Музей Черномырдина Музей Бахрушина Центральный музей
    Вооруженных Сил РФ Валютная биржа Центральная детская
    библиотека Музей Есенина Политехнический музей Дворец спорта Видное Педагогический
    колледж Музей спорта Музей памяти воинов Библиотека 214 МузШкола Радость Самбо 70 Частная коллекция

Образ шута в картинках. Картина шуты

Шуты (серия картин) Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Шуты.

Веласкес. Портрет придворного карлика дона Себастьяна дель Морра

Шуты — серия портретов, изображавших придворных шутов и карликов художника Веласкеса.

Предшественники[ | код]

Шутовские портреты в Испании и ранее писались придворными художниками испанских королей. Они изображали любимых монархами, а также высшей знатью страны карликов и дураков (при дворе Филиппа IV было по крайней мере 110 карликов[1]).

Нидерландский художник Антонис Мор, работавший при дворе Филиппа II и на испанских ноблей, написал несколько картин, из которых известны:

Алонсо Санчес Коэльо написал несколько портретов, которые хранились в мадридском Алькасаре, но до наших дней не сохранились, сгорев при пожаре.

Согласно инвентарию коллекции маркиза де Леганеса (племянника графа-герцога Оливареса), она включала несколько портретов карликов. Один из них, кисти Хуана ван дер Амена сохранился и в настоящий момент находится в Прадо. В списке он именуется «карлик графа де Оливареса». Портрет был частью серии из 8 портретов знаменитых при дворе шутов. По меньшей мере 2 из этих портретов (какие, неизвестно), были написаны Веласкесом. Серия находилась в загородном доме маркиза в Леганесе[2].

Хуан ван дер Амен, «Портрет карлика», ок. 1616

Работы Веласкеса[ | код]

Все, кроме первой, находятся в Прадо. Датировки уточнены по каталогу картин Веласкеса, изд. в 1996 г[3].

1. Дон Хуан де Калабасас (Кливленд)

ru-wiki.ru

Kartusha: Образ шута в картинках

Шут — довольно колоритный персонаж во многих сферах творчества. В том числе, и у художников.

Нынешняя подборка картинок — Фантастический образ, Ужасы, Классика.

1. Фантастический образ

2. Ужасы

3. Классика

fantlab.ru

Шуты (серия картин) Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Шуты.

Веласкес. Портрет придворного карлика дона Себастьяна дель Морра

Шуты — серия портретов, изображавших придворных шутов и карликов художника Веласкеса.

Предшественники

Хуан ван дер Амен, «Портрет карлика», ок. 1616

Работы Веласкеса

Все, кроме первой, находятся в Прадо. Датировки уточнены по каталогу картин Веласкеса, изд. в 1996 г[3].

1. Дон Хуан де Калабасас (Кливленд)
3. Хуан Австрийский
5. Дон Хуан де Калабасас (Прадо)
6. Франсиско Лескано
7. Дон Себастьяно дель Морра
8. Пабло де Вальядолид

