Музей ЧерномырдинаГенрих Семирадский. Картина семирадского
Генрих Семирадский. Биография
Генрих Ипполитович Семирадский(1843-1902)
Биография
Генрих Семирадский родился 24 октября 1843 года в селе Новобелгород (ныне Печенеги) около Харькова в семье врача — офицера царской армии. После окончания харьковской гимназии поступил на физико-математический факультет Харьковского университета, который успешно закончил в 1864 году.
Семирадский с детства проявлял интерес к живописи, поэтому после окончания университета он решил продолжить обучение в Императорской Академии Художеств, которую закончил в 1870 году, получив 6-летнюю государственную стипендию и возможность совершенствовать мастерство за границей.
До 1871 года Семирадский обучался в Мюнхене у немецкого художника Карла фон Пилоти, а в 1873 переехал в Рим.
В 1873 году Семирадский удостоился титула академика Академии Художеств. В том же году он женился на своей двоюродной сестре — Марии Прушиньской. Генрих Семирадский в основном работал за рубежом. В России его наиболее значимые работы — участие в росписи хоров придела северного крыла храма Христа Спасителя в Москве.
Он предпринял попытку изобразить на полотне огромного размера один из эпизодов борьбы язычества с христианством, а именно иллюминацию, устроенную жестокосердным Нероном из заживо сожженных последователей новой религии. Этой картиной, известной под названием «Светочи Нерона», художник блестящим образом завершил окончание срока своего пенсионерства, в 1877 г. Будучи выставлена в Санкт-Петербург, она возбудила общее удивление, которым сопровождалось и появление ее на парижской всемирной выставке 1878 г. За нее Императорская Академия Художеств присудила Семирадскому звание профессора, а французское правительство наградило его кавалерским орденом Почетного легиона
Кавалер Ордена Почетного Легиона. Генрих Семирадский умер 23 августа (5 сентября) 1902 года в своем имении Стршалкове близ Радомска, похоронен в Кракове, в пантеоне на Скалке.
Академик
Генрих Ипполитович Семирадский(1843-1902)
Выдающийся русский художник-портретист. Семирадский родился в семье полкового врача-поляка. Детство и юность провел в Харькове. Первые навыки в живописи получил в местной гимназии под руководством ученика К. П. Брюллова Д. И. Безперчия, которого позже называл единственным своим учителем.
В 1860 г. по настоянию отца Семирадский поступил в Харьковский университет на физико-математический факультет по разряду естественных наук. Спустя четыре года будущий певец античной красоты получил степень кандидата за «рассуждение» на тему «Об инстинктах насекомых». И тут же уехал в Петербург, где определился вольно-приходящим в АХ. Вскоре, показав блестящие успехи, Семирадский сумел стать учеником АХ.
В 1870 г. ему присудили большую золотую медаль за конкурсную картину «Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу» с правом на шестилетнее пребывание за границей. Семирадский отправился в Мюнхен — второй после Парижа художественный центр Европы. Здесь он написал первое свое крупное произведение — «Римскую оргию блестящих времен цезаризма» (1872). Картина имела успех, ее приобрела Петербургская АХ, что позволило художнику переехать в Италию.
В Риме, где все живет и дышит искусством, воспоминаниями об античности, он остался на долгие годы и в России бывал лишь изредка. И все же Петербургская АХ присвоила живописцу все возможные звания (причем заочно), он получал большие официальные заказы. На всемирных выставках его работы представляли русскую школу живописи. Однако искусство Семирадского невозможно отнести к какой-либо национальной художественной школе, оно интернационально. Сам же художник — один из ярчайших представителей позднего европейского академизма. Правда, он внес в академическую традицию живописность, пленэрные начала, не случайно в его картинах большую, а иногда главенствующую роль играет пейзаж.
Семирадский — мастер создания атмосферы, атмосферы природной и атмосферы действия. К тому же он умел соединить их с занимательным сюжетом. Вот почему академическая риторика, мотивы и позы, равно знакомые и привычные публике, давно ставшие штампами, выглядели у него по-новому, а сам художник казался чуть ли не новатором.
Круг излюбленных сюжетов Семирадского был достаточно узок. Это евангельские сюжеты, эпизоды античной истории и сцены из повседневной жизни античных времен — популярный в конце XIX в. античный жанр. Вторая крупная картина Семирадского «Христос и грешница» (1872) принесла художнику шумный успех и всеевропейскую известность. В ней хорошо видны основные особенности его искусства: композиция в целом весьма эффектна, однако фигуры сами по себе банальны и малоинтересны как по характерам, так и по живописи. Важен пейзаж, помогающий создать общее впечатление…
В другой картине «Христос в доме Марфы и Марии» (1886) пейзаж уже главенствует. А лучшая картина художника на евангельскую тему «Христос и самаритянка» (1890) почти совсем лишена повествовательности. Это пронизанный солнцем пейзаж, в который мастерски вписаны фигуры Христа и женщины у колодца. Гигантская (3,85?7,04 м) картина, одна из двух наиболее знаменитых исторических композиций художника, «Светочи христианства. Факелы Нерона» (1876) официально завершила пенсионерство Семирадского. На ней изображен заключительный эпизод первого гонения на христиан (1 в. н. э.). Император Нерон с приближенными наблюдают, как слуги зажигают огромные факелы, в которые превращены опутанные паклей и обмазанные смолой христианские мученики. К сожалению, интересный замысел был безнадежно погублен исполнением.
