базара. Если они хотели показать состояние белорусского искусства – так мы его не увидели, потому что многие художники не участвовали. Галерей там тоже не было, зато была Академия. Зачем?
А вы как чувствуете, вы продолжаете традиции или же стремитесь к актуальному в искусстве?
Я себя никуда не отношу. Я иду и иду. Кто-то говорит, что я неформат в актуальном искусстве, в реалистичном тем более. Это хорошо. Значит, я индивидуален.
Анатолий Кузнецов / «Парад планет» / 2012 // фото из личного архива
Как вы относитесь к фразе «каждый человек – художник»?
Об этом весь мир говорит, но я так не думаю. Я думаю, что художником может стать только тот, кто хочет им стать – у кого душа не на месте, кто постоянно волнуется и переживает, ощущает необходимость высказаться. А если человеку необходимо внимание, эпатировать чем-то – это его право, но к искусству это отношения не имеет. В самом искусстве есть много вещей, которые не имеют к нему никакого отношения…
_______ Читать по теме: _______
artaktivist.org
Кузнецов Анатолий: «Художник – это не профессия, а состояние души». | Художественный салон
Справка:Анатолий Кузнецов родился в 1947 г. в Усть-Камчатске Хабаровского края (Россия). Живет и работает в Минске (Беларусь). Окончил Белорусский театрально-художественный институт (ныне Академия искусств), отделение станковой живописи (1976).
С1983 года — член Белорусского Союза художников. С 1979 г. — член творческого объединения БУКУБ (Бущик, Кузнецов, Барздыка). C 2000 г.— член МООХ «Солнечный квадрат» (г. Москва).С1988г. — член творческого объединения БСХ «НЕМИГА–17».
С1994года работает над нефигуративными композициями.
—Нефигуративное искусство сегодня считается неформатом или оно стало классикой?
— Классика — это стабильность направления, сложившиеся школы и имена. Нельзя сказать, что сегодня сложилось движение абстрактных живописцев. Это скорее личные предпочтения отдельных художников.
Сегодня сложилось актуальное искусство как запрограммированный, конкретно финансируемый процесс. «Венецианский биеннале», «Арт-Базаль», «Арт-Москва», и ряд других арт-проектов выстраиваются под актуальное искусство. В Минске им занимается «Галерея Ў». В этом направлении развития искусства нет чистой живописи — есть спроецированная, сконструированная проектная идея. Поэтому для современного искусства нефигуративная живопись остается неформатом.
— Существует такое мнение, что выпускники минской Академии искусств работают в реализме, а выпускники художественно-графического факультета Витебского госуниверситета — в направлениях авангардной живописи. Согласно этому утверждению, Вы работаете вопреки мейнстриму?
— Академическое образование еще никому не навредило: если я понимаю пространство, теплохолодность, форму, я как живописец могу работать в любом направлении живописи. В академии я был одним из лучших учеников, работающих в реалистическом направлении. Я любил определенное реалистическое искусство— мазистую живопись, сочную, полнокровную, и, наоборот, не любил гладкую, прилизанную.
В реалистичной живописи работали разные художники — с разным настроением, мироощущением. Как я могу отрицать Куприна, Кончаловского, Машкова?! Это потрясающие картины, они живые, наполненные. Часто отрицание можем быть преждевременным. Сначала нужно научиться понимать краску, пластику, среду, в которой все это находится.
К абстракции надо прийти, потому что мастерство обобщения — серьезная вещь. На своем примере скажу, пришлось идти к беспредметной живописи 18 лет. Именно такой отрезок разделяет окончание учебы в академии и первую абстрактную картину, написанную мной. Только глубокое осмысление привело меня к беспредметной живописи, а не желание быть модным,быть абстрактным.
Написать абстракцию просто так невозможно. Например, в России издан двухтомник (два больших неподъемных «кирпича») «Абстракция в России XX в.». В этих томах есть и Кандинский, и Малевич, очень много современных художников. Большинство работ пустых и поверхностных и совсем немножко, может, всего один процент, приличных, естественных по душе работ.
То разделение, о котором вы говорите, было заметно в советском периоде. Минск — столица, там сконцентрированы власть, идеология, известные деятели культуры, соответственно, есть государственные заказы. Витебск — иной город, здесь жили и работали Шагал, Малевич, здесь сама история подталкивает художника быть в авангарде. Минск таких традиций не имел и не будет иметь. Но в Минске достаточно художников нереалистической направленности.
— Какие художники повлияли на Ваше творчество? Кого бы Вы могли назвать своими виртуальными учителями?
