Музей ЧерномырдинаАлексей Петрович Арцыбушев. Арцыбушев картины
Лица русской революции: рисунки Юрия Арцыбушева
В издательстве «Кучково поле» вышел в свет альбом «Портреты эпохи русской революции. Рисунки Юрия Арцыбушева из коллекции ГА РФ», включающий около 240 редких портретов деятелей времен революции 1917 года — от членов Временного правительства и белых генералов до чекистов, махновцев и крестьянских депутатов. Одноименная выставка доступна для посещения в Выставочном зале федеральных архивов до 20 августа.
Художник-публицист Юрий Арцыбушев, чей творческий путь начался на стыке двух столетий, известен как автор серии портретов государственных, политических и общественных деятелей России и Советского государства периода Февральской и Октябрьской революций и Гражданской войны. Герои его работ — представители самых разных политических взглядов, между которыми велась непримиримая идеологическая борьба. Как известно, работая над своей портретной галереей, художник рисовал участников исторических событий с натуры. Его герои, как правило, не позировали. Зарисовки их портретов художник делал на различных собраниях, митингах, съездах, происходивших в разных уголках страны. В этом и заключается их особая историческая ценность. Юрий Арцыбушев не ставил перед собой задачу создания законченных портретов. Он преследовал другую цель — запечатлеть динамизм общественной жизни, дух и атмосферу времени.
Юрий Арцыбушев родился 16 марта 1877 года в семье потомственного дворянина из старинного рода Арцыбушевых. Семья Арцыбушевых была тесно связана с художественной и театральной жизнью России. Его отец Константин Дмитриевич Арцыбушев, инженер-путеец, был близким другом крупного промышленника и известного мецената Саввы Мамонтова, с именем которого связано возникновение Абрамцевского кружка, куда входили Илья Репин, Валентин Серов, Виктор Васнецов и другие. Во многом именно это и определило дальнейшее увлечение Арцыбушева живописью — он берет уроки в доме Мамонтова и поступает на архитектурное отделение Высшего художественного училища при Академии художеств.
В период революции 1905—1907 годов Арцыбушев, выбравший для себя направление политической сатиры, сотрудничает с рядом оппозиционных изданий, но по-настоящему его талант как портретиста раскрывается с 1917 года. Художник присутствует на всех главных совещаниях страны: делает зарисовки на Государственном совещании 12—15 августа 1917 года, на котором среди 2000 представителей выступают такие политические деятели, как А.Ф. Керенский, Н.С. Чхеидзе, А.И. Гучков, П.Н. Милюков, М.В. Родзянко; запечатлевает участников Учредительного собрания 5—6 января 1918 года. Позднее Арцыбушев отправляется в Донскую область и Киев, где изображает казачество, местное правительство, едет с семьей в Одессу, где делает портреты участников белогвардейских формирований.
После поражения Белой армии художник перебирается в Париж, где продолжает работать над серией портретов деятелей русской культуры, оказавшихся в эмиграции во Франции. В 1947 году Арцыбушев с женой, поддавшись патриотическим настроениям, распространенным после войны в среде русской эмиграции, добиваются советского гражданства и возвращаются в СССР, поселившись в Тбилиси. Однако сталинский режим распоряжается с семьей художника сурово: всего через три года он и его жена «как реэмигранты, прибывшие в Грузию из Франции» высылаются на спецпоселение в Южный Казахстан, где Юрий Константинович и умер через два года в возрасте 75 лет.
© «Кучково поле» Судьба ценного архива рисунков практически повторила судьбу их автора — после эмиграции Арцыбушева его работы были приобретены Русским заграничным историческим архивом в Праге, материалы которого были захвачены советскими войсками и после окончания Второй мировой войны в 1946 году перемещены в СССР. При работе над книгой была произведена большая работа по идентификации многих изображенных лиц — этому способствовало изучение исторических трудов, биографических справочников, а также архивных документов, имеющихся в распоряжении исследователей. Идея публикации альбома рисунков принадлежит научному руководителю ГА РФ Сергею Мироненко.
Понравился материал?
помоги сайту!
7 сентября на 98-м году жизни отошёл ко Господу Алексей Петрович Арцыбушев (в монашестве Серафим)
Уходят МИРЫ…
Преставился ко Господу Алексей Петрович Арцыбушев, он же в тайном постриге монах Серафим. Это настоящая большая потеря для всей нашей церкви, для всех нас. Уходят такие люди, которые являются самыми последними свидетелями веры и традиций подлинной русской жизни в нашей стране. Он был человеком необыкновенно стойким, который всю жизнь был с Богом, всю жизнь был в Церкви. Он всегда стремился уходить от всех компромиссов, от всякой неправды в общественной и церковной жизни. Он человек, который прожил почти 98 лет и при этом сохранил ясность ума, и чистоту сердца, и необыкновенно глубокую память, и тот разум, который сродни подлинному духовному опыту святых. Такие люди, как Алексей Петрович, могут быть названы святыми сразу после своей кончины. По одной встрече с ним можно было сказать, что он наделён благодатью, духовными дарами, что это человек веры, мужественный человек, человек глубокой правды. Он – настоящий «martyr», именно мученик, ведь он сидел за веру не один год, и как свидетель в смысле миссионер, проповедник.
Он много знал, много помнил и поэтому действительно являлся связующим звеном между старой Россией, старой страной, нашим старым русским народом, – потому что по духу он, безусловно, был человеком русским, – и теми современными людьми, которые ищут подлинности в наше время, во всех наших обстоятельствах, часто неблагоприятных как в церкви, так и в обществе. Нам нужно брать с таких людей пример, надо понимать, что если уж Господь дал такого человека Церкви, то это не просто так. Алексей Петрович неустанно шёл и вёл всех к внутренней подлинности жизни, к её широте и глубине, к тому, чтобы современные люди могли почувствовать вкус настоящей жизни, что очень ценно и важно для всех. Он был молитвенным человеком, и человеком памяти, и человеком свидетельства, – и всё это делает нашу утрату особенно чувствительной для нас, а нашу молитву о нём делает глубокой, искренней, сердечной и постоянной.
И остаются невидимые нити…
Вот таких людей хотелось и хочется видеть в нашем Братстве. Чтобы невидимая, «потаённая» Церковь вновь могла стать видимой и явной.
Вечная ему память!
