Музей Черномырдина Музей Бахрушина Центральный музей
    Вооруженных Сил РФ Валютная биржа Центральная детская
    библиотека Музей Есенина Политехнический музей Дворец спорта Видное Педагогический
    колледж Музей спорта Музей памяти воинов Библиотека 214 МузШкола Радость Самбо 70 Частная коллекция

демон лермонтова и демон врубеля. Демон картина лермонтов

Иллюстрации и картины М.А.Врубеля к поэме М.Ю.Лермонтова «Демон»

М.А.Врубель. Летящий Демон. 1899

Печальный Демон, дух изгнанья,Летал над грешною землей,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой;

М.А.Врубель. Танец Тамары. 1890-1891

В последний раз она плясала.Увы! заутра ожидалаЕе, наследницу Гудала.Свободы резвую дитя,Судьба печальная рабыни,Отчизна, чуждая поныне,И незнакомая семья.

М.А.Врубель. Скачущий всадник (Несется конь быстрее лани…). 1890-1891

Несется конь быстрее лани.Храпит и рвется, будто к брани;То вдруг осадит на скаку,Прислушается к ветерку,Широко ноздри раздувая;То, разом в землю ударяяШипами звонкими копыт,Взмахнув растрепанною гривой,Вперед без памяти летит.На нем есть всадник молчаливый!Он бьется на седле порой,Припав на гриву головой.Уж он не правит поводами,Задвинув ноги в стремена,И кровь широкими струямиНа чепраке его видна.Скакун лихой, ты господинаИз боя вынес, как стрела,Но злая пуля осетинаЕго во мраке догнала!

Тамара и Демон. 1890-1891

На беззаботную семьюКак гром слетела божья кара!Упала на постель свою,Рыдает бедная Тамара;Слеза катится за слезой,Грудь высоко и трудно дышит;И вот она как будто слышитВолшебный голос над собой:«Не плачь, дитя! не плачь напрасно!Твоя слеза на труп безгласныйЖивой росой не упадет:Она лишь взор туманит ясный.Ланиты девственные жжет!Он далеко, он не узнает,Не оценит тоски твоей;Небесный свет теперь ласкаетБесплотный взор его очей;Он слышит райские напевы…Что жизни мелочные сны,И стон и слезы бедной девыДля гостя райской стороны?Нет, жребий смертного твореньяПоверь мне, ангел мой земной,Не стоит одного мгновеньяТвоей печали дорогой!

Тамара и Демон. 1890-1891

Тамара в гробу. 1890-1891

Как пери спящая мила,Она в гробу своем лежала,Белей и чище покрывалаБыл томный цвет ее чела.Навек опущены ресницы…Но кто б, о небо! не сказал,Что взор под ними лишь дремалИ, чудный, только ожидалИль поцелуя, иль денницы?Но бесполезно луч дневнойСкользил по ним струей златой,Напрасно их в немой печалиУста родные целовали….Нет! смерти вечную печатьНичто не в силах уж сорвать!

В пространстве синего эфираОдин из ангелов святыхЛетел на крыльях золотых,И душу грешную от мираОн нес в объятиях своих.И сладкой речью упованьяЕе сомненья разгонял,И след проступка и страданьяС нее слезами он смывал.Издалека уж звуки раяК ним доносилися — как вдруг,Свободный путь пересекая,Взвился из бездны адский дух.Он был могущ, как вихорь шумный,Блистал, как молнии струя,И гордо в дерзости безумнойОн говорит: «Она моя!»< …>«Исчезни, мрачный дух сомненья! —Посланник неба отвечал: —Довольно ты торжествовал;Но час суда теперь настал —И благо божие решенье!Дни испытания прошли;С одеждой бренною землиОковы зла с нее ниспали.Узнай! давно ее мы ждали!Ее душа была из тех,Которых жизнь — одно мгновеньеНевыносимого мученья,Недосягаемых утех:Творец из лучшего эфираСоткал живые струны их,Они не созданы для мира,И мир был создан не для них!Ценой жестокой искупилаОна сомнения свои…Она страдала и любила —И рай открылся для любви!»

И Ангел строгими очамиНа искусителя взглянулИ, радостно взмахнув крылами,В сиянье неба потонул.И проклял Демон побежденныйМечты безумные свои,И вновь остался он, надменный,Один, как прежде, во вселеннойБез упованья и любви!..

Демон сидящий. 1890

Демон поверженный. 1901

Демон поверженный. 1902

Демон (сидящий). 1890

Голова Демона на фоне гор. 1890

Голова Демона. 1890-1891

www.bookcase.kz

демон лермонтова и демон врубеля. Тема демона в творчестве М.А. Врубеля и М.Ю. Лермонтова

Врубель и Лермонтов. Иллюстрации. - Калейдоскоп

Демон летящий	Голова Демона	Голова Демонана фоне гор	Летящий Демон
"Несется коньбыстрее лани..."	Тамара в гробу	Голова Демона	Демон, смотрящийв долину Арагвы
Дуэль Печоринас Грушницким	Демон, смотрящийна танец Тамары	СвиданиеТамары и Демона	Тамара и Демон
Демон и Ангелс душой Тамары	Тамара в гробу	Демон у воротмонастыря	Демон стоящий
Скульптураголовы Демона	Григорий Печоринна диване	"Русалка плылапо реке голубой..."	Журналист,читатель и писатель
Кирибеевич	Демон у стенмонастыря	Демон стоящий	Голова пророка

alindomik.livejournal.com

Два Демона с мятущейся судьбой. Лермонтов и Врубель.

Подходит к концу год 200-летия со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова. Учреждениями культуры проведено множеств мероприятий, посвящённых этому событию в истории русской литературы, сняты документальные фильмы, состоялись встречи с деятелями искусств и мемуаристами, которые не прекращают поиск новых фактов в биографии великого поэта. Несомненно одно: интерес к поэту и его наследию не иссякает, а самое отрадное то, что творчеством поэта начинает активно интересоваться молодёжь.

В данной статье хотелось бы поговорить об образе Демона в творчестве Лермонтова, но не просто поговорить, а сравнить его с Демоном художника Врубеля. Так вышло, что этот образ отражён у двух выдающихся людей в истории России, но было ли это случайным? Попробуем разобраться.

Если вспомнить некоторые факты из биографий поэта и художника, то совпадения (а может, тайные знаки или высшие предназначения) начинаются практически с самого рождения. Михаил Врубель родился в 1856 году в Омске в семье штабс-капитана Тенгинского пехотного полка, в том же году в немецком городе Карлсруэ вышло в свет первое издание поэмы «Демон» бывшего поручик того же самого Тенгинского полка Михаила Лермонтова. Мистическим образом лермонтовский Демон пролетел над колыбелью будущего великого художника, пометив его судьбу высоким предназначением.

И поэт, и будущий художник рано лишились матерей, унаследовав от них необычайный пылкий темперамент, одухотворённость, увлечённость классической музыкой и театрализованными постановками. И тот, и другой – поэт в имении Тарханы, а художник в казённых квартирах, где проживала семья Врубелей, были окружены сверстниками, в играх с которыми учились верховодить и проявлять своё Я. Музыка и литература были главенствующими в

воспитании мальчиков. Бабушка Лермонтова прививала своему любимому внуку любовь к прекрасному, а мачеха Врубеля учила пасынка музыке и игре на пианино. Мальчики с увлечением рисовали, интересовались различными науками: математикой – Лермонтов, геологией – Врубель. Знание нескольких языков также объединяло две творческие натуры. Помимо латыни они отлично знали французский и немецкий, а Врубель ещё и английский и итальянский. Обе семьи много путешествовали – с Урала в Москву и на Кавказ – Лермонтов, из Сибири в Одессу, Саратов и Астрахань – Врубель. Став взрослым, Михаил Врубель много ездил по родной стране, жил за границей – в Италии, Германии, Греции, Франции. И хотя чистых пейзажей в его творчестве не так много, он, как Лермонтов любил природу и всегда ей восхищался.

Две сильные натуры, две творческие единицы, двух выдающихся людей своего времени связал воедино образ Демона. Можно сказать, он стал самым ярким в биографии двух Михаилов – Лермонтова и Врубеля. Центральные фигуры поэмы – Демон и Тамара захватили ум художника, он с большим воодушевлением взялся за воплощение лермонтовского духа на своих полотнах.

В чертах характера Демона поэт, очевидно, видел себя: непокорность миру, частая немотивированная агрессия к окружающим, гордыня, эгоизм, индивидуализм, путь отрицания. Всё это, в конечном итоге, приводит к одиночеству, изгнанию, непониманию со стороны окружения, и это романтическое иносказание в поэме как бы проявляет личность поэта в Демоне и Демона в личности поэта. Гибель Тамары после поцелуя Демона становится апофеозом цинизма главного героя поэмы, торжеством тёмных сил и зла. И Лермонтов не может этому противостоять, настолько сильно влияние его собственного альтер-эго на внутренний мир героев поэмы.