Достаточно сумбурная композиция вызвала резкую критику. Семирадского упрекали в холодности и отсутствии экспрессии в изображении действующих лиц. Зато зрители восторгались тем, как написаны разноцветные мраморы, ткани и прочие аксессуары.
Достоинства и недостатки Семирадского проявились в «Светочах…» (в силу сложности замысла) особенно наглядно. Семирадский не был мастером психологической и пластической характеристики, не был даже оригинальным рассказчиком, но он умел «поставить» зрелище в целом, создать общее впечатление. Он был как бы пейзажистом исторического жанра. Картина принесла Семирадскому академическое звание профессора и Гран-при на Всемирной выставке в Париже, однако продать он ее не смог и подарил Краковскому музею.
Кульминацией творческой деятельности Семирадского стала прославленная «Фрина на празднике Посейдона в Эливсине» (1889). Это не просто огромная (только на переднем плане более 30 фигур в натуральную величину) картина, это программа, своего рода художественный манифест Семирадского. Представлен реальный исторический эпизод. В Эливсине на празднике Посейдона греческая красавица гетера Фрина на мгновение сбросила одежды и предстала перед народом как земное воплощение богини любви и красоты Афродиты (позже Фрину привлекли к суду за «оскорбление богов»).
Явление, откровение красоты в мире было вожделенной целью и задачей всего творчества Семирадского. Наконец найден сюжет, найден безошибочно. Что же получилось? Вот мнение И. Е. Репина: «Большая картина… несмотря на всю академическую риторику, производит „веселое“ впечатление. Море, солнце, горы так влекут глаз и доставляют наслаждение; а храмы, а платан посредине; право, ни один пейзажист в мире не написал такого красивого дерева. Лица и фигуры меня не радуют, но они не портят впечатления». Очень точный и, если учесть размах замысла, убийственный отзыв. К этому следует добавить, что позы фигур весьма условны, их живопись, особенно в тенях, маловыразительна. Что же касается фигуры Фрины (натурщицы Праксителя), ради которой и создавалась композиция, к которой направлены все взгляды присутствующих, то она может показаться деревянной не только в сравнении с пленительной пластикой Афродиты Книдской, но и рядом с женскими фигурами на картинах другого знаменитого поклонника классики — Энгра («Источник», «Венера Анадиомена» и др.).
И все же «Фрина…» почиталась среди современников бесспорным шедевром. Молодому К. С. Петрову-Водкину даже пришлось провести целое исследование, дабы доказать товарищам по ЦУТР, что эта картина не является одним из величайших созданий в истории живописи, а ее творец вовсе не гений.
Пользовались успехом и другие работы художника: монументальные росписи в храме Христа Спасителя в Москве (1876-79), картины для Исторического музея — «Похороны вождя руссов в Булгаре» и «Тризна дружинников Святослава после боя под Доростолом в 971 году» (обе в 1883).
В перерывах между исполнением больших полотен Семирадский писал многочисленные «античные жанры»: «По примеру богов» (1879), «Танец среди мечей» (1881), «Песня рабыни» (1884) и др. На фоне прекрасной природы показана жизнь, какой, вероятно, никогда не было в действительности. Жизнь-мечта…
До конца своих дней Семирадский продолжал активно трудиться. Писал монументальные произведения для любимой Польши (для театров в Кракове, Львове и для Варшавской филармонии). Семирадский был отзывчив на нужды других. Материально помогал молодым польским художникам, искал мастерские для пенсионеров АХ в Италии.
Умер Семирадский в 1902 г. Был похоронен в Варшаве, но годом позже останки художника были перевезены в Краков и перезахоронены в костеле «На Скалке», где покоятся многие знаменитые поляки.