— На протяжении всей моей творческой жизни у меня были любимые художники, у которых я учился, которые мне подсказали путь моего развития. Когда я был чистым реалистом, очень любил русских художников: Машкова, Кончаловского, Куприна, Фалька. Со временем я начал входить в среду искусства, узнавать ряд московских художников советского периода сурового стиля, например Андронова, Никонова. Эти художники уже формировали личностное отношение к искусству. Когда советский период прошел, наступила творческая свобода. Для меня этот переход был плавный, я уже давно был другим и к социалистическому реализму не имел отношения.
До нефигуративной живописи я писал фигуративные картины, портреты, пейзажи. Я много писал провинциальных пейзажей, ездил за натурой в маленькие города, делал натурные зарисовки. Из любимых картин — «Провинциальное воскресенье», «Последний день в Поставах», цикл «Девушки и цветы».
Но уже на этом уровне я стал избавляться от реалистичной прямолинейности. Я стал понемножечку снимать изобразительность, чтобы спрятать прямолинейность, диктатуру сюжета, чтобы прочитывалась колористка, пятно, эмоциональное месиво красок. Уже тогда подсознательно шел к абстрактному ощущению. В моих работах пластическое искусство стало перевешивать изобразительное.
Меня уже не интересовала портретность, я мог писать лицо без глаз и носа. Я создавал цветовые пятна, среду, окрашенный воздух, состояние. Это и есть те пластические ходы, которые меня привели к непредметной живописи. Себя абстрактным художником не считаю, свои работы отношу к непредметной живописи.
— В отзывах к одному из Ваших интервью написали: «Я в работах Кузнецова вижу Мондриана, Полока, Хоффмана». Прокомментируйте, пожалуйста…— Человеку важно проводить аналогии. И это объяснимо: чтобы к чему-то прикоснуться и что-то понять, необходимо найти аналогию, которая поможет состыковаться с уже имеющимся опытом.
Если говорить о Полоке, он пользовался одним приемом: не касаясь холста, производил движения, которые покрывали холст краской. Он немножко был хулиганом и сам об этом говорил. При этом Полок очень узнаваемый.
У меня же приемов бесчисленное множество. Единственная работа, которую можно состыковать с Полоком, — «Полифония». Но я касаюсь кистью холста, нахожу ритм и решения, взаимосвязываю их. Такая картина, как «Полифония», призвана отображать само понятие полифонии— многозвучие, многоцветие, многоритмие, это всего много. Вот это и дает аналогию с Полоком.
Мондриан— рациональный художник, в основе его работ геометрическое построение. Есть у меня несколько композиций, которые называются структуры: они выстроены на основе геометрии. И здесь я не понимаю, почемузрителю видится Мондриан, почему не Малевич.
— В работах выставки «Путь» присутствует восточная философия или метафизика?
— Для меня восточная философия находится на стадии познания. Я восхищен мудростью китайского философа Лао-Цзы. Читая его, открываю для себя неизведанное. Он помог мне сформироваться как художнику.
Первое знакомство с восточной философией произошло через поэзию МацуоБасё и его хокку. Там настолько мощное ассоциативное мышление, что трудно поверить, что это поэт XVII века. Через эту поэзию я почувствовал провидца и философа, государственного деятеля Лао-Цзы, который написал труд «Дао Дэ цзин» («Путь и Совершенство»). Я читал эту книгу в переводе китаеведа Владимира Малявина, к слову, признанном лучшим переводом в мире. Эту книгу можно открывать на любой странице, прочитать три строчки, замолчать и подумать.
Путь — это точка, куда я должен стремиться, а Совершенство — как я должен прийти. Вот о чем эта книга. Мы об этом забыли, потому что спешим, нам всегда некогда.
Я не исповедую какую-то одну религию. Я верю в равновесие. Нельзя жить в зле и нельзя жить в добре, потому что тогда не видно зла и не видно добра, тогда ничего нет.
— Современный мир перенасыщен информацией, и воспринимать его рационально все сложнее. Мир можно познать только через символы, образы — через чувственное постижение, а не рациональное. Является ли ваша живопись формой чувственного постижения мира?— Мы с детства приучены к рациональному восприятию мира, эта европейская модель просвещения довлеет над нами. Более того мы живем,опираясь на постулаты, законы, сложившиеся стереотипы. Но мы не живем в равновесии рационального и эмоционального.
Современный человек живет в мире заставок, стереотипов, штор, которыми закрывает от себя свет истины. Если мы поедем в Тибет, увидим, что большинство людей живет бедно, но они живут медитативно. Это значит, умеют соединять эмоциональное с рациональным.
