Музей ЧерномырдинаВиктор Васнецов. Сказка о сказочнике. Картина васнецова сказители
Виктор Васнецов. Сказка о сказочнике
Виктор Васнецов. Сказка о сказочнике
Жила-была в Москве девочка. Не большая и не маленькая. Было ей пять лет. Звали ее Лиза. Однажды под вечер, пошла Лиза со своей мамой гулять, а та встретила подружку, ну и заговорилась с ней. Слушала-слушала Лизуша их разговор, стало ей скучно. И решила она немножко пошутить. Отошла потихоньку за угол, спряталась и ждёт, когда же мама хватится дочки да искать начнёт.
Вдруг смотрит Лиза — рыжая собака за разноцветной кошкой кинулась. Лиза побежала за ними, посмотреть, что будет. Кошка в подворотню шмыгнула, да и смотрит сверху, будто насмехается. Собака убежала, а Лизуша оглянулась и... не узнала ничего: кругом дома большущие, незнакомые. Испугалась Лизуша! Сколько раз говорила мама: заблудишься одна! Вот и заблудилась. Москва-то огромная, ни за что не найдёшь свой дом, если не знаешь адреса и читать не умеешь. Эх, зачем вредничала, читать и писать учиться не хотела!
Поплакала Лиза и пошла куда глаза глядят. Шла-шла и вдруг застыла, как вкопанная. Даже рот разинула от удивления. Стоит прямо перед ней сказочный терем-теремок. Из толстых брёвен сложенный, с высокой башней. А над башней крыша, шатром изогнутая, точь-в-точь как в книжках, на рисунках к сказкам. Что за чудо расчудесное?
Толкнула Лиза калитку и вошла во двор. Смотрит — нет никого. Постояла немножко, поднялась по ступенькам на высокое крыльцо, потянула за кольцо железное, да и попала в дом.
Какой дом удивительный! Комнаты большие, столы-стулья тоже большие, деревянные и все как будто в кружевах — в дереве разные узоры вырезаны. Лампы странные, печи, как в деревне, только нарядные полоски на них из разноцветных плиток. На стенах висят фотографии и картины. А на второй этаж лесенка ведёт, да не простая, а закрученная, как кудрявая прядь.
Взобралась Лиза на второй этаж и очутилась в огро-о-омной комнате. Повернула голову — ой! — прямо на неё Серый Волк скачет. Посмотрела в другую сторону — мамочки! — там Баба-яга в ступе летит. Стра-ашная! Изо рта клык торчит. Обернулась назад — ещё хуже: там Кощей Бессмертный на троне сидит!
Шмыгнула Лизуша в угол за большой аквариум, села на пол и глаза зажмурила. Будь что будет!
Посидела немножко — вроде тихо все. И чуть-чуть один глаз приоткрыла. Да это же... картины! Какие большие! Вон царевна Несмеяна сидит, тоскует…
Ковёр-самолёт летит над горами, над долами...
Царевна-лягушка на пиру пляшет: махнула рукавом, а из него лебеди полетели…
Ей все эти сказки читали, а теперь все они будто ожили.
А на стенах висят всякие мечи да шлемы, и рубашки какие-то железные, все из маленьких колечек. Подойти бы, потрогать... Но вставать Лизуше не хочется: устала очень. Решила она ещё немножко посидеть, отдохнуть...
Вдруг смотрит: открывается дверь, и неслышно входит высокий худой человек. Лицо у него красивое, борода длинная, рыжеватая. Вошёл — и сразу все как-то изменилось вокруг.
Те картины, что Лиза видела, куда-то пропали, а посередине комнаты появилась вдруг другая — огромная. А на ней три всадника, первый на белой лошади, второй — на громадном чёрном коне, а у третьего лошадка рыжая, голову пригнула, уши прижала, будто землю нюхает.
Но, главное, все живые на картине этой. Всадники толкуют, да плохо слышно, о чем — ветер в картине свистит и иногда так подует, что до Лизуши долетает запах травы и молодых сосенок.
