10 самых дорогих картин 2015 года. Картина спящая соцработница

Смотрите Фрейда | ART1

«Lucian Freud». Художественно-исторический музей (Kunsthistorisches Museum), Вена, 8 октября 2013 – 6 января 2014.

Люсьен Фрейд. Автопортрет. 1985

Люсьен Фрейд сегодня звезда. Звон его имени зачастую опережает его искусство. Начав жизненный путь в Берлине в 1922 году внуком того самого Фрейда, он два года назад покинул мир одним из крупнейших художников XX века. Выставки следуют одна за другой, их сопровождают многочисленные публикации, громкие продажи и такая не слишком знакомая Петербургу вещь, как музейная реклама. Столица деда Фрейда – Вена – сплошь украшена постерами выставки, настойчиво выносящими образы художника на улицы. Хочешь не хочешь, а посмотришь «голых и некрасивых» людей, заверенных штампом главного художественного музея Австрии.

Окруженные рекламными соседями – «красавицами и красавцами» – персонажи Фрейда выглядят грубо и откровенно уродливо. И только широкие мазки и изыски цвета связывают в массовом сознании изображение с первым словом в названии музея – «Kunst» (искусство). Подобные вещи только подогревают шумиху, но не слишком способствуют знакомству с картинами. Сначала мне такая ситуация напомнила старый анекдот, где герой получил представление о голосе Карузо при помощи друга – «Рабинович напел». Конечно, там – услышать, тут – вроде бы увидеть, но сперва подумалось, что пиарщик музея – тот самый «рабинович».

Люсьен Фрейд. Девушка с белой собакой. 1950 - 1951.

Кульминацией выставки являются большие холсты 80 – 90-х годов, среди которых особое место занимают так называемые «голые портреты». Вообще, портрет – главный жанр Люсьена Фрейда, даже когда – как выражался сам художник – он пишет стул. Предполагается, что в портрете главное – лицо. Ему нужно быть выразительным, а для этого можно быть открытым, голым, экспрессивным, деформированным – «некрасивым». Другое дело, что некрасивость в искусстве, как правило, согласуется с принципом декорума и оказывается «красивой некрасивостью». Тело – необязательная составляющая портрета, тем более тело без одежды. И даже если оно присутствует, у него изначально меньше возможностей быть некрасивым. А голое тело – неидеализированное, без декорума, неоправданное сюжетом (мифологическим, например) - вообще почти не имеет права голоса. В музеях современного искусства (их квартал располагается через дорогу от Кунстхисторишес) такое тело, выполненное в какой угодно технике, будет принято спокойно – чего там только не видели. Но в раме на холсте рядом с творениями Рафаэля и Тициана ему непросто.

На огромном поле 231,8 × 196,2 см в излюбленных Люсьеном Фрейдом сдержанных серо-коричневых тонах написаны два голых лежащих человека. Нелепая пара – большой плотный мужчина и маленькая нескладная женщина – словно спят на кровати в необжитой неуютной комнате, но на самом деле позируют: лежат «на подиуме» в мастерской художника, где обитают все герои, хотя это неважно – событийности тут нет. Как нет и наслаждения формой, цветом плоти – это не Рубенс с прозрачными слоями прекраснейших цветов. Кисть Люсьена Фрейда отстраненна и холодна (художник всегда держит эмоциональную и пространственную дистанцию), но все же субъективна – здесь нет буквальности. Зато есть физика телесной материи, есть интенсификация этой физики и ее реальности: за картиной чувствуется бытие. И не куска мяса, а именно человека в теле. Какой этот человек – вопрос уже второго порядка. Интенсивно присутствующее голое тело, хоть и отстраненно увиденное, в определенной степени эротично, но его нелепость, необлагороженность и интровертность (герои погружены в себя) гасят сам эротизм, оставляя, однако, эмоциональное напряжение.

Люсьен Фрейд. И жених. 1993.

Самое интересное, что напряжение есть во всех работах Люсьена Фрейда. Даже без голых тел или людей вообще. Его немногочисленные натюрморты или городские пейзажи также источают его, правда, слабее.

Выставка построена по хронологическому принципу. Кульминационный зал с большими портретами предваряется ранними картинами: от небольших графичных работ 40-х годов с тонким рисунком, гладко в один слой  написанных, – к нарастающей объемности, материальности и телесности 50-х – начала 60-х. «Девушка с белой собакой» 1950 – 1951 годов считается первой ласточкой зрелого Фрейда. Его беременная жена (их было в его жизни много: и беременных, и жен) сидит на диване в желтом халате, который открывает одну грудь – некрасивую, но не отпускающую внимание. Левая ладонь намного благообразнее, но лишена той интенсивности присутствия, которая так привлекает у Фрейда. Бóльшая интенсивность им переживается в некрасивости. При этом натура не деформируется нарочито, это не акт агрессии по отношению к ней и зрителю, она вообще не уродуется, а просто будто бы не декорируется. «Будто бы» – потому что строгая композиция, сдержанно-экспрессивное письмо и «интеллектуальный» приглушенно-разбеленный колорит подают эту натуру эффектно.

Музей попытался вписать Люсьена Фрейда в свой контекст, связав его с Тицианом, выход в зал которого открывается прямо из фрейдовской экспозиции, снабженный текстом о том, как ценил художник великого венецианца. Также были сделаны отсылки к  Веласкесу, древнему Египту и прочему. Люсьен Фрейд – автор современный, и несмотря на то что работал в такой «древней» технике как «холст, масло», он является продуктом своего времени. В доме-музее его деда по знаменитому адресу Берггассе 19 открыта выставка фотографий художника во время работы, его мастерской и дома, сделанных ассистентом – Дэвидом Доусеном (чей голый портрет присутствует на выставке в Кунстхисторишес). На одной из фотографий показана полка библиотеки, заполненная книгами о художниках, которой могут позавидовать и искусствоведы. Люсьен Фрейд знал и много смотрел старых мастеров. Он даже участвовал в качестве куратора в нескольких выставках старого искусства, писал свободные «копии» и своеобразные «ответы» художникам прошлого. Сильные традиции классиков в его живописи, конечно, есть. Но в таком прямой связке традиционность выявляется не лучшим способом.

Люсьен Фрейд. Спящая соцработница. 1995.

Люсьен Фрейд пишет современного человека в его реальном, свободном от «канонов красоты» теле. Он не говорит о социальном, культурном, политическом, он пишет образы человека, которые нужно смотреть. Да, можно искать зацепки для социальной истории искусства: наряду с друзьями и родными Фрейд писал также богатых и знатных людей (в одежде), включая королеву Великобритании (у нее только лицо). Но этим не схватить его искусства. Его работы не пересказать, не показать на картинках в книжке. Даже официальный каталог безбожно наврал в цвете, украв многое у художника. Его искусство предназначено для созерцания в музее, вдали от повседневной суеты. Это отлично подчеркнули устроители выставки, погрузив первую часть экспозиции во тьму по принципу кинозала и точечно подсветив полотна, расположенные на очень комфортном для восприятия уровне, при этом сделав это так, что видна живопись, а не собственное отражение в стекле рамы.

Люсьен Фрейд остр, интенсивен в ощущениях, при этом сдержан. У него есть образ, но нет театра. Есть чувства, но нет сентиментальности. Противникам последнего высказывания привожу в пример отцовство в «Человеке с дочерью» (1963 – 1964), нежность в прикосновении ступней женщины к телу жениха в описанной выше работе с лежащей парой, взаимную привязанность девушки и ее четвероногого друга – гончей Джошуа в «Двойном портрете» (1985 – 1986) и др. Знаменитая же своими «габаритами» и ценой «Спящая соцработница» (1995) – Сью Тиллей, представленная на выставке в двух вариантах из четырех, – предельная точка эстетики Люсьена Фрейда. Она не столько «вот вам!», сколько предел телесной интенсивности.

В центральном зале висят и некоторые «одетые портреты». «Мужчина на стуле» (1983 – 1985) и «Два ирландца» (1984 – 1985) – сильные работы, однако пиарщики музея не отправили их штурмовать город с афиш, предпочтя голых героев. Посетив выставку, думаешь – да и правильно. Для тех, кто пойдет смотреть, образы Люсьена Фрейда на картинах легко возьмут верх над легковесностью рекламного впечатления. А для тех, кто остановится на плакатах и не пойдет, взамен останется пошлость.