Русская живопись
ros-vos.net
Жизнь и творчество Г. И.Семирадского
.Во второй половине XIX века картины исторического живописца Генриха Семирадского пользовались исключительной популярностью у современников. Появление его полотен на выставках в Санкт-Петербурге и Москве, Риме и Париже, Варшаве и Кракове, Вене и Праге, Филадельфии и Мельбурне вызывало бурный общественный интерес, превращалось в событие, яркое явление культурной жизни. Семирадский как личность и художник явил миру редкий для своего времени, но совершенно обычный для конца XX столетия социальный феномен - он вобрал в себя духовную культуру нескольких народов, внес своим творчеством заметный вклад в общеевропейскую и мировую цивилизации. Семирадский родился 24 октября 1843 года в небольшом украинском городе Новобелгороде (ныне - Печенеги) в семье Ипполита Семирадского, выходца из Королевства Польского, и Михалины, урожденной Прушиньской. Ипполит Семирадский, офицер драгунского полка царской армии, служил в Харьковской губернии, где и прошли детские годы Генриха Гектора. Родительский дом был неким культурным центром вдали от Польши, где говорили о польской литературе и искусстве, заботились о сохранении национальных обычаев, религиозных традиций и передавали их детям. Генрих с детства ощущал себя принадлежащим к польской нации, вместе с тем становление его творческой личности проходило в атмосфере художественной культуры России, с которой он был связан духовными узами и все последующие годы. В харьковской гимназии уроки рисования вел украинский живописец Д. И. Безперчий, воспитанник К. П. Брюллова. После окончания гимназии, уступая настойчивым просьбам отца, Генрих поступил в Харьковский университет на физико-математический факультет по разряду естественных наук, который окончил в 1864 году, не прерывая занятий у своего школьного преподавателя. Дальнейший жизненный путь молодого кандидата физико-математических наук уже никем не подвергался сомнению - он пролегал в Петербургскую Академию художеств. Поступив сначала вольноприходящим учеником, Семирадский вскоре благодаря таланту, настойчивости и трудолюбию был зачислен академистом. Завоевав в 1870 году Большую золотую медаль за конкурсную картину [b]"Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу"[/b] (Минск, Государственный художественный музей Беларуси), он получил право на шестилетнюю пенсионерскую поездку за границу.
[more]Молодой выпускник Академии поначалу отправляется в Мюнхен, один из крупнейших центров европейской художественной культуры XIX века. Он намеревался провести там несколько месяцев перед поездкой в Италию, работая над исторической композицией [b]"Римская оргия блестящих времен цезаризма"[/b] (1872, Государственный Русский музей).
До недавнего времени было принято считать, что в Мюнхене Семирадский посещал ателье знаменитого исторического живописца Карла Пилоти и именно ему обязан многими особенностями своего искусства. Семирадский, конечно, посещал студии известных мюнхенских знаменитостей, в том числе и польских живописцев, которые жили здесь многочисленной колонией. Но период ученичества он считал для себя завершенным. Предстояла напряженная работа над "Римской оргией", замысел которой возник еще в Петербурге, и уже были готовы к ней рисунки и картон. Успех "Римской оргии" в Мюнхене, а затем в Петербурге на академической выставке, и покупка картины для Академии решили финансовые затруднения художника и позволили ему отправиться в благословенную Италию. Конечным пунктом своего путешествия Семирадский планировал Флоренцию. Но после поездки по южной Италии он посетил Рим и обрел в нем пристанище своей души, еще не ведая, что останется там навсегда. Удалось снять неплохую мастерскую, хотя и дорогую, но зато расположенную на той самой виа Маргутта, где чаще всего селились люди творческих профессий, вблизи знаменитой Испанской лестницы - места своеобразного постоя натурщиц и натурщиков. В Вечном городе Семирадский встретил множество знакомых по Академии и обрел новых друзей среди польских художников. Фантастические красоты пригородов Рима, горы вдали, древние руины, воздух, напоенный запахом свежескошенных трав, приводили Семирадского в восторг, заставляли работать фантазию, которая преображала все вокруг в живые картины древнего мира, воссоздавала облик людей, когда-то живших среди этих полей, лесов, гор и моря. Новые ощущения, яркие впечатления, полученные художником в Италии, наполнили его чувством обретенного богатства, стали мощным творческим импульсом в работе над картиной [b]"Грешница"[/b] (1873, Государственный Русский музей), которая произвела ошеломляющее впечатление не столько своим художественно-образным решением, сколько пластической разработкой.
По сравнению с условным сценическим миром "Римской оргии" новая картина Семирадского знаменовала важный шаг в развитии его стилистики, новой образности. Подобных картин, написанных на открытом воздухе - пленэре, петербургская публика не видела прежде. Художник был удостоен звания академика, и все стали ждать от него новых откровений. 1873 год стал для Семирадского важной вехой не только в творческой, но и личной жизни. Он обвенчался со своей кузиной Марией Прушиньской, жившей до их встречи в провинциальном захолустье тогдашней Минской губернии. Жена Семирадского подарила ему троих сыновей (один умер в годовалом возрасте) и дочь. Монументальная историческая композиция [b]"Светочи христианства"[/b] (1876, Краков, Национальный музей), сюжет которой был почерпнут из истории гонения христиан при римском императоре Нероне, должна была завершить пенсионерство Семирадского в Риме.