Взял человек в руку длинную кисть, помешал-помешал краски на деревянной овальной дощечке и давай кисточкой то там, то тут в картину тыкать.
Не выдержала Лиза, подошла поближе посмотреть, как это у него так получается. А один из всадников, самый молодой, на рыжей лошадке, ее заметил и стал какие-то знаки делать.
Тут человек оглянулся. Глаза у него небольшие, яркие, а взгляд острый, пронзительный. — Ты откуда здесь? — говорит.— Я ведь всем запретил приходить в мастерскую, когда я работаю!
И так странно он говорил, что Лиза даже забыла испугаться. Вроде и по-русски, но все время на букву «о» очень сильно напирает, так что ее больше всех других слышно.
— А почему вы так странно разговариваете? — спросила она.
Человек вдруг улыбнулся:
— Это я «окаю» так. Привык в детстве, и теперь уж никак отвыкнуть не могу. У нас на севере все так говорят. Ну, как тебя зовут?
— Меня зовут Лиза, — сказала Лизуша. — А вы кто?
— А я здесь хозяин, — отвечал человек. — И зовут меня Виктор Михайлович.
— Знаю, знаю, — сказала Лиза,— вы художник.
— Правильно, — кивнул Виктор Михайлович.
— А вы только сказки рисуете?
— Я все умею делать — ответил человек,— и портрет написать, и дом придумать. Нравится тебе мой дом? Я сам его построил.
— Все-все сам? — не поверила Лиза.
— Нет, конечно. Тут много строителей было. Но я все нарисовал заранее, чтобы знать, куда каждое брёвнышко положить надо. Такого дома ни у кого в Москве нет!
— Вы богатый, наверное, раз у вас такой огромный дом? — спросила Лиза.
— Да уж, богач... — усмехнулся Виктор Михайлович. — Давно я мечтал о своём доме, много лет. Я в деревне вырос, там домов десять всего и стояло. Нас, братьев, было шестеро, и на всех одни валенки и полушубок. Летом-то хорошо, весь день на улице да в лесу босиком бегаем, в одних портках. Ну а зимой все больше на печи сидели, да сказки слушали. День короткий, ночи долгие да тёмные, и зиме, кажется, конца не будет... Электричества-то тогда не было. Зажжём лучину — палочка такая деревянная, она горит, потрескивает, огонь маленький, колеблется из стороны в сторону, а по стенам тени так и ходят. Кажется, вот-вот из тёмного угла кто-то выскочит, не то леший, не то Баба-Яга. Так и встают они как живые...
— Страшно было? — пожалела его Лиза.
— И страшно, и интересно. А потом надолго забылось все, когда в Петербург поехал.
— Зачем? — удивилась Лиза.
— Как зачем? Учиться хотел. Только в Петербурге, в столице, была Академия, где на художников учили...
— Вот и неправда! Столица — Москва! — невежливо перебила его Лизуша. — Нам в садике говорили.
— Нет, милая, — улыбнулся художник. — Тогда Петербург столицей был. Да-а... И оказался я там один-одинёшенек. Голодал, бедствовал. Мне ведь никто помочь не мог. И учился, и работал. Все сам...
— А почему в Москве дом построили? — удивилась девочка.
— Да сказки писать только в Москве и можно! — засмеялся Виктор Михайлович. — Ты Кремль-то видела?
— Видела, видела, — закивала Лиза. — Мы там с мамой и папой были.
— Ну вот. В Петербурге такого нет. Там все почти новое, старины — то не чувствуется. То ли дело в Москве — все древностью русской дышит!
— Как это?
— Москве сколько годов-то? И вообще, Москва тёплая, нарядная, своевольная. Улицы кривые, узкие, а дома раньше все разные строили: где маленький, где большой, как грибы из лукошка высыпанные! Здесь я и «Богатырей» своих задумал. Нравятся они тебе?
— Нравятся... Только почему они выглядят, как живые...