Loading...

art1.ru

Люсьен Фрейд: безумная жизнь внука великого психоаналитика...

(при наведении мышкой на фото видны названия картин) 23 июля 2011 года на похоронах знаменитого художника Люсьена Фрейда — внука того самого Зигмунда Фрейда — впервые встретились его многочисленные дети. Никто, даже сам Фрейд, точно не знал, сколько их на самом деле, потому что официально он признал всего четырнадцать. Сводные братья и сестры познакомились вот при таких печальных обстоятельствах. Некоторые из них вообще никогда не видели собственного отца живым... Признанные дети, впрочем как и непризнанные, наверняка отчаянно кусали локти, когда с аукциона Christie’s картина Люсьена Фрейда «Спящая соцработница» была продана за 33,6 миллиона долларов, установив абсолютный рекорд за полотно живого мастера. (покупателем оказался Рома Абрамович (в 2008-м году). «The Times» утверждала, что на преобретение вдохновила 26-летняя подруга Дарья Жукова, которая увлекается искусством.) Завещание Люсьена открыли вскоре после похорон, и тут уже ахнула вся Великобритания: его наследие составляло 156 миллионов долларов! Никогда еще в истории художники Соединенного Королевства не оставляли после себя таких денег. Впрочем, отпрыскам радоваться не пришлось: никому из них ничего не досталось от баснословно богатого родителя, а ведь все они были люди весьма скромного достатка — биржевые маклеры, программисты, бухгалтеры, домохозяйки, одна не слишком известная писательница, один не слишком преуспевающий дизайнер… Зато Люсьен Фрейд щедро оплатил услуги своего ассистента Дэвида Доусона, завещав тому лондонский дом в роскошном районе Холланд Парк и 4 миллиона долларов. Видимо, Доусон был мил Фрейду тем, что позировал для последней, так и оставшейся незаконченной картины художника. Все остальное 88-летний портретист попросту передал своему юристу Диане Роустрон, призвав ее разобраться с его наследством «как-нибудь». Деньги всегда являлись довольно абстрактным понятием для Люсьена, предметом, так сказать, далеко не первой необходимости. Наблюдая по телевизору, как проходит продажа с аукциона Christie’s его картин, Фрейд следил вовсе не за нулями, прибавлявшимися к начальной сумме, а за людьми, пожиравшими эти нули глазами: за их нервными жестами, меняющимся выражением лиц, выступающими мелкими капельками пота на лбу, невольно сжимающимися кулаками… Впрочем, Фрейду было плевать на нули и даже единицы на банковском счете и тогда, когда у него там болталось не больше сотни, от силы тысячи фунтов стерлингов, и такое положение дел сохранялось практически всю его длинную жизнь, за исключением последних двух десятилетий, когда его картины вдруг рассмотрели, оценили и стали бешено покупать. Один из сыновей Фрейда, кажется биржевой маклер, раздраженно заметил, мол, где это видано, чтобы человек, у которого почти сотня миллионов в банке, в последний день своей жизни, словно раб на галерах, восемь часов подряд стоял в своей вечно захламленной мастерской в заляпанном, видавшем виды фартуке и, не отрываясь, выписывал портрет своего обнаженного помощника с собакой. А кто сказал, что Люсьен Фрейд был обычным человеком? К числу обывателей он не относился точно: с конца 40-х годов и до самой смерти Фрейд оставался одним из наиболее примечательных персонажей лондонской богемы, даже после того как к нему пришло то, что на языке простых смертных называют славой. В лондонском районе Паддингтон, где после Второй мировой войны в полуразрушенных дешевых георгианских особняках селились свободные художники, поэты, наркоманы, просто бездельники и лоботрясы, стремительную высокую фигуру Люсьена Фрейда в старомодном черном пальто с меховой полоской воротника узнавали издалека, спутать его невозможно было ни с кем. Он отличался какой-то магической, сумрачной красотой, а взгляд его близко посаженных серо-голубых глаз пугал своей пристальностью. Молодой человек частенько разгуливал, привязав к своему запястью пустельгу; хищная птица свирепо вращала глазами и недобро смотрела на того, кто ее пленил. Многие думали, что пустельга — всего лишь эпатаж, а молодой человек разыгрывает из себя последователя д ‘Аннунцио и Луизы Казати. Однако Фрейд утверждал, что, постоянно наблюдая за птицей, он учится лучше ее видеть, а значит, и воспроизводить на холсте. Кстати, поношенное черное пальто, которое Люсьен не снимал лет двадцать, принадлежало его знаменитому деду, и внук трясся над этим старьем, как над священной реликвией. От Зигмунда Фрейда Люсьену досталось почему-то только это пальто, пугавшее его новых знакомых, словно в нем был зашит дух скандального основателя психоанализа, которого в Лондоне долгое время боялись. А Люсьен обожал цитировать деда: «Люди куда более моральны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить, вы в курсе, мой друг? Ребенок, сосущий грудь матери, это вообще-то прототип любых любовных отношений… Уверен, вы никогда над этим не задумывались!» Фрэнсис Бэкон, которому предстояло стать, во-первых, одним из самых выдающихся английских живописцев, а во-вторых, лучшим другом Люсьена, потрясенно внимал этим откровениям, а иногда даже записывал их в небольшой блокнотик. Честное слово, этот Фрейд просто семи пядей во лбу. Так, значит, он, Бэкон, был влюблен в собственную мать? Не исключено! А уж то, что он втайне мечтает убить своего жестокого вояку-отца, — так в этом нет никаких сомнений. Нелюбовь к отцу и явное предпочтение матери окрасили детство и самого Люсьена, поэтому, уже взрослым ознакомившись с теорией деда, он решил, что Зигмунд, пожалуй, не так уж и ошибался... Фрейды принадлежали к берлинским евреям и жили вполне комфортно, пока не стало ясно, чем грозит приход к власти Гитлера. У Эрнста Фрейда была процветающая архитектурная студия, приносившая приличный доход. Трое сыновей, средним из которых был Люсьен, ходили в одну из лучших берлинских школ и до поры до времени не ощущали своей ущербности. Вместе с другими детьми, а вернее, даже раньше многих из них Люсьен начал повсюду рисовать свастики, просто потому, что ему нравился этот орнамент, а родители так и не нашли слов, чтобы объяснить сыну, что он еврей и этим отличается от прочих. Неизвестно, что с ними было бы дальше, если бы Эрнст Фрейд не сумел включить на полную катушку все свои связи и вовремя — еще в 1933 году, не дожидаясь последствий растущего в стране антисемитизма, не вывез свою семью в Лондон. Оставшиеся в Германии родственники — тетки и дядья Люсьена — трагически погибнут в концлагерях, а деда — Зигмунда Фрейда, жившего в попавшей под власть нацистов Вене, удалось вывезти в Лондон буквально в последнюю минуту. Впоследствии Люсьен будет хвастаться: благодаря тому, что он мальчишкой замирал в неудобной позе и дышал пылью под знаменитой дедовской кушеткой, ему теперь ведома вся подноготная человеческой души и все ее животные инстинкты. Животные честны, а человек врун и трус — такой истиной вооружился Люсьен, начиная свой путь в искусстве. Во всяком случае, животных он в самом деле обожал с раннего детства, особенно собак и лошадей. Все бездомные блохастые лондонские собаки, которые попадались Люсьену на улице, оказывались на дорогом ковре родительской прихожей с безапелляционным требованием: — Возьмем! Мать Люси, в честь которой назвали среднего сына — ее любимчика, начинала беспомощно мямлить, что «песик немножко грязный», тогда Люсьен ставил «немножко грязного» прямо в белоснежную ванну под струи воды. Дело кончалось громовыми проклятиями папы Эрнста, безжалостно выкидывавшего за порог очередного отмытого найденыша. У отца с сыном никогда не было особого взаимопонимания. Люсьен даже не поделился с отцом тем, что решил стать художником, и до первой выставки сына Эрнст Фрейд не сомневался, что его средний учится на зоолога. Развлечения ради 16-летний Люсьен однажды вырезал из песчаника скульптуру трехногой лошади и представил на конкурс в Central School of Arts and Crafts. Поделка понравилась, и мальчишку приняли только за одну эту скульптуру! Впрочем, Люсьен ходил в классы только тогда, когда хотел, и в итоге прогулял больше половины занятий. Следующим местом, где шалопай пытался продолжить формальное образование, была East Anglian School of Drawing and Painting. Его учителем стал знаменитый художник