«Дон Хуан де Калабасас», ок. 1628-29, Художественный музей Кливленда.
«Придворный шут по прозвищу Барбаросса» («Дон Кристобаль де Кастаньеда и Перниа»), 1637-40 — шут, хваставшийся своими военными талантами, за что получил прозвище в честь алжирского пирата Хайр-ад-Дин Барбароссы. Шут изображен в турецком красном костюме. Портрет незакончен.
«Шут по прозвищу дон Хуан Австрийский», ок. 1632 — прозвище дано шуту в честь знаменитого полководца, побочного сына Карла V, поэтому он изображен с атрибутами парадного портрета военачальника — с доспехами, и пейзажем битвы на заднем плане.
Придворный карлик с книгой в руках («Карлик дон Диего де Аседо по прозвищу Эль Примо»), 1644 — по своему сложению Эль Примо (прозвище означает «Кузен») относится к лилипутам непропорционального карликового роста. Происхождение подобной аномалии — последствия тяжелого рахита, перенесенного в раннем детстве и вызывающего нарушение минерального обмена в растущем организме. Но такие люди, как правило, хорошо учатся, получают образование, обзаводятся семьями. Эль Примо занимал особое место среди придворных шутов: он происходил из древнего дворянского рода и принадлежал к ближайшей свите короля, сопровождая его в поездках по стране. Карлик считался образованным человеком, любил литературу и сам сочинял стихи. Кроме своих шутовских обязанностей, он имел почетную должность в канцелярии королевской печати, да и на портрете он изображен с книгой в руках. Известно, что Эль Примо стал героем мелодраматической истории, когда ревнивый смотритель королевского дворца убил кинжалом свою жену за связь с ним[4].
«Шут Хуан де Калабасас» («Эль Бобо дель Кориа»), ок. 1637-39 — шут изображён с высохшими тыквами-погремушками (исп. калабасы, откуда и его прозвище), которые традиционно являются атрибутом глупости. Второе название картины — Эль Бобо («дурак») из Кории. Считается самым ранним из этой серии портретов Веласкеса.
Придворный карлик Франсиско Лескано по прозвищу «Дитя из Вальескаса», ок. 1643-45 — неряшливо одетый подросток с крупной головой, большим зобом и постоянно открытым ртом. Одутловатое лицо с седловидным носом, широко расставленные глаза, низкий лоб и непропорционально короткая фигура с толстыми кривыми ножками — характерные признаки больного кретинизмом. Эта болезнь, как правило, связана с резко сниженной функцией щитовидной железы, что вызвано недостаточным потреблением йода с пищей. Кретинизм часто встречается в горных районах с эндемическим распространением зоба. Именно в такой деревушке Вальекас, неподалеку от Мадрида, родился Франциско Лескано. Известно, что Франциско Лескано принадлежал принцу Балтазару Карлосу и умер в 1649 году в возрасте двадцати двух лет.[4].
Карлик, сидящий на полу («Дон Себастьяно дель Морра» ?), ок. 1643-44 — шут правителя Фландрии кардинал-инфанта Фердинанда. Причиной физических недостатков Себастьяна де Морра явилась тяжелая наследственная болезнь, называемая остеохондродисплазия, при которой из-за недостатка гормона нарушается рост хрящевых и костных тканей. Поэтому у Морра так нарушены все пропорции тела. При этой болезни не редкость полное отсутствие пальцев. Но умственные способности, психика и сексуальные способности у таких людей остаются совершенно нормальными. По свидетельствам современников, де Морра был на редкость умный и ироничный человек, к тому же отличавшийся феноменальной физической силой и любвеобильностью[4].
«Шут Пабло де Вальядолид», ок. 1636-37

Последователи

Ученик Веласкеса Карреньо де Миранда продолжил традицию.

«Придворный карлик с собакой» («Дон Антонио иль Инглес» ?). Считался работой Веласкеса
Еухения Мартинес Вальехо обнажённая
Шут Франсиско Базан

См. также

Менины — групповой портрет Веласкеса, изображающий принцессу и карликов Марию Барбола и Николао де Пертусато.

Примечания

Литература

Tietze-Conrat, Erica. Dwarfs and Jesters in Art, 1957
Monstruos, enanos y bufones en la corte de los Austrias. Каталог выставки в Прадо, 1986
Jose Moreno Villa. Locos, enanos, negros y niños palaciegos. Gente de placer que tuvieron los Austrias en la Corte española desde 1563 a 1700.
Fernando Bouza, Jose L. Betran. Enanos, bufones, monstruos, brujos, y hechiceros. 2005

wikiredia.ru

Легко ли быть дураком? - Медиапроект s-t-o-l.com

Все считают дураков главной бедой России. Особенно, если дураки у власти

Но было время, когда дураки при дворе считались спасением страны – ведь порой только лишь остроумный шут и мог защитить народ от властного самодура и поставить на место спесивых придворных вельмож. Правда, судьба самих шутов складывалась очень несладко. Примером этому может служить и картина Валерия Якоби «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны». «Стол» продолжает рассказ о самых главных русских картинах.