Михаил Врубель увлёкся темой Демона в конце XIX века. Именно её он считал центральной в своём творчестве. Демона художник изображает в нескольких ипостасях.

Вот «Демон сидящий». Герой картины молод, красив, с исполинской фигурой и печальным взглядом, как будто угнетённый своим могуществом.

В «Демоне летящем» художник видит тоску, одиночество, тщетность бытия борьбы за счастье и своё место в жизни героя картины, совершающего, по мнению живописца, бесцельный полёт.

Наиболее колоритен «Демон поверженный». Мотив одиночества звучит форте! Он низвергнут с высоты, гордыня сломлена, но падение не приносит ему избавления от земного существования, как простого смертного. У Лермонтова Демон возвращается в свой холодный, надменный мир «… без упованья и любви», а у Врубеля происходит полное крушение надежд на обретение счастья и физической утратой нравственного начала.

И Лермонтов, и Врубель с сочувствием относились к образу своего героя. Они, вроде бы, близки, но на самом деле, абсолютно разные. У Лермонтова Демон не способен преодолеть злобу, он циничен, жесток, непримирим. Он презирает мир и погружается в духовное небытие. У Врубеля Демон – герой, страдающий от одиночества, скорбный, но на этом фоне – всё-таки властный и величавый.

Александр Блок так сказал о Врубеле: "Он сам был Демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением...".

В контрасте к образу демона выступает прекрасный образ княжны Тамары. Это совершенство земной красоты и ангельской чистоты, в котором возникло неосознанное влечение к неизвестному и демоническому, к вечной любви.

Что в ней? Насмешка ль над судьбой, Непобедимое ль сомненье? Иль к жизни хладное презренье? Иль с небом гордая вражда?

На фрагменте картины Врубеля мы видим тонкую акварельную лепку лица, совершенную красоту во всех проявлениях – благородство образа, глубина выражения, виртуозность исполнения:

Как пери спящая мила, Она в гробу своем лежала... Навек опущены ресницы... Но кто б, о небо! не сказал, Что взор под ними лишь дремал И, чудный, только ожидал Иль поцелуя, иль денницы?

Две Тамары – лермонтовская и врубелевская – на первый взгляд, абсолютно разные, и художник никогда не утверждал, что его Тамара навеяна только поэтикой Лермонтова. Но есть и в поэтической, и в акварельной Тамаре единые черты тихой скорби, мечущейся души, прошедшей сквозь «пыл страстей и упоенья». Но на картине в ней видна не «смерти вечная печать», а живая мысль и искренние чувства, отражённые в дрожании ресниц, изяществе ноздрей и движении полуоткрытых губ…

Рисунки Врубеля к поэме Лермонтова «Демон» и сама поэма «Демон» в совокупности представляют собой синтез поэзии и графики, творческое содружество двух необычайных талантов, органично проникая друг в друга и дополняя. Врубель возвращался к теме Демона не единожды, так или иначе лермонтовский персонаж жил в его душе, неизменно участвуя не только в творчестве, но и в повседневности художника. Картины путешествовали вместе с создателем, перемещаясь в пространстве и времени. Врубель и Демон слились в едином порыве, и этот союз был неделимым. Почитатели наследия великого художника буквально считали, что его Демон – это и есть сам Врубель.

bibydel.ru

Врубель. Лермонтов. «Демон» — Поэзия и живопись.

Врубель. Лермонтов. Демон - Поэзия и живопись.

«Демон Врубеля символ нашего времени, ни ночь, ни день, ни мрак, ни свет… Врубель пришел к нам как вестник, что в лиловую ночь вкраплено золото ясного вечера. Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать» ( Александр Блок ).Картина Демон сидящий написана в первый год пребывания Врубеля в Москве, в доме С.И. Мамонтова, где была студия, которую хозяин уступил Врубелю для работы. Но мысль изобразить Демона или, как выражался Врубель, «нечто демоническое», возникла еще в Киеве. Первая попытка решить эту тему относится к 1885 году, однако работа была уничтожена Врубелем.По-видимому, в Киеве же был сделан рисунок к поэме Лермонтова Голова Демона на фоне гор, с которого и началась вся лермонтовская сюита: позже, в Москве, П. Кончаловский, редактировавший юбилейное издание сочинений поэта, увидев этот рисунок, решил заказать иллюстрации тогда еще совсем неизвестному художнику.Этот первый дошедший до нас Демон – одно из сильнейших выражений представляющегося художнику образа; он несомненно лучше другого варианта той же композиции, исполненного уже в Москве, который мыслился как концовка, как изображение лермонтовского героя побежденным: «И проклял демон побежденный мечты безумные свои». Здесь он опустошен, злобен и обессилен; в киевском рисунке – исполнен внутренней силы и думы.

Показывая осенью 1886 года первые наброски картины Демон сидящий отцу, Врубель говорил, что Демон — дух «не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный… величавый». «Он утверждал, — свидетельствует мемуарист, — что вообще Демона не понимают — путают с чертом и дьяволом, тогда как черт по-гречески значит просто «рогатый», дьявол — «клеветник», а демон значит «душа»…». В теме Демона мощные цветовые контрасты и пластическая напряженность форм в творчестве Врубеля достигают своей кульминации. Этот цикл воплощал, по словам художника, терзания «мятущегося человеческого духа».В Демоне сидящем (1890) искусительно-прекрасный герой изображен в меланхолическом оцепенении среди самоцветно мерцающих скал. И далее, в виртуозных иллюстрациях к поэме М. Ю. Лермонтова во многом и сложилась графическая манера мастера, трактующая мир как «магический кристалл».В художественных «главах» цикла ритм трагедии одинокого титана-честолюбца последовательно нарастает, а в Демоне поверженном (1902) его изломанная фигура, сорвавшаяся с заоблачных высот, уже зримо агонизирует, заражая весь мир вокруг себя фосфоресцирующей красотой последнего заката.Хотя сам художник утверждал, что его Демон не воплощенное зло, а «олицетворяет вечную борьбу мятущегося человеческого духа», он стал для Врубеля роковым. Образ поработил своего создателя.В письме к сестре от 22 мая 1890 года читаем: «Вот уже с месяц я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу еще со временем, а «демоническое» — полуобнаженная, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами». Сидящий демон действительно молод, и его печаль незлобна, им владеет только тоска по живому миру, полному цветения и тепла, от которого он отторгнут. Цветы же, которые его окружают, холодные, каменные цветы: художник подсмотрел их формы и краски в изломах горных пород с их причудливыми вкраплениями и прожилками. Передано то странное состояние души, когда охватывает чувство бесконечного одиночества и кажется, что от всего окружающего ты отгорожен непроницаемой стеклянной стеной. Вспоминается, как в романе Достоевского описаны переживания князя Мышкина в горах Швейцарии: «Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-края нет. Он долго смотрел и терзался… Мучило его то, что всему этому он совсем чужой».Окаменевший пейзаж в «Демоне сидящем» — каменные цветы, каменные облака — символизирует это чувство отторгнутости, чуждости: «Природы жаркие объятья навек остыли для меня». Но нет ни вызова, ни ненависти — только глубокая, глубокая печаль.

Позже Врубель сделал скульптурную голову Демона — и это уже совсем другой образ, образ ожесточившегося. Под массивной гривой волос — исступленный лик с выходящими из орбит глазами. Художник отлил эту голову в гипсе и раскрасил, придав ей жуткую «настоящесть». В 1928 году ее разбил на куски какой-то психически неуравновешенный посетитель Русского музея в Ленинграде, где скульптура была выставлена. Ее реставрировали, но с тех пор она не экспонируется в зале.В картине Демон сидящий юный титан изображен в лучах заката на вершине скалы. Могучее прекрасное тело словно не умещается в раме, заломлены руки, трогательно прекрасно лицо, в глазах нечеловеческая скорбь. «Демон» Врубеля — соединение противоречий: красота, величие, сила и в то же время скованность, беспомощность, тоска; его окружает сказочно-прекрасный, но окаменевший, холодный мир.Далекая золотая заря загорается за колючими скалами. В багрово-сизом небе расцветают чудо-кристаллы неведомых цветов. Отблески заката мерцают в задумчивых глазах молодого гиганта. Юноша присел отдохнуть после страшного пути, его одолевают тяжкие мысли о надобности новых усилий и о верности избранной дороги. Тяжелые атлетические мышцы обнаженного торса, крепко сцепленные пальцы сильных рук застыли. Напряжены бугры лба, вопросительно подняты брови, горько опущены углы рта. Поражающее сочетание мощи и бессилия. Воли и безволия. Весь холст пронизан хаосом тоски, горечью неосуществленных сновидений. На наших глазах как бы формируются поразительные по красоте минералы. Но радость бытия уходит вместе с тающими лучами зари. Холодными голубыми гранями поблескивают ребристые лепестки огромных цветов. И в этой душной багровой мгле неожиданно и пронзительно звучит кобальт ткани одежды юноши. Здесь синий — символ надежды.В колорите картины — контрасты. Холодный лиловый цвет «борется» с теплым оранжево-золотистым. Скалы, цветы, фигура написаны по-особому, по-врубелевски: художник как бы рассекает форму на отдельные грани и создается впечатление, что мир соткан из глыб драгоценностей. Рождается ощущение первозданности.Это полотно Врубеля не имеет аналогов во всей истории живописи по странным сочетаниям холодных и теплых колеров, напоминающих самородки или таинственные друзы никому неведомых горных пород. Тлеющие багровые, рдяные, фиолетовые, пурпурно-золотые тона как будто рисуют рождение какого-то планетарно нового мира. С ними в борьбу вступают серые, пепельные, сизые мертвые краски, лишь оттеняющие фантастичность гаммы картины.