Огромный размер холста (3,85 х 7,04 м) был выбран молодым живописцем не случайно - сказалась тяга художника к монументальным формам пластического решения, приближающимся к стенописи. Используя опыт старых итальянских монументалистов, Семирадский хотел передать атмосферу жизни Рима времен империи. И ему удалось ощутить дух трагической эпохи, уловить голоса времени, терпкий аромат и горький вкус подлинной жизни. За эту картину Семирадский был удостоен звания профессора. Едва окончив картину, Семирадский принялся за эскизы для храма Христа Спасителя в Москве, заказанные ему в начале 1876 года. Сперва художнику было поручено написать четыре росписи из жизни св. Александра Невского на хорах в приделе северного крыла храма. Сами росписи не сохранились, поскольку не сохранился храм, взорванный в 1931 году. Но все четыре эскиза находятся в Государственном Русском музее: "Александр Невский в орде", "Александр Невский принимает папских легатов", "Кончина Александра Невского" и "Погребение Александра Невского". Эскизы даны в жанровой трактовке, где подчеркнуты бытовые ситуации, конкретные реалии обстановки и взаимоотношения персонажей. Хотя художник, создавая эскизы, разумеется, думал об их переводе на стену, все же он подчеркнул черты станковизма: некоторую дробность форм, выписанность деталей,- требующие восприятия изображенного с близкого расстояния. Исполнением четырех композиций работа в храме Христа Спасителя для Семирадского не завершилась. Им были дополнительно написаны запрестольный образ "Тайная вечеря", а также "Крещение Господне" и "Въезд Иисуса Христа в Иерусалим" над окнами хоров храма. К библейским мотивам Семирадский будет возвращаться и в последующие годы. В 1886 году он напишет одно из лучших произведений - [b]"Христос в доме Марии и Марфы"[/b] (Государственный Русский музей).
Художник выбрал для картины поэтическую историю из Нового завета. Христос сидит на каменной скамье тенистой веранды, у его ног разместилась юная Мария, которая слушает и вбирает в себя мудрость Учителя. Если сравнить полотно "Христос в доме Марии и Марфы" с "Грешницей", то очевидным станет стремление автора в более поздние годы смягчить поучительные, наставительные интонации в решении библейского сюжета. Эти черты с еще большей отчетливостью прослеживаются в великолепном полотне [b]"Христос и самаритянка"[/b] (1890, Львовская государственная картинная галерея), в которой уже нет почти ничего от евангельской мифологии.
Картину "Христос в доме Марии и Марфы" Семирадский писал в мастерской собственного дома, в который он переехал в апреле 1883 года. Еще в начале 1880-х годов художник осознал, что никогда не покинет Италию, и решил серьезно заняться строительством дома и мастерской. Побывавшие в просторном доме на виа Гаэта отмечали благородные пропорции и красоту этого строения, затейливого и оригинального вкуса. Годами работая над историческими композициями, требовавшими глубокой литературной проработки, многочисленных композиционных прикидок и несметного количества натурных этюдов и зарисовок, Семирадский для "отдыха" писал жанровые картины, преимущественно малофигурные и небольших размеров, отмеченные блеском его таланта и составившие едва ли не самый ценный раздел в его художественном наследии. Поначалу жанровые полотна он компоновал преимущественно в закрытом помещении, уделяя внимание подробному описанию интерьера, предметам, его наполняющим, исторически-достоверным костюмам, облачающим его героев, и прочим аксессуарам. Художника также заботила сюжетная завязка изображенной сцены, ее драматургический ход. Таковы картины "Продавец амулетов" (1875, Нижегородский государственный художественный музей), "Женщину или вазу?" (1878, местонахождение неизвестно). Затем художник отказывается и от назидательности сюжета, и от интерьерных изображений. Так, в картине [b]"По примеру богов"[/b] (1879, Львовская государственная картинная галерея) нет ни подробной фабулы, ни обильного предметного мира, зато в ней впервые зазвучали со всей определенностью лирические струны таланта художника.
[b]"Танец среди мечей"[/b] (1881, Государственная Третьяковская галерея) - бесспорный шедевр античного жанра Семирадского, всей своей сутью опровергающий нелепые обвинения, адресуемые подчас художнику, в холодном академизме, в поверхностном и отвлеченном умозрительном подходе к изображению действительности.
Напоенная светом и воздухом, картина и через сто с лишним лет после ее создания доносит до зрителя почти физически ощутимые нежные звуки флейты, мелодичные переливы кифары и глухие удары барабана, аромат цветущих кустарников и шум морского прибоя. На протяжении 1880-1890-х годов Семирадский создал множество жанровых композиций, в которых сюжетность почти полностью исчезает, в них ничего не происходит и лишь ощущается само течение жизни - движения фигур как бы замедляются, а их расстановка становится более живой и естественной. Таковы картины [b]"Талисман"[/b] (Нижегородский художественный музей)
[b]"У храма (Идиллия)"[/b] (1881, Киев, Музей русского искусства)
[b]"Песня рабыни"[/b] (1884, Серпуховский историко-художественный музей)
, "Римская идиллия" (1885, Варшава, Национальный музей) и другие. В этих произведениях все более концентрируется поэтическое, интимно-лирическое восприятие мира, не лишенное при этом некоторой идилличности. В этом ряду особое, как бы промежуточное место между жанром и исторической живописью занимает картина [b]"Фрина на празднике Посейдона в Элевсине"[/b] (1889, Государственный Русский музей).