…Государыня, казалось, уже была при смерти. Приступы подагры, «болезни аристократов», терзавшей суставы нестерпимым огнем, повторялись все чаще и чаще, и единственное, что могло отвлечь императрицу от боли и страха, были ее любимые шуты. Придворные дураки и дурки, с которыми она любила возиться куда больше, чем с льстивыми и напыщенными вельможами, которые из-за болезни государыни ныне томились в растерянности и тревоге. В углу о чем-то шептались фельдмаршалы граф Миних и князь Трубецкой, французский посланник де Шатарди обхаживал герцогиню Анну Леопольдовну, и даже всесильный кабинет-министр Волынский застыл у дверей: какие будут у Вашего Величества приказы?

– Ладно, давай сюда дураков!

Бирон, нахмурившись, махнул рукой Волынскому, и тут же двери опочивальни распахнулись настежь, и в покои государыни влетела целая свора разномастных уродцев – были здесь и африканские карлики, и калмыцкая шутиха Дунька, и настоящий арлекин в шутовском колпаке, терзающий скрипку какой-то варварской музыкой, за ними влетела стая дрессированных попугаев… Все завертелось и смешалось в невообразимой кутерьме, карлики визжали, попугаи орали, какой-то придворный дурак в шелковом мундире с хохотом свалился на пол, а сзади на безумного Квасника наскочил краснолицый князь Волконский и начал под хохот придворных совершать с его телом совершенно непотребные движения.

– Вот как женится дурак и дурка, – весело заголосил Ванечка Балакирев, прыгая сверху на князя. – Да не смотри, что неказиста фигурка! Теперь-то время пришло веселиться, теперь-то всем должно беситься!

– Ну-ка, Квасник, покажи-ка нам, какая из тебя заморская молодуха! – закричала статс-дама Лопухина.

Придворные тут же с веселым смехом подхватили эту слышанную уже раз сто шутку. И тут же осеклись, услышав хриплый и чуть надтреснутый голос государыни:

– Все надоело!.. Хочу настоящей свадьбы. Эй, Дунька, выбирай себе жениха, сейчас мы тебя замуж выдавать будем!

Валерий Якоби. Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны. 1872 год

Знаменитый художник Федор Антонович Бруни, будучи ректором Санкт-Петербургской Академии художеств, так учил своих студентов основам композиции:

– Вырежьте из бумаги фигурки вашего эскиза и попробуйте передвигать их на бумаге одна к другой, дальше, ближе, выше, ниже и, когда группировка станет красива, обведите карандашом и вырисовывайте потом.

Валерий Якоби, будучи студентом-отличником Академии, именно так и делал. Поэтому его картины, прежде всего, красивы – они поражают гармонией цвета и утонченностью линий, но вот их содержание чаще всего напоминает ребус, в содержании которого совсем непросто разобраться… Как, собственно, и во всем русском искусстве.

Якоби – сын Якова – типичная немецкая фамилия, перенесенная с берегов Рейна на Волгу бесчисленными волнами европейских колонистов, подаривших России немало замечательных сынов. Один из них – Варфоломей Якоби прославился во время Крымской кампании и штурма Очакова, а его сын Иван стал генерал-губернатором Астраханским, Уфимским, Симбирским и «всея Сибири». Великие были люди, служившие примером для всех их многочисленных потомков. Недаром их правнук Валера Якоби, выросший в тишайшей деревеньке Кудряково, что под Казанью, с юности мечтал о славе и подвигах. Отец прочил ему карьеру судьи, но Валера, едва заслышав о начале новой войны с турками, тут же бросил Казанский университет и записался добровольцем в народное ополчение. К счастью, пока ополченцы добирались до театра военных действий, война и закончилась.

И несостоявшийся полководец отправился покорять Санкт-Петербург, решив посвятить себя живописи. Якоби стал слушателем Императорской Академии художеств, с головой погрузившись в водоворот столичной художественной жизни. В стране тогда наступали «бурные шестидесятые», когда все российское общество вдруг стало просыпаться от летаргического сонного оцепенения, вызванного тремя десятилетиями правления Николая I, вошедшего в историю как Николай Палкин, и это прозвище лучше всего характеризовало и самого монарха, и всю державу. Но сейчас страна уже не желала «палочной» стабильности, все только и говорили, что о свободе, конституции и реформах.