Современному человеку, и особенно художнику, важно научиться владеть своим подсознанием, провоцировать его, вызывать вибрации.
Вибрация — это контакт. Если в тебе это есть, если ты в себе это воспитал, ты сможешь увидеть больше, чем может видеть обычный человек. Художник благодаря своей деятельности выходит на вибрацию с миром, умеет увидеть другую реальность и нарисовать ее.
— Можно ли сказать, что художник не передает реальность, а создает собственную?
— Конечно, он создает свои ощущения, эмоции, волнение, переживания.
— Нужен ли посредник в лице арт-критика между картиной как высказыванием художника и зрителем?
— Для кого-то нужен, а для кого-то — нет. Тот человек, который подготовлен смотреть, не нуждается в проводнике или посреднике.
Картину надо смотреть, музыку слушать, поэзию читать – искусство живет напрямую. Изобразительный язык — конкретное знание.
Глаз все воспринимает материально. Глаз в отличие от уха не воспитан. Ухо умеет слышать абстрактное, поэтому музыку неподготовленный потребитель воспринимает легче. Человек никогда не скажет о музыкальном произведении: «И я так могу…». Он постесняется, а в отношении изобразительных вещей, не стесняясь, скажет.
В большинстве своем люди не умеют читать изобразительный язык. Не будем сейчас рассуждать, почему так получилось. Эстетическое воспитание должно начинаться с детства, иначе человек, став взрослым, оказывается не подготовлен смотреть и чувствовать мир, разделять его переживания.
Человек — существо, живущее материальными категориями, и потребности эти растут и растут, а духовные ограничены. Это и есть та тема о равновесии, которую мы поднимали выше. Равновесие материальных и духовных потребностей и станет той точкой, когда можно будет сказать, что общество идеально.
Поэтому на определенном уровне посредник нужен, чтобы подготовить восприятие, а дальше зритель должен принять и присвоить себе то новое, что он получил от общения с искусством.
Если делаю выставку, обязательно организовываю встречи со зрителем. Таким образом сам являюсь посредником между моими картинами и зрителем. Я разговариваю не конкретно о своей живописи, а о пути к таким вещам. Я пытаюсь всегда объяснить, что к абстрактной живописи надо готовить себя. Это трудный, это крайне тяжелый путь.
— Недавно я видела в Интернете такой материал: читателю предлагается подборка работ, которые можно охарактеризовать как беспредметная живопись. Причем зритель должен пройти тест: посмотреть на картину и выбрать ответ, эту картину нарисовал художник или ребенок. Мне казалось, я человек подготовленный, возможно, меня спровоцировал авторский подбор картин, однако в большинстве случаев я ошиблась, приняв детские рисункиза работы художника. Как бы Вы прокомментировали этот тест?— Я думаю, что возраст детей в данной подборке был от 3 до 5 лет. Это необъяснимая загадка, но ребенок именно в период от 3 до 5 обладает особой, потрясающей энергетикой и подсознательным проникновением в такие тонкие миры, которые,взрослея, мы перестаем видеть. Он еще там, в Космосе, он еще сам Космос. Чем старше становится ребенок, тем больше он узнает понятий, правил и законов нашего рационального мира.
В Минске есть известная в мире художественная студия Ришарда Мая, где занимаются дети разного возраста. Он особенно лелеет и бережет малышей в возрасте от 3 до 5 лет: то, что они рисуют– это шедевры.
— Может ли художник в угоду рынку сделать авторский повтор?— С моих работ повтор сделать невозможно. В них происходит эмоциональная трансформация пространства в холсте, где очень много проходит временных промежутков, которые повторить нереально никому. И никакая техника этого не повторит.
Сейчас вся Америка увешана принтами. Это стало нормой общества потребления — тиражировать понравившиеся работы. Китайцы шагнули еще дальше: пятьдесят китайцев рисуют Ван Гога. Причем каждый отработал до совершенства конкретный цвет и конкретный мазок. Ставится холст, и каждый китаец подходит и четко наносит свою краску своей отработанной техникой. На выходе получается копия максимально схожая с оригиналом.
Я допускаю авторский повтор только в том случае, если автор проинтерпретировал какую-то свою тему, когда он волновался, когда он туда заложил энергетику — такая работа будет иметь ценность. А во всех остальных случаях тиражирование — коммерция, и такая работа никакого отношения к искусству не имеет.