Алексей Петрович Арцыбушев — Сергей Андреевич Тутунов
Алексей Петрович Арцыбушев
(1919 — 2017)
Самое главное в моей жизни — родители и место рождения. Родился я в Дивееве в 1919 году. Мой дед по отцовской линии, Петр Михайлович Арцыбушев, нотариус Его Величества, в 1912 году большую сумму пожертвовал на обитель, и ему были переданы в пользование земля и домик, раньше принадлежавшие Михаилу Васильевичу Мантурову. К мантуровскому домику дедушка пристроил огромный дом в двенадцать комнат и со всей семьей покинул Петербург, перебравшись в Дивеево. Арцыбушевы принадлежали к высшему петербургскому обществу, но были «белыми воронами». Про них говорили: «Все на бал, а Арцыбушевы в церковь».
Алексей Петрович Арцыбушев
Моя мама, Татьяна Александровна Арцыбушева, урожденная Хвостова, дочь министра юстиции и внутренних дел Александра Алексеевича Хвостова, осталась вдовой в двадцать четыре года с двумя младенцами на руках — мной и старшим братом Серафимом.
Дед А.П.Арцыбушева — Александр Алексеевич Хвостов
Папа скончался от скоротечной чахотки в 1921 году. Его последними словами был наказ моей матери: «Держи детей ближе к Церкви и добру».
Отец А.П.Арцыбушева — Пётр Петрович
Мое детство прошло в мантуровском доме, где я жил с мамой, братом, дедушкой и бабушкой — чистокровной черногоркой, от которой мне досталась лишь четверть горячей черногорской крови, но и ее было достаточно!..
Предки А.П.Арцыбушева со стороны отца: царица и царь Черногории Пётр II Петрович Негош (1813 — 1851 г.г.)
После смерти отца мама приняла тайный постриг с именем Таисия. О том, что мама монахиня, я узнал, уже будучи взрослым, из записок, которые мама написала по моей просьбе («Записки монахини Таисии»).
С детства у меня осталась уверенность, что преподобный Серафим присутствовал в нашем доме. К нему обращались в любых случаях — пропали у бабушки очки, не может объягниться коза: «Преподобный Серафим, помоги!» На моей памяти закрывали Саров, разгоняли дивеевских сестер. В нашем доме принимали нищих и странников, останавливалось духовенство. Многие из них были потом расстреляны…
Хорошо помню владыку Серафима Звездинского. Когда мне исполнилось семь лет, он облачил меня в стихарь, и я стал его посошником.
Воспитывали нас так, будто завтра коммунизм исчезнет и все вернется на свое место. Мы были полностью исключены из жизни общества. В школу не ходили, при доме жили наши учительницы, сменяя друг друга, — все почему-то были Аннами. Семья жила по монастырским правилам. Нас учили церковнославянскому языку, читали Библию, жития святых и бесчисленные акафисты, которые бабушка заставляла нас читать в виде наказания, а мы с братом ковырялись в носу и думали: «Когда же это кончится?..» Все «радуйся» вызывали в нас невероятную скорбь. Мама очень боролась с бабушкой, своей свекровью, против ее методов воспитания. «Мама, вы сделаете из них атеистов!» — говорила она. Слава Богу, этого не случилось, хотя и могло быть, если бы не мама.
И вот однажды, в сентябре 1930 года, наш патриархальный дом рухнул.
Новая жизнь
После смерти отца мы жили на иждивении его брата, дяди Миши, директора рыбных промыслов Волги и Каспия. Постоянно он жил в Астрахани и раз в год приезжал в отпуск в Дивеево. В 1930 году, после процесса о «вредительстве» в мясной и рыбной промышленности, дядю расстреляли. Все мы были вышвырнуты из Дивеева в чем мать родила в ссылку в город Муром, а дом снесли. В Муроме уже жили две мои тетушки-монахини, туда же вместе с игуменьей Александрой, спасающей главную святыню обители — икону Божией Матери «Умиление», переселились многие дивеевские сестры. Дивеево снова было рядом, но нам уже было не до него. Мы с братом оказались «белыми воронами» среди черных, хищных, которые нас лупили. Мне нужно было «переквалифицироваться», и довольно быстро я превратился в уличную шпану. «Правда жизни», тщательно скрываемая от нас в Дивееве, захлестнула меня. Мать работала сутками напролет, мы же, голодные, лазали по чужим садам и огородам. Курить я начал в 13 лет. Однажды, не имея денег на папиросы, я украл у мамы с ее иконочки Тихвинской Божией Матери серебряную ризу, продал ее, а деньги прокурил. На вопрос мамы, кто это сделал, тут же сознался. Мама сказала: «Слушай мои слова и запомни их на всю жизнь. Ты не умрешь до тех пор, пока не сделаешь ризу Матери Божией…» Четырнадцать раз смерть вплотную подходила ко мне: я тонул, умирал от дизентерии, попадал под машину, — и всякий раз отходила… Но это я понял только потом, через 60 лет, а тогда очень быстро забыл мамины слова.
В 1935 году по маминому поручению я поехал в Киржач к ее духовному отцу Серафиму (Климкову), где познакомился с Николаем Сергеевичем Романовским, также духовным сыном о. Серафима. Мы проговорили с ним всю ночь, и утром он сказал о. Серафиму: «Я бы хотел взять его в Москву. Мальчишка совсем не пропавший…» Коленька взял меня с собой из Мурома в Москву, дал мне кров, хлеб и образование, и с этого момента моя жизнь переменилась.
Коленька тоже был в тайном постриге, жил вместе со своей матерью, и вместе с ними за платяным шкафом поселился я. В прошлом блестящий пианист, после травмы он стал учить языки и к моменту нашего знакомства владел двадцатью иностранными языками. Его роль в моей жизни огромна. Он, как опытный кузнец, ковал из меня человека. Он говорил: «Из тебя легко лепить, потому что у тебя есть костяк». А костяк был заложен в детстве.
В 1941 году, за месяц до войны, я поступил в художественное училище. В армию не попал из-за заболевания глаз и всю войну работал в Москве на метрострое. В 1944-м начал учиться в студии ВЦСПС, там же училась Варя, с которой мы полюбили друг друга. В 1946 году меня арестовали по делу, связанному с подпольным батюшкой о. Владимиром Криволуцким. Я попал на Лубянку, вернулся через десять лет.