"Фрина" была показана на Академической выставке в Петербурге в 1889 году вместе с другими новыми работами мастера: "По примеру богов" (вариант), "Перед купанием", "У фонтана", "Искушение св. Иеронима". Выставка имела огромный успех, привлекла внимание тысяч зрителей. "Правительственный вестник", посвятивший Семирадскому специальный выпуск, отметил, что появление "Фрины" составило "целое событие в художественном мире" и очень тенденциозно посчитал картину "новым блестящим доказательством, что ложно реальное направление в искусстве, одно время нашедшее себе отклик в нашем обществе, не долго устояло в борьбе с провозвестниками вечных начал изящного и вскоре, вероятно, сделается достоянием истории, как одна из особенностей современной культуры". Жанровые картины Семирадского конца 1890-х годов по-прежнему лишены бытовизма, наполнены тишиной и негой укромных уголков природы, гармонической слитностью человека с природой и очищены от какой бы то ни было привнесенной идеи ("Идиллия", "Уговоры", обе - Львовская государственная картинная галерея). Пейзаж, и прежде игравший важную роль в жанровых композициях, теперь становится доминирующим. Золотистая тональность, мягкость светотеневых переходов в основном сохранятся в группе картин, которые задумывались Семирадским как декоративно-монументальные композиции, прямо или косвенно относящиеся к театру. Такова динамичная, полная шумного веселья картина [b]"Праздник Вакха"[/b] (1890, Серпуховский историко-художественный музей), отмеченная чертами театральной зрелищности.
Близка к ней картина "Суд Париса" (1892, Варшава, Национальный музей), которая вполне могла бы стать театральным занавесом. Этот вид декоративного искусства все более увлекал художника в поздние годы. Усиление монументально-декоративных тенденций в искусстве Семирадского можно объяснить в определенной степени общими процессами европейского искусства рубежа веков, поисками новой образности. К несчастью, жизнь художника клонилась к закату - сначала небольшие перерывы в работе из-за недомогания, потом на виа Гаэта наступили черные дни - врачи определили рак языка. Смерть наступила через несколько месяцев в 1902 году. Он был похоронен рядом с могилами родителей на варшавском кладбище Повонзки, но годом позже его останки были перевезены в краковский костел "На Скалке" и упокоились в подземелье среди гробов знаменитых поляков.[/more]
[url=http://www.art-catalog.ru/biography.php?id_artist=46]Источник[/url](с)NADYNROM
terrao.livejournal.com
Генрих Семирадский (1843—1902) | Справочно-информационный портал Алчевского благочиния
Апрель 22nd 2010 -
Генрих Семирадский. Христос и самарянка. 1890.
Холст, масло. 101×183 см Холст, масло. 101×183 см
Генрих Семирадский. Светочи христианства 1876
Картина передаёт трагическую историю гонений на последователей новой религии при римском императоре Нероне.
Огромная монументальная композиция «Светочи христианства» (1876) должна была стать завершением пенсионерства в Риме. В своей картине живописец умело подчеркнул красоту окружающего мира и духовное уродство людей, этот мир населяющих. Семирадского всегда восхищала материальная красота мира; работая же с таким сложным драматическим сюжетом, художник чересчур увлекся созерцанием прекрасного и отчасти упустил духовную драму христианских мучеников. Это многие коллеги ставили Семирадскому в вину. Но колоссальная работа, красота живописи, богатство колорита заслужили высокую оценку. «Видал картину Семирадского «Христианские светочи», о которой судить не умею, а если бы и взялся, то, вероятно, был бы пристрастным и несправедливым, скажу только, что картина эта представляет наибольшую сумму его достоинств и наименьшую недостатков, а стало быть, картина должна быть хорошая», — признавал один из главных оппозиционеров Семирадского, Иван Крамской.Сначала «Светочи...» были выставлены в Академии Святого Луки в Риме, а 13 марта 1877 года Семирадский представил свою новую картину в Петербурге. Газета «Голос» назвала «Светочей...» «главной приманкой» для публики и сообщала, что автор ее вполне заслужил «лавровые венки, поднесенные в Риме и Питере» (учениками Академии Семирадскому был торжественно поднесен венок). «Да, такие картины не пишутся подряд всяким и каждый год. Честь ему и слава», — восклицал Фёдор Бронников.Весной 1877 года Совет петербургской Академии художеств удостоил живописца звания профессора, выразив мнение, что «вся его деятельность приносит честь Академии и русскому искусству».Картина экспонировалась на Всемирной выставке в Париже, где художник получил Большую золотую медаль и орден Почетного легиона от французского правительства. Академии изящных искусств Парижа, Берлина, Стокгольма и Рима избрали Семирадского своим членом, а флорентийская галерея Уффици предложила художнику написать свой автопортрет «для последующего размещения в галерее именитейших художиков». Семирадский становился знаменитостью мирового масштаба.А в России поднялась новая волна уничижительной критики творчества Семирадсткого, и в первую очередь со стороны передвижников и демократически настроенной творческой интеллигенции. Так, Павел Чистяков, сообщая Третьякову римские художественные новости, писал: «Картина г. Семирадского «Светочи христианства» не продана. Дорого просит — 40 000 р. За то, что человек ловок, 40 000 нельзя платить. Нужно ценить честность в деле, умение и выдержку, а талант Бог дает! Ведь после смелости и ловкости в живописи идет бессовестность и способность репку срывать... А какой он полячишко, так и говорить не стоит, многоуважаемый Павел Михайлович! Цена-то ему, как человеку, грош...»