Если живопись логична, повтор сделать можно, пусть он и будет холодный. Если живопись эмоциональна, повтор невозможен. Дважды в одну реку войти нельзя.
— Есть ли у вас ученики?
— Есть. Мои ученики учатся в университете в Лондоне, потому что мои методики европейские. Я учу свободно рисовать, свободно видеть, свободно ощущать.
В основном это девушки, ребят как-то нет. Ребят в искусстве практически нет, и это трагедия. У женщин иное предназначение в жизни: им надо рожать детей, создавать очаг. Совместить художника и мать крайне сложно. Заниматься искусством – это жертвенное дело, ты себя лишаешь материальных благ. Вместо того, чтобы купить новую одежду, ты идешь и покупаешь краски. Ты большой эгоист по отношению к другому. Ты не можешь для другого сделать добро, потому что тебе надо быть в мастерской, тебе надо работать с утра до вечера.
Беседовала Оксана КУЗИНА.
Фото автора и личный архив А. Кузнецова.
www.artvitebsk.by
Анатолий Кузнецов « Ностальгия по советскому
Он носит фамилию, которая, по утверждениям статистиков, является самой распространённой в нашей стране. Она встречается даже чаще, чем «Иванов, Петров и Сидоров». В Голливуде специалисты по имиджу и рекламе начинающим актёрам, имеющим слишком распространённое имя – скажем, Джон Смит, — настойчиво рекомендуют взять какой-нибудь более эффектный псевдоним.
Анатолий Кузнецов вот уже более 50-ти лет живёт на экране со своей не очень-то запоминающейся фамилией. Его не смущает, что в нашем кино было немало актёров Кузнецовых как поколением старше его, так и из тех, кто начинал в последние годы.
Анатолий Кузнецов
За время работы в кино он снялся в десятках ролей, получил звание народного артиста, награждён Серебряной медалью имени Александра Довженко. Было бы неверно каждую сыгранную им роль объявлять творческой победой: такого не было ещё ни у одного актёра в истории экранного искусства. Он знал взлёты, но не знал падений; разумеется, у него случались и менее удачно сыгранные роли, но он всегда держал свой уровень, что редко удаётся и самым большим актёрам.
Анатолий Борисович Кузнецов родился 31 декабря 1930 года в Москве. Его мать, как понимает сегодня Кузнецов, обладала природными актёрскими данными, так и не нашедшими себе профессионального воплощения. Единственного сына ей хотелось непременно поставить на путь творчества. И путь Кузнецова-юноши вёл его вроде бы прямой дорогой по музыкальной стезе: музыкальная школа, вокальное отделение ЦМШ, училище имени Ипполитова-Иванова…
Анатолий Кузнецов
Но тут у студента-вокалиста произошла одна встреча – впрочем, вполне запланированная и неслучайная. На их факультете, как и положено для будущих певцов, преподавалось сценическое мастерство. Этот предмет вела Нина Осиповна Смирнова, в прошлом участница Музыкальной студии Станиславского. Смирнова обратила внимание на характер способностей своего студента, решила, что она гораздо ближе драматическому, нежели музыкальному театру. Стала советовать бросить музыку и податься в театр.
Летом 1951 года, забрав документы из «Ипполитовки», Анатолий Кузнецов стал держать экзамены в театральный ВУЗ. Даже в два сразу: так делали многие, для верности, чтобы подстраховаться на случай неудачи. Кузнецов успешно сдал экзамены в оба, и в конечном итоге выбрал МХАТ, который окончил в 1955 году.
В 1954 году, ещё будучи студентом, Анатолий Борисович дебютировал и в кино – фильм назывался «Опасная тропа». Роль была маленькая, в несколько слов, но дело было сделано – кинематографическая жизнь актёра Анатолия Кузнецова началась. И началась, как выяснится позже, счастливо.
Анатолий Кузнецов
Молодой, весь какой-то светлый, белозубый, с весёлыми глазами, он приглянулся режиссёрам и сразу стал нарасхват. Его внешность экономила режиссёрские время и энергию: не нужно было доказывать, почему такого парня любят, почему по нему тоскуют и вздыхают, почему за ним идут. Многое из того, что появилось у Кузнецова в 60-е годы, было прямым развитием сделанного в 50-е.
Сам Анатолий Борисович считает для себя поворотной роль Лёньки Незваного в фильме «Ждите писем». После этой роли даже внешний облик актёра изменился. Он словно раздался в плечах, а с его лица исчезло нейтральное обаяние киногероя. В нём определились собственные неповторимые черты. Найденное актёром в Лёньке и Сергее Руденко из фильма «Друг мой, Колька!», спрессовавшись намного жёстче и определённее, стало характером Павла из фильма «Утренние поезда». Этот фильм завершил первый период, первое десятилетие в творчестве Анатолия Кузнецова.
