Музей ЧерномырдинаЖозе Айзенберг: от подмастерья до мэтра. Айзенберг картины
11 фактов об Eisenberg Paris, которые вы не знали
Как правильно произносится название бренда? Что, кроме косметики, выпускает марка? И где находится ее штаб-квартира? Рассказываем интересные факты об Eisenberg Paris.
1) Eisenberg Paris – семейный косметический и парфюмерный бренд, во главе которого стоит его основатель, Жозе Айзенберг. Сын Жозе, Эдмон Айзенберг работает вместе с отцом, отвечая за стратегическое планирование и международное развитие бренда.
.jpg)
2) Eisenberg произносится как «айзенбЕрг» с ударением на последнем слоге.
3) Все средства бренда производятся исключительно во Франции.
А вот штаб-квартира находится в солнечном Монако, в одном из его самых красивых и знаменитых жилых комплексов – Roccabella.
4) Жозе Айзенберг – «нос» и единственный создатель всех ароматов Eisenberg Paris.
.jpg)
5) Первый аромат Eisenberg появился в 2000 году – культовый J’Ose, который в переводе с французского означает «Я смею». Это единственный аромат EISENBERG, на коробке которого черно-белая фотография – девушка, курящая сигару.
.jpg)
6) В 2011 году родилась коллекция «L’Art du Parfum», связавшая искусство парфюмерии с изобразительным искусством: известный бразильский художник Хуарес Мачадо написал для каждого парфюма отдельную картину, воплотив в полотнах философию ароматов. Эти прекрасные работы украшают коробки ароматов бренда. А оригинальные работы висят в штаб-квартире Eisenberg Paris.
.jpg)
7) Бренд выпускает не только косметику. Прекрасные картины Хуареса Мачадо украшают также и изысканные шелковые платки Eisenberg. C ассортиментом можно ознакомиться на сайте.
.jpg)
8) Фундаментальной основой всех косметических продуктов Eisenberg Paris стала уникальная запатентованная Формула Trio-Moléculaire®, стимулирующая клеточное восстановление и обновление.
9) Косметические средства Eisenberg Paris не содержат парабенов, искусственных консервантов и красителей, поэтому срок хранения продукта после открытия упаковки составляет всего 6 месяцев.
10) EisenbergParis НЕ тестирует продукты на животных.
11) Визитной карточкой и одним из бестселлеров Eisenberg Paris стала моделирующая и снимающая усталость маска для лица, которую поклонники за ее свойства называют также «маской Золушки».
.jpg)
Похожие материалы из рубрики Бьюти-история
beautyhack.ru
Искусство, флирт и аромат, упаковка косметической продукции,eisenberg духи, жозе айзенберг
Жозе Айзенберг (слева) и Хуарес Мачадо. Фото: cosmoshopping.ru
В Москве уже несколько лет продается косметика под названием Jose Eisenberg. Да еще как продается! Ее создатель, собственно господин Жозе Айзенберг, живет в Монако, работает в офисе с террасой и видом на море, окруженный скульптурами Родена, картинами и танцующими девушками в бронзе на рабочем столе. За свои 65 лет он успел побывать и дизайнером одежды, и компьютерным гением, и коллекционером искусства. Следом выпустил косметику. А буквально недавно в Москву приехала его коллекция парфюмов с гордым названием L’art du Parfum («Искусство парфюмерии»). Пропустить эту коллекцию в «Л’Этуале» (где она продается эксклюзивно) сложно. На картонных упаковках с духами красуются провокационные иллюстрации бразильского художника Жуареса Мочадо.
Жозе и его художник
Жозе познакомился с Жуаресом Мочадо несколько лет назад. Они так спелись, что бразилец послушно нарисовал 13 пикантных сюжетов для парфюмов. (У перевыпущенного парного аромата J’ose осталась своя упаковка). Оригиналы картин висят у Айзенберга в офисе. Герои полотен — мужчины и женщины в разных позах. Флирт на грани фола, страстно, но не пошло.
Жозе и его ароматы
«Я изучил всю историю ароматов за последние два века — говорит Жозе, — и понял, что самое интересное сосредоточено в очень небольшом периоде, с 1880-го до 1900-го». Тогда я решил интерпретировать на современный манер все знаковые парфюмерные истории. Всего в коллекции 15 ароматов: из них 10 женских и пять мужских. Пять из этих ароматов уже существовали под маркой Айзенберга, а 10 — новые. Коллекция любопытная. Есть чудные одеколоны Eau Fraiche с бергамотом, анисом и мятой, мужской и женский. Мужская версия свежее, интереснее. Есть современная интерпретация старинного кожаного парфюма — So French, чуть резковатая, даже жесткая, на любителя. Еще пудровый ирис Diabolique и сладкий, мускусный с экзотическими цветами La Peche («грех»). Цветочно-ягодный для юных барышень — Tentation и более строгий, но тоже цветочный Love Affair. Я мучительно выбираю между мужским Love Affair и женским Eau Fraiche. А что у вас?