Генрих Семирадский. Христос у Марфы и Марии. 1886.
В 1886 году на академической выставке в Берлине художник выставил свою новую работу на «Христос в доме Марии и Марфы», позже показанную на Академической выставке 1887 года в Петербурге.
Генрих Семирадский. Христианская Дирцея в цирке Нерона. 1898.
Сюжетом картины послужил эпизод из времен гонений на христиан при Нероне, описанный Светонием. Известный своими кровожадными причудами, император Нерон устраивал чудовищные театрализованные оргии. Один из таких жутких спектаклей предстает перед зрителем на картине Семирадского.
Грешница. 1873. Генрих Семирадский
В Риме Семирадский создал свою первую известную картину «Грешница» (1873). Она была написана по заказу великого князя Владимира Александровича, на сюжет поэмы А.К.Толстого «Грешница».
Эта поэма пользовалась огромной популярностью, входила в постоянный репертуар домашних и публичных литературных вечеров. Сюжет ее был апокрифичен, ибо не привязывался к какому-либо конкретному месту из Евангелия. Толстой ярко и мастерски представил историю внезапного духовного перерождения прекрасной куртизанки, потрясенной силой и нравственной чистотой личности Христа.
Творческие круги с интересом обсуждали работу пенсионера. Живописец Александр Риццони в письме Павлу Михайловичу Третьякову сообщал: «Здесь Семирадский, который пишет картину библейского содержания по заказу Владимира Александровича. Картина величиной метра в 3, обещает быть вещью вкусной». Задумав ее вначале в небольших размерах, Семирадский затем изменил решение и написал огромное полотно (3,5×5,5 м). В этом произведении впервые во всем блеске раскрылся его талант.
Воссоздавая события Евангелия, в своей картине Семирадский большое внимание уделил передаче стихии палящего солнечного дня. Мастерски написан южный пейзаж с игрой света и тени, рефлексами неба и зелени на мраморе домов и земле. Прекрасный рисунок, эффектный колорит, четкая композиция производили сильное впечатление на зрителя, заслоняя недостаточно глубокий подход художника к типажу и раскрытию психологии, отмеченный критикой, как за границей, так и в России. Успех не заставил себя ждать. Даже знаменитый художественный критик Владимир Стасов, критиковавший Семирадского как представителя враждебного ему академического направления, считал эту картину сильной в живописном отношении. В статье «Двадцать пять лет русского искусства» он писал: «Картину Семирадского «Христос и грешница» никак нельзя примкнуть к картинам Ге и Крамского. Она так поверхностна по содержанию, грешница в ней такая современная парижская кокотка Оффенбаха, Христос и апостолы до того состоят из одного костюма, что вовсе не след говорить о ней как о серьезном историческом создании. Она произвела на нашу публику очень большое впечатление своим блестящим колоритом, франтовскими своими красочными пятнами».
«Картина Семирадского очень блестящая картина, эффектно и красиво исполненная, но легковесная, альбомная вещь, хотя громадная по размеру (аршин 9 и 5). Шарлатан в рисунке, шарлатан в колерах он, однако же с таким уменьем воспользовался светотенью и блеском общего, что на первый раз поразил», — писал Репин. По определению прессы, картина «произвела такой фурор, какого у нас и не запомнят».
Художник был удостоен звания академика, публика ждала новых работ Семирадского. Среди страстных его поклонников оказалась царствующая фамилия: картину «Грешница» приобрел наследник-цесаревич за рекордную по тем временам сумму 10 000 рублей. Все это, безусловно, помогло молодому пенсионеру Академии встать на ноги, обрести житейскую самостоятельность.
Генрих Семирадский. Александр Невский принимает папских легатов
художник при поддержке Святейшего Синода получил заказ на росписи хоров придела северного крыла храма на сюжеты из жития Святого Александра Невского. Эти монументальные работы — одни из немногих, созданных художником в России.Семирадский давно ждал работы такого масштаба. Он трудился над эскизами, подготавливая их в кратчайшие сроки, желая скорее начать росписи. Эскизы необходимо было отсылать на утверждение в Москву. В то время художник работал еще и над завершением «Светочей...» и находился в состоянии крайнего перенапряжения и нервного истощения. Впервые он почувствовал, что не поспевает к сроку. В какой-то момент художник даже пожелал отказаться от росписей. Но в Академии ему пошли на уступки и продлили срок исполнения эскизов. В феврале 1977 года Семирадский уже просил архитектора Александра Резанова, следившего за всеми работами в храме, подготовить все необходимое для начала росписей стен храма. В это же время в Москву были привезены картоны с росписями и уже утвержденные эскизы. По ним Семирадский в течение всего лета делал свои росписи.Судьбе было угодно, чтобы его творения в храме не сохранились. Храм был взорван в 1931 году. Однако по оставшимся эскизам все же можно судить о его росписях.
Четыре композиции — «Александр Невский в орде», «Александр Невский принимает папских легатов», «Кончина Александра Невского» и «Погребение Александра Невского» были своего рода исторической реконструкцией жизни, быта знаменитого защитника Руси.