Валерий Якоби

Реформаторские веяния иногда проникали и сквозь толстые стены Академии художеств, которая в те годы считалась настоящим бастионом консерватизма – разумеется, в первую очередь, в сфере искусства. Преподаватели, воспитанные в строгих канонах классицизма, и слышать не хотели ни о каких художественных экспериментах и новых стилях, сурово карая ослушников. Из уст в уста студенты Академии передавали историю о том, как некий студент отлил из бронзы небольшую фигурку пьяного немца. Фигурка всем очень понравилась, молодой скульптор даже получил несколько заказов на копии, как вдруг его творение увидел один из профессоров. Разразился нешуточный скандал и художника заставили уничтожить и саму скульптуру, и формы для отливки.

– Разбей! Сейчас же разбей! – грозно приказал ему профессор. – Нельзя профанировать классического назначения скульптуры!

Такому давлению авторитетов могли сопротивляться лишь прирожденные бунтари, и Валера Якоби был явно не из их числа. Он предпочитал уходить от конфликтов, сохраняя хорошие отношения со всеми сторонами. Но в то же время он упрямо продолжал гнуть свою линию.

Он довольно быстро прошел весь курс обучения, собрав все возможные награды – например, 1858 году он получил малую серебряную медаль за картину «Разносчик фруктов», в 1859 году он удостоился большой серебряной медали, через год – малой золотой. Наконец, в 1862 году за картину «Привал арестантов» он получает высшую награду Академии – большую золотую медаль.

Это была не просто награда – обладатель большой золотой медали получал от Академии средства на продолжение обучения за границей в течение нескольких лет. И Якоби отправился сначала в Швейцарию, где он учится у профессора Рудольфа Коллера – основоположника живописной школы реалистического пейзажа, затем он живет в Германии, откуда переезжает в Париж. И открывает для себя жанр исторической живописи. Он рисует серию этюдов о французской революции и великолепное полотно «Девятое термидора», затем возвращается в Россию, одержимый идеей создания русской школы исторической живописи. И в своих исканиях он обращается к одному из самых интригующих и кровавых – как считали в конце XIX благословенного века – периодов отечественной истории: к царствованию Анны Иоанновны и ее фаворита, безжалостного герцога Бирона.

И тут же добивается общественного резонанса: за картину «Арест герцога Бирона» он получает звание профессора Академии.

И тогда он берется за сюжет, описанный русским романистом Иваном Лажечниковым в романе «Ледяной дом» – о том, как государыня Анна Иоанновна насильно женила свою калмыцкую шутиху Дуньку Буженинову на русском аристократе.

Валерий Якоби. Ледяной дом, 1878 год

Шутов и шутих у Анны Иоанновны, мужеподобной дочери слабоумного царя Ивана Алексеевича, умом далеко не ушедшей от своего отца, было превеликое множество – известно, что каждый день в опочивальне государыни дежурили не только фрейлины свиты, но и несколько дурок: Мать Безножка, Дарья Долгая, Акулина Лобанова по прозвищу «Кулема-дурка», Баба Матрена – непревзойденная мастерица сквернословия, Екатерина Кокша, Девушка-Дворянка. Обычно, едва проснувшись, императрица велела звать шутих, которые обязаны были без умолку болтать и кривляться, высмеивая неуклюжих служанок и фрейлин. Особым же расположением государыни пользовалась калмычка Дуня Буженинова – видимо, 34-летняя карлица была опытнее и проницательнее своих коллег по цеху. Вот она, сидит на полу возле царской кровати. Именно ее государыня и решила выдать замуж.

Причем, выбор женихов был весьма богатым – среди придворной шутовской братии было немало и красивых мужчин.

Прежде всего, это знаменитый Педрилло. Между прочим, это настоящая фамилия итальянца, прибывшего в Россию из Неаполя. Пьетро-Мира Педрилло был певцом и музыкантом, но стал любимым шутом Петра Великого, выступая в красном шутовском наряде и со скрипкой в руках. От Петра он перешел и ко двору Анны Иоанновны. Более того, Педрилло даже вошел в русский фольклор в образе всем известного Петрушки.