О маме
На Лубянке мне не давали неделями спать — требовали назвать имена членов якобы подпольной организации, обвиняемой в подготовке теракта против Сталина. Я сказал себе: «Из-за меня сюда никто не должен попасть». Я понял, что должен поставить на себе крест. Не потому, что я герой, а, наверное, по причине генетической: мою маму в 1937 году посадили по ложному доносу. Ей достаточно было указать на ошибку, чтобы выйти на свободу, но тогда посадили бы другого человека. На это мама не пошла. Она просидела полгода, а когда сняли Ежова, ее отпустили. Правда, вначале маму склоняли стать осведомителем ОГПУ. Она отказалась, ее не выпускали, еще и давили: будешь сидеть сама и детей твоих посадим. На что мама сказала: «Сажайте и детей…если сможете». В результате отпустили и ссылку сняли, потому что тут случилось следующее: еще до ареста, в муромской ссылке, мама написала письмо М.И. Калинину, где просила снять ей ссылку, напомнив ему, как до революции он обратился к министру юстиции, ее отцу, с просьбой отпустить его из ссылки на похороны матери. Всесоюзный староста снял с мамы ссылку — долг платежом красен.
До войны мама работала в туберкулезном диспансере, ночью она часто приводила туда священника, который тайно исповедовал и причащал умирающих больных. В 1942 году мама умерла от тяжелой болезни сердца.
Лагерь, ссылка и любовь
Мама говорила: «Я обожаю ходить по острию меча». Я в этом похож на нее. У меня никогда не было никакого внутреннего страха ни перед чем. В лагере я говорил себе: «Чем хуже, тем лучше».
Когда кругом зло — крупинки добра ярче светят. У меня нет воспоминаний о лагере как о сплошном мраке. Хотя было много чего. Я вспоминаю без ненависти всяких вертухаев и гражданинов начальников, от которых зависела моя жизнь. Зло гасилось во мне силой самого маленького добра.
В Воркуталаге, по совету одного человека назвав себя фельдшером, я попал в санчасть. Сколько смертей я видел… Видел, как умирают с надеждой и как — без надежды, без веры… Навсегда запомнилась смерть Вани Саблина, шестнадцатилетнего мальчика. Он шел с нами этапом на Воркуту и все тяжести — избиение, жажду, голод, сорокаградусный мороз — переносил не просто спокойно, а с какой-то внутренней радостью. Он был из семьи баптистов. Когда он тихо умер от туберкулеза, на его лице были тишина и радость освобождения.
С Варей у меня была переписка на протяжении четырех лагерных лет, а дальше письма прекратились. Я пишу — ответа нет. Потом выяснилось, что ее родственники сказали ей, будто я погиб. Но все когда-нибудь становится явным — одно мое письмо таки попало к ней. Я в то время уже отсидел свои шесть лет и жил в вечной ссылке в городе Инта. И через некоторое время после того, как к Варе попало мое письмо: «У меня ни кола, ни двора, но будешь ты — будет все», я уже встречал ее в Инте. Она уехала из Москвы тайно от родственников.
Это было самое счастливое время моей жизни. Поначалу у нас не было ничего, даже дома, жили мы на водокачке, где я работал. Потом я стал строить дом. В лагере я этому научился. Главный вопрос — из чего? Инта — это полное отсутствие стройматериалов. Однажды ночью меня озарило из чего — из ящиков! Еще из старых шпал, из крепежного леса, который гонят на шахты. Картонные коробки — прекрасный утеплитель. Строил я на отшибе, ночами. Помогали мне лагерные друзья — часто тайно, я и не знал, кого благодарить. Меньше чем через год, осенью 1953-го, в новом доме нас было уже трое — я, Варя и наша дочь Маришка.В нем мы прожили почти четыре года.
Возвращение в Москву
У власти уже был Хрущев, а комендатура все задерживала наше возвращение — началось бы общее бегство, а они боялись оголить шахты. Вырвались мы оттуда чудом, в 1956 году вернулись в Москву, но жить в ней не имели права — сколько я ни писал в прокуратуру, мне отказывали в реабилитации, потому что я обвинялся в подготовке покушения на Сталина. После очередного посещения прокуратуры, потеряв всякую надежду, я ехал на электричке в Александров, где мы были прописаны. Подъезжая к Загорску, я вдруг почувствовал, что должен сойти: какая-то сила выпихивала меня из вагона. Я пошел к мощам преподобного Сергия, крича в своем сердце: «Хоть ты мне помоги!» Приложился и совершенно успокоился. В тот же день в это же самое время в Александрове Коленька Романовский, который тоже там жил, встретился с человеком, подтвердившим потерянные материалы очной ставки, благодаря чему обвинения в терроре с нас были сняты. Мы были реабилитированы! Бог хранил меня везде независимо от того, думал я о Нем или забывал.
Я пошел работать на полиграфический комбинат, стал членом Союза художников. Но потом заболел какой-то странной болезнью: каждый день как будто умирал. Это состояние лишало сил, приводило в отчаяние. Я рассказал об этом Сонечке Булгаковой, впоследствии монахине Серафиме, подруге моей матери. Она спрашивает:
— Алеша, а ты носишь крестик?
— Нет, не ношу.
— А причащался давно?
— Очень.
— Ну вот, а хочешь быть здоровым…
Храм пророка Илии в Обыденском
Однажды мы разговаривали о моей болезни с товарищем по заключению Ваней Суховым, психиатром, и, уже прощаясь, стоя на пороге, он бросил мне фразу, которая перевернула всю мою жизнь: «Ты знаешь, Алеха, мы боимся смерти, потому что не подготовлены к ней».
Прямо от него я пошел в храм пророка Илии в Обыденском переулке. Я знал, что там есть икона Божией Матери «Нечаянная Радость».
Я знал, что там, в храме, мое спасение. Я встал на колени, как и грешник, изображенный на иконе, и сердцем крикнул: «Помоги!» И в моей жизни наступил перелом. Это было в 1963 году. Я начал ходить в Обыденский. Там каждый понедельник читался акафист преподобному Серафиму — Дивеево снова очутилось рядом. Акафист читал о. Александр Егоров, который впоследствии ввел меня в алтарь. В этом храме я встретил удивительного священника о. Владимира Смирнова — на восемнадцать лет, до своей кончины, он стал моим духовным отцом…
о.Владимир Смирнов и о.Александр Егоров
В то время Обыденский храм был одним из уникальных храмов. Среди его прихожан были арбатские старички и старушки, светлые, доброжелательные, кроткие, с глубочайшей внутренней культурой. Они принадлежали к древним дворянским родам и были как осколки разбитого вдребезги старого мира. Я помню, как они подходили к помазанию, поднимая пальчиками свои допотопные шляпки с вуалетками или загодя завитые на тряпочки букольки. В их лицах была любовь и ни капли ханжества.