Красочные сцены материального мира, ярко выраженные признаки станковой картины сыграли с росписями злую шутку: излишняя проработка деталей и увлечение частностями привели к дробности форм. Росписи требовали внимательного разглядывания, что нарушало их монументальную целостность. Виртуозность воспроизведения исторического события, словно происходящего на глазах зрителей, лишала приходящих в храм ощущения чудесного, божественного действа. Однако эти тонкости не мешали духовенству и публике восхищаться проделанной работой — блестящей и величественной.
В храме Христа Спасителя Семирадскому принадлежали еще три композиции — запрестольный образ «Тайная вечеря», а также «Крещение Господне» и «Въезд Иисуса Христа в Иерусалим» над окнами хоров храма. В этих двух работах Семирадский более убедителен. Более сдержанные композиции лишены конкретности цикла об Александре Невском. Так, в «Крещении» художник создал эмоциональное состояние «божественного нисхождения». Сгущающиеся темные краски зла и божественные светлые тона вступают в вечную битву. Последние росписи явились продолжением колористических поисков художника, начатых еще в «Грешнице». Сочетание и контраст света и тьмы, яркая, сочная палитра, как и в «Светочах», придавали прелесть и магию полотнам Семирадского. «Когда мы работали в Москве в храме Христа Спасителя, — писал Вениг, — Семирадскому надо было написать громадное полотно «Тайную вечерю». Он написал его прямо по эскизу ровно в 15 дней и получил за него 16 тысяч рублей».
К сожалению, еще при жизни Семирадского «Тайная вечеря», исполненная маслом по штукатурке, начала разрушаться. Художник сам осмотрел роспись в 1901 году и предложил переписать ее собственноручно не на стене, а на металлической поверхности. Но не успел.
Работа, захватившая художника целиком, завершилась летом 1879 года. В специальном отзыве экспертов было записано: «Картины «Вечери Тайные», «Вход в Иерусалим» и «Крещение Господне» отличаются хорошим сочинением, широким приемом и блестящим колоритом и освещением».
Генрих Семирадский. Тайная вечеря. 1876
Семирадский Генрих Ипполитович. Гибель Содома. Конец 1860-х
Семирадский Генрих Ипполитович. Крещение Господне
Семирадский Генрих Ипполитович. Кончина Александра Невского. 1876.
Семирадский Генрих Ипполитович. Блудный сын
Семирадский Генрих Ипполитович. Въезд Иисуса Христа в Иерусалим. 1876
Семирадский Генрих Ипполитович. Святое семейство
Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу” (1870 год)
Генрих Семирадский изобразил на своем полотне одну из самых известных баек античности о доверии к друзьям и верным слугам. Замечу, что подобная история любима рассказчиками и переиначивается по-разному к разным известным личностям. Однако, возвращаясь к Александру Македонскому, вот как описывает ситуацию Плутарх:
«Узнав о длительном пребывании Александра в Киликии, Дарий счел это признаком трусости, что еще больше ободрило его. В действительности же причиной задержки была болезнь царя, вызванная по мнению одних переутомлением, а по мнению других — простудою после купанья в ледяной воде реки Кидна. Никто из врачей не решался лечить Александра, считая, что опасность слишком велика и что ее нельзя одолеть никаким лекарством; в случае неудачи врачи боялись навлечь на себя обвинения и гнев македонян. Один только Филипп, акарнанец, видя тяжелое состояние больного, поставил дружбу превыше всего и счел преступным не разделить опасность с Александром и не исчерпать — пусть даже с риском для себя — все средства. Он приготовил лекарство и убедил царя оставить все сомнения и выпить его, если он желает восстановить свои силы для продолжения войны. В это самое время находившийся в лагере македонян Парменион послал царю письмо, советуя ему остерегаться Филиппа, так как Дарий будто бы посулил врачу большие подарки и руку своей дочери и тем склонил его к убийству Александра. Царь прочитал письмо и, не показав его никому из друзей положил себе под подушку. В установленный час Филипп в сопровождении друзей царя вошел к нему, неся чашу с лекарством. Александр передал ему письмо, а сам без колебаний, доверчиво взял у него из рук лекарство. Это было удивительное, достойное созерцания зрелище. В то время как Филипп читал письмо, Александр пил лекарство, затем оба одновременно взглянули друг на друга, но несходно было их поведение: на ясном, открытом лице Александра отражалось благоволение и доверие к Филиппу, между тем как врач, возмущенный клеветой, то воздымал руки к небу и призывал богов в свидетели, то, бросаясь к ложу царя, умолял его мужаться и доверять ему. Лекарство сначала очень сильно подействовало на Александра и как бы загнало вглубь его телесные силы: утратив дар речи, больной впал в беспамятство и едва подавал признаки жизни. Вскоре, однако, Александр был приведен Филиппом в чувство, быстро окреп и, наконец, появился перед македонянами, уныние которых не прекращалось, пока они не увидели царя.»