Художник недаром в юности увлекался минералогией, делал модели из гипса, а с возрастом подолгу изучал игру граней драгоценных камней.Вся эта грандиозная мистерия цвета, словно плазма, переливается, мерцает, высверкивает. Желание живописца создать образ патетический, призванный будить душу зрителя величием, монументальностью содеянного, достигнуто полностью.Но Врубель не был бы самим собою, если бы в этой огромной картине не было второго плана. Ведь ни непомерные по мощи объемы торса, ни вздутые в страшном напряжении мышцы рук, ни саженный разлет плеч — ничто не может скрыть бессилия, тоски, горечи юного титана. «Куда идешь ты?» Вот лейтмотив этой дантовской поэмы в красках. Всезнание и бессилие — адский искус, эта тема становится любимой мелодией лиры Врубеля.Сражение мглы и сияния, зла и добра отражено в маленьком алом блике зрачка Демона. В этой точке собран весь ужас незнания, томление без надежды, глубоко запрятанный страх перед неведомым.

Художник пытается заглянуть за грань земного бытия. Симфоничность масштаба этой глубоко жизненней драмы чарует гармоничностью пропорций, ракурсов, колорита, виртуозным мастерством живописца.

Можно только поражаться, как люди, понимающие и любящие искусство, не услышали в работе странного и для многих непонятного живописца голос предтечи, вещавший новое, доселе невиданное развитие русского искусства. Ведь в этом полотне при всей его своеобычности, как ни в одном другом произведении современников Врубеля, отчетливо проступает великолепное владение всеми традициями мировой культуры. В колорите холста слышны звуки мелодий несравненных венецианцев, а в лепке формы угадываются ритмы самого великого флорентийца Микеланджело.В колористических соцветиях Врубеля, «в борьбе золота и синевы» Александр Блок усматривал, и совершенно справедливо, аналогию лермонтовскому: «Он был похож на вечер ясный — ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет». И стало быть, как образ-знак колористической тональности, врубелевский Демон — тот, кто призван и послан «заклинать ночь», и «синий сумрак ночи, — пишет Блок, — медлит затоплять золото и перламутр». Он — «ангел ясного вечера», то есть опять персонификация, аллегория — но не преходяще-земного, а бесконечно длящегося вселенского Вечера.Для А. Блока в этом образе воплотилась «громада лермонтовской мысли» о божественной скуке. Божественна она, как можно догадаться, потому, что в ней тонет, забывается, теряется само зло — «и зло наскучило ему». Скука властительнее и первичнее зла. В представлении поэта врубелевский Демон — «Юноша в забытьи «Скуки», словно обессилевший от каких-то мировых объятий». В этой фразе Блока слово «Скука» — с прописной буквы: оно выведено как имя собственное и к тому же взято в кавычки, отсылая таким образом к наименованию произведения, которое предполагается известным читателю. Этим произведением, без сомнения, является Вступление, открывающее «Цветы зла» Бодлера. За Бодлером к тому времени уже давно была закреплена репутация «отца декадентов», тогда как во Врубеле некоторая часть критики видела олицетворение декадентства на русской почве, и на этом основании его сравнивали с Бодлером. В упомянутом стихотворении рисуется образ всепоглощающей Скуки, которая превосходит прежде созданных воображением человечества чудищ и химер, олицетворяющих зло и порок.

Врубель решительно отметал от себя упреки в близости к декадентам, он считал эти упреки недоразумением. В искренности его не приходится сомневаться. Но на самом деле он порой сворачивал на их путь: тот же эгоцентризм, то же разочарование в разуме, та же слепая вера в интуицию, то же влечение к болезненно заостренному.Сущность Врубеля далеко не определяется этими чертами, но, обессиленный борьбой, он вынужден был порой заимствовать у декадентов их формы выражения. Взять хотя бы один карандашный портрет жены: мы видим в нем бескровное, бледное лицо, изломанную позу, причудливые кудри и огромные бездонные зрачки. Понятно, что такие натуры, как В. Стасов, приходили от этого в ужас и готовы были занести все искусство Врубеля в раздел патологии.В 1891 году к юбилейному изданию сочинений Лермонтова под редакцией Кончаловского Врубель выполнил иллюстрации, из тридцати — половина относилась к «Демону». Эти иллюстрации, по существу, представляют самостоятельные произведения, значительные в истории русской книжной графики, и свидетельствуют о глубоком понимании Врубелем лермонтовской поэзии.

Врубель довел до совершенства свою систему рисунка. Он в равной мере блестяще владел всеми графическими материалами. Подтверждением того служат иллюстрации к «Демону» М.Ю.Лермонтова. С поэтом художника сближало то, что оба лелеяли в своей душе идеал гордого, непокорного творческого характера. Сущность этого образа двойственна. С одной стороны, величие человеческого духа, с другой — безмерная гордыня, переоценка сил личности, которая оборачивается одиночеством.К. Коровин вспоминал, как Врубель работал над иллюстрациями к произведениям Лермонтова: «Я видел, как он остро, будто прицеливаясь или что-то отмечая, отрезывая в разных местах на картоне, клал отрывистые штрихи, тонкие, прямые, и с тем же отрывом их соединял. Тут находил глаз, внизу ковер, слева решетку, в середине ухо и т.д., и так все соединялось, соединялось, заливалось тушью и лицо Тамары, и руки, и звезды в решетке окна…».«И писал же он своих Демонов! Крепко, страшно, жутко и неотразимо… От Врубеля мой Демон», — говорил Шаляпин).В течение полувека не находилось художника, который хоть сколько-нибудь достойно воплотил бы могучий и загадочный образ, владевший воображением Лермонтова. Только Врубель нашел ему равновеликое выражение в иллюстрациях, появившихся в 1891 году. С тех пор «Демона» уже никто не пытался иллюстрировать, слишком он сросся в нашем представлении с Демоном Врубеля — другого мы, пожалуй, не приняли бы.

Лермонтовский цикл, и особенно иллюстрации к «Демону», можно считать вершиной мастерства Врубеля-графика. Листы эти создают впечатление богатой красочности, хотя фактически они монохромны — исполнены черной акварелью с добавлением белил. Посмотрим на лист Танец Тамары — он не самый удачный по композиции (фигура Демона вклинена довольно искусственно), но удивительный своей цветистостью, переливчатой узорностью. Нужно необыкновенное искусство, чтобы так передать, не прибегая к помощи красок, эффект пестрых вышивок, расписных ковров, цветных галунов, лент — всего праздничного сверкания восточной пляски. Это достигается богатством тональных переходов в пределах черно-белой шкалы и верно найденными их соотношениями. Причем у Врубеля переходы от темного к светлому не постепенны, не стушеваны, а прерывисты: каждый фрагмент тени или света имеет собственное очертание, как бы внутренний контур. Костюм пляшущего черкеса весь испещрен мельчайшими деталями, каждая имеет свою, отличную от других силу тона — все вместе они создают ощущение многоцветности.В пору создания иллюстраций к Лермонтову Врубель в варианте рисунка скачущего коня доходит до предельной обобщенности. В этом сказывается и ненасытная его жажда доискаться основы основ, все постигнуть, во все проникнуть и вместе с тем способность воображения художника из скудных впечатлений создать образ “небывалой, непостижимой, но обетованной земли”, по выражению А. Блока.