— Так всегда бывает, пока картину не закончишь. А как сделаешь всё, как надо, такими они и остаются навсегда.
— А как их зовут? — спросила Лиза.
— Меня, девонька, зовут Илья Муромец, — улыбнулся самый большой и сильный, что сидел посередине на чёрном коне.
— А я — Добрыня Никитич, — чуть поклонился строгий богатырь на белой лошади.
А третий вдруг вынул сзади какую-то непонятную штуку со струнами и начал на ней играть весёлую песню.
— А что это у него? — шёпотом спросила Лиза у Виктора Михайловича.
— Гусли, — так же шёпотом ответил он. — Молчи и слушай! Нигде больше такого не услышишь!
Закончил молодой богатырь играть и склонил голову набок, улыбается. (15 слайд - слушание песни «Земля Русская» в исполнении ансамбля «Живая вода»).
— Алёша Попович я. Слыхала, может?
— Нет, — честно ответила Лиза. — Я ещё маленькая. А что вы делаете там?
— Землю русскую охраняем, — ответил Илья Муромец. — На границе стоим, смотрим вокруг. Мимо нас ни зверь не пробежит, ни птица не пролетит незамеченной.
— А где же у вас ружья? — спросила девочка.
— Это так давно было, что и представить нельзя, — вмешался Виктор Михайлович. — Тогда никаких ружей да пистолетов ещё не было. Видишь, у Добрыни — меч, у Ильи Муромца — копье да тяжёлая палица булатная, вроде дубинки, только железная. А у Алёши — лук со стрелами закалёнными.
— А рубашки у них такие же, как на стенах у вас висят, да? — догадалась Лиза.
— Да они кольчугами называются. Такую кольчугу сразу и мечом-то не разрубишь.
— А откуда вы все это узнали? — удивилась Лиза.
— Читал много. В музеи ходил, смотрел. В музеях вся история и хранится. Там много чего можно увидеть.
Лиза раскрыла рот, чтобы ещё что-то спросить, но Виктор Михайлович приложил палец к губам:— Все! Молчок! Я должен работать!
Он опять повернулся спиной к Лизе и взял в руки кисти. Лизуше показалось обидным сидеть тут одной, никому не нужной. Она начала хныкать, сначала тихо, потом все громче и... проснулась.
Над ней, широко раскрыв глаза, стояла удивлённая тётя в синем халате и со шваброй в руках.
— Откуда ты взялась, девочка? — спросила она Лизу.
— Я заблудилась, — сказала Лиза.
— Я хочу домой.
Потом она оглянулась и спросила:
— А где тот дядя?
— Какой? — удивилась женщина.
— Ну, который все эти картины написал. Его Виктор Михайлович зовут, — рассердилась Лиза. — Я же тут с ним только что разговаривала!
— Эти картины написал Виктор Михайлович Васнецов! — строго сказала тётя. — Он жил давно. А мы с тобой сейчас в его доме, который стал музеем.
— Все равно, я с ним сейчас разговаривала!
— Значит, повезло тебе, девочка, — улыбнулась тётя. — Ты побывала в сказке. Пойдём-ка, поищем твою маму.
Текст Галины Ветровой.
Презентация
В комплекте:1. Презентация - 21 слайд, ppsx;2. Звуки музыки: Свиридов. «Весна и осень», «Пастораль», mp3; Земля Русская (в исп. ансамбля «Живая вода»), mp3;3. Сопровождающая статья, docx.
music-fantasy.ru
Сказка о сказочнике. Васнецов - Не лгите!
Виктор Васнецов. Автопортрет, 1873
Жила-была в Москве девочка. Не большая и не маленькая. Было ей пять лет. Звали ее Лиза. Однажды под вечер пошла Лиза со своей мамой гулять, а та встретила подружку, ну и заговорилась с ней. Слушала-слушала Лизуша их разговор, стало ей скучно. И решила она немножко пошутить. Отошла потихоньку за угол, спряталась и ждет, когда же мама хватится дочки да искать начнет.