Причт храма пророка Илии (1974 год)
Наш храм был духовным пристанищем и для немногих оставшихся в живых монахинь Зачатьевского монастыря и дивеевских сестер. Здесь сохранялись традиции Дивеева.
В 60-е годы, в разгар хрущевского гонения на церковь, было не так много духовно мужественных пастырей. Отец Владимир ничего не боялся. Он тайно крестил, венчал, причащал. Церковь в те годы была в рабстве. Сейчас, когда Она стала свободной, мы часто не знаем, что делать. Это трагедия современной Церкви. Мы переживаем переходный этап, и сегодня очень важно не возбуждать ненависти, проявлять любовь.
Для о. Владимира не было разделения на «своих» и «чужих», не искал он и врагов ни внутри Церкви, ни вовне, как это делают многие сейчас. «Ищи врага в самом себе», — говорил он. Он всех любил — каждого входящего в храм — и всем сострадал. Много раз мне приходилось помогать ему в исполнении треб, и всегда поражало, с какими терпением и верой он их совершал. А ведь часто требы приходилось совершать тайно — я помню, мы в гражданской одежде приходили в больницу «навестить родственника», и я закрывал батюшку, пока он причащал. При этой любви ко всем о. Владимир всегда говорил правду, невзирая на лица. Это привело к тому, что ему было запрещено произносить в храме проповеди — но он говорил их под видом общей исповеди.
С конца 60-х я дважды в год — Великим постом и осенью — летал на несколько недель в Самарканд: там при храме вмч. Георгия жила сестра моей матери, монахиня Евдокия, в этом же храме служил дивный старец архимандрит Серафим Суторихин. Я помогал при храме. Отец Серафим служил всегда полные службы — пять часов утром и пять часов вечером, без единого, как, смеясь, он сам говорил, «угрызения». В храме ни одного человека — служба идет полным ходом — это называлось «бесчеловечная служба»…
Архимандрит Серафим Суторихин (фотография с сайта http://www.st-hram.ru/)
Постепенно в моем сердце расцветало тщеславие от того, что я помогал о. Владимиру, был таким «нужным». И со мной — как необходимое вразумление — случилось страшное падение, я увидел себя таким, каким был на самом деле. Что было бы со мной, если бы не молитвы о. Владимира, представить трудно. Таким ты мне и нужен — «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9:12). Долго и очень медленно я выкарабкивался. Однажды, уже после смерти о. Владимира, я очутился в доме о. Виктора Шаповальникова. У него хранилась та самая чудотворная икона Божией Матери «Умиление», перед которой скончался прп. Серафим. И Матерь Божия открыла передо мной «милосердия двери». Постепенно я смог подняться. А в 1990 году Она дала мне возможность вернуться в Дивеево, чтобы там послужить Ей.
Снова в Дивееве
В марте 1990 года я получил письмо от Сони Булгаковой — монахини Серафимы: «Проснись, что спишь? Нам отдали Троицкий собор. Ты художник, ты должен помочь реставрировать прежний иконостас. Неужели у тебя хватит духу отказаться?.. Подруга твоей матери монахиня Серафима». Я понял, что это мать меня зовет в Дивеево.
Я проснулся и поехал.
В Париже моя троюродная сестра Наталья Хвостова основала Фонд помощи, на средства которого велись работы по восстановлению прежнего иконостаса Троицкого собора в Дивееве и сени над ракой преподобного. Жертвовали средства в этот фонд русские люди, живущие за границей.
Икону Божией Матери «Умиление», главную Дивеевскую святыню, о. Виктор Шаповальников, у которого она хранилась много лет, передал Патриарху Алексию. И я написал Патриарху прошение, где, сообщив, что я родился в Дивееве, попросил благословения на создание простой ризы на эту икону, указав как образец ризу, в которой образ сфотографирован в книге «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Патриарх ответил: «Бог благословит это святое дело». Риза была сделана, я сам передал ее Патриарху, и мы вместе надели ее на икону. Так я выполнил наказ моей матери.
Из всех дивеевских сестер до перенесения мощей прп. Серафима дожила лишь матушка Ефросиния, в схиме Маргарита; вторая дивеевская сестра — Сонечка Булгакова, монахиня Серафима, умерла за месяц до этого события, но до первой дивеевской службы она дожила. Помню, такая радость была, что я на службе поцеловал матушку Серафиму в макушку, а она на меня рассердилась: «Как ты смеешь в алтаре целовать монахиню?»
Они помнили меня с самого моего детства. Они остались единственными ниточками, связанными со старым Дивеевом. Помню, будучи там в последний раз, я подошел в храме к сидящей на стульчике матушке Маргарите, и она сказала мне, прощаясь: «Помоги тебе Бог, Олешенька, помоги Бог!»
В середине 80-х годов отец Александр Егоров благословил меня писать обо всем, что я вспомню: «Это нужно тем, кто будет после нас жить. Пишите!» Я сначала отказывался, оправдываясь тем, что я не писатель, а художник, а потом стал писать.
Оглядываясь на свою жизнь, я вижу, что вся она — сплошное чудо Божие, милость Божия, несмотря на тяжкие времена и тяжкие падения. Во всех превратностях моей жизни милосердия двери за чьи-то молитвы открывались предо мною…
Записала Марина Нефедова. Использованы фрагменты из книг А.П. Арцыбушева «Дивеево и Саров — память сердца» и «Горе имеим сердца».
На своей даче под Москвой, 4 января 2009 года.
tutunov.org
Художник Юрий Арцыбушев оставил честные свидетельства о времени и о себе — Российская газета
Безмятежный дворянин
Юрий Константинович Арцыбушев (1877 - 1952), столбовой дворянин, родился в родовом курском имении своих родителей в год начала Русско-турецкой войны, а скончался в Южном Казахстане пораженным в правах ссыльным спецпоселенцем - за несколько месяцев до смерти Сталина и начала "оттепели".
Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки?
Это и о нем строки Осипа Мандельштама.