Седрик Моррис. Он готов был простить своему ученику все за его талант. Моррис говорил, что никогда не встречал настолько свободного человека: Люсьен делал только то, что пожелает, принудить к чему-нибудь его было невозможно. Впрочем, Моррису пришлось дорого заплатить за свободолюбие Люсьена: однажды Фрейд курил с приятелем в одной из мастерских школы и бросил тлеющий окурок на пол. В старом деревянном помещении занялся пожар. Моррис потом назовет это «инцидентом», но в результате «инцидента» сгорела вся школа! Люсьен не поспешил вызывать пожарных, он пожирал глазами вздымавшееся пламя: ну и красотища! Несмотря ни на что, добрейший Моррис предложил Фрейду продолжить у него обучение, но 18-летний Люсьен решил поставить крест на образовании: он и так художник, к чему забивать голову чужими правилами? К началу 50-х Фрейд стал своим в кружке эстетствующих гомосексуалистов — в Лондоне именно они ассоциировались с авангардом; а то, что Люсьен однозначно предпочитал женщин, никакого значения не имело. Он каким-то образом сделался протеже знаменитого издателя популярного журнала Horizon Питера Уотсона, богача, интеллектуала, многолетнего любовника известного фотографа Сесила Битона. Уотсон долгие годы подкидывал Люсьену деньги просто за то, что тот занимается своим делом, то есть живописью. Что именно рисует демонический красавец Фрейд, Уотсона не интересовало, хотя он делал вид, что обожает картины Люсьена. Фрейд долго искал свой путь: начал с гротеска, затем перешел к экспрессионизму, эпатировал зрителей тем, что рисовал мертвую натуру — мертвых собак, кошек, обезьян… — Но почему мертвых? — раздражался друг Люсьена Фрэнсис Бэкон, рассматривая ранние работы Фрейда. — Потому что вы шалун и некрофил? Люсьен недоуменно пожимал плечами: — Вы что, дурак, Фрэнсис? Если бы они были живыми, то шевелились бы, бегали! Как бы я, по-вашему, мог сосредоточиться? Однако постепенно интерес Фрейда переместился с мертвых животных на живую человеческую натуру. Одной из тех, кто расскажет, каким садистом бывал Люсьен, когда рисовал, станет его первая жена Китти Гарман, ведь ее он писал немало, а она ненавидела позировать мужу. Вообще юной Китти, незаконнорожденной дочери известного лондонского скульптора Джейкоба Эпштейна, стоило бы лучше приглядеться к необычному молодому человеку, внезапно сделавшему ей предложение. Но она влюбилась в красавчика Люсьена совершенно безоглядно, точно так же, как когда-то ее мать Кэтлин влюбилась в скульптора Эпштейна и на всю жизнь согласилась на роль любовницы. Другой вопрос — зачем 22-летнему Люсьену, с самого начала своей карьеры спавшему со всеми натурщицами, понадобилось жениться на Китти? Она была племянницей его прежней любовницы Лорны Гарман, ну и что с того? Едва ли Люсьен так уж рвался породниться со знаменитым скульптором, хотя в молодости в нем еще порой сквозила тревожная неуверенность эмигранта— к тому же еврея, — и ему хотелось укорениться на чужой английской земле. Темноволосая миленькая и очень живая Китти сразила его отсутствием предрассудков — среди знакомых Фрейду девушек из приличного общества мало кто мог этим похвастаться: юная мисс Гарман смело входила в спальню Люсьена с дымящимся кофе на подносе, совершенно не смущаясь тем, что в этот самый момент к нему прижимается другая девушка. — Вы любите хороший кофе? — ясным голосом спрашивала Китти и, широко улыбаясь, протягивала потрясенной сопернице чашку. Кто бы еще, кроме юных беспризорниц, которых Люсьен, как бездомных котят, подбирал в парке и приводил домой, чтобы их рисовать, согласился всю ночь ворочаться на скрипучем диване с выпирающими пружинами, что стоял посреди захламленной мастерской Фрейда? А вот Китти Гарман оказалась на это способна и провела на столь неудобном ложе немало ночей. Зачем понадобилось 26-летнему Люсьену весной 1948 года жениться на Китти, он и сам толком не знал; просто по молодости хотелось попробовать чего-то нового, наподобие новых красок. Вот только родившиеся одна за другой две дочери, Энн и Аннабел, вызывали у Люсьена такое чувство, словно его хотят привлечь за преступление, которого он не совершал. Фрейд вышел из этого брака так же, как и вошел: почти не заметив его и продолжая жить своей отдельной, совершенно не связанной с Китти жизнью. К тому времени как супруги окончательно расстались, в Сохо уже состоялась первая персональная выставка Люсьена, и ее заметили. С середины 50-х Люсьен Фрейд стал вторым некоронованным королем художников в этом артистическом районе Лондона, первым был Фрэнсис Бэкон, старше его на 12 лет. Оба держали фигу в кармане, занимаясь фигуративной живописью в эпоху повального абстракционизма, обоих считали высокомерными наглецами, плюющими на святыни. Многие думали, что они любовники, но это было неправдой, хотя гомосексуалист Бэкон долго и безответно пытался втянуть Фрейда в интимные отношения. Но вот чем он смог заразить Люсьена, так это страстью к рулетке. Делая огромные, в десятки раз превышающие его доходы и вообще все разумные пределы ставки, Фрейд открыл в себе страсть к риску. Он следил за брошенным кубиком горящими глазами, как волк следит за добычей. Если выигрыш доставался не ему, Фрейд оглашал игорный зал зычным бойцовским рыком, окружающие боялись, что сейчас он набросится на них и начнет потрошить. Не раз случалось, что взбешенный проигрышем Люсьен начинал крушить игорный зал, и друзьям приходилось вчетвером вытаскивать его на улицу — Фрейд был очень силен. В точно такое же бешенство Фрейд приходил, если какой-нибудь уличный бродяга, чей типаж ему приглянулся, не желал идти к нему в мастерскую. Дамы отказывали ему крайне редко: обычно его выразительная внешность покоряла их сердца с первого взгляда. Среди цветочниц, стриптизерш, дам полусвета, проституток, прачек Фрейд выискивал необычные лица, выразительные руки, говорящую грудь, плачущие плечи… Он всегда сначала рисовал женщин, а потом спал с ними в благодарность за то, что они позволили ему сделать свое дело — разобрать их на части, а затем заново пересобрать на холсте так, как ему казалось убедительнее. Обычно женщины приходили в ужас от своих портретов, ибо сходство было весьма приблизительным: Люсьен рисовал то, что казалось верным его художественному воображению, он ведь не фотокамера и не собирается соперничать с ней! Испытывал ли он страсть или любовь к своим натурщицам? «Разве что страсть исследователя-патологоанатома», — как с горечью скажет одна из бесчисленных любовниц Люсьена — писательница Джоан Уиндем. Как бы то ни было, но Фрейд продолжал без разбора покорять женские сердца, пока ему не исполнился 31 год и он не встретил Ее. Высокая воздушная красавица, 18-летнее невинное создание с огромными глазами, она лучше всех танцевала вальс на великосветской вечеринке Энн Флеминг, баронессы, испытывавшей слабость к художникам и часто принимавшей их у себя. Люсьен неуклюже пригласил поразившую его девушку, хотя откуда же ему было уметь танцевать? Положив большие дрожащие руки на ее тонюсенькую талию, он так и стоял посреди зала, мешая кружащимся парам. Фрейд не сводил глаз с незнакомки, а она густо залилась румянцем, не зная, как себя вести. — Не надейтесь, Люсьен, — шепнула ему хозяйка Энн Флеминг. — Вы положили глаз на наследницу Гиннессов. Хотя бы оделись сегодня прилично случаю! Нашли кого поучать! Фрейд всегда одевался так, как ему нравилось, и со «случаями» считаться не желал. Незастегнутая у ворота рубашка, никакой удавки на шее, разумеется, никаких сюртуков, экстравагантные клетчатые штаны из шотландки. Не нравится — не надо его приглашать! Он не собирается попадать в капкан чужих вкусов и пристрастий. Но на том вечере баронессы Флеминг Люсьен все-таки попался в капкан, причем в тот самый, в который меньше всего опасался угодить. Что касается юной незнакомки по имени Кэролайн Блэквуд, только начавшей выезжать в свет в обществе строгой маменьки, то и она попалась тоже. Эти двое оказались связанными одной цепью любви-страсти, совершенно непереносимой для обоих. Впервые в жизни Люсьена Фрейда ранила стрела Амура, до этого он никогда никого не любил. Но самое непостижимое, как Кэролайн удалось уговорить свою мать Морин, на дух не переносящую Фрейда, благословить этот брак! Весной 1954 года Люсьен и