Анатолий Кузнецов
Он доказал, что находится в расцвете своего мастерства, что ему по плечу творческие задачи самой высокой сложности. Говоря иными словами, в жизни крупного художника возникла возможность создать ШЕДЕВР, который войдёт, говоря высоким слогом, в золотой фонд нашего киноискусства. А история шедевров, как известно, непредсказуема. Если напомнить, что было до того, как Кузнецов появился на съёмочной площадке в группе, работающей над «Белым солнцем пустыни» (История создания фильма), то это станет ярким доказательством справедливости сказанного выше.
В самом деле, сценарий «Белого солнца…», написанный сначала в расчёте на режиссёра Андрея Кончаловского, долгое время валялся невостребованным на студии. От него отказался не только Кончаловский, но и другие постановщики, в том числе и… сам Владимир Мотыль, который не сразу увлёкся темой, решённой в духе откровенного вестерна.
Анатолий Кузнецов
На роль Сухова пробовалось, как водится, много разных актёров. В «финал» вышли двое – Анатолий Кузнецов и Георгий Юматов, который и был утверждён на эту роль. Юматов был полной противоположностью Кузнецову: решительный, атлетичный и резкий. Уже была назначена дата первой съёмки, все ждали приезда Юматова, как вдруг узнали, что он накануне был на похоронах, с кем-то там повздорил, подрался и, говоря коротко, «остался без лица». На Экспериментальной студии каждый съёмочный день стоил огромных денег, останавливать или переносить работу над фильмом было невозможно. Мотыль набрался храбрости и позвонил Кузнецову. Надо отдать должное его благородству: он отбросил прочь ложное самолюбие, не устроил истерики – встал и приехал. Отложил все другие дела и в течение всего периода съёмок был предан картине без остатка.
Не будь Кузнецова, картина почти наверняка обрела бы облик лихого вестерна. Возможно, она «сорвала» бы кассу сезона, но никогда не стала бы любимой картиной людей разного возраста и разных социальных слоёв, не вызывала бы желание смотреть её вновь и вновь, не держалась бы в ряду вершинных достижений послевоенного советского кино. Образы этого фильма совершенны, чего почти не бывает в искусстве. Кузнецов постоянно двигался, жил в роли, проникая в неё всё глубже. Он не ограничился одной лишь подлинностью биологического состояния, правдивостью деталей, природным обаянием и т.д. Он пошёл дальше. Мотыль нет-нет да и предлагал актёру посмотреть на своего героя немного со стороны, с усмешливым прищуром глаз. Актёр показал, что он способен играть СТИЛЬ.
Анатолий Кузнецов
За десятилетия, прошедшие после «Белого солнца пустыни» Анатолий Кузнецов сыграл очень много ролей. Трудно сравнивать их с его шедевром: на то он и шедевр, чтобы на всю жизнь оставаться непревзойдённым. Однако в сделанном им за эти годы есть немало интересного. Любопытно, что количественно больше всего лент, в которых Кузнецову довелось сыграть роли военных. Генерал Пётр Петрович в советско-болгарском фильме «Украденный поезд», майор Горнин в фильме «Мой нулевой час» (производство ГДР), генерал Захаров в киноэпопее «Освобождение» (как снимали фильм), Веснин в «Горячем снеге», майор (а затем полковник) Морошкин в дилогии «В зоне особого внимания» и «Ответный ход», генерал-майор Павлов в «Случае в квадрате 36 – 80», член Военного Совета в «Репортаже с линии огня», полковник Корнилов в детективе «Пять минут страха», и так далее, и тому подобное.
Анатолий Кузнецов
Лишь одна роль из этого военного цикла прямо восходит к кузнецовскому шедевру – это весёлый солдат Алесь Казанок в советско-болгарском фильме «Братушка». Анатолий Борисович, исполнивший главную роль, был награждён за неё Серебряной медалью имени Александра Довженко.
В одном Анатолий Борисович Кузнецов счастливее многих своих коллег – ему от природы ниспослан счастливый дар непосредственности, сродни улыбке, так непроизвольно вспыхивающей на его лице. Хорошие внешние данные очень много значат для актёра вообще, для киноактёра – в особенности. Внешность Кузнецова была и хороша для кино, и опасна. Голубоглазый блондин с чуть вздёрнутым носом, с открытой улыбкой, он легко мог пойти по соблазнительной дороге плакатного «героя наших дней» и, как это случалось и случается со многими и до него, и после – обеднить присущий ему творческий потенциал.