Вдруг смотрит Лиза — рыжая собака за разноцветной кошкой кинулась. Лиза побежала за ними, посмотреть, что будет. Кошка в подворотню шмыгнула, да и смотрит сверху, будто насмехается. Собака убежала, а Лизуша оглянулась и... не узнала ничего: кругом дома большущие, незнакомые. Испугалась Лизуша! Сколько раз говорила мама: заблудишься одна! Вот и заблудилась. Москва-то огромная, ни за что не найдешь свой дом, если не знаешь адреса и читать не умеешь. Эх, зачем вредничала, читать и писать учиться не хотела!
Заречная слободка Берендеевка. Эскиз декорации Васнецова к опере «Снегурочка», 1885 г.
Поплакала Лиза и пошла куда глаза глядят. Шла-шла и вдруг застыла, как вкопанная. Даже рот разинула от удивления.
Стоит прямо перед ней сказочный терем-теремок. Из толстых бревен сложенный, с высокой башней. А над башней крыша, шатромизогнутая, точь-в-точь как в книжках, на рисунках к сказкам. Что за чудо расчудесное?
Толкнула Лиза калитку и вошла во двор. Смотрит — нет никого. Постояла немножко, поднялась по ступенькам на высокое крыльцо, потянула за кольцо железное да и попала в дом.
Виктор Васнецов. Картина «Палаты царя Берендея» 1885
Какой дом удивительный! Комнаты большие, столы-стулья тоже большие, деревянные и все как будто в кружевах — в дереве разные узоры вырезаны. Лампы странные, печи, как в деревне, только нарядные полоски на них из разноцветных ных плиток. На стенах висят фотографии и картины. А на второй этаж лесенка ведет, да не простая, а закрученная, как кудрявая прядь.
Взобралась Лиза на второй этаж и очутилась в огро-о-омной комнате. Повернула голову — ой! — прямо на нее Серый Волк скачет. Посмотрела в другую сторону — мамочки! — там Баба-яга в ступе летит. Стра-ашная! Изо рта клык торчит. А под мышкой ребеночка держит! Обернулась назад — еще хуже: там Кощей Бессмертный на троне сидит, меч кровавый в руке держит!
Виктор Васнецов. Кащей бессмертный (1920-1926)
Шмыгнула Лизуша в угол за большой аквариум, села на пол и глаза зажмурила. Будь что будет!
Посидела немножко — вроде тихо все. И чуть-чуть один глаз приоткрыла. Да это же... картины! Какие большие! Вон царевна Несмеяна сидит, тоскует; Ковер-самолет летитнад горами, над долами... Царевна-лягушка на пиру пляшет: махнула рукавом, а из него лебеди полетели. Ей все эти сказки читали, а теперь все они будто ожили.
А на стенах висят всякие мечи да шлемы, и рубашки какие-то железные, все из маленьких колечек. Подойти бы, потрогать... Но вставать Лизуше не хочется: устала очень. Решила она еше немножко посидеть, отдохнуть...
Васнецов Виктор Михайлович. Несмеяна-царевна.
Вдруг смотрит: открывается дверь, и неслышно входит высокий худой человек. Лицо у него красивое, борода длинная, рыжеватая. Вошел — и сразу все как-то изменилось вокруг. Те картины, что Лиза видела, куда-то пропали, а посередине комнаты появилась вдруг другая — огромная. А на ней три всадника, первый на белой лошади, второй — на громадом черном коне, а у третьего лошадка рыжая, голову пригнула, уши прижала, будто землю нюхает.
Но, главное, все живые на картине этой. Всадники толкуют, да плохо слышно, о чем — ветер в картине свистит и иногда так подует, что до Лизуши долетает запах травы и молодых сосенок.
Взял человек в руку длинную кисть, помешал-помешал краски на деревянной овальной дощечке и давай кисточкой то там, то тут в картину тыкать. Где прикоснется, там краски сразу как-то вспыхивают. А коня или всадника кисточкой тронет — тот на минутку замирает, а потом опять шевелиться начинает.