Жозе и флакон
Флаконом Жозе гордится особо. По форме это идеальный куб. Простая на первый взгляд фигура, которую сложно отлить из стекла. Старейшая итальянская фабрика, которая взялась сделать этот флакон, выкинула 3 миллиона брака, прежде чем сделать куб совершенным. Стекло можно было бы назвать хрусталем, если бы не одно «но». Из него извлечен свинец, тяжелый металл, который считают вредным, поэтому Айзенберг не имеет с ним дело. Если взять флакон только за крышку, она не отвалится, я проверила. И еще, посмотрите в стекло на свет. Трубочки, если вы уже начали пользоваться парфюмом, не видно вообще, как будто ее нет. Вот такие чудеса.
Тема статьи: eisenberg духи, жозе айзенберг, упаковка косметической продукции
www.upakovano.ru
от подмастерья до мэтра ~ Интервью
Жозе Айзенберг (José Eisenberg), основатель и владелец марки Eisenberg Paris, производящей удивительные духи, потрясающую уходовую косметику, а также платки-каре, с провокационными принтами, – личность уникальная. Коллеги называют его «педантичным гением», подчёркивая, что он «человек рассудка и чувств, одновременно строгий и требовательный, но мягкий и романтичный».
Жозе редко дает интервью, не любит говорить о личной жизни и прошлом, считая, что всё самое интересное и значимое происходит прямо сейчас. Однако, узнав о том, что материал будет опубликован на Фрагрантике, он сделал исключение и откровенно рассказал о себе и своём бренде.
Жозе Айзенберг
О детстве
Я родился и вырос в Румынии, в Бухаресте, в семье текстильного промышленника. Мой отец учился в Сорбонне, был образованным и разносторонним человеком. Несмотря на происхождение, он всегда был немножко французом, ведь если ты живешь в Париже, французская культура проникает в тебя, как воздух. Его любовь к Франции повлияла и на меня – с детства я знал, что однажды тоже буду жить и работать в этой чудесной стране. Я думал, что получу там высшее образование, а затем стану врачом, авиаконструктором или дизайнером. Тогда я и представить не мог, что моя жизнь сложится так, что в конце концов я стану создавать духи.
Вскоре после того, как я родился, нашу семью начали преследовать неудачи. В начале Второй мировой войны Румыния встала на сторону Германии, хотя большая часть населения не поддерживала это решение. Это настораживало и пугало, люди были не уверены в завтрашнем дне. В конце войны, когда румынский король Михей I отстранил диктатора Антонеску, арестовал всех пронемецких генералов и объявил войну Германии, появилась призрачная надежда на хороший исход. Но одновременно с этим скоропостижно скончался мой дядя, брат отца. Он участвовал в партизанском движении и погиб от рук нацистов в Париже в День освобождения Франции. Это была большая трагедия для всей семьи, подкосившая моральный дух моих родителей.
Однако на этом наши беды не закончились. После победы в Румынии сменился политический режим, страна попала под влияние СССР, и вся наша семейная собственность и средства были конфискованы коммунистами.
Об эмиграции
Мне было всего 13 лет, когда наша семья была вынуждена бежать из страны. Мы отправились в Италию, во Флоренцию, которая стала для нас новым домом.
С Италией связаны мои первые ольфакторные воспоминания – мама печёт пирожки, их аромат смешивается с ароматом цветов апельсина, растущего во дворе под окном. Флёрдоранж – один из моих любимых компонентов в парфюмерии, я часто его использую, думаю, это связано с тем, что он ассоциируется у меня с самыми счастливыми моментами моего детства. Интересно, что когда я был маленьким, я любил обниматься только с теми, кто носил парфюм. Неважно, каким он был – сладки
www.fragrantica.ru
Поколение EISENBERG: от первого ароматического впечатления до собственного бренда | рубрика Интервью
В загадочной биографии Жозе Эйзенберга переплетается — основание компании в области It-технологий, научные открытия в косметологии, работа с модным брендом и конечно, в парфюмерии — именно эта сфера стала основной страстью Жозе и принесла ему настоящий успех. Редактор FALOVERS задала основателю бренда Eisenberg Paris вопросы о его первых воспоминания о запахах, о его секрете успеха и о планах на будущее.
— Как Вы считаете, благодаря чему Вы достигли успеха в своем деле? Это какое-то персональное качество или случай?
— На мой взгляд, успех имеет смысл лишь тогда, когда человек счастлив и увлечен тем, что делает. Я очень счастливый человек, потому что создаю то, что хочу, когда хочу и выпускаю свою продукцию именно тогда, когда считаю, что она идеальна.Эта независимость, которая к тому же и огромная ответственность жизненно важна для меня и тех, кто любит бренд и разделяет его ценности.
— Что для Вас совершенство?
— Я творческая личность и перфекционист. Я убежден, что эффективность продукта играет главную роль в успехе бренда. Но, чтобы понимать своих клиентов и полностью отвечать их нуждам должны быть и другие важные вещи: отсутствие пустых обещаний, а вместо этого реальный результат, постоянные инновационные решения, безопасность продуктов, восхитительные текстуры, безупречный внешний вид продуктов, которые не стыдно разместить в своей ванной, чувственные волнующие ароматы. Совершенство в каждой детали — это ключ к миру красоты. И это именно то, что EISENBERG предлагает каждой женщине и мужчине.