С Кузнецовым этого не произошло, однако сказать только эти слова явно недостаточно. В большинстве случаев он отказывался хоть как-нибудь обыгрывать эффекты своей внешности, полагая, очевидно, что с его стороны это было бы проявлением профессиональной недобросовестности.
Внешность, с которой мы появляемся на свет, формируется в зависимости от генов родителей. Школа, где мы учимся, тоже в значительной степени случайна. Собственный, субъективный фактор в работе актёра начинается на той стадии, когда он и свою внешность, и полученное во время обучения ремеслу, одухотворяет волей, талантом и мыслью.
В воскресенье, 9 марта 2014 года, печальная новость пришла из Союза кинематографистов России: не стало советского и российского актера Анатолия Кузнецова. Анатолий Борисович скончался в Москве на 84-м году жизни.«7-го марта на 84-м году жизни скончался народный артист РСФСР Анатолий Борисович Кузнецов», — сообщается на сайте Союза. При этом в организации выразили соболезнования родным, близким и почитателям таланта актера.
Разместить заметку:
1001material.ru
Анатолий Кузнецов - биография, список книг, отзывы читателей
Этот документ обличает человека. Но не того Человека, о котором подумали вы. Словно сатана вселился в души людей, показывая самые темные, страшные, зверские уголки души. И заработали неведомые механизмы, которые режут, сжигают, избивают, расстреливают и убивают, убивают, убивают, убивают.
Сотни тысяч расстрелянных, заживо погребенных под небольшим слоем песка и чьей-то теплой крови. А тех, кто еле двигался, добивали в голову лопатой. Маленьких детей швыряли в яму, (да! Именно швыряли), словно пакеты с мусором. И целые семьи полегли там. Но не навсегда. Потом их откапывали. Слипшиеся тела, оторванные ноги и руки, головы… Специально разработанным крюком, цепляли за подбородок, чтобы легче было нести до злосчастной печи, в которой должны были остаться только память о тех, кто еще должен был жить. И сжигали в них не только мертвых.
А еще были душегубки, или газвагены. Мобильные газовые камеры. Сколько стенки этих машин слышали предсмертных криков?
А теперь представьте: среди сотни тысяч зверски убитых людей в Бабьем Яре, осталось в живых и удалось сбежать только 29 людям. Дина Проничева – одна из них. Ей помогли случай, нееврейская внешность и нееврейская фамилия. Ее история есть в этой книге.
Вообще, война состоит из миллиона случаев. Твоя жизнь не принадлежит тебе. И никому, и всем – одновременно. Она будет зависеть от настроения солдата, который может пустить тебе пулю в лоб, от сантиметра, в котором пролетел осколок возле твоей головы, от добрых людей, делящихся лишним кусочком еды, или от твоих быстрых ног, если в них остались еще силы бежать.
Война все больше задает вопросов. Ради чего все это было? Ради чего взорвали Киево-Печерскую лавру? Ради чего сожгли город? Жить, чтобы есть или есть, чтобы жить? Зачем отец химического оружия Фриц Габер придумал отравляющие газы?
Потом, когда советские войска освободили Киев, жителей в нем осталось в несколько раз меньше. Маленькие дети катались зимой на горках под три метра, полностью собранной из трупов немецких солдат с голубыми и стеклянными глазами.
История Бабьего Яра будет продолжаться и после войны. Словно это урочище будет мстить за то, что тысячам людей, погребенным под слоем земли, не воздали должной памяти. На месте Яра построили плотину, куда сливали отходы от кирпичного завода. (в центре города!). В 1961 году плотина не выдержала и вся грязь, пульпа вытекли и пошли гулять по городу. Чтоб вы понимали, высота этой густообразной жидкости, типа киселя, была в шестиэтажный дом. Она залила целый стадион, трамвайное депо, улицы и сносила целые дома. Погибло большое количество человек. Они были погребены в этой жидкости заживо. Потом, когда эту затвердевшую массу откапывали, людей находили в телефонных будках, автобусах, в своих квартирах, а кого-то не находили и не найдут. Об этой трагедии в Советском Союзе долгое время молчали. Человек, ответственный за это преступление, покончил жизнь самоубийством. Но и это умолчали, мол, инфаркт случился.