Через несколько лет, вне всякой связи с обстоятельствами личной жизни, по-видимому, благоприятными, им овладело мрачное лихорадочное возбуждение, появились первые симптомы надвигавшейся душевной болезни. Он вновь обратился к образу Демона.Демон владел им больше, чем он Демоном. Он колебался – написать ли Демона летящим или поверженным. Сначала остановился на первом: сохранился большой неоконченный холст Демон летящий (1899). Закрывая небосвод, дух изгнанья парит на тускло-серебряных крыльях над пропастями и кручами земли. Лицо дано крупно и более всего закончено: холодное, мрачное, неумолимое лицо. Образ пронизан предчувствием гибели, обреченности. Колорит картины мрачен. Такой Демон, какой ныне рисовался воображению художника, летел навстречу катастрофе, гибели: идея «поверженного» сама собой возникала.Последняя картина врубелевской демонианы — Демон поверженный — относится к 1901-1902 годам. Художник ощущает приближение неотвратимого конца. Все силы его напряжены до предела.«Михаил Александрович пишет большую картину — Демон повергнутый, но все же великолепный, местность скалистая… ящерицы, освещение вечернее, Демон полуобнанный, но лежит на плаще, который прикреплен великолепными красками из драгоценных камней…», — писала о новой картине Врубеля в ноябре 1901 года Надежда Забела, жена художника.С такой одержимостью Врубель не работал никогда. Бросив начатое им преподавание в Строгановском училище, он остался наедине со своим героем, по двадцать часов в сутки без отдыха проводя со своим заветным творением. Он десятки раз переписывает огромный холст.Демон Врубеля — воплощение «прекрасного зла» и «злой красоты» — был неразрывно связан с миром абсолютной красоты, свободной для него от всех этических уз. Жесткая бескомпромиссность в преследовании цели изнуряла художника. Опустошал сам Демон — воплощение драматизма, конфликтности бытия. Неустанно менялось выражение его лица. То он представал прекрасным и скорбным, со слезами на глазах, потом скорбь сменялась ненавистью и злобой. Наконец Врубель увидел «гранитное» лицо с гримасой на губах, драгоценное каменное сверкание глаз, светящуюся на голове розовую диадему и вытянутое птичье тело с окутывающими его и рассыпавшимися кругом павлиньими перьями сломанных крыльев. Пейзаж соответствовал ему: каменное ложе из острых скал и сзади сияющие вершины Кавказских гор.Михаил Лермонтов написал шесть вариантов поэмы «Демон» и ни один не считал окончательным. То же происходило с Врубелем — чем более законченным становился его «Демон», тем острее была потребность художника переделывать его…Работая над «Поверженным», уже почти закончив его, художник временами хотел вновь вернуться к «Летящему». Но «Поверженный» пересиливал. Снова и снова переписывая лицо, Врубель хотел выразить гордую непобежденность мятежного духа, даже и в падении. Но его Демон изнемог. В поединке с ним изнемог и художник.Уже подходила к концу работа московской выставки, где была заявлена новая картина Врубеля, а он все не мог расстаться со своим «Демоном». И даже тогда, когда в последние дни перед закрытием экспозиции он вынужден был отдать картину, и она уже висела на стене, он на глазах у публики продолжал что-то менять в картине, особенно в лице Демона. «Каждое утро… публика могла видеть, как Врубель «дописывал» свою картину. Лицо становилось все страшнее и страшнее, мучительнее и мучительнее, его поза, его сложение имели в себе что-то пыточно-вывернутое… » (Бенуа). «Были дни, что Демон был очень страшен, и потом опять появлялись в выражении лица Демона глубокая грусть и новая красота», — вспоминала Е.И. Ге.Врубель никак не мог оставить своего героя и тогда, когда полотно сняли с подрамника, скатали и отправили в Петербург на выставку «Мира искусства» — он поехал вслед…«Верится, что Князь Мира позировал ему, — пишет Бенуа. — Есть что-то глубоко правдивое в этих ужасных и прекрасных, до слез волнующих картинах. Его Демон остался верен своей натуре. Он, полюбивший Врубеля, все же и обманул его. Эти сеансы были сплошным издевательством и дразнением. Врубель видел то одну, то другую черту своего божества, то сразу и ту, и другую, и в погоне за этим неуловимым он быстро стал продвигаться к пропасти, к которой его толкало увлечение проклятым. Его безумие явилось логичным финалом его демонизма».В картине Демон поверженный Врубель познает и представляет своего героя отнюдь не в тоске по человеческой любви (как рассказывает лермонтовская поэма), а в войне с Богом, с установленными божественными законами. И в созданном художником образе запечатлелась ярость происшедшей схватки и неостывшая ненависть к врагу. Михаил Врубель изобразил облик ангела-богоборца в момент поражения, низвергнутого с небес и рухнувшего на скалы, в момент превращения Ангела в Демона.Михаил Юрьевич Лермонтов.Как было в тот святой, великий час,Когда от мрака отделился свет,И, ангел радостный, он в первый разВзглянул на будущность. И сколько лет,И сколько тысяч лет с тех пор прошло!И он уже не тот. Его челоПомеркло… он один, один… один…Враг счастья и порока властелин.В том же смысле, в каком Демон 1890 года — персонификация Вечера, Демон поверженный — его парадоксальная фаза, то есть живописная аллегория Заката со свойственной ему грандиозностью, пышностью и конвульсивностью в противоборстве «золота и синевы». Лицо Демона отчетливо ассоциировано с театральной маской, тогда как живопись — фактура и колорит картины — воссоздает впечатление потухающей сценической подсветки. Розовые и голубые краски первоначально обладали люминесцентным эффектом (он уцелел лишь в некоторых фрагментах пейзажного окружения и на диадеме): в росписи павлиньих перьев применен бронзовый порошок. В момент написания живопись полотна в целом походила на сверкающее и переливающееся павлинье оперение.Необычность изломанных форм «Демона поверженного» подчёркивает его гибель, обречённость, а также отражает огромное внутреннее напряжение художника, его лихорадочные поиски образа подлинно трагедийной силы. С невероятной высоты упал Демон. Бессильно распластаны крылья. В безумной тоске заломлены руки. И если в раннем холсте мы ощущаем хаос рождения, в котором живет надежда, то в поверженном Демоне царит крушение. Никакое богатство красок, никакие узоры орнаментов не скрывают его трагедии, его изломанная фигура, сорвавшаяся с заоблачных высот, уже зримо агонизирует, заражая весь мир вокруг себя фосфоресцирующей красотой последнего заката. Мир погружается в сумрак, последний луч вспыхивает на венце Демона, на вершинах гор.Как изменился герой картины 1890 года! Всего двенадцать лет отделяют того цветущего, полного сил юношу от этого смятенного, истерзанного облика. Лишь в глазах Демона сохранилась с тех лет та же тоска, сила прозрения. Но страшнее сведены брови. Глубокие морщины прорезали лоб. Гневом горят глаза. Мятежный дух низвергнут, но не сломлен.Современники видели в этом образе протестующее начало, непокоренного человека, прекрасного в своем величии и потрясающего – в трагедии одиночества. Демона Врубеля называли „вещим сном художника о самом себе».

Случайные записи

k-a-r-t-i-n-a.ru

Лермонтов «Демон» – читать онлайн полностью

Часть 1

I

Лермонтов. Демон. Аудиокнига

Печальный Демон, дух изгнанья,Летал над грешною землей,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой;Тex дней, когда в жилище светаБлистал он, чистый херувим,Когда бегущая кометаУлыбкой ласковой приветаЛюбила поменяться с ним,Когда сквозь вечные туманы,Познанья жадный, он следилКочующие караваныВ пространстве брошенных светил;Когда он верил и любил,Счастливый первенец творенья!Не знал ни злобы, ни сомненья.И не грозил уму егоВеков бесплодных ряд унылый...И много, много... и всегоПрипомнить не имел он силы!

II

Демон. Художник М. Врубель, 1890

Давно отверженный блуждалВ пустыне мира без приюта:Вослед за веком век бежал,Как за минутою минута,Однообразной чередой.Ничтожной властвуя землей,Он сеял зло без наслажденья.Нигде искусству своемуОн не встречал сопротивленья -И зло наскучило ему.

III

И над вершинами КавказаИзгнанник рая пролетал:Под ним Казбек, как грань алмаза,Снегами вечными сиял,И, глубоко внизу чернея,Как трещина, жилище змея,Вился излучистый Дарьял,И Терек, прыгая, как львицаС косматой гривой на хребте,Ревел,- и горный зверь и птица,Кружась в лазурной высоте,Глаголу вод его внимали;И золотые облакаИз южных стран, издалекаЕго на север провожали;И скалы тесною толпой,Таинственной дремоты полны,Над ним склонялись головой,Следя мелькающие волны;И башни замков на скалахСмотрели грозно сквозь туманы -У врат Кавказа на часахСторожевые великаны!И дик и чуден был вокругВесь божий мир; но гордый духПрезрительным окинул окомТворенье бога своего,И на челе его высокомНе отразилось ничего.

IV

И перед ним иной картиныКрасы живые расцвели:Роскошной Грузии долиныКовром раскинулись вдали;Счастливый, пышный край земли!Столпообразные раины.Звонко-бегущие ручьиПо дну из камней разноцветных,И кущи роз, где соловьиПоют красавиц, безответныхНа сладкий голос их любви;Чинар развесистые сени,Густым венчанные плющом.Пещеры, где палящим днемТаятся робкие олени;И блеск, и жизнь, и шум листов,Стозвучный говор голосов,Дыханье тысячи растений!И полдня сладострастный зной,И ароматною росойВсегда увлаженные ночи,И звезды, яркие, как очи,Как взор грузинки молодой!..Но, кроме зависти холодной,Природы блеск не возбудилВ груди изгнанника бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил;И все, что пред собой он видел,Он презирал иль ненавидел.