— Какое у Вас самое первое воспоминание о запахе? Есть ли какой-то особенный запах (например, из детства), который навевает теплые воспоминания, заставляет Вас пережить вновь счастливые мгновения?
Но самое интересное, я просто обожал обниматься с теми, от кого пахло духами. Сладкие, пудровые, пряные, с кожаными аккордами — любые, я обожал любые ароматы!
— Ваша коллекция ароматов L’Art du Parfum — невероятно яркий концепт, объединивший искусство и парфюмерию. Как родилась идея сотрудничества с бразильским художником Хуаресом Мачадо?
— Парфюмерия — это действительно искусство, окутанное тайной и наполненное эмоциями, — как живопись, скульптура или поэзия. И их взаимодействие всегда органично и прекрасно.
Фрагмент картины Хуареса Мачадо для парфюма I AM
Многие ароматы остаются «живыми», потому что были увековечены в литературных произведениях, являлись символом эпохи, визитной карточкой известных личностей. Но парфюмы эфемерны по своей природе, и все, что остается после — лишь память о тех эмоциях, что они передавали.Для меня картины стали способом выразить и навсегда сохранить эмоции, вложенные в коллекцию ароматов. Это возможность погрузиться глубже в царство моих фантазий и мечтаний.
Я почувствовал, что могу вдохнуть жизнь в свою концепцию L’Art du Parfum, когда встретил Хуареса Мачадо, художника, который стал одним из моих самых близких друзей. Я был очарован его удивительными работами, и не сомневался, что Хуарес именно тот, кто сможет выразить в картинах те эмоции и чувства, что направляли меня при создании моих ароматов и коллекции.
Фрагмент картины Хуареса Мачадо для парфюма SO FRENCH
— Ваша коллекция состоит из 15 ароматов. Планируете ли Вы пополнить коллекцию новыми ароматами? Если да, то когда мы увидим новинки?
— Парфюмерия — моя истинная страсть, и я никогда не перестану создавать новые!
Если быть точным, то помимо 15 ароматов в концентрации парфюмерная вода я также создал коллекцию ароматов в их самой престижной и роскошной форме — Духи, а также J’Ose Intense — более концентрированная версия нашего культового аромата J’Ose.
И, открою вам секрет, во второй половине 2016 всех поклонников EISENBERG ждут сюрпризы! Для поклонников J’Ose мы представим новый Дезодорант J’Ose в женской и мужской версиях! А также концептуально новую романтическую и поэтическую коллекцию ароматов, столь дорогую моему сердцу, которая заставила меня совершить путешествие сквозь время и континенты. Вся концепция будет представлена в России также во втором полугодии 2016 года!
— Когда-то Вы работали в модной индустрии, а сейчас, у Вас не зарождались мысли возобновить работу в этой сфере?
— Я с огромным удовольствием вспоминаю то время, но совершенно не жалею, что расстался с фэшн-индустрией и не планирую возвращаться. Но создание моей коллекции шелковых шарфов доставило мне огромное удовольствие!— Вы когда-нибудь были в России? Что запомнилось или поразило вас больше всего?
— Впервые я посетил Москву в 2007. Я никогда не забуду потрясающий вид Красной площади, буквально усыпанной снегом — это был день, когда я прилетел. Вид был настолько прекрасным, романтичным и сильным, что я чувствовал себя героем настоящего русского романа! Я прогулялся по городу, посетил Кремль, МГУ — наслаждался каждым мгновением этой чудесной прогулки! К сожалению, я не смог пойти в Большой театр, и это единственное, о чем я очень жалею, потому что обожаю оперы и балет Большого театра!
Фрагмент картины Хуареса Мачадо для парфюма TENTATION MEN
— Что делает Вас счастливым? Какие вершины Вы хотите покорить в будущем?
— Сохранять страсть, испытывать положительные эмоции, поиски инноваций, совершенства, возможность работать с моим прекрасным Сыном и фантастической Командой, разделять наши ценности с клиентами и поклонниками бренда. Это то, что делает меня очень счастливым.
Моя самая большая мечта — увидеть как мой бренд растет и развивается, гордо выделяясь среди старейших и более богатых брендов, чем мы. И с каждым днем наш бренд любят и ценят все больше людей! Блестящее будущее бренда!
— Как найти именно свой аромат? Тот, по которому будут узнавать?
— Чтобы правильно подобрать аромат стоит в первую очередь обратить внимание на группу нот, составляющий тот или иной аромат. Например, решительным и смелым экстравертам, скорее всего, понравится культовый J’OSE — мой самый первый аромат Дерзких личностей привлекут сильные ноты Жасмина, Кофе Мокка и Сандалового дерева.
Чувствительные нежные натуры скорее заинтересуются мягким, сладким и нежным цветочным букетом — ароматом Back to Paris с нотами розы, фиалки, геолиотропа и ванили.
Ярких творческих людей привлечет Love Affair — захватывающий вихрь белых цветов, розы и белого мускуса.