Итак, уважаемые, кто смог дочитать до самого конца. Подытоживая, нужно сказать, что прошло с тех пор совсем немного времени, и людей нельзя назвать цивилизованными и прогрессивными. Сколько таких массовых истреблений еще было, есть и будет? Книга Кузнецова должна заставить задуматься, что есть вещи, с которыми нужно всем нам бороться, иначе звери так и будут убивать, убивать, убивать и убивать.
readly.ru
В стране покоя. Выставка Павла Кузнецова
В Третьяковской галерее открылась выставка живописи Павла Кузнецова «Сны наяву», которая продлится до 13 декабря. При упоминании имени этого живописца сознание обыкновенно рождает две ясные ассоциации – объеденение художников-символистов начала XX века «Голубая роза» и синее степное небо его Среднеазиатских работ, под которым живут своей спокойной и медленной жизнью люди, овцы и юрты. И все-таки творчество Кузнецова намного шире. Он писал Крымские пейзажи, многочисленные натюрморты и одухотворенных созданием нового, справедливого мира строителей и крестьян, создавал портреты, декоративные панно, и после себя оставил разнообразное, но вместе с тем очень целостное наследие. Данная статья – лишь краткий очерк, через который, как хочется верить, мы сможем приблизиться к пониманию живописи Павла Кузнецова и разобраться в основных этапах его творчества.
Сбор капусты, 1920-е гг.
Жизнь Павла Варфоломеевича была не слишком богата внешними потрясениями. Художник родился в Саратове в 1878 году. Еще будучи ребенком, стал учиться в местной Студии живописи и рисования, первоначально традиционной реалистической манере письма. Однако встреча юного Кузнецова с молодым, но уже состоявшимся мастером Виктором Борисовым-Мусатовым направила его живописную мысль в иное русло. Кузнецов увлекся символизмом и работал в этом направлении примерно до 1910-го года. Этому способствовали, как дружба с Борисовым-Мусатовым, так и переезд в Москву, где Кузнецов учился у свободно мыслящих профессоров Училища живописи, ваяния и зодчества (Константин Коровин, Абрам Архипов, Валентин Серов) и тесно общался с московскими символистами, такими как поэт Валерий Брюсов. В эти годы художник участвовал в различных выставках, в том числе представлял свои работы выставке русского искусства в Париже, а также играл важную роль в объеденении «Голубая роза». Начиная с 1911 года и до самой революции основной темой творчества Павла Кузнецова становится степь – пейзажи и зарисовки быта. Живописец путешествует по Заволжской степи (1911-1912) и землям Средней Азии (1912-1913), переливая впечатления и мысли в новые сильные картины. Однако победа большевиков и крах Российской империи перемешивает все. В первое время Кузнецов и революция принимают друг друга. Художник пишет сюжеты из крестьянского и рабочего быта, участвует в выставках в Европе и даже преподает. Со временем правда отношение советской власти к Кузнецову изменилось. Перестали выставлять, пытались запретить ему преподавать (чего сделать не смогли), но с другой стороны не расстреляли и в лагеря не отправили за формализм. Так и дожил до 89 лет не советский, не понятный художник Кузнецов в не близкой ему, Советской стране. Павел Варфоломеевич умер 21 февраля 1968 года.
Вечер в степи, 1912 г.
Перейдем к основной части статьи и попробуем проникнуть в сущность творчества живописца. Не будем останавливаться на реалистичных картинах времен ученичества художника. Что же касается его действительно интересных работ, то первые из них относятся к периоду символизма, когда художник был членом «Голубой розы». На этих холстах, словно бы нет реальности, но только зыбкие бесплотные сны райского сада, отраженные на холст будто не художником, а какой-то неясной, неведомой силой. Полупрозрачные сады, фонтаны (символ вечности), как будто духи еще не родившихся людей тихо колышутся в неземном пространстве чудесного рая Кузнецова, где тишина, безветрие, покой. И вот именно покой для художника был духовной основой идеала. К этому покою он так или иначе стремился всю жизнь. В начале это были сны, но потом они спустились на Землю.
Портрет Е.М. Бебутовой, 1922 г.