Другим иностранным шутом был Петр Дорофеевич Лакоста – вот он, сидит на полу в полосатом трико. Ян Лакоста был евреем-выкрестом, сбежавшим от погромов из Португалии. Петр Первый познакомился с ним в Гамбурге и пригласил в Россию, где император подарил ему необитаемый островок в Финском заливе и титул «короля самоедского». Позже он стал любимым шутом Анны Иоанновны и герцога Бирона.

Наконец, выше всех среди шутов запрыгнул Ванечка Балакирев – самый знаменитый шут в российской истории, сподвижник Петра и сочинитель массы анекдотов. Вообще-то, он, даже будучи шутом, имел право на ношение мундира офицера Преображенского полка, но вот в царствование Анны Иоанновны Балакирев, лишенный всех прав и привилегий, был вынужден прыгать и кривляться как обычный ярмарочный скоморох.

Шут Балакирев

Кроме профессиональных шутов, при дворе Анны Иоанновны было немало и «шутов поневоле».

Вот, на полу лежит граф Алексей Петрович Апраксин, отпрыск знатного боярского рода. Он был сыном президента юстиц-коллегии Петра I, племянником самой царицы Марфы Матвеевны. Но в 1729 году Алексей принял католическую веру, за что императрица лишила его титула, всего имущества и сделала шутом. Как говорил Никита Панин, из униженного Апраксина вышел совсем никудышный шут: «обижал всегда других и за то часто бит бывал». Но государыне было весело.

Рядом с ним стоит согнувшись князь Голицын, а ему на спину запрыгнул князь Никита Федорович Волконский, бывший советник и зять некогда всемогущего канцлера Бестужева, бывшего фаворита Анны Иоанновны. Правда, в отличие от своей амбициозной супруги Аграфены Петровны, ставшей статс-дамой при дворе императрицы Екатерины I, князь Волконский к дворцовой карьере не стремился. Но дворцовые интриги не обошли его стороной. Из-за участия в каком-то заговоре Аграфена Волконская была приговорена к ссылке в монастырь, а вот Никита Волконский был назначен шутом. У него были «важные» обязанности: он кормил любимую собачку императрицы Цитриньку и каждый день разыгрывал бесконечный шутовской спектакль о свадьбе на князе Голицыне, который своей шутовской ролью был доведен до отчаяния.

Князь Михаил Алексеевич Голицын был внуком боярина Василия Голицына, всемогущего фаворита царевны Софьи Алексеевны. После ее низвержения Голицын, лишенный чинов и поместий, был сослан вместе с сыном Алексеем в деревню Кологоры – верстах в 200-х от Архангельска. Михаил Алексеевич родился за год до этих трагических событий.

Повзрослев, Михаил Голицын вернулся на государеву службу. Будучи за границей, он влюбился в красавицу Лючию – итальянку, дочь трактирщика, которая согласилась стать его женой, но с условием, что он примет католичество, пусть и тайно. В 1732 году, уже при императрице Анне Иоанновне, молодые вернулись в Россию. Здесь они узнали, что государыня, бывшая в свое время протестанткой, весьма строго относится к католицизму. Поэтому Голицын, тщательно скрывая от всех иностранку-жену, тайно поселился в Москве, в Немецкой слободе. Однако на Голицына вскоре донесли. Он был арестован. Его брак был признан незаконным, и Лючию отправили в ссылку, где она и умерла. Самого же князя определили в штат придворных «дураков». Его прозвали «Квасником» – в его обязанности входило обносить императрицу и ее гостей русским квасом. И от ежедневных побоев и унижений он медленно и верно сходил с ума. Помните Вонючку из «Игр Престолов»? Вот таким же Вонючкой был и Михаил Голицын.

Именно его и выбрала себе в женихи проницательная Дуня Буженинова.