Жозе Айзенберг — сердце и душа EISENBERG, а его сын Эдмонд — стратегический директор бренда, амбассадор мужской линии и талантливый музыкант. Творчество и бизнес всегда идут в этой компании рука об руку.
— Эдмонд, оказывается, Вы не только сняли ролик I am, посвященному одному из ароматов коллекции L’Art du Parfum, но еще и написали к нему музыку! Что вас вдохновило?
— Для меня сочинение музыки — это способ выразить свои чувства, идеи, поделиться ими с другими. Я занимаюсь музыкой с детства, и это всегда было для меня дополнительным источником вдохновения, возможностью через музыку выразить мои эмоции.Каждая музыкальная композиция, что я написал отражает мои подлинные чувства в конкретный момент моей жизни, является памятью пережитых воспоминаний.
— Есть ли у Вас любимые музыканты/композиции, что вдохновляют Вас?
— Я большой поклонник романтического периода, и, конечно, Чайковского. Но я слушаю разную музыку, от классики до блюза, рок-музыки, и даже электронной музыки! Я открыт для всех жанров музыки, так все они мне чем-то близки. Это как в нашей повседневной жизни — нужно быть открытым для разных идей и взглядов, не быть зашоренным, чтобы иметь возможность учиться новому.
— Увидим ли мы в будущем новые видео с Вашей музыкой?
— Надеюсь, что да, мне бы очень этого хотелось! Как вы знаете, за каждым созданным продуктом стоит мой отец, Жозе Айзенберг. С тех пор как мы начали работать вместе, он учил меня, стремился поделиться своими огромными знаниями. Для меня очень важно изучить каждую деталь, пытается перенять его вечное исследование совершенства.
Снимая ролик и сочиняя для него музыку, я стремлюсь представить себе вселенную, которая работает в симбиозе с продуктом, который создал мой отец. Конечно, мы стараемся выбирать максимально творческий подход и очень гордимся тем, что все, что мы делаем, мы делаем внутри нашей семьи.
— Множество брендов запускает ежегодно десятки новинок. Но у EISENBERG свой подход — пара новинок в год. Почему?
— Мы выпускаем на рынок лишь те продукты, которые считаем совершенными. Но на саму разработку продукта могут уйти годы. Например, над линией Pure White мы работали на протяжении более семи лет, чтобы решить проблемы борьбы с пигментными пятнами, тусклым и неровным цветом лица. Каждый наш запуск — это серьезный шаг, мы не выпускаем продукты-однодневки, являющиеся не более чем удачным маркетинговым ходом. Все наши продукты дополняют друг друга, и основная задача состоит в том, чтобы постоянно предвидеть и предвосхищать потребности наших клиентов, оправдывать их надежды и исполнять мечты. Поэтому каждый запуск EISENBERG стратегически точный и важный, и ему предшествуют множество исследований и разработок.
— Каждый рынок имеет свою специфику. В чем по-вашему специфика российского рынка (по сравнению с европейским или азиатским)?
— Любовь и интерес русских людей к Франции, Парижу, к классической французской культуре действительно помогли распространиться французскому «ноу-хау». Наши две культуры тесно переплетены, и прекрасным примером является балет. Я восхищаюсь любовью русских Женщин и Мужчин к прекрасному, их стремлением быть окружить себя Красотой, Искусством, Совершенством. Наш бренд давно присутствует в России, с 2003 года, и нет никакого сомнения, что в России EISENBERG любят и понимают.
— и такой же вопрос, как мы задавали вашему отцу: Какое у Вас самое первое воспоминание о запахе? Есть ли какой-то особенный запах (например, из детства), который навевает теплые воспоминания, заставляет Вас пережить вновь счастливые мгновения?
— В моей памяти отчетливо отложился запах крема для бритья, которым пользовался мой отец, и весь ритуал, сопровождавший его перед уходом на работу или перед ужином.
Это даже целый микс запахов, состоящий из крема для бритья, увлажняющего средства и парфюма. Все это теперь является важной частью моего ежедневного ухода. Я уверен, что каждый мальчик внимательно наблюдает за действиями отца, чтобы однажды повторить их самому.
falovers.com
художник Валерий Айзенберг
Статья Сергея Кускова о творчестве художника Валерий Айзенберга
Этот текст был написан для каталога ART-NOST к моей выставке в галерее П. К. Ференци (Франкфурт на Майне). Сережа приходил несколько раз в мою мастерскую на Нагорной. Мы выпивали бутылку водки и говорили об искусстве. Во время общения он, бывало, выходил во двор и кричал: «Хайль Гитлер!». Это было смешно. В мастерской – нет, не кричал. Я тогда не знал, что он был под влиянием Дугина и других фашиствующих евразийцев, мне было весело, я видел в Серёже ребенка. Конечно, его нельзя было назвать вполне современным критиком, но я ему верил, как искусствоведу, оказавшемуся на излете эры советского искусствознания – всегда интересно знать, как в твоей творческой деятельности означается интуитивное, что есть «животное» в твоем творчестве. Он это делал так, как будто копался в моих внутренностях. Это похоже на щекотку. И если уж говорить о советском искусствознании, то сила средств выражения и глубина погружения в материал у Сергея Кускова была неизмеримо выше, чем у бывших: Молока, Каменского, Морозова, Герчука, Барабанова, Канторов… Он сам был великолепным излётом этой эры. И вылетел за ее пределы.