Кэролайн поженились — скромно и без лишнего шума. После свадьбы перед Фрейдом встал вопрос: как ведет себя «приличный супруг»? С первой женой Китти ничего подобного не приходило ему в голову. Друг Фрэнсис Бэкон только похохатывал, выслушивая, чем теперь забита голова Фрейда. Сам Фрэнсис никогда не пробовал стать «приличным супругом», а непритязательные парни, с которыми он время от времени жил, удовлетворялись обстановкой, напоминавшей заброшенный сарай, и постелью с клопами. А вот безумно влюбленный Люсьен наскреб денег, влез в долги, продал кое-какие картины и осилил загородный дом в весьма престижном месте, после чего растерялся и… бросился за помощью к матери. Изо всей его большой семьи единственным близким человеком для Люсьена всегда оставалась мать. Как и в детстве, Люси Фрейд во всем потакала любимому сыну и страшно гордилась именно им, долгое время остававшимся непризнанным художником, а вовсе не старшим — Клементом, сделавшим успешную политическую карьеру. Люсьен частенько заглядывал к матери в небольшую квартиру, выбирая моменты, когда она оставалась одна. Целый противень свежеиспеченных берлинских пирожных и смотревшие на него с обожанием материнские глаза вознаграждали его за эти вылазки в давно ставший чуждым мир так называемых обычных людей. Узнав о любви Люсьена к наследнице Гиннессов, матушка зарумянилась от радости и захлопала в ладоши. Как чудесно! Наконец-то ее сынок будет счастлив! Стесняясь, Люсьен выдавил из себя вопрос, что, по ее мнению, делает женщину счастливой? — Проводи с ней как можно больше времени, сынок, води в хорошие рестораны… — польщенная вниманием сына Люси готова была давать советы до утра. Люсьен вышел от матери, пожимая плечами и вопросительно гримасничая — черт знает что все это означает в его случае. Он был готов почти на все, кроме того, чтобы пускать жену в мастерскую, пока работает. Весь рабочий распорядок пришлось перекроить. Кэролайн, разумеется, предпочитала, чтобы ночи он проводил с ней в супружеской спальне, поэтому надо было учиться писать с утра, в те самые омерзительные часы, когда чиновники садятся за столы в своих офисах. Но где с утра найти подходящую модель, они уже все попрятались по своим норам от дневного света. Обычно Люсьен подбирал их ночью, рыская по злачным местам города, где обретались самые интересные человеческие типажи — проститутки, рыночные торговки, бродяги, бездомные, наркоманы, воры… Жене ведь лучше не видеть этот прекрасный сброд, верно? Вскоре после перемены распорядка дня Люсьен заметил, что у него, когда он пишет, стала дрожать рука; он все чаще бесился, выплескивая гнев на натурщика, какого-нибудь несчастного бродяжку или перепуганную девицу. Случалось, в сердцах Фрейд плескал в них краской, бывало, ввязывался в драку, спуская клиента с лестницы под непечатную брань. К встречам с женой приходилось делать лицо, перекраивая недовольство собой и раздражение в улыбку. Кэролайн уже знала, как тягостны для мужа, которого она искренне считала гением, домашние обеды, поэтому сама спешила по вечерам в Сохо, чтобы провести время так, как любит Люсьен. А что такое Сохо? Сочетание дверей и стоек баров, здесь переходишь из одного питейного или клубного помещения в другое. Мюзик-холлы, кабаре и сомнительные забегаловки без пробелов сменяют друг друга. Как-то Люсьен привел жену, одетую в дорогое меховое манто, в излюбленный художниками «Френч Хаус», но манто в первый же вечер облили дешевым вином. Кэролайн держалась мужественно и широким жестом подарила его ошалевшей от радости хозяйке. Другое популярное в среде богемы питейное заведение — The Colony Room, которое содержала колоритная дамочка Мюриэл Белчер, целиком умещалось в крошечной комнате, куда ежевечерне до отказа набивались коллеги по цеху со своими вульгарными и крикливыми подружками — Рональд Китай, Майкл Эндрюс, Франк Ауербах, Леон Кософф… Все те, кого потом назовут «лондонской школой живописи». Скандалы и объятия, ненависть и страсть, вранье и откровенность — здесь все было напоказ. Бедная Кэролайн вдоволь натерпелась там и пьяных разглагольствований, и потных лобзаний, и отборной брани, и непристойностей. Маленький испуганный домашний зверек, попавший на разнузданный праздник к хищникам... В поисках выхода Люсьен пару раз водил жену в приличный ночной клуб Goyle — здесь собиралась богема вперемешку с аристократией, тяготеющей к искусству. Поначалу Кэролайн была впечатлена, встретив тут герцогиню О ‘Нейл, графа Норолла; она даже склонилась в реверансе перед оказавшейся тут принцессой Маргарет, сестрой королевы Елизаветы. Маргарет была пьяна и больно ущипнула Кэролайн за руку. Супруге Люсьена не нужно было спрашивать мужа, почему он прилип к этим ужасным заведениям и не может пропустить ни одного вечера ради нее и дома. Она оказалась умна и, как ни странно, прекрасно понимала, что Люсьен попросту заряжается здесь энергией, что его заводит атмосфера беспрерывных споров об искусстве среди вечной пьянки и безобразия, что мужу необходим обмен творческими идеями в этом дымном чаду. Именно в таких злачных местах Фрэнсис Бэкон имел обыкновение демонстрировать друзьям-художникам свои «Распятия». Люсьен свои работы никогда не приносил, но чужие рассматривал с огромным вниманием: для них для всех это был вариант неформальных выставок. Эти одержимые люди не могли без подобного жить! Кэролайн не высыпалась, уставала, страдала физически, но терпела, продолжая любить мужа, по-прежнему считая его необыкновенным. Из последних сил терпел и Люсьен, сердцем привязавшийся к этой хрупкой девушке с огромными преданными глазами и благодарный ей за самоотверженное понимание своей мятущейся творческой души. Ему хотелось ее рисовать; и наивная Кэролайн поначалу так обрадовалась этому! Откуда ей было знать, что позировать Фрейду — пытка; что у себя в мастерской перед холстом Люсьен тотчас выскочит из роли «приличного мужа», как черт из табакерки. В своем заляпанном рабочем фартуке, с большой кистью в руках он напоминал ей мясника, готовящегося разделать тушу. — Сидеть! — потеряв контроль, орал Люсьен жене, потянувшейся к затекшей ноге. — Не шевелиться, я сказал! Господи, как же она старалась: чесался нос, сводило ноги, затекала поясница, но Кэролайн сидела не шевелясь во имя мужа и искусства. Ее блуждающие глаза — единственное, чем дозволялось двигать, — то и дело натыкались на незавинченные тюбики с краской, валяющиеся на полу грязные тряпки, немытые кисти в хрустальных вазах, которые подарила ее мать. Два часа, три часа, пять часов пытки — кто в состоянии такое выдержать? Люсьен бегал по комнате, а потом накидывался на холст, нанося резкие, как удары, мазки кистью. Возможно, десятки лет спустя Кэролайн и испытала удовлетворение от того, что ее портреты, особенно холст «Кровать в отеле», станут считаться бесценными шедеврами, но впервые увидев, какой изобразил ее муж, бедняжка рыдала не одну ночь. Оказывается, она — уродина с неестественно огромными глазами и широким расплющенным лицом, похожая на некрасивую куклу. После того как Люсьен закончил «Кровать в отеле», Кэролайн поразило, какой постаревшей и измученной она выглядит. Что с ней произошло? Куда делась ее красота? — Ты такой только станешь, — глупо пытался утешить жену Люсьен, но Кэролайн ему не верила: она уже такой стала... Ее потрясло, какое несчастное тревожное существо смотрит на нее с портрета. — Почему ты изобразил меня такой испуганной? — допытывалась она у Люсьена. — Изобразил то, что есть, — пожал он плечами и тотчас прикусил язык. — То есть я такая… несчастливая? Сквозь наркоз слепой любви к мужу впервые пробились настоящие чувства: она несчастна с Люсьеном, измотана, неудовлетворена. Кроме того, она уже не раз находила в мастерской предметы женского белья, о которых муж говорил, что их «случайно забыли» неряхи-модели. Разумеется, она понимала, что муж изменяет ей... Бегство Кэролайн в Испанию в 1958 году, через четыре года брака, принесло Фрейду боль, никогда не испытанную прежде, и депрессию, в которой так хорошо разбирался его дедушка Зигмунд. Дед, однако, умер давным-давно, в 1939 году, и сколько Люсьен ни пытался штудировать его труды, они ему не помогали. Однажды Фрэнсису Бэкону пришлось буквально вцепиться в клетчатые штаны Люсьена, вознамерившегося