V

Высокий дом, широкий дворСедой Гудал себе построил...Трудов и слез он много стоилРабам послушным с давних пор.С утра на скат соседних горОт стен его ложатся тени.В скале нарублены ступени;Они от башни угловойВедут к реке, по ним мелькая,Покрыта белою чадрой,Княжна Тамара молодаяК Арагве ходит за водой.

VI

Всегда безмолвно на долиныГлядел с утеса мрачный дом;Но пир большой сегодня в нем -Звучит зурна, и льются вины -Гудал сосватал дочь свою,На пир он созвал всю семью.На кровле, устланной коврами,Сидит невеста меж подруг:Средь игр и песен их досугПроходит. Дальними горамиУж спрятан солнца полукруг;В ладони мерно ударяя,Они поют - и бубен свойБерет невеста молодая.И вот она, одной рукойКружа его над головой,То вдруг помчится легче птицы,То остановится, глядит -И влажный взор ее блеститИз-под завистливой ресницы;То черной бровью поведет,То вдруг наклонится немножко,И по ковру скользит, плыветЕе божественная ножка;И улыбается она,Веселья детского полна.Но луч луны, по влаге зыбкойСлегка играющий порой,Едва ль сравнится с той улыбкой,Как жизнь, как молодость, живой

VII

Клянусь полночною звездой,Лучом заката и востока,Властитель Персии златойИ ни единый царь земнойНе целовал такого ока;Гарема брызжущий фонтанНи разу жаркою пороюСвоей жемчужною росоюНе омывал подобный стан!Еще ничья рука земная,По милому челу блуждая,Таких волос не расплела;Стех пор как мир лишился рая,Клянусь, красавица такаяПод солнцем юга не цвела.

VIII

В последний раз она плясала.Увы! заутра ожидалаЕе, наследницу Гудала.Свободы резвую дитя,Судьба печальная рабыни,Отчизна, чуждая поныне,И незнакомая семья.И часто тайное сомненьеТемнило светлые черты;И были все ее движеньяТак стройны, полны выраженья,Так полны милой простоты,Что если б Демон, пролетая,В то время на нее взглянул,То, прежних братий вспоминая,Он отвернулся б - и вздохнул...

IX

И Демон видел... На мгновеньеНеизъяснимое волненьеВ себе почувствовал он вдруг.Немой души его пустынюНаполнил благодатный звук -И вновь постигнул он святынюЛюбви, добра и красоты!..И долго сладостной картинойОн любовался - и мечтыО прежнем счастье цепью длинной,Как будто за звездой звезда,Пред ним катилися тогда.Прикованный незримой силой,Он с новой грустью стал знаком;В нем чувство вдруг заговорилоРодным когда-то языком.То был ли признак возрожденья?Он слов коварных искушеньяНайти в уме своем не мог...Забыть? я забвенья не дал бог:Да он и не взял бы забвенья!.. . . . . . . . . . . . . . . .

Х

Измучив доброго коня,На брачный пир к закату дняСпешил жених нетерпеливый.Арагвы светлой он счастливоДостиг зеленых берегов.Под тяжкой ношею даровЕдва, едва переступая,За ним верблюдов длинный рядДорогой тянется, мелькая:Их колокольчики звенят.Он сам, властитель Синодала.Ведет богатый караван.Ремнем затянут ловкий стан;Оправа сабли и кинжалаБлестит на солнце; за спинойРужье с насечкой вырезной.Играет ветер рукавамиЕго чухи,- кругом онаВся галуном обложена.Цветными вышито шелкамиЕго седло; узда с кистями;Под ним весь в мыле конь лихойБесценной масти, золотой.Питомец резвый КарабахаПрядет ушьми и, полный страха,Храпя косится с крутизныНа пену скачущей волны.Опасен, узок путь прибрежный!Утесы с левой стороны,Направо глубь реки мятежной.Уж поздно. На вершине снежнойРумянец гаснет; встал туман...Прибавил шагу караван.

XI

И вот часовня на дороге...Тут с давних лет почиет в богеКакой-то князь, теперь святой,Убитый мстительной рукой.С тех пор на праздник иль на битву,Куда бы путник ни спешил,Всегда усердную молитвуОн у часовни приносил;И та молитва сберегалаОт мусульманского кинжала.Но презрел удалой женихОбычай прадедов своих.Его коварною мечтоюЛукавый Демон возмущал:Он в мыслях, под ночною тьмою,Уста невесты целовал.Вдруг впереди мелькнули двое,И больше - выстрел! - что такое?..Привстав на звонких стременах,Надвинув на брови папах,Отважный князь не молвил слова;В руке сверкнул турецкий ствол,Нагайка щелк я и, как орел,Он кинулся... и выстрел снова!И дикий крик и стон глухойПромчались в глубине долины -Недолго продолжался бой:Бежали робкие грузины!

XII

Затихло все; теснясь толпой,На трупы всадников поройВерблюды с ужасом глядели;И глухо в тишине степнойИх колокольчики звенели.Разграблен пышный караван;И над телами христианЧертит круги ночная птица!Не ждет их мирная гробницаПод слоем монастырских плит,Где прах отцов их был зарыт;Не придут сестры с матерями,Покрыты длинными чадрами,С тоской, рыданьем и мольбами,На гроб их из далеких мест!Зато усердною рукоюЗдесь у дороги, над скалоюНа память водрузится крест;И плющ, разросшийся весною,Его, ласкаясь, обовьетСвоею сеткой изумрудной;И, своротив с дороги трудной,Не раз усталый пешеходПод божьей тенью отдохнет...

XIII

XIV

В семье Гудала плач и стоны,Толпится на дворе народ:Чей конь примчался запаленныйИ пал на камни у ворот?Кто этот всадник бездыханный?Хранили след тревоги браннойМорщины смуглого чела.В крови оружие и платье;В последнем бешеном пожатьеРука на гриве замерла.Недолго жениха младого,Невеста, взор твой ожидал:Сдержал он княжеское слово,На брачный пир он прискакал...Увы! но никогда уж сноваНе сядет на коня лихого!..

XV

На беззаботную семьюКак гром слетела божья кара!Упала на постель свою,Рыдает бедная Тамара;Слеза катится за слезой,Грудь высоко и трудно дышит;И вот она как будто слышитВолшебный голос над собой:"Не плачь, дитя! не плачь напрасно!Твоя слеза на труп безгласныйЖивой росой не упадет:Она лишь взор туманит ясный.Ланиты девственные жжет!Он далеко, он не узнает,Не оценит тоски твоей;Небесный свет теперь ласкаетБесплотный взор его очей;Он слышит райские напевы...Что жизни мелочные сны,И стон и слезы бедной девыДля гостя райской стороны?Нет, жребий смертного твореньяПоверь мне, ангел мой земной,Не стоит одного мгновеньяТвоей печали дорогой!

На воздушном океане,Без руля и без ветрил,Тихо плавают в туманеХоры стройные светил;Средь полей необозримыхВ небе ходят без следаОблаков неуловимыхВолокнистые стада.Час разлуки, час свиданья яИм ни радость, ни печаль;Им в грядущем нет желаньяИ прошедшего не жаль.В день томительный несчастьяТы об них лишь вспомяни;Будь к земному без участьяИ беспечна, как они!"

"Лишь только ночь своим покровомВерхи Кавказа осенит,Лишь только мир, волшебным словомЗавороженный, замолчит;Лишь только ветер над скалоюУвядшей шевельнет травою,И птичка, спрятанная в ней,Порхнет во мраке веселей;И под лозою виноградной,Росу небес глотая жадно,Цветок распустится ночной;Лишь только месяц золотойИз-за горы тихонько встанетИ на тебя украдкой взглянет,-К тебе я стану прилетать;Гостить я буду до денницыИ на шелковые ресницыСны золотые навевать..."

XVI

Слова умолкли в отдаленье,Вослед за звуком умер звук.Она, вскочив, глядит вокруг...Невыразимое смятеньеВ ее груди; печаль, испуг,Восторга пыл - ничто в сравненье.Все чувства в ней кипели вдруг;Душа рвала свои оковы,Огонь по жилам пробегал,И этот голос чудно-новый,Ей мнилось, все еще звучал.И перед утром сон желанныйГлаза усталые смежил;Но мысль ее он возмутилМечтой пророческой и странной.Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной,К ее склонился изголовью;И взор его с такой любовью,Так грустно на нее смотрел,Как будто он об ней жалел.То не был ангел-небожитель.Ее божественный хранитель:Венец из радужных лучейНе украшал его кудрей.То не был ада дух ужасный,Порочный мученик - о нет!Он был похож на вечер ясный:Ни день, ни ночь,- ни мрак, ни свет!