Валерий Айзенберг
(1947, Черниговская обл., Украина. Художник, писатель. Номинант премий Кандинского, Черный квадрат, Соратник, Курехина, Внимание. Автор рассказов, эссе и критических статей по искусству. Номинант литературной премии Новая Словесность (НОС-2014) за роман Квартирант.
Основатель Программы ESCAPE, которая представляла РФ на 51 Венецианской Биеннале. Принимал участие в спецпроектах Московских Биеннале и Кинофестиваля, в Пражской Биеннале, фестивалях Европалия, Про-Арте и др. В 2003 году Программа ESCAPE первой в России получила премию Черный квадрат за достижения в области современного актуального искусства.
Живет в Москве, Тель-Авиве и Нью-Йорке.)
Лирически концептуальная живопись. (Тёплое и холодное)
В свое время Б. Гройс определил специфику тогдашнего московского авангарда удачным при всей его парадоксальности термином “романтический концептуализм”.
Сталкиваясь с искусством Айзенберга, рассматриваемым в контексте уже постмодернистской проблематики, приходится использовать не менее парадоксальное, но способное объединить противоположности понятие “лирически-концептуальная живопись”. Дело в том, что совмещение, казалось бы, несовместимых уровней визуального языка порождает в наше время, пожалуй, наиболее интересные результаты. Так, у Айзенберга мы видим весьма необычное взаимодействие “холодных” и “горячих” тенденций новейшего искусства – убеждающую дополнительность неоконцептуального и неоэкспрессионистического методов.
С одной стороны очевидно наличие концептуального анализа, аналитической дистанции относительно используемого культурного материала, подчеркнутая “холодная” знаковость при подходе к построению образной системы, принцип серийности, где частым моментом является бесстрастное тиражирование структурных элементов, склонность к регулярно-геометрическому структурированию пространства, к языку схем и своего рода “идеограмм”, а также склонность к иронично-игровому цитированию шаблонных «мертвых» эмблем идеологизированных фетишей местной массовой культуры в целом, к игре с советской “мифологией”, сближающей художника с “соц-артом”. 
Одновременно не менее ощутима сохраняющаяся и здесь привязанность к образно-эмоциональному началу искусства, и “теплой” живописной энергетике красочного слоя, к чувственно-рукотворному (мануальному) аспекту исполнительского процесса, который и помогает зарядить “живой” энергетикой письма самый казалось бы мертвый и отчужденный знаковый материал, преображая цитатные элементы совершенно неожиданным способом их употребления.
У Айзенберга никогда не было полного разрыва с языком живописи с картиной как самобытным пластическим объектом, способным непосредственно воздействовать на чувственное восприятие. Точно также неоднозначен диапазон сквозных тем различных в авторском контексте - в индивидуальной мифологии Айзенберга - тематический диапазон простирается от игровой “пародийной” реинтерпретации банальностей, клише и штампов плакатно¬пропагандистского языка до экзистенциально-углубленного, очень персоналистично окрашенного мифотворчества, где наводятся мосты между, природной органикой и духовными основами сущего, что происходит, впрочем, полускрыто через намеки “закадровых” подтекстов, через многозначительные паузы и умолчания через ненавязчивые символические ассоциации - здесь нет намерения строить антологию образов, приблизиться к иконе как к канонической системе, что наблюдалось у некоторых московских художников “метафизиков” предшествующих поколений.
У Айзенберга ирония относительно профанного материала не исключает Веры, присутствия сакрального в наиболее сокровенных, закодированных уровнях образной системы. Духовное здесь никогда не лежит на поверхности, а скорее излучается через наслоение внешних пленок мира мнимостей.
Однако, опыт интеллектуальной рефлексии воспринятый вместе с некоторыми влияниями “соц-арта” и шире, местного концептуализма, тактика отстранения, принятая относительно языка, знака, визуальной структуры в целом - все это сообщило Айзенбергу дисциплину и “холодную” «вычисленность метода», что, как оказывается, может вполне уживаться с интуитивным артистизмом живописца.
В результате возникло подвижное равновесие – органичное единобытие Живописи и Концепции, анализа и чувства. В становлении индивидуального метода художника можно вычленить примерно три закономерно вытекающих один из другого периода. Многие образные предпосылки его индивидуальной мифологии наметились уже в тот период, когда особую значимость для Айзенберга имело изучение и копирование древне-русской живописи (иконы и в особенности фрески) занятия храмовыми росписями. Однако художник уже тогда не пошел по пути наивных стилизаций. Ощутимое влияние средневековой культуры и библейские реминисценции образного строя активно дополнялись пластической проблематикой, восходящей к наследию начала века - к традициям русско-парижской школы, очень своевольно воспринимаемым художником.