сигануть с крыши вниз. Фрэнсис искренне не понимал, в чем проблема, какая такая любовь? Да при этой фифе на Люсьене вечно лица не было, столько суеты из-за одной бабы! Теперь Фрейд свободен, разве нет? Но Кэролайн, видно, задела очень глубокую струну в душе Люсьена и порвала ее. Целых три года Фрейд страдал, написал бывшей жене десятки писем и все надеялся ее вернуть. Несколько раз он намеренно рисковал, бешено разгоняясь на машине и совершая немыслимые виражи: авось разобьется? Как-то раз на Дин Стрит Фрейда остановил полицейский, слупил с него гигантский штраф и отобрал права, потребовав психиатрической экспертизы! …Время шло, любовная рана в конце концов затянулась и огрубела, образовав рубец, но Фрейд уже знал: больше он никого никогда в свое сердце не впустит, с любовью покончено. И все-таки она подставила ему ножку еще раз… На выставке в Tatе посетители были потрясены тем, сколько Люсьен Фрейд представил портретов своей матери. В истории живописи, наверное, только Рембрандт создал сходное количество полотен матери. Однако в картинах Фрейда, изображающих Люси, сквозили отчаяние и страх. Именно эти чувства заставила пережить любимого сына госпожа Фрейд в 1970 году: после смерти отца Люсьена Эрнста ее сразил такой приступ горя, что она пыталась покончить с собой, приняв смертельную дозу транквилизаторов. Люсьен примчался к ней в больницу — Люси с трудом откачали. Вместо матери Фрейд увидел лицо самой смерти: белое, костлявое, с потухшим взглядом. Ее блуждающие зрачки остановились на Люсьене, но узнала ли она его? Внезапно он остро осознал, что в его одинокой и неприкаянной жизни мать — единственная женщина, которую он по-настоящему любит, а она собиралась предать его, чуть не совершив самоубийство. От него сбежала Кэролайн, сейчас хочет сбежать Люси... Едва мать встала на ноги, Люсьен буквально вцепился в нее, словно она была соломинкой, способной удержать его самого от нового падения в омут депрессии и страха. Много лет подряд он по нескольку раз в неделю водил сладкоежку миссис Фрейд в кондитерскую, а оттуда к себе в мастерскую — рисовать. Люси лежит на кровати, сидит, спит, читает в кресле, смотрит в окно… В ней почти ничего не осталось от прежней веселой, улыбчивой Люси, она превратилась в мрачную тень, занятую только своими внутренними переживаниями; она и сына-то едва замечала во время долгих свиданий. Тем не менее четыре тысячи часов (!) сын боялся отпустить мать, предоставить самой себе, остаться без нее и словно пытался задержать ее на земле своей магической кистью… Люси Фрейд умерла в августе 1989 года, пережив свое 90-летие. К этому моменту ее 67-летний сын, ставший знаменитым и богатым, наконец сумел справиться с комплексом одиночества маленького мальчика, которого бросила мама, и примирился с утратой. Любопытно, что именно этот комплекс был подробно описан в работах деда Люсьена. Стареющий художник научился не впускать в себя отчаяние, так же как научился не впускать любовь... Нет, любовниц у него по-прежнему было столько, что мог бы позавидовать Казанова, но все они практически без исключения были его натурщицами. Кроме небольших денег он платил им своим телом, овладевая женщинами все на том же жестком, пружинистом диване, на котором когда-то спала его первая жена Китти, а вот в свои роскошные новые апартаменты в престижном лондонском Вест-Энде никогда не приглашал. От многих любовниц у него давно были взрослые дети. Фрейд не уставал удивляться, почему всем этим женщинам так нравилось рожать от него: четверых родила бывшая соученица по художественной школе Сьюзи Бойт, четвертых — Кэтрин МакАдам, двоих — писательница Бернардин Коверли, одного — графиня Джакетта Элиот, да разве всех перечислишь! Официально пришлось признать 14, иначе от этих баб было не отбиться! С кем-то из детей Люсьен был знаком, кто-то находил его сам, многих, понятное дело, он никогда в глаза не видел и совершенно к этому не стремился. Ведь Фрейд никому ничего не обещал, все матери его детей прекрасно видели, что он за фрукт, что живет исключительно своим искусством. Уже давно Люсьен Фрейд как художник целиком и полностью сосредоточился на человеческом теле, это стало его единственной темой и страстью — обнаженное тело, изображая которое он хотел докопаться до первичных импульсов, до животной природы — и в этом тоже, в сущности, он следовал по пятам деда. Чем старше Фрейд становился, тем больше рисовал — по два, по три сеанса в день, а если учесть, что на каждую модель проходилось не меньше шести часов, то когда же он умудрялся спать? После того как на его картины в конце 80-х неожиданно возник бум и у Фрейда завелись немалые деньги, художник совершенно не изменил своего образа жизни, даже не сменил мастерскую. В апартаментах занимал всего одну комнату, в остальных пяти даже не удосужился расчехлить мебель. Ни гостей, ни тусовок — этого Люсьен не терпел. Скоротать ночь в пабе по-прежнему оставалось лучшим времяпрепровождением. Правда, теперь он пристрастился к игре на скачках и часто по старой привычке ставил на лошадь все до последнего фунта; если в молодости он бесился от проигрыша в рулетку, то теперь именно проигрыш возбуждал в нем чувство жизни и щекотал нервы. «Выигрыш — смерть, проигрыш — жизнь», — любил повторять Фрейд собственный афоризм. Как и в юности, он не терпел ни малейшего насилия и писал только тех, кто был ему интересен, поэтому канцелярии Букингемского дворца пришлось долго уговаривать художника написать портрет королевы Елизаветы II. Разумеется, он наотрез отказался тащиться во дворец ради парадного портрета ее величества. Пришлось королеве самой идти в мастерскую к Люсьену и мириться с видом обшарпанного пола, ободранного дивана и безобразной водопроводной трубы на стене. Портрет королевы получился по меньшей мере спорный, но Люсьен никогда не стремился никому угождать. От лестных предложений написать портреты Папы Иоанна Павла II или леди Дианы Люсьен, например, отказался наотрез. В 90-е годы распространились слухи: грязный старикан Люсьен Фрейд докатился до того, что рисует обнаженными своих дочерей! Люсьен взбесился. Помилуйте, да эти взрослые перезрелые девахи, которых он раньше в глаза не видел, сами явились к нему в мастерскую! Может, ждали, что он угостит их конфеткой или запоздало погладит по головке? Люсьен не раздевал насильно ни Эстер, ни Беллу, ни Розу, они сами стащили перед ним майки и джинсы, им самим захотелось, чтобы знаменитый отец запечатлел их, так какие к нему претензии? Он всего лишь художник... Однажды на пороге мастерской Фрейда появилась хрупкая юная красавица, он узнал ее еще до того, как она представилась, и сердце отчаянно забилось, как десятки лет назад. Господи, вот эту дочь он ждал, неужели все-таки это тогда случилось? Люсьен иногда думал об этом, но отгонял прочь подобные мысли. — Я хотела вам сказать, что всегда любила вас, — услышал Фрейд глубокий низкий голос, так похожий на голос его бывшей жены Кэролайн Блэквуд. Старик отступил в тень, чтобы девушка не увидела его исказившееся лицо. Значит, Кэролайн все-таки родила от него, после того как сбежала? А Люсьен втайне сокрушался, что именно она не произвела от него на свет ни одного отпрыска! Значит, это все-таки произошло! — Я всегда любила вас как художника, — продолжал взволнованный голос Кэролайн. — Но не как отца. Понимаю, — с ядовитой горечью проговорил Люсьен. — Господи, вы, наверное, подумали… — сбилась и покраснела девушка. — Я не ваша дочь, я Ивана Лоуэлл, дочь второго маминого мужа — Роберта Лоуэлла, я родилась уже в Америке. Вот так Люсьена Фрейда настигла последняя любовь. Ему так и не удалось уговорить упрямую девчонку позировать, хотя он умолял ее, встав на колени, несмотря на мучивший его артрит. У нее где-то там, на другом конце света, есть семья, бойфренд, друзья… А у него уже никого, ничего нет. Иване было жалко старика, и, наведываясь в Лондон, она всегда забегала навестить Фрейда, читая по его требовательным, как в молодости, глазам, что ему совсем не этого нужно. …Умер Люсьен Фрейд 20 июля 2011 года в возрасте 88 лет, незадолго до смерти признавшись своему помощнику и другу Дэвиду Доусону, что все три женщины, которых он любил в жизни, предали его... Пэгги Лу "Караван историй". Люсьен Фрейд в Вене