Часть II

I

"Отец, отец, оставь угрозы,Свою Тамару не брани;Я плачу: видишь эти слезы,Уже не первые они.Напрасно женихи толпоюСпешат сюда из дальних мест...Немало в Грузии невест;А мне не быть ничьей женою!..О, не брани, отец, меня.Ты сам заметил: день от дняЯ вяну, жертва злой отравы!Меня терзает дух лукавыйНеотразимою мечтой;Я гибну, сжалься надо мной!Отдай в священную обительДочь безрассудную свою;Там защитит меня спаситель,Пред ним тоску мою пролью.На свете нет уж мне веселья...Святыни миром осеня,Пусть примет сумрачная келья,Как гроб, заранее меня..."

II

И в монастырь уединенныйЕе родные отвезли,И власяницею смиреннойГрудь молодую облекли.Но и в монашеской одежде,Как под узорною парчой,Все беззаконною мечтойВ ней сердце билося, как прежде.Пред алтарем, при блеске свеч,В часы торжественного пенья,Знакомая, среди моленья,Ей часто слышалася речь.Под сводом сумрачного храмаЗнакомый образ иногдаСкользил без звука и следаВ тумане легком фимиама;Сиял он тихо, как звезда;Манил и звал он... но - куда?..

III

В прохладе меж двумя холмамиТаился монастырь святой.Чинар и тополей рядамиОн окружен был - и порой,Когда ложилась ночь в ущелье,Сквозь них мелькала, в окнах кельи,Лампада грешницы младой.Кругом, в тени дерев миндальных,Где ряд стоит крестов печальных,Безмолвных сторожей гробниц;Спевались хоры легких птиц.По камням прыгали, шумелиКлючи студеною волной,И под нависшею скалой,Сливаясь дружески в ущелье,Катились дальше, меж кустов,Покрытых инеем цветов.

IV

На север видны были горы.При блеске утренней Авроры,Когда синеющий дымокКурится в глубине долины,И, обращаясь на восток,Зовут к молитве муэцины,И звучный колокола гласДрожит, обитель пробуждая;В торжественный и мирный час,Когда грузинка молодаяС кувшином длинным за водойС горы спускается крутой,Вершины цепи снеговойСветло-лиловою стенойНа чистом небе рисовалисьИ в час заката одевалисьОни румяной пеленой;И между них, прорезав тучи,Стоял, всех выше головой,Казбек, Кавказа царь могучий,В чалме и ризе парчевои.

V

Но, полно думою преступной,Тамары сердце недоступноВосторгам чистым. Перед нейВесь мир одет угрюмой тенью;И все ей в нем предлог мученью -И утра луч и мрак ночей.Бывало, только ночи соннойПрохлада землю обоймет,Перед божественной иконойОна в безумье упадетИ плачет; и в ночном молчаньеЕе тяжелое рыданьеТревожит путника вниманье;И мыслит он: "То горный духПрикованный в пещере стонет!"И чуткий напрягая слух,Коня измученного гонит.

VI

Тоской и трепетом полна,Тамара часто у окнаСидит в раздумье одинокомИ смотрит вдаль прилежным оком,И целый день, вздыхая, ждет...Ей кто-то шепчет: он придет!Недаром сны ее ласкали.Недаром он являлся ей.С глазами, полными печали,И чудной нежностью речей.Уж много дней она томится,Сама не зная почему;Святым захочет ли молиться -А сердце молится ему;Утомлена борьбой всегдашней,Склонится ли на ложе сна:Подушка жжет, ей душно, страшно,И вся, вскочив, дрожит она;Пылают грудь ее и плечи,Нет сил дышать, туман в очах,Объятья жадно ищут встречи,Лобзанья тают на устах.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

VII

Вечерней мглы покров воздушныйУж холмы Грузии одел.Привычке сладостной послушный.В обитель Демон прилетел.Но долго, долго он не смелСвятыню мирного приютаНарушить. И была минута,Когда казался он готовОставить умысел жестокой.Задумчив у стены высокойОн бродит: от его шаговБез ветра лист в тени трепещет.Он поднял взор: ее окно,Озарено лампадой, блещет;Кого-то ждет она давно!И вот средь общего молчаньяЧингура стройное бряцаньеИ звуки песни раздались;И звуки те лились, лились,Как слезы, мерно друг за другом;И эта песнь была нежна,Как будто для земли онаБыла на небе сложена!Не ангел ли с забытым другомВновь повидаться захотел,Сюда украдкою слетелИ о былом ему пропел,Чтоб усладить его мученье?..Тоску любви, ее волненьеПостигнул Демон в первый раз;Он хочет в страхе удалиться...Его крыло не шевелится!..И, чудо! из померкших глазСлеза тяжелая катится...Поныне возле кельи тойНасквозь прожженный виден каменьСлезою жаркою, как пламень,Нечеловеческой слезой!..

VIII

И входит он, любить готовый,С душой, открытой для добра,И мыслит он, что жизни новойПришла желанная пора.Неясный трепет ожиданья,Страх неизвестности немой,Как будто в первое свиданьеСпознались с гордою душой.То было злое предвещанье!Он входит, смотрит - перед нимПосланник рая, херувим,Хранитель грешницы прекрасной,Стоит с блистающим челомИ от врага с улыбкой яснойПриосенил ее крылом;И луч божественного светаВдруг ослепил нечистый взор,И вместо сладкого приветаРаздался тягостный укор:

IX

"Дух беспокойный, дух порочный.Кто звал тебя во тьме полночной?Твоих поклонников здесь нет,Зло не дышало здесь поныне;К моей любви, к моей святынеНе пролагай преступный след.Кто звал тебя?"Ему в ответЗлой дух коварно усмехнулся;Зарделся ревностию взгляд;И вновь в душе его проснулсяСтаринной ненависти яд."Она моя! - сказал он грозно,-Оставь ее, она моя!Явился ты, защитник, поздно,И ей, как мне, ты не судья.На сердце, полное гордыни,Я наложил печать мою;Здесь больше нет твоей святыни,Здесь я владею и люблю!"И Ангел грустными очамиНа жертву бедную взглянулИ медленно, взмахнув крылами,В эфире неба потонул.. . . . . . . . . . . . . . . .

Х

Тамара и Демон. Художник М. Врубель, 1890

ТамараО! кто ты? речь твоя опасна!Тебя послал мне ад иль рай?Чего ты хочешь?..

ДемонТы прекрасна!

ТамараНо молви, кто ты? отвечай...

ДемонЯ тот, которому внималаТы в полуночной тишине,Чья мысль душе твоей шептала,Чью грусть ты смутно отгадала,Чей образ видела во сне.Я тот, чей взор надежду губит;Я тот, кого никто не любит;Я бич рабов моих земных,Я царь познанья и свободы,Я враг небес, я зло природы,И, видишь,- я у ног твоих!Тебе принес я в умиленьеМолитву тихую любви,Земное первое мученьеИ слезы первые мои.О! выслушай - из сожаленья!Меня добру и небесамТы возвратить могла бы словом.Твоей любви святым покровомОдетый, я предстал бы там.Как новый ангел в блеске новом;О! только выслушай, молю,яЯ раб твой,- я тебя люблю!Лишь только я тебя увидел -И тайно вдруг возненавиделБессмертие и власть мою.Я позавидовал невольноНеполной радости земной;Не жить, как ты, мне стало больно,И страшно - розно жить с тобой.В бескровном сердце луч нежданныйОпять затеплился живей,И грусть на дне старинной раныЗашевелилася, как змей.Что без тебя мне эта вечность?Моих владений бесконечность?Пустые звучные слова,Обширный храм - без божества!

ТамараОставь меня, о дух лукавый!Молчи, не верю я врагу...Творец... Увы! я не могуМолиться... гибельной отравойМой ум слабеющий объят!Послушай, ты меня погубишь;Твои слова - огонь и яд...Скажи, зачем меня ты любишь!