Вообще, широко распространен абсолютно зеркальный анекдот с Цезарем в главной роли, провозглашающим «лучше я погибну, чем усомнюсь в верности друга», однако источник этой басни мне пока неясен, у античных авторов я подобного не встречала и начинаю подозревать, что это адаптированная для более позднего времени всё та же история из биографии Македонского (впрочем, может, и в его биографию это перекочевало из жизнеописания еще более древнего героя). Пока это остается для меня загадкой и пунктиком для изысканий. Может, кто-то знающий прояснит момент?
Метки: Крещение
alchevskpravoslavniy.ru
«Христос и самарянка. 1890. Холст, масло» картина
ПОЭМА О ХРИСТЕРепродукция Мантеньи илиГольбейна – где тело, как пейзаж.Мы привыкли к искажённой были,К мёртвой яви и пейзаж сей – наш.
Как Христа мы снова распинаем,И не Казандзакиса романИстовые суетой – читаем.Мёртв Христос – и это наш изъян.
Жив Христос – и небеса над намиСуммою сияний – жив Христос –Утверждают. Ласковы с грехами,Не стяжаем мы духовных роз.
Воды Иорданские блистаютЖаркою и золотой парчой,И крещеньем света обнимаютСына Человеческого – стой!
Сына Человеческого данныйК обоженью путь не повторим! В нашей современности обманной –Был бы так нелеп. Иди же им!
Голубь в небе нежно золотится.Божий сын на проповедь идёт.Чёрные кругом, тупые лица,Бледных дел пустой круговорот.
Как ему, рождённому в пещереЦарскую стяжать, густую власть?Ехали волхвы, в событье веря.Ада зря алкала жертвы пасть.
Ехали по синему – и круглый –Снегу на верблюдах и ослах.Пастухи шли – ночь цвела абсурдной,Непонятной радостью в сердцах.
…в офисе закручена афера,Руки потирает толстый босс.Есть же, есть и преступлений мера.В сердце ли у всех рождён Христос?
Майстер Экхарт утверждал: РодитьсяВ Вифлееме мог и тыщу раз –Коли в сердце вашем не случитсяТо рожденье – ни о чём рассказ.
Вот в Египет бегство ключевое,Ибо ангел возвещал его.Что же дальше? Сердце беспокояДумаешь? Событий вещество
Тщишься ощутить – иль на ВостокеМудрость света постигал Христос?Но о том евангельские строкиУмолчат. Однако, есть вопрос.
Вот огонь чудесного улова –Ребе приобрёл учеников.Искушения в пустыне словоСвета отменило.Много словЗнаем мы, считая, что в союзеОные с извечным Словом Слов.Честолюбье кто теперь обузеУподобит? Мало кто готов.
…войны пёрли яро на реальность,Войны, где за веру лили кровь.Стрелы, копья, будто жизнь – банальность,И искажена окрест любовь.
В Иерусалим Христос входящий,Вот от алчных очищает храм.Вечери звучанье – настоящей,Не узнать такую людям, нам.
Кем Аримафейский был Иосиф,Кровь Христа собравший в чашу чаш?Бытия долг действием исполнивВ горький, запредельно сложный час.Ты велик, Христос – я знаю, знаю,Я – писатель – черезмерно мал.И – не за тебя, увы, страдаю,Суммою дурных ужален жал.
Ты велик – к тебе я припадаю,Животворно слово! ОживиДушу, коль её не постигаю –Коль она в грехах, почти в крови?
Сад, огнями полный, и пылаютФакелы в руках солдат, и вотВзят Христос, и страсти прободаютЛюд – его полно, чего-то ждёт.
Суд Пилата – суд не суд по сути.А легионеров бы послалПод зилотов их одев…Но путь сейНевозможен, пусть Пилат алкалНищего освободить такого.Но Закон высот не изменить.
Ежели Христос пришёл от слова,То по слову и событьям быть.
Бичевали, ярые, глумились,И венец терновый соплели.И в багровом облаке резвилисьГнева – плотяных забот кули.
Шёл Христос, он шёл, крестом сгибаем,В капсулы в песке творилась кровь.Кровь святая…Хохот, острых баекРвань, и любопытство – где ж любовь?
Шаровой её объём над нами.Нищим кто сегодня подаёт?Кто греха боится? Что ж – не пламя:Грех приятен, он едва ль сожжёт.
Шаровой объём любви над нами.Лабиринтом мук идёт Христос.Что вражду мы подняли на знамяНеуменья нашего вопрос –Неуменья подлинное видеть,Сущность отделить от мишуры.Поклоняйся! Вот тебе рок-идол! Радуйся – жизнь это род игры.
Церкви христианские не могутТрещины любовью исцелить.Нам своё важнее, утром – йогурт,И вообще мы любим сладко жить.
Мы святее! Ко Христу мы ближе! Межцерковный диалог нейдёт.Ничего не видим выше крыши.Не сужу я – размышляю.Вот.
Вот Христос идёт, крестом сгибаем.Вот распят. Воскрес. Лучится свет.Мы растём – и мерно созидаемЖизни сад.И вариантов нет.
gallerix.ru