belyi-mitia.livejournal.com

Секретная коллекция Романа Абрамовича

роман абрамович коллекционеры коллекции дарья жукова

Пытливый «Московский комсомолец», проанализировав все слухи о громких покупках современного искусства, совершённых (и якобы, и взаправду) олигархом Романом Абрамовичем, оценил стоимость его арт-активов в миллиард долларов..."За жизнью пары Роман Абрамович — Дарья Жукова следит весь мир. Одно из их совместных увлечений — современно искусство. «МК» провел исследование предпочтений Абрамовича и Жуковой в этой области: по оценкам экспертов, на «хобби» Роман Аркадьевич потратил около миллиарда долларов.  

Роман Абрамович пустил корни в культуру. Недавно он вошел в Попечительский совет Большого театра, а за несколько недель до того купил работы «самого дорогого» отечественного художника-концептуалиста Ильи Кабакова за $60 млн.

Правая рука Абрамовича (столичный министр культуры Сергей Капков) вовсю обустраивает парки, музеи и театры, а возлюбленная, Дарья Жукова, эпатирует столичную публику изысканными и дорогостоящими премьерами современного искусства.

Сам олигарх седьмой год (с момента встречи с Дашей) растит коллекцию contemporary art. Тайно — стараясь не светить покупки, но тратя внушительные суммы. По оценкам экспертов, стоимость собрания приближается — ни много ни мало - к миллиарду долларов.

Роман Абрамович — 46 лет, миллиардер, предприниматель, экс-губернатор Чукотского автономного округа; владелец футбольного клуба «Челси", эскадры мегаяхт (в том числе самой дорогой и оснащенной в мире «Ecliple", длинна которой составляет 163,5 метров), коллекции автомобилей (от ретроавто ограниченного выпуска до гоночных машин Формулы I) и современного искусства. Состояние по оценка Forbes на 2012 год - 12.1 миллиардов. Был женат дважды — сначала на Ольге Лысовой (короткий брак), потом на Ирине Маландиной (около 20 лет), которая родила ему пятерых детей. Развелся с Ириной в 2007 году. Сейчас подруга Абрамовича — Дарья Жукова, дочь нефтяного магната Александра Жукова, директор центра современной культуры «Гараж». В 2009 году Дарья родила от Абрамовича сына Аарона Александра, а со дня на день у Романа и Дарьи должен появиться еще один ребенок.Формула «лучшие друзья девушки — это бриллианты» в современном мире работает не всегда. Многие светские львицы переключились с коллекционирования мужчин и украшений, на искусство. И Даша Жукова — одна из тех, кто задает моду в данном тренде. А платит за все, конечно, мужчина — спутник Даши Роман Абрамович.

Отследить все покупки самого влиятельного коллекционера России, невозможно, ведь большинство таких сделок проходят через третьих лиц. Тайно. Это, впрочем, норма на арт-рынке. Те приобретения, информация о которых просочились в прессу, сам олигарх и его представители либо отрицают наотрез, либо вовсе не комментируют.

Но если принять все «утечки» за правду (а ведь дыма без огня, как известно, не бывает) вырисовывается головокружительная картина. Такое собрание по праву можно именовать «золотым».

Какие же произведения входят в «золотую» коллекцию? Зачем олигарху скупать все самые дорогие и знаковые произведения в мире? Только ли в угоду молодой спутнице? Может, он решил заработать на искусстве? Или же взаправду увлекся и проникся contemporary art?

Альберто Джакометти «Венецианка». Цена: около $15 миллионов.

История покупки: На открытии ярмарки Арт Базель в 2008 году олигарх купил для Даши бронзовую статуэтку Альберто Джакометти. Эта продажа стала самой дорогой на ярмарке того года. Для сравнения: в том же году с аукциона Sotheby's продали другую скульптуру из серии «Венецианские женщины» (№VIII) за $10 млн. Надо думать, Роман Аркадьевич не торговался.

Ценность: «Пафос предельного изнемождения, личность, утратившая связь», сказал о творчестве швейцарского скульптора и живописца Альберто Джакометти писатель Франсис Понж. Верно подметил. Изнуренные, худые и голые скульптуры Джакометти — образное воплощение идей Ницше, идей, которые заставили человечество поверить, что Бог умер и мы одни на Земле. И вот мы идем по ней, словно, «шагающие люди» Джакометти, тяжело передвигаем ноги, но все-таки идем. Неожиданное сопоставление массы и пространства, глубина размышлений об изолированности личности, новаторство в скульптуре (и тонкая ее связь с академическим Роденом) — за все это Альберто Джакометти почитают как икону искусства ХХ века. Он не сразу пришел к своему фирменному стилю, сначала пробовал кубизм, сюрреализм, но в итоге нашел собственную хорошо узнаваемую манеру.

Роман Аркадьевич, похоже, и впрямь увлекся современным искусством не на шутку, теперь он и сам не прочь утроить арт-шоу.

…Лето 2007 года жители Венеции запомнили надолго: тогда в бухту вошла гигантская яхта Ecstasea. 86-метрая красавица стоимостью более 100 миллионов долларов, с серебристым вертолетом на палубе, бросила якорь у «города на воде», заслонив его прекрасные виды. Это прибытие Абрамовича и Жуковой на Венецианскую биеннале (старейший мировой форум современного искусства) российская пресса окрестила «лучшим перформансом» Русского павильона.

Спустя четыре года уже другая яхта олигарха «Луна» (155 метров в длину) разгневает венецианцев — мэр города Джорджо Орсона даже пригрозит ввести новый налог на крупные суда. На ней на очередной Венецианской биеннале свой излюбленный перформанс повторил уже другой Абрамович, к тому моменту, обладатель завидной коллекции…

Люсьен Фрейд «Спящая соцработница». Цена: $33,6 миллиона

История покупки: В 2008 году на аукционе Christie's случилась сенсация: с молотка ушла работа Люсьена Фрейда «Спящая соцработница» (1995) за небывалую сумму - $33,6 миллиона. Этот рекорд сделал Люсьена Фрейда самым дорогим из ныне живущих художников. Правда, в этом статусе мастеру был отведен недолгий срок — спустя три года (20 июля 2011) он скончался.