ДемонЗачем, красавица? Увы,Не знаю!.. Полон жизни новой,С моей преступной головыЯ гордо снял венец терновый,Я все былое бросил в прах:Мой рай, мой ад в твоих очах.Люблю тебя нездешней страстью,Как полюбить не можешь ты:Всем упоением, всей властьюБессмертной мысли и мечты.В душе моей, с начала мира,Твой образ был напечатлен,Передо мной носился онВ пустынях вечного эфира.Давно тревожа мысль мою,Мне имя сладкое звучало;Во дни блаженства мне в раюОдной тебя недоставало.О! если б ты могла понять,Какое горькое томленьеВсю жизнь, века без разделеньяИ наслаждаться и страдать,За зло похвал не ожидать,Ни за добро вознагражденья;Жить для себя, скучать собойИ этой вечною борьбойБез торжества, без примиренья!Всегда жалеть и не желать,Все знать, все чувствовать, все видеть,Стараться все возненавидетьИ все на свете презирать!..Лишь только божие проклятьеИсполнилось, с того же дняПрироды жаркие объятьяНавек остыли для меня;Синело предо мной пространство;Я видел брачное убранствоСветил, знакомых мне давно...Они текли в венцах из злата;Но что же? прежнего собратаНе узнавало ни одно.Изгнанников, себе подобных,Я звать в отчаянии стал.Но слов и лиц и взоров злобных,Увы! я сам не узнавал.И в страхе я, взмахнув крылами,Помчался - но куда? зачем?Не знаю... прежними друзьямиЯ был отвергнут; как эдем,Мир для меня стал глух и нем.По вольной прихоти теченьяТак поврежденная ладьяБез парусов и без руляПлывет, не зная назначенья;Так ранней утренней поройОтрывок тучи громовой,В лазурной вышине чернея,Один, нигде пристать не смея,Летит без цели и следа,Бог весть откуда и куда!И я людьми недолго правил.Греху недолго их учил,Все благородное бесславил,И все прекрасное хулил;Недолго... пламень чистой верыЛегко навек я залил в них...А стоили ль трудов моихОдни глупцы да лицемеры?И скрылся я в ущельях гор;И стал бродить, как метеор,Во мраке полночи глубокой...И мчался путник одинокой,Обманут близким огоньком,И в бездну падая с конем,Напрасно звал я и след кровавыйЗа ним вился по крутизне...Но злобы мрачные забавыНедолго нравилися мне!В борьбе с могучим ураганом,Как часто, подымая прах,Одетый молньей и туманом,Я шумно мчался в облаках,Чтобы в толпе стихий мятежнойСердечный ропот заглушить,Спастись от думы неизбежнойИ незабвенное забыть!Что повесть тягостных лишений,Трудов и бед толпы людскойГрядущих, прошлых поколений,Перед минутою однойМоих непризнанных мучений?Что люди? что их жизнь и труд?Они прошли, они пройдут...Надежда есть я ждет правый суд:Простить он может, хоть осудит!Моя ж печаль бессменно тут.И ей конца, как мне, не будет;И не вздремнуть в могиле ей!Она то ластится, как змей,То жжет и плещет, будто пламень,То давит мысль мою, как камень яНадежд погибших и страстейНесокрушимый мавзолей!..

ТамараЗачем мне знать твой печали,Зачем ты жалуешься мне?Ты согрешил...

ДемонПротив тебя ли?

ТамараНас могут слышать!..

ДемонМы одне.

ТамараА бог!

ДемонНа нас не кинет взгляда:Он занят небом, не землей!

ТамараА наказанье, муки ада?

ДемонТак что ж? Ты будешь там со мной!

ТамараКто б ни был ты, мой друг случайный,-Покой навеки погубя,Невольно я с отрадой тайной,Страдалец, слушаю тебя.Но если речь твоя лукава,Но если ты, обман тая...О! пощади! Какая слава?На что душа тебе моя?Ужели небу я дорожеВсех, не замеченных тобой?Они, увы! прекрасны тоже;Как здесь, их девственное ложеНе смято смертною рукой...Нет! дай мне клятву роковую...Скажи,- ты видишь: я тоскую;Ты видишь женские мечты!Невольно страх в душе ласкаешь...Но ты все понял, ты все знаешь -И сжалишься, конечно, ты!Клянися мне... от злых стяжанийОтречься ныне дай обет.Ужель ни клятв, ни обещанийНенарушимых больше нет?..

ДемонКлянусь я первым днем творенья,Клянусь его последним днем,Клянусь позором преступленьяИ вечной правды торжеством.Клянусь паденья горькой мукой,Победы краткою мечтой;Клянусь свиданием с тобойИ вновь грозящею разлукой.Клянуся сонмищем духов,Судьбою братий мне подвластных,Мечами ангелов бесстрастных.Моих недремлющих врагов;Клянуся небом я и адом,Земной святыней и тобой,Клянусь твоим последним взглядом,Твоею первою слезой,Незлобных уст твоих дыханьем,Волною шелковых кудрей,Клянусь блаженством и страданьем.Клянусь любовию моей:Я отрекся от старой мести,Я отрекся от гордых дум;Отныне яд коварной лестиНичей уж не встревожит ум;Хочу я с небом примириться,Хочу любить, хочу молиться.Хочу я веровать добру.Слезой раскаянья сотруЯ на челе, тебя достойном,Следы небесного огня -И мир в неведенье спокойномПусть доцветает без меня!О! верь мне: я один понынеТебя постиг и оценил:Избрав тебя моей святыней,Я власть у ног твоих сложил.Твоей - любви я жду как дара,И вечность дам тебе за миг;В любви, как в злобе, верь, Тамара,Я неизменен и велик.Тебя я, вольный сын эфира,Возьму в надзвездные края;И будешь ты царицей мира,Подруга первая моя;Без сожаленья, без участьяСмотреть на землю станешь ты,Где нет ни истинного счастья,Ни долговечной красоты,Где преступленья лишь да казни,Где страсти мелкой только жить;Где не умеют без боязниНи ненавидеть, ни любить.Иль ты не знаешь, что такоеЛюдей минутная любовь?Волненье крови молодое,-Но дни бегут и стынет кровь!Кто устоит против разлуки,Соблазна новой красоты,Против усталости и скукиИ своенравия мечты?Нет! не тебе, моей подруге,Узнай, назначено судьбойУвянуть молча в тесном кругеРевнивой грубости рабой,Средь малодушных и холодных,Друзей притворных и врагов,Боязней и надежд бесплодных,Пустых и тягостных трудов!Печально за стеной высокойТы не угаснешь без страстей,Среди молитв, равно далекоОт божества и от людей.О нет, прекрасное созданье,К иному ты присуждена;Тебя иное ждет страданье.Иных восторгов глубина;Оставь же прежние желаньяИ жалкий свет его судьбе:Пучину гордого познаньяВзамен открою я тебе.Толпу духов моих служебныхЯ приведу к твоим стопам;Прислужниц легких и волшебныхТебе, красавица, я дам;И для тебя с звезды восточнойСорву венец я золотой;Возьму с цветов росы полночной;Его усыплю той росой;Лучом румяного закатаТвой стан, как лентой, обовью,Дыханьем чистым ароматаОкрестный воздух напою;Всечасно дивною игроюТвои слух лелеять буду я;Чертоги пышные построюИз бирюзы и янтаря;Я опущусь на дно морское,Я полечу за облака,Я дам тебе все, все земное -Люби меня!..

XI

И он слегкаКоснулся жаркими устамиЕе трепещущим губам;Соблазна полными речамиОн отвечал ее мольбам.Могучий взор смотрел ей в очи!Он жег ее. Во мраке ночиНад нею прямо он сверкал,Неотразимый, как кинжал.Увы! злой дух торжествовал!Смертельный яд его лобзаньяМгновенно в грудь ее проник.Мучительный, ужасный крикНочное возмутил молчанье.В нем было все: любовь, страданье.Упрек с последнею мольбойИ безнадежное прощанье -Прощанье с жизнью молодой.

XII

В то время сторож полуночный,Один вокруг стены крутойСвершая тихо путь урочный.Бродил с чугунною доской,И возле кельи девы юнойОн шаг свой мерный укротилИ руку над доской чугунной,Смутясь душой, остановил.И сквозь окрестное молчанье,Ему казалось, слышал онДвух уст согласное лобзанье,Минутный крик и слабый стон.И нечестивое сомненьеПроникло в сердце старика...Но пронеслось еще мгновенье,И стихло все; издалекаЛишь дуновенье ветеркаРоптанье листьев приносило,Да с темным берегом унылоШепталась горная река.Канон угодника святогоСпешит он в страхе прочитать,Чтоб наважденье духа злогоОт грешной мысли отогнать;Крестит дрожащими перстамиМечтой взволнованную грудьИ молча скорыми шагамиОбычный продолжает путь.. . . . . . . . . . . . . . . .

XIII

Как пери спящая мила,Она в гробу своем лежала,Белей и чище покрывалаБыл томный цвет ее чела.Навек опущены ресницы...Но кто б, о небо! не сказал,Что взор под ними лишь дремалИ, чудный, только ожидалИль поцелуя, иль денницы?Но бесполезно луч дневнойСкользил по ним струей златой,Напрасно их в немой печалиУста родные целовали....Нет! смерти вечную печатьНичто не в силах уж сорвать!

XIV

Ни разу не был в дни весельяТак разноцветен и богатТамары праздничный наряд.Цветы родимого ущелья(Так древний требует обряд)Над нею льют свой ароматИ, сжаты мертвою рукою.Как бы прощаются с землею!И ничего в ее лицеНе намекало о концеВ пылу страстей и упоенья;И были все ее чертыИсполнены той красоты,Как мрамор, чуждой выраженья.Лишенной чувства и ума,Таинственной, как смерть сама.Улыбка странная застыла,Мелькнувши по ее устам.О многом грустном говорилаОна внимательным глазам:В ней было хладное презреньеДуши, готовой отцвести,Последней мысли выраженье,Земле беззвучное прости.Напрасный отблеск жизни прежней,Она была еще мертвей,Еще для сердца безнадежнейНавек угаснувших очей.Так в час торжественный заката,Когда, растаяв в море злата,Уж скрылась колесница дня,Снега Кавказа, на мгновеньеОтлив румяный сохраня,Сияют в темном отдаленье.Но этот луч полуживойВ пустыне отблеска не встретит,И путь ничей он не осветитС своей вершины ледяной!..