Его отец Константин Дмитриевич, владевший двумя имениями в Курской губернии, получил прекрасное образование, стал инженером-путейцем. А впоследствии одним из директоров правления "Общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги". В век бурного строительства российской "чугунки" это был верный путь к быстрому обогащению. Через руки Константина Дмитриевича проходили воистину "бешеные деньги". Вместе со своим близким родственником, другом и компаньоном Саввой Ивановичем Мамонтовым он стал одним из соучредителей Общества восточносибирских чугуноплавильных, железоделательных и механических заводов (с капиталом 4,5 млн рублей). Компаньоны деятельно участвовали в модернизации страны - именно они в 1897 году основали в Подмосковье благополучно доживший до наших дней Мытищинский машиностроительный завод - ныне Метровагонмаш.
Деньги шли к деньгам.
А еще Арцыбушев-старший пристрастился к коллекционированию живописи: в его коллекции были полотна Врубеля, Константина Коровина, Валентина Серова. Портреты инженера-путейца и его супруги Марии Ивановны написал сам Михаил Александрович Врубель!
Надо ли объяснять, какое безоблачное будущее ждало отпрыска, как сказали бы сейчас, олигарха. Состоятельная дворянская семья, знакомство со знаковыми фигурами русской культуры - Михаилом Врубелем и Саввой Мамонтовым; в доме последнего будущий художник брал первые уроки живописи...
Всё рухнуло в момент. Осенью 1899 года Мамонтов и Арцыбушев были арестованы по обвинению в крупной растрате и несколько месяцев провели в тюрьме. Уголовное преследование стало плодом бюрократической интриги в высших эшелонах власти, в наши дни это назвали бы рейдерским захватом. В 1900 году суд присяжных оправдал компаньонов, однако их деловая репутация была изрядно подмочена, а имущество за бесценок пошло с молотка.
Из состоятельных людей Мамонтов и Арцыбушев превратились в банкротов. Не пережив треволнений, отец будущего художника скоропостижно скончался в 1901 году. Так Юрий Константинович в одночасье стал нищим пролетарием умственного труда и очутился на дне жизни.
Публицист, сатирик, арестант
Проучившись лишь два года на архитектурном отделении Высшего художественного училища при Императорской академии художеств в Санкт-Петербурге, Арцыбушев смело пустился в плавание по бурному житейскому морю, непрестанно, хоть и безуспешно пытаясь добиться гармоничного единения свободного творчества и прибыльной коммерции.
Чем он только ни занимался! Жадно стремился нагуляться, надышаться, напробоваться нового и неизведанного, словно предвидел безрадостное грядущее. Его разнообразные творческие эксперименты можно было бы растянуть на десятилетия. Но у Арцыбушева, чей талант искрился и бурлил, как шампанское, не было в запасе десятилетий. Зато на пороге стоял блистательный и такой короткий Серебряный век.
Не испытывая ни страха, ни пиетета перед государственной властью, Арцыбушев в 1903 году ходатайствовал об издании в Москве иллюстрированного сатирического журнала "Ветроград многоцветный". Тщетно. Но добился своего в Петербурге, став в революционном 1905 году главным редактором еженедельного журнала "Зритель", первого органа политической сатиры в Российской империи, по словам дореволюционного Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, "открывшего сатирический поход против бюрократии и темных сил, поддерживающих ее господство".
Обстоятельства времени и места ограничивали свободу творчества, но многие материалы носили далеко не безобидно-юмористический характер. На одной из карикатур, например, была изображена бумажная пирамида с подписью: "Наша конституция - просят не дуть..." Нет ничего удивительного в том, что власти неоднократно останавливали выпуск "Зрителя", а отдельные номера (всего их вышло 39) подвергались аресту. В декабре 1905го Арцыбушев был заключен под арест и приговорен к двум с половиной годам заключения в крепости.
Обжалование приговора спасло его от тюрьмы, но оправдан он был только в 1907 году.
Арцыбушев не угомонился, не взялся за ум. Перебравшись из Петербурга в Москву, стал работать для театра и сотрудничать с оппозиционной периодикой. Вместе с женой, актрисой Марией Александровной Арцыбушевой, он стоял у истоков Мамоновского театра миниатюр; именно его супруга, кстати, открыла талант Александра Вертинского. История сохранила назидательный рассказ об этом самого певца. Когда он, скопив 25 рублей, отправился в Москву, на бродившего по Мамоновскому переулку юношу обратила внимание хозяйка театра и вскользь заметила:
"- Что вы шляетесь без дела, молодой человек? Шли бы лучше в актеры ко мне в театр.
- Да, но я же не актер, - возразил я. - Я ничего, собственно, не умею.
- Не умеете, так научитесь.
Я призадумался.
- А сколько я буду получать за это? - деловито спросил я.
Она расхохоталась.
- Получать? Вы что, в своем уме? Спросите лучше, сколько я с вас буду брать за то, что сделаю вас человеком!
Я моментально скис.
Заметив это, Марья Александровна чуть подобрела.
- Ни о каком жалованье не может быть и речи, но... в три часа дня мы садимся обедать. Борщ и котлеты у нас всегда найдутся. Вы можете обедать с нами"1.
Госпожа Арцыбушева, впоследствии сосланная вместе с мужем в Южный Казахстан, "обладала кроме властности и энергичного характера (о чем вспоминал Вертинский) несомненным художественным вкусом, чутьем к новым веяниям и даром притягивать молодых"2. На сцене руководимого ей Театра миниатюр Тамара Карсавина и Вацлав Нижинский исполняли танго, наглядно демонстрирую зрителям, что и модный танец может быть сопричислен к большому стилю и высокому искусству.
Летописец Смуты
Театр миниатюр продержался четыре сезона - достойный результат.
Семейная чета Арцыбушевых могла по праву занять свое скромное место персонажей второго плана в истории русской журналистики и театрального искусства. Но у Юрия Константиновича была слишком высокая жизненная активность, которую в наши дни принято называть витальностью, не позволившая смириться с подобной участью. В своем творчестве он сумел органически соединить Серебряный век и начало Русской Смуты, став непревзойденным, ни на кого не похожим летописцем русской общественной жизни периода февраля и октября 1917 года, Гражданской войны, первой волны эмиграции. Это было очень непросто и зачастую небезопасно: "Часто смерть угрожает художнику - смена режимов не очень поощряет закрепление своих черт графическим путем. Особенно не нравится, что их зарисовывают, чекистам и членам ревтрибуналов. Обстановка для работы - чрезвычайно тяжелая"3.