Ценность: задолго до триумфа «Толстой Сью» (Сью Тайлли, изображенной на картине «Спящая соцработница») мировое художественное сообщество провозгласило Люсьена Фрейда живым классиком. К изображению обнаженной натуры он подходил, как его легендарный дедушка к психоанализу — смело и скрупулезно. Он писал натуру без прикрас, вырисовывая каждую складочку на теле, сознано выбирая неидеальных мужчин и женщин, и часто показывая их в интимных позах, например, после секса или мастурбации. За откровенность критики назвали Фрейда «психоаналитиком тел» и «академистом похабщины». Начав свою карьеру с реалистической, даже салонной, живописи, художник смог превратить ее в новое направление современного искусства, где жанр — что-то среднее между портретом, натюрмортом и обнаженной натурой, а метод — реалистический психологизм на гране с сюрреализмом. Даже самую величественную свою модель он изобразил максимально гротескно: в неуважительно миниатюрном портрете британской королевы Елизаветы II отсутствует изящество, черты написаны грубо, мужественно, а во взгляде читается вселенская усталость. Того ли ждала королева, делая заказ у самого известного британского художника к своему юбилею?..

Как бы то ни было, после смерти художника стоимость его работ, по оценкам экспертов, выросла на 30%.

Коллекция работ Ильи Кабакова. Цена: около $60 миллионов.

История покупки: Недавнее приобретение Романа и Дарьи — собрание работ самого дорогого ныне живущего отечественного художника Ильи Кабакова: это около 40 полотен, альбомы рисунков и инсталляции, созданные концептуалистом еще в Советском Союзе, до эмиграции. До последнего времени всем этим владел американский коллекционер Джон Стюарт, формировавший свое собрание в течение 20 лет. Приобретение работ Кабакова — шаг для Абрамовича вполне предсказуемый. Ведь в 2008 году «Гараж» открылся для публики проектом именно этого мастера. Триумфальное возвращение Кабакова на родину сопровождалось к тому же премьерами в Пушкинском музее и на «Винзаводе».

Ценность: Сегодня Илья Кабаков возглавляет список самых дорогостоящих русских художников-шестидесятников (его картина «Жук» была продана в 2008 году за $5,8 млн.), его выставки желают показывать ведущие музеи (что с успехом делают), Кабаков по праву считается гуру московского концептуализма. Но так было не всегда. В 1960-х, когда начиналась его карьера, (впрочем, как и следующие два десятка лет) он мог выживать в стране Советов лишь за счет книжной иллюстрации. Показ тех его произведений, за которыми спустя десятилетия будут гоняются самые состоятельные ценители, был невозможен в СССР. Весь его «романтический концептуализм» - сплошной фарс, абсурд и хаос в отдельно взятой рядовой советской квартире-коммуналке. Но эти «коммунальные» истории невероятно ностальгические, трогательные и вдумчивые. Они пробивают слезу и заставляются надолго погружаться в воспоминания зрителей, которые знать не знают, что такое Советский Союз. Его персональное изобретение — жанр тотальной инсталляции — сегодня некоторые музей выбирают в качестве основного способа показа произведений современного искусства (например, Галерея на Солянке). Суть тотальной инсталляции — в абсолютном погружении зрителя в атмосферу, предложенную автором. Классический пример — инсталляция «Красный вагон», посвященная политическим утопиям советского периода, целиком занявшая весь российский павильон на Венецианской биеннале в 1993 году. В 1989 года Илья Кабаков уехал из СССР Сегодня Кабаков и его жена живут в Нью-Йорке, горя не знают, но все продолжают анализировать «призраков» канувшей в лету страны.

* * *

Много ли в России конкурентов у коллекционера-Абрамовича?

В России почти каждый богатый человек покупает произведения искусства. Для бизнесменов это — и увлечение, достойное состоятельного человека, и репутационный ход, и способ вложения и приумножения финансовых активов. Среди самых увлеченных — Петр Авен, начавший собирать искусство в 1990-е годы и к сегодняшнему дню имеющий завидную коллекцию, куда входят лучшие вещи художников объединения «Бубновый валет», работы Петра Кончаловского, Кустодиева, Лентулова, Судейкина, Петрова-Водкина, Ларионова. Правда, состояние Авена раза в три меньше, чем у Абрамовича, и коллекция соответственно не столь дорогостоящая, но очень качественная.

Знаменит покупкой коллекции Ростроповича-Вишневской еще один олигарх Алишер Усманов. Хотя выкуп и передача государству произведений, которые знаменитая чета собирала больше тридцати лет, скорее политический ход, чем дань искусству. Та же история с приобретением и возвращением России Виктором Вексельбергом яиц Фаберже.

В отличие от них Шалва Бреус, чье состояние исчисляется не миллиардами, а миллионами, собирает современное искусство азартом настоящего ценителя — в его коллекции Эрик Булатов, Виталий Комар, Александр Меламид, Виктор Пивоваров, Иван Чуйков и другие, уже ставшие классическими, авторы.

Их он собирается выставлять в бывшем кинотеатре «Ударник», который взялся преобразовать в музей современного искусства. В целом на ниве коллекционирования мирового современного искусства в России у Абрамовича не так много конкурентов, да и не научились у нас пока ценить постмодернистское искусство. Не случайно ведь в прошлом году галеристы Марат Гельман, Айдан Салахова и Елена Селина отказались от галерейной деятельности и занялись некоммерческими проектами — наше современное прекрасное не покупают. А если и покупают, то на зарубежных аукционах.

Бэкон Фрэнсис. «Триптих». Цена: $86,3 миллиона.

История покупки: Еще один рекорд в коллекции любителями всего самого-самого — покупка на нью-йоркском аукционе Sotheby's в 2008 году «Триптиха» Фрэнсиса Бэкона. Полотно, датируемое 1976 годом, - отсылает к древнегреческому мифу о преследовании Ореста фуриями. Гипертрофированные фигуры написаны в фирменной «темной» манере художника. Эксперты считают это произведение художника самой значительной его работой.

Ценность: О, Бэкон, великий и ужасный! Мистический, пугающий и шокирующий… Эта живопись из той, от которой мурашки по коже. Как ни странно, она принесла художнику прижизненную популярность и миллионы. Мог ли представить такой успех отец Бэкона, жестокий и властный человек, выгоняя своего блудного сына-гомосексуалиста из дома в середине 1920-х годов? Наверное, нет, но хорошо, что все случилось именно так. После семейного скандала Френсис отправится в Париж, где посетит выставку Пабло Пикассо, изменившую его судьбу. Он решит стать художником, найдет мастерскую и заперется там, - а спустя несколько лет выйдет из нее мастером. Мастером ужасающей и напряженной живописи, раскрывающей трагедию человеческого существования. На его картинах — распластанные фигуры, одноглазые, безрукие, обрубленные монстры. Каждый из них вопит и, кажется, этот вопль эхом отзывается где-то в подсознании.

Энвард Мунк, «Крик».Цена: $120 млн - абсолютный мировой рекорд на произведение искусства

История покупки: Легендарный «Крик» был выставлен на майском аукционе Sotheby's в Нью-Йорке в прошлом году. Это одна из четырех версий «Крика» (написана пастелью в 1895 году), и единственная, находящаяся в частном собрании (остальные три хранятся в норвежских музеях). Стартовая цена шедевра составляла $50 млн. За те 15 минут, что длились торги, цена поднялась чуть ли не втрое. Среди претендентов на картину значился и греческий судостоительный магнат Ниархос, и королевская семья Катар. Однако покупку «Крика» приписывают Роману Абрамовичу. Правда, некоторые источники утверждают, что работу все-таки купил другой миллиардер, американец Леон Блэк. Вырученные от продажи картины деньги пошли на строительство музея, гостиницы и центра искусств в Норвегии.