В фигурных композициях тех лет уже ощутимо сочетание уплотненной символичности образного строя с повышенной экспрессией почерка и фактуры, взволнованностью письма как такового. Несмотря на камерность тогдашних размеров его картин, натиск экспрессивной живописи последующего периода наметился уже тогда. Кроме того, отмеченная связь с традицией восточно-христианского искусства опосредованно проступает и на последующих этапах – это ощутимо и на нынешней концептуально-живописной стадии уже в самих способах соотносить знак и пространство, явное и скрытое, в символичности цвето-световых отношений, в особой внушающей силе геометрических идеограмм. На втором этапе становления художника в 80-х годах, уже в Москве возобладала подчеркнуто спонтанная экспрессия, хотя этот всплеск живописи нес в себе продуманную стратегию обращения с традицией – европейским (северным) экспрессионизмом начала века. Определенная дистанция относительно используемого художественного языка, усложнение культурно-исторических аллюзий особо заметны по сравнению с первым периодом. 
Кроме того, переходный экспрессивный период Айзенберга дал в местном московском контексте, пожалуй, наиболее оригинальную стилевую параллель нео-экспрессионизму немецких “новых диких”. Форсированная брутальная экспрессия, заметная в работах Айзенберга 80-х годов хронологически почти совпала с общеевропейской волной свободной фигуративности, неоэкспрессионизма, трансавангарда. Период преобладания “горячих” тенденций, пафос чувственной, как бы стихийной силы письма, осознанная инстинктивность исполнительского процесса - это был, своего рода «дионисийский» прорыв художественной воли, выводящий за пределы ученического подчинения традиции, приближающей к иррациональной свободе творчества. Это было к тому же обретение направленческой роли в качестве московского неоэкспрессиониста, что ознаменовало степень его известности в кругу московского независимого искусства в первые годы либерализации культурной жизни. Однако эта стадия “дикого письма” оказалась недолгой и в целом переходной. Именно на следующем этапе в настоящее время можно констатировать обретение Айзенбергом наиболее сподручного для развиваемых им идей знакового материала, наиболее адекватных для него способов соотносить различные уровни визуального языка, приводя к единству, казалось бы, несовместимое. Он начинает цитировать “мертвые языки” современности – агитпропаганды, плакатов, эмблематику и символику, укоренившуюся в идеологизированной массовой культуре, по ходу дела приручая, отстраняя, переигрывая до предела этот материал, материал отчужденный, заведомо исключающий возможность отождествления между автором и знаком, «лицом» и системой игровых «масок», в качестве которых используется тот или иной экземпляр казенной новоречи. 
Все это сближает стратегию художника с соцартом, одновременно происходит дальнейшее расширение диапазона средств, не сводимых теперь только к живописи и картине, но дополняемого элементами коллажа, нового объектного искусства, где происходит реинтерпретация банальных вещей обихода. В настоящее время эти интересы получили более открытое выражение, дополняясь опытами инсталляции.
Следует отметить, что политизированная символика - здесь лишь одна из цитатных тем, лишь один из уровней вовлекаемого знакового материала, наряду с ней задействованы контексты, имеющие мало общего с политикой и злободневной иронией соцарта. Этот период отмечен обращением художника к подчеркнуто бесстрастной подаче цитатного знакового эмблематического материала, где производное целое тяготеет к некой современной идеографии. В поле картины уравнены в правах условные фигуративные и абстрактные элементы.
При сохранении картинной плоскости и роли собственно живописных средств воздействия, усиливается подчеркнутая знаковость структуры, в частности, близость к нео-геометрическим тенденциям, что особо ощутимо в принципах организации пространства. Здесь сохраняется витальная энергетика письма, но при этом повсюду ощутима методичная выверенность каждого последующего жеста, каждая картина встроена в систему серий и вариаций, концептуально задана.
Арсенал “холодных” средств дополнен стилевой обработкой материала, часто в духе полупримитивистского гротеска, что дает возможность сделать искусство более живой, открытой системой, внести моменты иррациональности, игры, непредсказуемого. С помощью смешанных средств, оказывается, можно переплавить отходы массовой культуры в нечто новое и неожиданное, преодолеть мир банальностей и штампов, которые нас окружают – их нельзя игнорировать, но можно творчески переосмыслить.
И все же по сравнению с соц-артом здесь гораздо меньше значения имеют конкретные подтексты, локализованные ситуации и исторические адреса, здесь гораздо меньше открытых цитат, казенной визуальной лексики, меньше разрушительного сарказма. Осваиваемый материал становится предметом метафорической игры, он преображен фрагментацией и наложением смысловых планов. Заимствование элементов того же плаката и тому подобного происходит в контексте непринужденно твори¬мой индивидуальной мифологии. Часто здесь наблюдается своеобразная абсурдистски-игровая поэтика – тонкая игра на грани алогизма, нонсенса, а порою, как бы “ретроспективного” отношения к материалу, почерпнутому из сегодняшнего повседневного окружения. Рефлексия и ирония уживаются порою с почти «инфантильной» наглядной буквальностью образного восприятия, как это происходит с материализацией географического названия в картине «Черное море».