XV

Толпой соседи и родныеУж собрались в печальный путь.Терзая локоны седые,Безмолвно поражая грудь,В последний раз Гудал садитсяНа белогривого коня,И поезд тронулся. Три дня.Три ночи путь их будет длиться:Меж старых дедовских костейПриют покойный вырыт ей.Один из праотцев Гудала,Грабитель странников и сел,Когда болезнь его сковалаИ час раскаянья пришел,Грехов минувших в искупленьеПостроить церковь обещалНа вышине гранитных скал,Где только вьюги слышно пенье,Куда лишь коршун залетал.И скоро меж снегов КазбекаПоднялся одинокий храм,И кости злого человекаВновь успокоилися там;И превратилася в кладбищеСкала, родная облакам:Как будто ближе к небесамТеплей посмертное жилище?..Как будто дальше от людейПоследний сон не возмутится...Напрасно! мертвым не приснитсяНи грусть, ни радость прошлых дней.

XVI

К груди хранительной прижалась,Молитвой ужас заглуша,Тамары грешная душа -Судьба грядущего решалась,Пред нею снова он стоял,Но, боже! - кто б его узнал?Каким смотрел он злобным взглядом,Как полон был смертельным ядомВражды, не знающей конца,-И веяло могильным хладомОт неподвижного лица."Исчезни, мрачный дух сомненья! -Посланник неба отвечал: -Довольно ты торжествовал;Но час суда теперь настал -И благо божие решенье!Дни испытания прошли;С одеждой бренною землиОковы зла с нее ниспали.Узнай! давно ее мы ждали!Ее душа была из тех,Которых жизнь - одно мгновеньеНевыносимого мученья,Недосягаемых утех:Творец из лучшего эфираСоткал живые струны их,Они не созданы для мира,И мир был создан не для них!Ценой жестокой искупилаОна сомнения свои...Она страдала и любила -И рай открылся для любви!"

И Ангел строгими очамиНа искусителя взглянулИ, радостно взмахнув крылами,В сиянье неба потонул.И проклял Демон побежденныйМечты безумные свой,И вновь остался он, надменный,Один, как прежде, во вселеннойБез упованья и любви!..

_________________

На склоне каменной горыНад Койшаурскою долинойЕще стоят до сей порыЗубцы развалины старинной.Рассказов, страшных для детей,О них еще преданья полны...Как призрак, памятник безмолвный,Свидетель тех волшебных дней.Между деревьями чернеет.Внизу рассыпался аул.Земля цветет и зеленеет;И голосов нестройный гулТеряется, и караваныИдут, звеня, издалека,И, низвергаясь сквозь туманы,Блестит и пенится река.И жизнью вечно молодою.Прохладой, солнцем и весноюПрирода тешится шутя,Как беззаботная дитя.

Но грустен замок, отслужившийГода во очередь свою,Как бедный старец, пережившийДрузей и милую семью.И только ждут луны восходаЕго незримые жильцы:Тогда им праздник и свобода!Жужжат, бегут во все концы.Седой паук, отшельник новый,Прядет сетей своих основы;Зеленых ящериц семьяНа кровле весело играет;И осторожная змеяИз темной щели выползаетНа плиту старого крыльца,То вдруг совьется в три кольца,То ляжет длинной полосоюИ блещет, как булатный меч,Забытый в поле давних сеч,Ненужный падшему герою!..Все дико; нет нигде следовМинувших лет: рука вековПрилежно, долго их сметала,И не напомнит ничегоО славном имени Гудала,О милой дочери его!

Но церковь на крутой вершине,Где взяты кости их землей,Хранима властию святой,Видна меж туч еще поныне.И у ворот ее стоятНа страже черные граниты,Плащами снежными покрыты;И на груди их вместо латЛьды вековечные горят.Обвалов сонные громадыС уступов, будто водопады,Морозом схваченные вдруг,Висят, нахмурившись, вокруг.И там метель дозором ходит,Сдувая пыль со стен седых,То песню долгую заводит,То окликает часовых;Услыша вести в отдаленьеО чудном храме, в той стране,С востока облака однеСпешат толпой на поклоненье;Но над семьей могильных плитДавно никто уж не грустит.Скала угрюмого КазбекаДобычу жадно сторожит,И вечный ропот человекаИх вечный мир не возмутит.

rushist.com

Врубель — «Тамара и Демон» | Великие художники

Октябрь 19, 2012

„Мое искусство будит души. Оно зовет от мелочных будничных дел к величавым образам” М. Врубель

Тамара и ДемонИллюстрация к поэме М.Ю. Лермонтова «Демон»

1890-1891; 66,5х50 смбумага, черная акварель, белилаГосударственная Третьяковская галерея, Москва

В первый год московской жизни Врубель познакомился с Петром Кончаловским — литератором, переводчиком, пайщиком издательства И.Н. Кушнерова. По его заказу художник исполнил ряд иллюстраций для юбилейного издания произведений Лермонтова, среди которых выделяются иллюстрации к «Демону».

Каждый из рисунков, выполненный черной акварелью, в руках мастера приобретающей богатство многокрасочной палитры, тяготеет к картине, поскольку обладает сюжетно-образной завершенностью, не свойственной иллюстрации. Самые большие рисунки — почти в лист или пол-листа ватмана — Врубель исполнил для показа сцен роковых свиданий Демона и Тамары.

В вошедшей в книгу иллюстрации — «Не плачь, дитя, не плачь напрасно!...» — художник изображает их встречу в монастырской келье. Описанию этой встречи посвящены кульминационные главы поэмы Лермонтова. Врубель понимал этот момент как краткий апофеоз взаимной страсти героев, в котором нет ни торжества злого духа, ни предчувствия гибели Тамары.

Видение издателями лермонтовского героя было заурядным, невозможным для Врубеля. Это привело к тому, что часть рисунков не попала в издание 1891 года, а часть вошедших в него носит следы давления тех, кто утверждал работы. Среди стилевой пестроты иллюстраций, выполненных известными русскими художниками, врубелевские выделяются подлинной глубиной постижения лермонтовских образов. Между тем критики больше всего поносили именно Врубеля за якобы непонимание Лермонтова или отступления от него, за безграмотность и неумение рисовать.

Голова Демона

1890-1891; 23х36 смбумага, черная акварель, белилаКиевский музей русского искусства

Как ни странно, среди всех произведений Лермонтова именно иллюстрирование «Демона» стало для Врубеля самым трудным. Главная сюжетная пружина поэмы — романтическая линия страсти Демона — не могла не привлечь внимания Врубеля. Художник чувствовал и родство своего Демона с героем Лермонтова, и его независимость от литературного прототипа. Поэтому, следуя сюжету поэмы, художник пользуется ею как подспорьем для выражения ведущих тем собственного творчества — вечных метафизических загадок любви, смерти, бессмертия.

«Голова демона», по замыслу Врубеля, должна была стать заглавной к поэме. В этом рисунке получился сложный «портрет» трагического героя — образ мятущегося духа, «ищущего примирения обуревающих его страстей». Это не скорбящий и страдающий Демон, он полон энергии мысли и чувства, ищет решения поставленных им самим нечеловеческих вопросов бытия, жгущих внутренним пламенем страсти. В лице, соединяющем мужской и женский облики, современников больше всего поразили губы Демона, словно обожженные внутренним огнем.

(1856-1910) Михаил Врубель

Творчество Врубеля

Девочка на фоне персидского ковраОрхидеяАнгел с кадилом и свечойНадгробный плачДемон (сидящий)ГадалкаПринцесса ГрезаПанЦаревна-Лебедь

Поделиться ссылкой в социальных сетях

демон лермонтова и демон врубеля. Демон картина лермонтов

Иллюстрации и картины М.А.Врубеля к поэме М.Ю.Лермонтова «Демон»

демон лермонтова и демон врубеля. Тема демона в творчестве М.А. Врубеля и М.Ю. Лермонтова

Похожие главы из других работ:

Биография Врубеля М.А. (1856-1910)

Поздний период творчества Врубеля

2.1. Демон - idea fix творчества художника

2.3. «Демониана» Врубеля

2. Образ Снегурочки у М. Врубеля

2.2 Роль сценографии в выработке условного языка искусства М. Врубеля

Биография М.А. Врубеля

Биография М.Ю. Лермонтова

К вопросу истории создания и воплощения идеи «Демона» в творчестве М.А. Врубеля

Врубель и Лермонтов. Иллюстрации. - Калейдоскоп

Два Демона с мятущейся судьбой. Лермонтов и Врубель.

Врубель. Лермонтов. «Демон» — Поэзия и живопись.

Случайные записи

Лермонтов «Демон» – читать онлайн полностью

Часть 1

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

Х

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

Часть II

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

Х

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

Врубель — «Тамара и Демон» | Великие художники

(1856-1910) Михаил Врубель

Творчество Врубеля