В виртуозных рисунках Арцыбушева "река времен" несет на своих волнах еще не успевшего стать "красным графом" писателя Алексея Толстого, "короля поэтов" Игоря Северянина, Андрея Белого, Александра Блока, Ивана Бунина, Федора Шаляпина, академика Ивана Павлова... и рядом с ними "старца" Григория Распутина, "батьку" Нестора Махно и крестьянина Романа Сташкова, большевистского представителя от крестьянства при заключении Брестского мира...
Беглые карандашные и акварельные рисунки сохранили для истории образы главных действующих лиц и рядовых участников Великой русской революции. Только во время работы Государственного совещания в Москве в августе 1917 года мастер репортажного рисунка выполнил около 150 портретов участников политических баталий. Переехав в Петроград, художник присутствовал на заседаниях Петроградского Совета, Учредительного собрания, где сделал живые зарисовки Ленина, Троцкого, Крыленко, Зиновьева, Железнякова ("матроса Железняка") и их политических оппонентов Чернова, Спиридоновой, Церетели, Мартова, Суханова, Маклакова, Милюкова.
Все персонажи лишены "хрестоматийного глянца", никто из них еще не успел "забронзоветь" и принять перед художником эффектную театральную позу. Вот почему рисунки Арцыбушева иногда кажутся нам карикатурами на известных политических деятелей. Например, на Владимира Ильича Ленина, который тихо заснул во время заседания Учредительного собрания, смиренно ожидая, когда ему предоставят слово для выступления...
Патриот
Творческое наследие художника Арцыбушева визуально воплощает яркую метафору писателя Юрия Трифонова, уподобившего Историю многожильному проводу:
"Господи, как все это жестоко переплелось! Понимаете ли, история страны - это многожильный провод, и когда мы вырываем одну жилу... Нет, так не годится! Правда во времени - это слитность, всё вместе... Ах, если бы изобразить на сцене это течение времени, несущее всех, всё!"4
Замечательные рисунки мастера, сделанные с натуры и запечатлевшие былое в его незавершенности (именно в этом заключается их непреходящая историческая и культурная ценность), прекрасно корреспондируются с периодической печатью столетней давности. Читатели рубрики "Печать эпохи" могут убедиться в этом. Еще ничего не решено, то, что происходит сегодня, еще не стало Историей. Еще не определилось, кто из лидеров будет фигурой первого плана, кто отойдет на второй, кто канет в безвестность. Все происходит здесь и сейчас, и мы ощущаем себя участниками Великой русской революции.
"Герои его работ - представители самых разных политических взглядов, между которыми велась непримиримая идеологическая борьба, поскольку будущее страны они представляли по-разному. ...Ю.К. Арцыбушев не ставил перед собой задачу создания законченных портретов. Он преследовал другую цель - запечатлеть динамизм общественной жизни, дух и атмосферу времени"5.
P.S. Склеить "двух столетий позвонки" можно лишь собственной кровью. Еще Некрасов сказал:
Иди, и гибни безупрёчно. Умрешь не даром, дело прочно, Когда под ним струится кровь...
Подозреваю, что это слишком высокая цена для многих. Арцыбушева она не отпугнула.
1. Вертинский А.Н. Дорогой длинною... Стихи и песни. Рассказы, зарисовки, размышления. Письма. / Сост. и подг. текста Ю. Томашевского, послесл. К. Рудницкого. М.: Правда, 1990. С. 76. 2. Тихвинская Л.И. Повседневная жизнь театральной богемы серебряного века: Кабаре и театр миниатюр в России: 1908 - 1917. М.: Молодая гвардия, 2005. С. 403 (Живая история: Повседневная жизнь человечества). 3. Цит. по: Петрушева Л.И. Рисунки художника Юрия Арцыбушева в Государственном архиве Российской Федерации // Портреты эпохи русской революции. Рисунки Юрия Арцыбушева. Из коллекции Государственного архива Российской Федерации. М.: Кучково поле, 2017. С. 33. 4. Трифонов Ю.В. Долгое прощание // Трифонов Ю.В. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М.: Художественная литература, 1986. С. 195-196; Экштут С.А. Юрий Трифонов: Великая сила недосказанного. М.: Молодая гвардия, 2014. С. 170-171 (Жизнь замечательных людей). 5. Петрушева Л.И. Рисунки художника Юрия Арцыбушева в Государственном архиве Российской Федерации // Портреты эпохи русской революции. Рисунки Юрия Арцыбушева. Из коллекции Государственного архива Российской Федерации. М.: Кучково поле, 2017. С. 25. В этом прекрасно изданном и тщательно фундированном альбоме-каталоге опубликованы рисунки, созданные художником в 1916-1925 годах. Всего опубликовано 239 из 241 рисунка (в книгу не включены два рисунка с портретами участников проходившего в 1909 году судебного процесса по делу об убийстве депутата Государственной думы М.Я. Герценштейна). 25 рисунков акварельные, остальные выполнены карандашом, тушью или пастелью.
rg.ru
Арцыбушев Алексей Петрович
(1919 род.)
Родился в с. Дивеево Нижегородской губернии. Отец – Петр Арцыбушев (ум. 1921). Мать – Татьяна Александровна Арцыбушева (урожденная Хвостова, в монашесте Таисия; 1896–1942), дочь министра юстиции царского правительства Александра Алексеевича Хвостова. 1921. — Смерть отца. 1930. — Ссылка вместе с матерью в Муром. 1936–1939. — Учеба в Московском художественно-полиграфическом училище. 1944–1946. — Учеба в художественной студии ВЦСПС. 1946, 16 мая. — Арест. 1946, 30 ноября. — Приговор к 6 годам ИТЛ по решению Особого Совещания при МГБ. Отбывание срока в лагерях Коми АССР: Воркуте, Абези, Инте. 1952, 16 мая. — Освобождения из лагеря. Прибытие в комендатуру в Инту. Объявление приговора: вечная ссылка в Инте Коми АССР. Получение вида на жительство. Получение права самостоятельного устройства (как художнику). Оформление на работу в Дом культуры на ставку дворника. Встречи со ссыльными. Работа совместно с Кириллом Ройтером над гипсовыми памятниками И.И. Мечникову, Н.И. Пирогову, И.П. Павлову, И.М. Сеченову, И.В. Сталину. Установка их перед зданием больницы. Роспись стен ресторана в Инте. 1953, зима. — Приезд в Инту жены Варвары. Строительство «всем миром» собственного дома. Рождение дочери Марины. Отказ в приеме на работу машинистом в парокотельную. Письмо об этом Н.С. Хрущеву. Прием на работу. 1954. — Отмена ссылки. Продажа дома. Получение паспорта. 1954, март. — Отъезд в Москву. 1956. — Реабилитация. 1982, март. — Работа над воспоминаниями.