Создается впечатление, что художнику доставляет особое удовольствие перемещение между контрастными полюсами абстракции и наивной конкретики, обыгрывая вариации в вечном споре идеи и образа. Используемые в качестве цитат фигуративные и абстрактные знаки и формы по ходу дела опустошаются, подвергаясь произвольному осмыслению. Но момент узнаваемости важен. Конкретные отсылы к реальности прокладывают пунктир ассоциаций, намечают ориентиры для дальнейших истолкований.
3а стереотипами здесь легко проступают архетипы и вечные темы, к которым автор подключается через ассоциации личного Подсознания и через опознанные в тиражной знаковости структуры Коллективного Бессознательного. Думается, что подчеркнуто примитивистские, стилевые коды, например, особая лапидарность знака (или изображения) порою помогают отслоить мертвый груз банальных умственных привычек, разбудить новую образность, там, где ее казалось бы ждать не приходится, в этом видимо, важную роль сыграл в свое время неоэкспрессивный опыт художника. Знаки обретают способность говорить нечто совсем иное, чем то, к чему приучили их говорить “социальный заказ” и массовая культура. Например, такие казалось бы политизированные мотивы, как красная пятиконечная звезда или зубцы кремлевской стены, или все эти танки, авианосцы, колючая проволока - эти знаки войны, агрессии очень часто уходят все дальше от сугубо локальных исторических прочтений. Пятиугольные пентаграммы могут читаться уже не только в политическом контексте, но и обрести странные игровые роли в некой свободно сочиняемой авторской космогонии наряду с элементами геометрической абстракции и солярными знаками, все более удаляющимися от шаблонных эмблем плаката или флага, но не на столько, чтобы забыть вовсе о социальной среде, откуда они пришли.
В этом отличие Айзенберга с одной стороны от социально ориентированного авангарда, с другой - от художников метафизиков семидесятых годов с их поисками замкнутой “чистой духовности”. У него образ и знак искусно балансируют между бытом и космосом, политикой и архетипикой. За подчеркнуто монотонными серийно повторяемыми ярусами знаковых рядов, за внешним, лежащим на поверхности уровнем схематизации обнаруживается совсем иная полускрытая иерархия тем, образов, мифов и символов, имеющая мало общего с иерархией в социально-политическом смысле. Имеются в виду волнующие художника эзотерические срезы бытия, сквозные темы жизни и смерти, часто закодированные в символических мотивах смерти мореходов, где игровая знаковость морского боя не снимает драматизма экзистенциальной подоплеки. Подобная глубинная смысловая насыщенность считывается и в иных композициях, где обыграна атрибутика войны, которая не поддается однозначным истолкованиям, ни в духе наивного пацифизма, ни в духе соц-артной иронии, ни даже как ироничное ретроспективное пародирование футуристической апологии техники начала века. Смысл ускользает, и это делает образ многомерным. Пожалуй многослойность интерпретаций во многом обусловлена сохраняемой магией живописи, которая призвана, оживлять, перевоплощать, наделять новой жизненностью все, что попадает в ее “алхимический” раствор - в эту рукотворную, можно сказать, природную среду. Именно излучение многослойной, тактильно обжитой поверхности, ее цвет и фактурные шумы помогают увести знак от его банальной и буквальной интерпретации, хотя одновременно первозданная стихия живописи сдерживается и регулируется структурой умозрительной концепции. Если фигуративные и абстрактно¬схематические формы часто опустошены от конкретных смысловых функций, то напротив, пустота фоновой среды словно излучает свечение жизненной энергии, несомой более глубинными планами многослойного письма. Уже упоминавшаяся активность живописной среды и прежде всего фона рассчитана не столько на чувственно- эстетическое созерцание, сколько на опознание ее символической роли в авторской образной системе. Так, цветовые темы - это в том числе способ выразить органически врожденные заданные жизненной средой особенности видения и мышления. Вместе с тем это происходит в предельно абстрагированной форме. Действительно, что может быть абстрактнее, и казалось бы дальше от наивного натурализма, чем пустотные монохромный фон - поверхность - нейтральная территория, обнаруженные за фасадом лежащих на поверхности знаков. Вместе с тем именно в этих пустотах, просветах и разрывах текста во многом кроется связь с конкретикой места и времени. Одно из таких абстрактно-конкретных символических тем оказывается, например, функциональность белизны в целом. Для Айзенберга поэтика белизны белого цвета неизменно связана с темой России - русского снега, как одно из характерных примет местного ландшафта.
Белоснежное пространство мыслится как устойчивая метафора связи с почвой и местной традицией: здесь имеет значимость символика снежного покрова как посредника между жизнью и смертью, видимым и невидимым миром, здесь можно вспомнить роль подобных метафор в русской литературной традиции от символистов “’серебряного века” до Пастернака и до наших дней. Конечно, здесь имеют место и ассоциации с белизной иконного левкасного грунта, но одновременно здесь ощутима связь и полемичный спор с семантикой пустоты и белого Ничто в контексте московских художников “метафизиков” шестидесятых-семидесятых годов. Ощутимо принципиальное отличие художественной интерпретации аналогичной идеи Айзенберга. Таким же природно-культурным лейтмотивом является символическая цепочка: улей-пчела- мед-воск- золотистое свечение- солнце и т.д., мифологические версии которой достаточно укоренены в мировой культуре. Но Айзенберг проводит эту тему через сугубо личностные субъективные образные наслоения, дополняя это объективностью своего рода пластической формулы. И делает это доходчивыми и доступными восприятию средствами живописи.