Собственно, идея шутовских свадеб была отнюдь не нова – их любил проводить и сам государь Петр Великий. Например, в 1700 году Петр справил шутовскую свадьбу шута Якова Тургенева, при этом князь-кесарь Ромодановский в старинных царских одеждах изображал «царя», а сам Петр устроил групповой сеанс пострижения бород именитым боярам. Также император устроил свадьбу карлика Якима Волкова по прозвищу «Комар», которому в жены определили карлицу Прасковью Федоровну – как заявил сам государь, теперь в России будут разводить особенную породу русских карликов. Но изощренная фантазия Анны Иоанновны решила устроить нечто совсем грандиозное.

По приказу императрицы на Неве – между Адмиралтейством и Зимним дворцом – выстроили ледяной дворец, и 6 февраля 1740-го года к нему направился свадебный поезд во главе с самой императрицей. Голицына с невестой вез на своей спине африканский слон, а для пущего унижения русского аристократа с невестой засунули в железную клетку – чтоб не сбежал. После веселого свадебного пира на свежем воздухе молодоженов отвели в Ледяной дом и уложили в ледяную постель. А у дверей государыня даже велела поставить стражников, чтобы шут с шутихой не сбежали бы из «спальни» до утра.

ЯКОБИ_ледяной-дом_фрагмент Медиапроект s-t-o-l.com

Валерий Якоби. Ледяной дом. Фрагмент

В ледяной спальне они замерзли до костей, но выжили. Калмычка из последних сил вытащила окоченевшее тело мужа из дворца и на санях отвезла его отогреваться в баню. Точно также она вытащила князя из депрессивного ужаса и мрака. Придворные побаивались влияния шутихи на императрицу и перестали издеваться над князем.

* * *

Еще одного главного героя этой драмы найти на картине очень непросто – это придворный поэт Василий Тредиаковский. Составляя композицию картины, Якоби задвинул его фигуру на самый край, спрятав униженного поэта за стойку с дрессированными попугаями. И это, конечно, не случайно – при дворе государыни жизнь заморской птицы ценилась куда выше, чем жизнь поэта.

Еще 1735 году в Тайной канцелярии рассматривалось дело о песне Тредиаковского по случаю коронации Анны Иоанновны. Песня начиналась словами: «Да здравствует днесь императрикс Анна». Возникло подозрение, что слово «императрикс» роняет высочайший титул ее императорского величества и перед поэтом совершенно неожиданно возникла перспектива дороги на эшафот. И перепуганному Тредиаковскому пришлось написать подробные и слезные объяснения. Что ж, императрица его простила, оставив блестящего выпускника Сорбонны при дворе в ранге шута. Отныне каждое свое творение – а придворный поэт был обязан писать каждый день по оде или мадригалу, воспевая каждое событие придворной жизни – Тредиаковский должен был подносить, подползая к царской постели на коленях, а императрица, если стихотворение ей нравилось, щедро награждала автора «всемилостивейшей оплеушиной».

В 1740 году Тредиаковскому поручили сочинить большую поэму в честь шутовской свадьбы в Ледяном доме. Министр Волынский, готовивший этот бал-маскарад, послал за Тредиаковским одного кадета, при котором поэт имел неосторожность заметить, что, хвала Всевышнему, его будет принимать министр. Кадет тотчас же донес на поэта, и Волынский, увидев в словах Тредиаковского оскорбительный подтекст, набросился на шута с кулаками. «Сейчас же начал меня бить, – писал сам Тредиаковский. – Правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, а потом повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично». На следующий день Волынский узнал, что Тредиаковский намерен пожаловаться Бирону. По приказу кабинет-министра дежурившие во дворце кавалергарды схватили поэта и затащили в караульное помещение, где несчастного раздели и стали бить палкой по спине – как провинившемуся солдату ему выписали свыше сотни ударов. Избиение продолжалось всю ночь, и лишь утром Волынский приказал солдатам выбросить еле живого Тредиаковского на улицу – а то еще помрет дурак, и все мероприятие без поэмы останется…

К балу-маскараду Тредиаковский написал «Сказание о дураке и дурке», которое было переполнено похабщиной и матерщиной – все, как и любили Ее Величество. Эти стихи не были включены ни в один из сборников поэта.