После распада «Голубой розы» для художника начинается тяжелый переходный период, во время которого холсты мастера обретают плотность, телесность. Колорит становится ярче и насыщеннее, линии более четкими, но при этом работы не имеют еще целостности внутреннего духа и силы. Совершенно очевидно - художник заново ищет себя. Решающую роль сыграли поездки в Заволжские степи и в Среднюю Азию. И дело тут не в том, что живописец напитался впечатлениями или решил добавить в свое искусство экзотических мотивов. Кузнецов нашел здесь самого себя, нашел свой мир, где нет шума, суеты, людской давки и городских скоростей, где время тянется вечность, а быт прост и непреложен из века в век и все здесь дышит и живет покоем. Художника интересует повседневность, образ жизни. Он пишет женщин в традиционных костюмах, занятых хозяйством, пишет овец, верблюдов, юрты, но отображает не конкретный момент или загадочный ритуал, а сам дух этого мира. Только обыденное и оттого непреходящее волнует художника. В этих холстах и графических работах важны не действия, не сюжет, но именно ритм жизни, распахнутая до горизонта степь, небо густого синего цвета, белые колпаки юрт и их простые обитатели. Картины степного периода поразительны. Они настолько целостны, красочны , монументальны, вместе с тем глубоки и чисты. И глядя на эти работы, погружаясь в их чудесное безвременье и тишь, ощущаешь, что райские сны Кузнецова воплотились в земной рай, что живописец открыл его для себя и воспел.
Пушбол, 1931 г.
Следующий важный для Кузнецова этап творчества, который, в общих чертах, протянется почти на сорокалетие, то есть до смерти художника в 1968 году, начинается с революционных событий 1917 года. Как и многие другие мастера, Павел Кузнецов был вдохновлен строительством нового государства, новыми основами и темпами жизни. Он пишет образы крестьян, строителей. В своей трогательной, замечательно примитивной манере показывает их радостный труд и отдых, запечатлевая опять же не какой-то особенный момент или ситуацию, но простую рабочую повседневность. Также живописец изображает спортивные состязания – мотив, ставший особенно популярным в это время. Стоит отметить, что в некоторых работах мастера («Строительство в Армении», 1930-1931 гг., «Парашютисты», 1930-е гг.) появляется совершенно неожиданная для него динамика. Однако в целом , в холстах Кузнецова ощущается прежний, несвойственный годам перемен, покой. Картины «Футбол» и «Пушбол», которые казалось бы должны быть шумными и быстрыми, показывать скорость, ловкость, силу, остаются однако совершенно статичными, мягкими, в прочем, как и его образы крестьян. Весь этот бег, шум, спешка вообще несвойственны созерцательной и спокойной натуре Кузнецова. Так что, и в советских работах он сохраняет верность себе.
Стрижка овец, 1912 г.
Искусствовед Анатолий Бакушинский писал про период степей художника: «Кузнецов поступил, в сущности, как Гоген, но не по сходным убеждениям. Гоген бежал от зла и яда разложения европейской культуры, от его трупного запаха, сам надломленный и отравленный. Это сказалось на всех его опытах возрождения через примитив. Его произведения – плоды заката, пышная осень с налетом начинающегося тления. Кузнецов оказался с иным, нетронутым и крепким «скифским» нутром. Его порыв в степь – тяга подобного к подобному… Отсюда то положительное и драгоценное, что Кузнецову дала первобытная почва степей, - великая бодрость жизнеощущения, безоблачная радость творчества, чистота и целомудренность художественного образа.» Остается добавить только, что, на мой взгляд вышесказанное касается не только степного периода, но и всего творчества мастера. В бурные, предреволюционные годы Кузнецов укрывается от кипящего и качающегося мира в свои символистских, туманных снах, потом он находит покой в «первобытной красе» степей Средней Азии, а в советское время страной покоя и чистой радости для живописца становится его творчество, солнечная тишина холстов.
Строительство в Армении, 1930-31 г.
Однако, необходимо отметить и то, что Кузнецов не был философом с кистью. Он был резко против творчества ради идеи, и, наоборот, остаивал право искусства на смысл в себе самом, то есть «искусство, ради искусства». Художник не хотел вести людей к раю земному. Страна спокойствия для него – это его дух, его сущность. Искусство Кузнецова создается не ради этой таинственной страны, но благодаря ей, благодаря тому, что она звучит у него внутри. Это не живопись идеи или сильного чувства, но именно состояния души, и художник дает зрителю возможность погрузиться в него и наполниться чем-то спокойным, вневременным и радостным. Кузнецов создавал и сочные, яркие натюрморты, написал серию великолепно солнечных крымских пейзажей, занимался монументальной живописью. И все работы мастера несут в себе это состояние. Его картины не хочется смотреть вблизи, не хочется разглядывать, но хочется встать и со стороны, с расстояния нескольких метров нырнуть в них и оказаться хотя бы на несколько часов в стране Павла Кузнецова.
Голубой фонтан, 1905 г.
yasok.ru