С 1990 по 1995 годы занимается реставрацией Троицкого Собора возрожденного Дивеевского монастыря.
В 2009 году становится почетным академиком Европейской академии естественных наук. В тот же год награжден медалью Иоганна Вольфганга фон Гете и медалью Леонардо да Винчи. В 2010 году художник награжден орденом чести "За литературное творчество".
kupitkartinu.ru
Открытие выставки "1917. Рисунки художника Ю.К. Арцыбушева"
Государственный архив Российской Федерации приглашает на открытие выставки«1917. Рисунки художника Ю.К. Арцыбушева».
Открытие состоится 13 июля в 16.00 в Выставочном зале федеральных государственных архивов по адресу: ул. Большая Пироговская, д.17, к. 1
13 июля 2017 г. в 16.00 в Выставочном зале федеральных государственных архивов состоится открытие историко-документальной выставки «1917 год. Рисунки художника Ю.К. Арцыбушева». Выставка приурочена к 100-летию русской революции и включает 87 рисунков из более чем двухсот работ художника, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации.Юрий Константинович Арцыбушев – профессиональный художник и журналист, автор серии репортажных портретов политических и общественных деятелей России и Советского государства периода революционного 1917.Будучи сторонником либерально-демократических взглядов, Ю.К. Арцыбушев разделял идеи Февральской революции, присутствовал на различных собраниях, митингах, съездах, проходивших в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе, делая портретные зарисовки их участников, в быстрой, экспрессивной, порой карикатурной, манере. В письме к сестре он так характеризовал свои рисунки: «Очень прошу, не предъявляй к рисункам требований как к законченным работам – это все наброски быстрые и с моделей в движении. Целью моей было ловить характеры».Во время политических баталий Государственного совещания в августе 1917 года в Москве, в ходе которых обсуждалась судьба страны, Ю.К. Арцыбушев сделал около 150 зарисовок портретов участников. Переехав в Петроград, художник присутствовал на заседаниях Петроградского Совета, Учредительного собрания в Таврическом дворце, где сделал живые зарисовки Ленина, Троцкого, Крыленко, Зиновьева, Железняка и их политических оппонентов Чернова, Спиридоновой, Церетели, Мартова, Суханова, Маклакова, Милюкова.Художественная и историческая ценность работ Арцыбушева заключается в том, что все они были выполнены с натуры, что передает дух и атмосферу времени, динамизм событий общественно-политической жизни страны.Экспозиция сопровождаются документальными материалами, фотографиями, листовками с воззваниями различных политических партий февраля-октября 1917 года, избирательными бюллетенями по выборам в Учредительное собрание.Во время открытия выставки состоится презентация альбома «Портреты эпохи русской революции. Рисунки Юрия Арцыбушева. Из коллекции ГА РФ», издательства «Кучково поле».
Открытие выставки состоится 13 июля 2017 года в 16:00 час. в Выставочном зале федеральных архивов по адресу: ул. Большая Пироговская, д.17
Выставка работает с 14 июля по 20 августа 2017 г. Выходные дни – понедельник, вторник. Вход по предъявлению удостоверения личности
Аккредитация по тел. 8(499)-245-19-25, 8 (495) 580-88-25Электронная почта:Данный адрес e-mail защищен от спам-ботов, Вам необходимо включить Javascript для его просмотра. ; Данный адрес e-mail защищен от спам-ботов, Вам необходимо включить Javascript для его просмотра.
www.airo-xxi.ru
Церковь и мир - Мультиблог протоиерея Димитрия Смирнова
Отец Димитрий посетил дорогого Алексея Петровича в канун его юбилея, поздравил с Днём рождения и записал с ним ещё один сюжет для нашей передачи "Диалог под часами"
Диалог под часами. Алексей Петрович Арцыбушев и протоиерей Димитрий Смирнов.
Часть 1. Потомок Рюриковичей
Часть 2. Хождение по мукам
Часть 3. Дела церковные
Часть 4. Моё Дивеево
Часть 5. Российская смута XX-го века
Часть 6. "Но плакать я не буду..."
Художник Арцыбушев Алексей Петрович
1919. — Родился в с. Дивеево Нижегородской губернии. Отец – Петр Арцыбушев (ум. 1921). Мать – Татьяна Александровна Арцыбушева (урожденная Хвостова, в монашесте Таисия; 1896–1942), дочь министра юстиции царского правительства Александра Алексеевича Хвостова.
1921. — Смерть отца.
1930. — Ссылка вместе с матерью в Муром.
1936–1939. — Учеба в Московском художественно-полиграфическом училище.
1944–1946. — Учеба в художественной студии ВЦСПС.
1946, 16 мая. — Арест.
1946, 30 ноября. — Приговор к 6 годам ИТЛ по решению Особого Совещания при МГБ. Отбывание срока в лагерях Коми АССР: Воркуте, Абези, Инте.
1952, 16 мая. — Освобождения из лагеря. Прибытие в комендатуру в Инту. Объявление приговора: вечная ссылка в Инте Коми АССР. Получение вида на жительство. Получение права самостоятельного устройства (как художнику). Оформление на работу в Дом культуры на ставку дворника. Встречи со ссыльными. Работа совместно с Кириллом Ройтером над гипсовыми памятниками И.И. Мечникову, Н.И. Пирогову, И.П. Павлову, И.М. Сеченову, И.В. Сталину. Установка их перед зданием больницы. Роспись стен ресторана в Инте.
1953, зима. — Приезд в Инту жены Варвары. Строительство «всем миром» собственного дома. Рождение дочери Марины. Отказ в приеме на работу машинистом в парокотельную. Письмо об этом Н.С. Хрущеву. Прием на работу.
1954. — Отмена ссылки. Продажа дома. Получение паспорта.
1954, март. — Отъезд в Москву.
1956. — Реабилитация.
1982, март. — Работа над воспоминаниями.
"ЗДЕСЬ ТАЙНО БОЖИЙ ГРАД ЖИВЕТ"
Алексей Петрович Арцыбушев. Имя это вряд ли что скажет даже искушенному читателю. Но, уверен, стоит лишь перечислить то, к чему он был причастен за свою более чем 90-летнюю жизнь, многим он окажется человеком весьма близким. Впрочем, судите сами...