Богатыри, 1898
Не выдержала Лиза, подошла поближе посмотреть, как это у него так получается. А один из всадников, самый молодой, на рыжей лошадке, ее заметил и стал какие-то знаки делать.
Тут человек оглянулся. Глаза у него небольшие, яркие, а взгляд острый, пронзительный. — Ты откуда здесь? — говорит.— Я ведь всем запретил приходить в мастерскую, когда я работаю!
И так странно он говорил, что Лиза даже забыла испугаться. Вроде и по-русски, но все время на букву «о» очень сильно напирает, так что ее больше всех других слышно.
— А почему вы так странно разговариваете? — спросила она.
Человек вдруг улыбнулся:
— Это я «окаю» так. Привык в детстве, и теперь уж никак отвыкнуть не могу. У нас на севере все так говорят. Ну, как тебя зовут?
— Меня зовут Лиза. — сказала Лизуша. — А вы кто?
— А я здесь хозяин, — отвечал человек. — И зовут меня Виктор Михайлович.
— Знаю, знаю, — сказала Лиза,— вы художник.
— Правильно, — кивнул Виктор Михайлович.
— А вы только сказки рисуете?
— Я все умею делать — ответил человек,— и портрет написать, и дом придумать. Нравится тебе мой дом? Я сам его построил.
— Все-все сам? — не поверила Лиза.
— Нет, конечно. Тут много строителей было. Но я все нарисовал заранее, чтобы знать, куда каждое бревнышко положить надо. Такого дома ни у кого в Москве нет!
— Вы богатый, наверное, раз у вас такой огромный дом? — спросила Лиза.
— Да уж, богач... — усмехнулся Виктор Михайлович. — Давно я мечтал о своем доме, много лет. Я в деревне вырос, там домов десять всего и стояло. Нас, братьев, былошестеро, и на всех одни валенки и полушубок. Летом-то хорошо, весь день на улице да в лесу босиком бегаем, в одних портках. Ну а зимой все больше на печи сидели, да сказки слушали. День короткий, ночи долгие да темные, и зиме, кажется, конца не будет... Электричества-то тогда не было. Зажжем лучину — палочка такая деревянная, она горит, потрескивает, огонь маленький, колеблется из стороны в сторону, а по стенам тени так и ходят. Кажется, вот-вот из темного угла кто-то выскочит, не то леший, не то Баба-Яга. Так и встают они как живые...
Виктор Васнецов. Баба Яга. 1917
— Страшно было? — пожалела его Лиза.
— И страшно, и интересно. А потом надолго забылось все, когда в Петербург поехал.
— Зачем? — удивилась Лиза.
— Как зачем? Учиться хотел. Только в Петербурге, в столице, была Академия, где на художников учили...
— Вот и неправда! Столица — Москва! — невежливо перебила его Лизуша. — Нам в садике говорили.
— Нет, милая, — улыбнулся художник. — Тогда Петербург столицей был. Да-а... И оказался я там один-одинешенек. Голодал, бедствовал. Мне ведь никто помочь немог. И учился, и работал. Все сам ...
— А почему в Москве дом построили? — удивилась девочка.
— Да сказки писать только в Москве и можно! — засмеялся Виктор Михайлович. — Ты Кремльто видела?
— Видела, видела, — закивала Лиза. — Мы там с мамой и папой были.
— Ну вот. В Петербурге такого нет. Там все почти новое, старины — то не чувствуется. То ли дело в Москве — все древностью русской дышит!
— Как это?
— Москве сколько годов-то? И вообще, Москва теплая, нарядная, своевольная. Улицы кривые, узкие, а дома раньше все разные строили: где маленький, где большой, как грибы из лукошка высыпанные! Здесь я и «Богатырей» своих задумал. Нравятся они тебе?
— Нравятся... Только почему они выглядят, как живые...