* * *

Шутовская свадьба лишь ненадолго подняла настроение и тонус государыни. В октябре того же 1740 года Анна Иоанновна умирает, и тут же полетели и головы ее приближенных. Фельдмаршалы Миних и Трубецкой вовремя перешли на сторону новой императрицы Елизаветы Петровны, и взошедшая было на престол Анна Леопольдовна вместе с малолетним императором Иоанном V попали под арест – через много лет они умрут в тюрьме. В опалу попал и сам Бирон – он был предан суду и приговорен к смертной казни (позже он был помилован и сослан вместе с семьей в город Пелым, за три тысячи верст от Петербурга). Репрессии коснулись всех членов «бироновской партии». Кабинет-министр Волынский был казнен. Медик Лесток и «соляной граф» красавец Рейнгольд Левенвольде, получивший за свои любовные умения на откуп все соляные прииски России – вот, он сидит за ломберным столиком и играет в карты – были сосланы в Сибирь. Хуже всех пришлось Наталье Лопухиной – по приказу новой императрицы фрейлину Лопухину, уличенную в заговоре, били кнутом, затем вырвали язык и отправили на вечную ссылку.

Шуты же покойной государыни остались не у дел – само звание придворного шута было упразднено. Иностранные шуты уехали в Европу, а Голицын вместе с женой вернулись в родовое имение Архангельское. Ему вернули деньги и имущество.

С Бужениновой, ставшей после замужества княгиней, они жили безбедно и в согласии. В 1742 году, сразу после рождения второго сына, Авдотья Ивановна скончалась. Князь Голицын после ее смерти прожил еще 35 лет. И умер в 90, по уверениям современников, находясь в здравом уме и твердой памяти.

* * *

Василий Тредиаковский же стал первым реформатором русской литературы и одним из создателей современного русского языка – он первым стал писать свои тяжеловесные оды и мадригалы не на французском, но на русском разговорном языке. Ряд литературных критиков называет Тредиаковского основоположником русской лирики и русского классицизма XVIII века. А.С. Пушкин писал: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В «Тилемахиде» находится много хороших стихов и счастливых оборотов… Вообще, изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей…»

Конечно, в образе Тредиаковского Валерий Якоби изобразил всю русскую культуру, с таким трудом отстаивающую себе право на существование среди властных самодуров. Якоби просто хотел напомнить художественным академикам, как заканчивают все те грозные царедворцы, пытающиеся командовать культурой.

Это было весьма смелое заявление по тем временам.

Но картине Валерия Якоби не повезло. Картина «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны» увидела свет в 1872 году – именно в этот год, когда весь художественный мир России разом перевернули бунтари-«передвижники».

Но это уже другая история.

s-t-o-l.com

Шут — WiKi

Происхождение

Уже Плиний Старший упоминает царского шута (planus regius) при дворе эллинистического царя Птолемея I. Тем не менее в основном определение «шут» связывается с европейским Средневековьем.

Шут был символическим близнецом короля. Ему позволялось больше чем кому-либо, под видом шутки он мог говорить о том, что другим было не дозволено. Не только люди с актёрскими способностями, но и люди с психическими отклонениями зачастую зарабатывали шутовством средства к существованию.

Традиционно шут, как и герольд, обладал неприкосновенностью. Серьезно наказывать или казнить шута считалось дурным тоном (хотя такие случаи и бывали).

В Европе

Все королевские дворы Средневековья нанимали различного рода шутов, в умения которых входило музицирование, жонглирование, актёрство, загадывание загадок.

В средневековой Европе в связи с отсутствием свободы слова вельможи не могли открыто критиковать короля, а король не всегда мог себе позволить критиковать влиятельных вельмож. За них это делали шуты, часто в завуалированной форме. И если они переходили границы дозволенного, то наказывали их, а не вельмож. Через кривляния и болтовню дураков представители средневековой элиты доводили до сведения друг друга и короля свои претензии, критику, жалобы или особо рискованные предложения и идеи.

C наступлением эпохи Просвещения и Реформации традиция найма шутов прервалась.