Явная или полускрытая белизной золотистость фона или вкрапление желтизны настраивают на ассоциативный контакт с этой темой: казалось бы, предельно отвлеченные комбинации абстрактных черно-белых знаков с их монотонным ритмом неожиданно увязываются с органикой природы. Фон - проводник чувственного эмоционального начала подводит интуицию и воображение зрителя к усвоению темы. Таким образом, столь характерная для художественной позиции Айзенберга сбалансированность теплых и холодных тенденций звучит здесь весьма красноречиво, резонируя впрочем, и в остальных работах последних лет, прочно связанных поэтической логикой циклов и серий.
Искусствовед С. И. Кусков, сотрудник ГМИИ им. Пушкина. Октябрь 1989 г.
Avantgarde aus Moskau
www.art-critic-kuskov.com
Айзенберг Валерий | Art Узел
Валерий Харитонович Айзенберг родился 9 сентября 1947 года в городе Бахмач Черниговской области. В 1971 году окончил Харьковский политехнический институт. В 1984 году переехал в Москву. В 1999 году основал программу ESCAPE (бывшая ESPACE, 1998-1999). С 1993 по 1996 год жил и работал в Нью-Йорке. В 2005 году члены Программы (Валерий Айзенберг, Богдан Мамонов, Антон Литвин и Лиза Морозова) представляли Россию на Биеннале в Венеции. В 2007 году участвовал в выставке «Сделано в СССР — после СССР» (Санкт-Петербург, Галерея «Белка и Стрелка»). Занимается фотографией, видео, перформансами и инсталляциями, пишет тексты. В настоящее время живёт в Москве, Нью-Йорке и Тель-Авиве.
Таблица. Аналитический проект. Работа «Таблица» есть результат одержимо педантичного и, конечно же, иронично курьёзного подсчёта вклада каждого из участников Программы ESCAPE в созданные ими совместно проекты. Таблица состоит из 12 листов и напоминает реестры рейтинговых компаний. В ней ощутимо «технарское» прошлое Айзенберга (он окончил Харьковский Политехнический институт) и концептуалистский корень его искусства. Инженер по образованию, он стал художником уже в зрелые годы, а московский концептуализм на одном из этапов его творчества оказался для него некой точкой отсчета. Сложные человеческие взаимоотношения, в данном случае в сфере творчества, втиснуты здесь в сухую таблицу. Пытаясь «поверить алгеброй гармонию» и подводя некий итог деятельности группы, Айзенберг строит свое произведение не только на иронии, но и на самоиронии. Пристрастие к иезуитской казуистике и утомительным расчётам – это личный вклад Валерия Айзенберга в психологический ансамбль характеров членов Программы ESCAPE.
Лекция Валерия Айзенберга - Роль арт-групп в современном российском искусстве
Источники: http://www.ic.mmoma.ru http://ru.wikipedia.org
artuzel.com
Биография художника Айзенберг Нина Евсеевна
14 июня 1902 (Москва) — 19 декабря 1974 (Москва)
Живописец, график, сценограф
Художественное образование получила во ВХУТЕМАСе в Москве, где занималась с 1918 по 1924 под руководством И. И. Машкова и А. А. Осмеркина. В 1924 начала работать как сценограф в различных театрах Москвы, занималась оформлением, как классических пьес, так и современных спектаклей. С 1925 принимала участие в выставках.
С 1926 сотрудничала с театром «Синяя блуза», создала эскизы костюмов и декораций к спектаклям «Радио-Октябрь» В. В. Маяковского и О. М. Брика, «Королева ошиблась» М. Д. Вольпина (оба — 1927) и других. В 1928 работы Айзенберг экспонировались на выставке «Московские театры октябрьского десятилетия». В 1928 вступила в Московскую ассоциацию художников-декораторов. В 1929 оформила постановку пьесы Ж.-Б. Мольера «Мещанин во дворянстве» для Малого театра. В том же году участвовала в п ервой выставке театрально-декорационного искусства в Москве.
В 1930 стала членом художественного объединения «Октябрь», где работала вместе с Г. Г. Клуцисом, А. М. Родченко, С. Я. Сенькиным. В 1930–1933 занималась праздничным оформлением улиц Москвы, в конце 1930-х и начале 1940-х — спортивных праздников и шествий. В 1950-х создала цикл пейзажей.
В 1946 в Москве состоялась персональная выставка художницы.
В 1991 в Иерусалиме прошла выставка театральных работ Айзенберг.
Произведения Айзенберг находятся во многих музейных и частных собраниях, в частности в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина, коллекции театрально-декорационного искусства Н. И. Лобанова-Ростовского и других.
Показать цены на работы художника
artinvestment.ru