— Так всегда бывает, пока картину не закончишь. А как сделаешь все, как надо, такими они и остаются навсегда.
— А как их зовут? — спросила Лиза.
— Меня, девонька, зовут Илья Муромец, — улыбнулся самый большой и сильный, что сидел посередине на черном коне.
— А я — Добрыня Никитич, — чуть поклонился строгий богатырь на белой лошади.
А третий вдруг вынул сзади какую-то непонятную штуку со струнами и начал на ней играть веселую песню.
— А что это у него? — шепотом спросила Лиза у Виктора Михайловича.
— Гусли, — так же шепотом ответил он. — Молчи и слушай! Нигде больше такого не услышишь!
Закончил молодой богатырь играть и склонил голову набок, улыбается.
— Алеша Попович я. Слыхала, может?
— Нет, — честно ответила Лиза. — Я еще маленькая. А что вы делаете там?
— Землю русскую охраняем, — ответил Илья Муромец. — На границе стоим, смотрим вокруг. Мимо нас ни зверь не пробежит, ни птица не пролетит незамеченной.
— А где же у вас ружья? — спросила девочка.
— Это так давно было, что и представить нельзя. — вмешался Виктор Михайлович. — Тогда никаких ружей да пистолетов еще не было. Видишь, у Добрыни — меч. у Ильи Муромца — копье да тяжелая палица булатная, вроде дубинки, только железная. А у Алеши — лук со стрелами закаленными.
Bитязь на распутье, 1878 г.
— А рубашки у них такие же, как на стенах у вас висят, да? — догадалась Лиза.
— Да. они кольчугами называются. Такую кольчугу сразу и мечом-то не разрубишь.
— А откуда вы все это узнали?—удивилась Лиза.
— Читал много. В музеи ходил, смотрел. В музеях вся история и хранится. Там много чего можно увидеть.
Лиза раскрыла рот, чтобы еще что-то спросить, но Виктор Михайлович приложил палец к губам:— Все! Молчок! Я должен работать!
Он опять повернулся спиной к Лизе и взял в руки кисти. Лизуше показалось обидным сидеть тут одной, никому не нужной. Она начала хныкать, сначала тихо, потом все громче и... проснулась.
Иван-Царевич на Сером Еолке, 1889 г.
Над ней, широко раскрыв глаза, стояла удивленная тетя в синем халате и со шваброй в руках.
— Откуда ты взялась, девочка? — спросила она Лизу.
— Я заблудилась, — сказала Лиза.
— Я хочу домой.Потом она оглянулась и спросила:— А где тот дядя?— Какой? — удивилась женщина.— Ну, который все эти картины написал. Его Виктор Михайлович зовут, — рассердилась Лиза. — Я же тут с ним только что разговаривала!— Эти картины написал Виктор Михайлович Васнецов! — строго сказала тетя. — Он жил давно. А мы с тобой сейчас в его доме, который стал музеем.— Все равно, я с ним сейчас разговаривала!— Значит, повезло тебе, девочка. — улыбнулась тетя. — Ты побывала в сказке. Пойдем-ка, поищем твою маму.
Аленушка, 1881
Царевна-лягушка 1918
Виктор Васнецов. Спящая царевна (1900-1926)
Сирин и Алконост. Песнь Радости и Печали. 1896
Ковёр-самолёт. 1880
mossad-russia.livejournal.com
художник – сказочник, певец старорусского быта, реформатор монументального религиозного искусства...
 |
| В.М.Васнецов. Автпортрет. 1873 |
" - Послушайте, зачем Вам быть священником? Ведь священников, православных и католических, хороших и плохих, и без вас много, а вот людей с такими большими художественными способностями, как у Вас, и хороших художников немного. Бросьте Вы нашу семинарию, поезжайте в Питер и поступайте в Академию Художеств. Это Ваше настоящее дело!" – так ссыльный польский художник Эльвиро Андриолли убеждал своего помощника по росписи храма в с.Рябово Виктора Васнецова, юного семинариста.