В средневековой Франции

Шуты были при дворе королей Франции уже в XIV веке. Шут воспринимался как забавное отражение государя и в чём-то приравнивался к нему[2]. Оба они, как считали тогда, были отмечены божественным вниманием, хотя и каждый по-своему. В конце средневековья шуты часто изображались с дурацкими жезлами в руках и в таких же трёхверхих колпаках[3]. Языки по двум их сторонам считались, правда, поднятыми ослиными ушами, а рог по центру – петушьей головой[4]. Священные трёхрогие быки, трёхверхие королевские короны, крестовые нимбы, теперь — и трёхконцовые шутовские колпаки[5].

В России

Шутовство имеет на Руси давние традиции. Персонаж русских сказок Иван-дурак (ср.: англ. Fool, Joker) часто противопоставляется Царю именно в качестве носителя некого тайного знания, кажущегося глупостью.

Известны шуты Петра Великого И.А. Балакирев, вошедший в историю множеством рассказанных якобы им анекдотов, и Ян д’Акоста, которому за политические и богословские споры Пётр пожаловал остров в Финском заливе и титул «Самоедского Короля».

Прослеживается также определённая связь традиции шутовства с традицией юродства, хотя последнее несло существенно большую духовную, сакральную нагрузку. Некоторые исследователи[6] считают также и средневековых шутов носителями давних духовных традиций и тайных знаний. Были на Руси и ярмарочные шуты — скоморохи.

В русской традиции можно встретить замену слова «черт» (или вообще, нечистая сила) словом шут[7]. Широко известны, например, устойчивые выражения «Ну и шут с ним», «Какого шута?»[8].

В северорусских деревнях русалок называют шутовками или чертовками[9].

Станьчык, фрагмент картины Яна МатейкоШут — единственный человек на королевском балу, опечаленный новостью о взятии русскими Смоленска в 1514 году.

Имя польского дворцового шута Станьчыка сохранилось в польском фольклоре как синоним острослова, высмеивающего текущие политические события. В период новой истории эта фигура стала символом для многих поляков.

Король Тонга Тауфа’ахау Тупоу IV — первый в новейшей истории монарх, нанявший шута на королевскую службу. Шутом стал некто Дж. Богдонофф, призванный на эту должность в 1999 году. Сохранить должность ему, однако, не удалось, так как в 2001 «шут» был уличён в финансовых хищениях (параллельно Богдонофф занимал должность финансового советника короля) и вынужден был покинуть королевство.

Основная статья: Список шутов

Иероним Босх «Корабль дураков» 1495—1500. Лувр. Париж Картина полная острой социальной и политической сатиры с двусмысленным немецким названием «Narrenschiff» («Narr» — дурак, шут). Один из персонажей картины — Шут, одиноко сидящий на корме корабля, полного людей, погрязших в пороке и безнравственности. Подробнее о картине в статье Босх

В живописи

«Дурак» со времен античности — непременный спутник государей и аристократов. Традиционная их одежда — колпак с ослиными ушами и колокольчиками и шутовской жезл (маротта). Колокольчики носили и обычные люди, но к концу XV века делать это перестали. И только шуты по-прежнему забавляли ими народ. В «Психомахии» персонифицированная Jocus (лат. «шутка») является спутницей Купидона. Ренессанская аллегория аналогичным образом соединяет Любовь и Глупость, делая их спутниками Юности (см. например картину Пурбуса «Аллегория любовного празднества», Колл. Уолла, Лондон). Шут может быть персонификацией Глупости, противопоставляясь добродетели Благоразумия. См. тж. Корабль дураков[10].

В массовой культуре

В России существовала известная рок-группа «Король и Шут», творческая философия которой основана на образе Шута, группа использовала и русские фольклорные элементы, и элементы средневековой готики.

Прочее

Часто выводил шута в качестве одного из героев своих пьес У. Шекспир.

С. Дали сделал своим жизненным девизом следующее высказывание: «Если существует так много Шутов, желающих стать мудрее, почему же и Мудрец не может быть Шутом?»

ru-wiki.org