Внук министра юстиции и министра внутренних дел Российской Империи Александра Алексеевича Хвостова ("старого Хвостова", как называли его в своей переписке Царственные Мученики), сын тайной монахини в миру м. Таисии (постриженицы старцев известных своей твердостью в вере и уставной строгостью московского Даниловского монастыря), родился он в Дивееве, в доме Михаила Васильевича Мантурова — одного из создателей этого любимого детища преподобного Серафима.
Первые шаги по земле, исхоженной стопочками Царицы Небесной. Детство, совпавшее с предзакатными годами существования будущей Великой женской Лавры, перед самым осквернением ее "бесами русской революции", буквально со всей России устремился неостановимый поток паломников. Здесь перед "погружением во тьму" Святая Русь получала во укрепление Батюшкино благословение.
И каких только людей здесь не было! Простые мужики и бывшие царские сановники, епископы и монахи, студенты, профессора и фабричные работницы. Будущие церковно-прославленные и безвестные мученики и страдальцы. Многие из них заворачивали в гостеприимный дом Арцыбушевых, располагавшийся в трехстах метрах от построенной еще матушкой-первоначальницей Александрой Казанской церкви, той самой, которой, по обетованию Серафимову, суждено стать "ядрышком" будущего чудного Нового собора....
В этом-то домике незаметно возрастал мальчик — внук, сын и племянник монахинь, посошник священномученика епископа Серафима (Звездинского), еще в молодости за свои дивные проповеди прозванного Среброустом.
Потом был разгон Дивеева, высылка в Муром. Улица с ее беспощадными законами. "Чтобы выжить, я должен был стать таким, как все мои сверстники". Но не стал. Не позволило дивеевское детство:
Когда ты этот путь проходишь, Склони чело у тайных врат, Забудь о злобе и невзгодах, Будь нежен: каждый встречный — брат...Этот внутренний дивеевский стержень не позволит ему и в дальнейшем сломаться, поможет каждый раз после очередного падения встать и идти дальше.
Впрочем, рассказывать о жизни Арцыбушева - это значит пересказывать его книгу. Делать мы это, разумеется, не будем. Но обойти одно из его жизненных обстоятельств все-таки невозможно. Имеем в виду 10-летнее пребывание Алексея Петровича в лагерях и ссылке в послевоенное время, подробно описанное в его повествовании.
Лагерная тема для большинства из нас связана с именами В. Шаламова и А. Солженицына. Это описание ада на земле, созданного для одних людей людьми другими, соотечественниками, часто товарищами по работе, соседями, а иногда даже родственниками. Иногда кажется (по густоте сконцентрированного зла), что человеку там просто не выжить. Жестокая проза, но, наверное, необходимая, чтобы пробудить нашу спящую совесть.
Арцыбушева же все по-другому. Нет, в его заполярной зоне не было легче. И лагеря те же, и время
то же. Просто весь тот ужас прошел через восприятие человека глубоко верующего.
"...Все мытарства, выпавшие на мою долю, — пишет А.П. Арцыбушев, — принимал как заслуженное, как наказание за свои грехи. Такая внутренняя позиция справедливости наказания, ее необходимости для меня, помогала мне и поддерживала в трудные минуты жизни. Внутри себя, в своей душе, я все принял как должное, как необходимое для меня испытание ".
Нет, это вовсе не толстовство с его "непротивлением злу силой".
Именно активное сопротивление — злу (на следствии и в лагере) — помогло ему выжить и выйти на свободу. В лагерном формуляре для сведения конвоя так и значилось: "Дерзок! Скользок на ноги!"
Читаешь все это, а на память невольно приходит житие преподобного Ефрема Сирина. Этот сын землевладельца из г. Низибии в Месопотамии, живший в IV веке, в юном возрасте отличался раздражительностью и безрассудством. Ложно обвиненный в краже овец, он попал в темницу. Вскоре туда ввергли еще двоих, также невиновных в этом преступлении. Там на восьмой день во сне он услышал голос: ° Будь благочестив и уразумеешь Промысл; перебери в мыслях, о чем ты думал и что делал, и по себе дознаешь, что эти люди страждут не несправедливо, но не избегнут наказания и виновные". Эти слова так поразили юношу, вспомнившего прошлые свои грехи, что после этого он твердо стал на путь исправления.
Этот высокий христианский дух явственен и вот в словах Алексея Петровича: "вспоминаю без всякой ненависти и озлобления и всех вертухаев и множество разных "гражданинов начальников", от которых зависела моя судьба, жизнь, смерть. Зло и ненависть, правящие тогда свой кровавый пир, гасились в душе моей могучей силой самого маленького добра, живущего даже в самом тщедушном теле последнего доходяги. Эту силу всепобеждающего человеческого добра я ощущал на себе, оказавшись и в пожизненной ссылке все на том же Крайнем Севере, но уже без привычного своего номера У-102 на спине".
Здесь мы подходим к стержню, лейтмотиву всего в целом повествования Алексея Петровича Арцыбушева. "Вспоминая всю свою прожитую жизнь,— пишет он, — в особенности сейчас, когда я пишу о ней, свидетельствую:
МИЛОСЕРДИЯ ДВЕРИ ВСЕГДА БЫЛИ ОТКРЫТЫ!
В тяжелые моменты и обстоятельства всегда приходила помощь - неожиданная и чудесная".
Прошли годы. Позади лагерь, ссылка. Возвращение к нормальной жизни. Без колючей проволоки, лая сторожевых псов, окриков конвоиров, пронизывающих ночь лучей прожекторов, без обязательных отметок в комендатуре и вообще без отношения к себе как к недочеловеку. Семья. Работа в комбинате графического искусства. Жизненные падения и восстания. Много было всего... И вновь в его жизнь вошло Дивеево. Возвращение в мир детства. Работы по восстановлению иконостаса Троицкого собора Серафимо-Дивеевского монастыря. Таким, каким он помнил его, до того как во вьюжный декабрьский день 1930 года его с семьей изгнали из дивеевского гнезда. Причастность к изготовлению ризы на вышедшую в июне 1991 года из долголетнего затвора Великую Дивеевскую святыню - образ Божией Матери "Умиление" - келейную икону преподобного Серафима, перед которой он и предал дух свой Богу. Сошлись начала и концы...
Сергей Фомин
www.dimitrysmirnov.ru