С этого начала слагаться творческая биография выдающегося живописца Виктора Михайловича Васнецова, чей 165-летний юбилей мы празднуем сегодня, 15 мая 2013 года! Художник – сказочник, певец старорусского быта, реформатор монументального религиозного искусства, Виктор Михайлович в жизни был невероятно простым и обаятельным человеком.
Еще робким юношей приехав в Петербург и сдав все экзамены в Академии Художеств, он побоялся зайти в Канцелярию, чтобы узнать результаты своего поступления. Как художник вспоминал в старости: "..уж очень важными особами казались мне тогда все эти чиновники и простые служители и сторожа, все в расшитых золотом мундирах!" Лишь через год, вновь подав документы на поступление, ему сказали, что он зачислен еще в прошлом году! Вся природная скромность и деликатность Виктора Михайловича Васнецова сказалась в этом эпизоде его жизни. С развитием живописного таланта, все возрастающей славой мастера и признание за ним определенного стиля в искусстве – "васнецовского" , Виктор Михайлович к своим успехам относился более чем сдержанно. На восторженные отклики публики и сравнения его произведений с работами Рафаэля, русский художник, отшучиваясь, говорил: "Ну, где уж там – Рафаэль, хоть бы Корреджо-то быть"."Характер у Васнецова был живой, общительный", - вспоминал о нем современник. "Любил он пошутить, и когда был в ударе, сыпал остротами, как из рога изобилия. Шутки его над ближними были всегда безобидны. Комизм их заключался в неожиданности и в том, что сам он сохранял при этом серьезный вид". На домашних спектаклях в доме Мамонтова он блистал в своих сценических образах – самым удачным и запоминающимся для абрамцевской молодежи оказалась исполненная им роль Деда Мороза в постановке "Снегурочка". Сам, высокий типичный северянин - вятич, по воспоминаниям современников имел "иконописную внешность", "с рыжевато-светлыми волосами, висящими словно мочалки по бокам длинного, скорее красивого лица, с прямо глядящими на вас глазами. Голос гнусавый и говор совсем особенный". В доме Третьяковых прислуга прозвала его "дровосеком" и "лесовиком", а вот одной из дочерей показался "лешим".
 |
| В.М.Васнецов. Иван царевич на Сером волке 1889 |
Переехав в Киев в связи с росписями Владимирского собора, общение между семьями Васнецова и Третьякова не прекращается, в обширной переписке звучат многочисленные слова сочувствия и поддержки в трудные минуты и желание поделится случившимися радостными событиями. Неоднакратно Васнецов пишет о том, как ему не хватает музыки: "Тоскую <…> о музыке, иногда очень и очень хочется послушать Бетховена или Баха, или Моцарта из хороших рук!" - писал он в октябре 1885 года. Или в декабре того же года: "Как бы было хорошо для меня теперь слушать великую музыку. Как я рад был теперь приютиться у печки между двумя столиками (моё обыкновенное место) и слушать Баха, Бетховена, Моцарта, слушать и понимать, что волновало их душу, радоваться с ними, страдать, торжествовать; понимать великую эпопею человеческого духа, рассказанную их звуками….музыкой можно лечиться!"
Сам Васнецов не владел музыкальными инструментами и не пел. Только у себя дома, работая над картиной "Богатыри" (1881- 1898, Государственная Третьяковская галерея), иногда увлекался и начинал что-нибудь напевать – сначала тихо, а потом все громче и громче. Виктор Михайлович над этой своей слабостью иронизировал и однажды рассказал забавный случай из жизни: "Работаю я, работаю и незаметно для самого себя распелся. А маленький Миша (сын художника – прим. М.Ч.) шести лет, игравший тут же, в углу, подходит ко мне и совершенно серьезно говорит: "Папа, не пой. Когда ты поешь, мне делается страшно!"
 |
| В.М.Васнецов. Богатыри. 1881-1898 |
tretyakovgallery.blogspot.com