Ценность: «Крик» - важнейшая страница в истории искусства ХХ века, а творчество Эдварда Мунк — отдельная глава. Этому художнику удалось передать состояние ужаса — первобытного, пронзительного, немыслимого. Такой ужас он сам испытал еще в раннем детстве, когда от тифа умерла его мать, а затем сестра. Это переживание смерти Мунк пронесет через всю жизнь, и будет неистово писать его на своих полотнах. Но, пожалуй, самое восхитительное в его экспрессионистской живописи, та неутолимая жажда жизни, с которой он пишет смерть. Самое же трагическое в его судьбе то, что последние 20 лет художник провел наедине со своими страхами (он страдал от маниакально-депрессивного психоза), не имея возможности выплеснуть их на холст. В 1920-е годы у Мунка произошло кровоизлияние в стекловидное тело правого глаза. После этого, он, конечно, пытался писать, но получалось нечто непонятное и искаженное.

* * *

Насколько велико собрание Романа Аркадьевича в сравнение с мировыми коллекциями?

Его собрание, может, и самое мощное в России, однако уступает некоторым частным коллекциям зарубежных ценителей. Самым влиятельным коллекционером в мире считается мексиканский миллиардер Карлос Слим Элу — лидер рейтинга самых богатых людей планеты по версии Forbes в 2010 и 2011 годах, сделавший состояние в 1990-е годы на приватизации национальной телефонной системы.

У магната большая коллекция работ мексиканских художников, не меньше в ней мировых арт-мэтров. К тому же, он без ума от скульптур Огюста Родена. Самая большая коллекция работ французского мастера в Латинской Америке хранится Музее Сумайя в Мехико, созданным миллиардером в память о погибшей супруге.

Экспозиция музея занимает площадь 6800 квадратных метров и в ней около 66 тысяч экспонатов, в том числе живопись европейских художников с VX по XX век.

Богатейший человек Европы, «продавец роскоши» Бернар Арно тоже знает толк в искусстве, и предпочитает его плоды ХХ-ХХI веков: знаковые работы таких мастеров, как Пикассо, Энди Уорхол, Генри Мур, Джефф Кунс, Фрэнк Серра и Агнес Мартин. Для своей коллекции Анро уже готовится возвести в Париже крупный центр современного искусства, который будет включать выставочные галереи, конференц-залы, общественные пространства и внутренний сад, возводит известный французский архитектор Фрэнку Гери.

Тенденция очевидна — богатейшие коллекционеры планеты стремятся строить музеи для своих собраний, показывать их публики, мечтают войти в историю в ранге меценатов, тонких ценителей и просветителей. Нужна ли такая слава Роману Аркадьевичу?

Коллекция работ Марка Ротко (12 полотен). Цена: $310 млн

История покупки: Жемчужина коллекции Абрамовича досталась олигарху благодаря мировому, почти вселенскому, скандалу. В декабре 2008 года рухнула, возможно, крупнейшая в истории финансовая пирамида. Фирма Bernard L. Madoff Investment Securities LLC, основанная Бернард Мейдофф на Уолл-стрит в 1960 году, пошла ко дну. И вместе с Мейдоффом утянула за собой всех, кто был причастен к 50-миллиардной афере. Серьезно пострадали многие и прихожане синагоги на Пятой Авеню в престижном районе Манхэттена, вместе потерявшие около двух миллиардов долларов. Главный раввин той синагоги Джей Эзра Меркин лично представлял клиентов Мейдоффу. После того, как Мейдоффа взяли под стражу, на Меркина со всех сторон посыпались иски от тех, кого он уговорил финансировать пирамиду. Оказавшись в западне, Меркину ничего не оставалось, как продать все, что можно. И он продал свою коллекцию живописи Марка Ротко. В июле 2009 года он расстался с работами экспрессиониста и, надо полагать, выручил за нее не лучшие деньги — $310 млн. Так, в прошлом году картина «Оранжевый, красный, желтый» ушла на Christie's в Нью-Йорке за 86,9 миллиона долларов, став самым дорогим произведением художника. А в 2007 году картина «Белый центр (желтое, розовое и лиловое на розовом)» продали на Sotheby's за $72,8 млн. Работы из коллекции Меркина не сильно уступают (в качестве и в размере) полотну-рекодсмену. Московский зритель имел возможность оценить эти 12 холстов Ротко в 2010 году, когда их выставили в «Гараже». Вернисаж прошел с большим успехом. Правда, «Гараж» отрицал, что владелец коллекции Роман Абрамович.

Ценность: Марк Ротко (Маркус Роткович) — художник еврейского происхождения, родившийся в Российской Империи и эмигрировавший в США. Именно там он вырос в большого мастера и придумал свою философию цвета. Ротко искал идеал «простого выражения сложной мысли». Его абстрактная и одновременно очень образная живопись гипнотизирует мягкими цветами, парящими прямоугольниками и отсутствием четких границ. «Цветовые поля» Ротко украшали самые респектабельные места Америки. Но вершина его карьеры — монументальный цикл для капеллы экуменической церкви в Хьюстоне в Техасе. 14 полотен — 14 остановок на Крестном Пути. В 1964 году Ротко переехал в новую студию, куда полностью перекрыл доступ дневного света. Его картины становятся более мрачные. В январе 1969 года он уходит от жены и детей и переезжает в студию. В феврале 1970-го его обнаружат мертвым в мастерской — со вскрытыми венами...

* * *

Что ждет «золотую» коллекцию?

XIX век дал России немало меценатов. Среди них первые — братья Третьяковы, Павел и Сергей. Оба купца участвовали в жизни города, занимали выборные должности: Павел, например, поддерживал Арнольдовское училище для глухонемых детей, а Сергей был городской головой. И оба собирали искусство: Павел преимущественно отечественное, а Сергей зарубежное, так как работал с иностранными партнерами. Еще будучи безбородыми юнцами братья решили, что всю свою коллекцию когда-нибудь подарят городу. Так и случилось. Тот самый особняк Павла Михайловича в Лаврушинском переулке впервые открыл свои двери для широкой публики в 1874 году, а сегодня считается главным национальным хранилищем страны. Может ли случится, что Абрамович построит в Парке Горького «новую Третьяковску»? Возможно ли, что павильон Ивана Жолтовского (состоящий и шести просторных залов), который обещают реконструировать и открыть в 2014 году, когда-нибудь отойдет Москве? Думаю, чудо возможно, но не в ближайшем будущем. В отличие от Третьяковых Арбамович никогда не обещал подарков городу. Сложно представить что свою дорогостоящую коллекцию он вот так запросто отдаст и забудет. Тем более, что коллекционер толком показать ее не решается — по сути ничего, кроме Ротко, москвичи так и не увидели. Но кто знает, как повернется история...Итого: $625 миллионов.

Результат внушительный — даст фору многим мировым коллекциям. А ведь перед нами список только основных приобретений Романа Абрамовича. Кто знает, какие еще шедевры скрывает в его коллекции? Какие сделки ему удалось провести, не афишируя"?

rupo.ru

«Социальный смотритель спит» - laila50

Mодель Sue Tilley (Сью Тилли) 1995 год.

Люсьен Майкл Фрейд ( 1922 —  2011) — известный британский художник ,внук Зигмунда Фрейда,мастер психологического портрета. Один из лучших современных мастеров в области фигуративной живописи.Был одним из самых дорогих современных художников"Спящая социальный инспектор" написана в 1995 году и изображает Сью Тилли, которая в то время была лондонским инспектором по разработке льготных программ для штатных служащих.По-видимому, Большая Сью была непростой штучкой — Фрейда познакомил с нею известный лондонский клубный тусовщик, дизайнер и трансвестит Ли Бовери;впоследствии Сью стала автором биографии Бовери. Монументальная фигура Сью очень понравилась художнику и дала ему простор для колористических изысков;он писал ее несколько раз и даже специально приобрел подержанный диван подходящих размеров,чтобы натурщице было удобнее.«Социальный смотритель спит» стала самой дорогой картиной живущего автора, проданной на аукционе Кристи.Она была куплена Романом Абрамовичем в мае 2008 за  33.6 миллиона долларов.В период с мая 2000 по декабрь 2001 Фрейд написал портрет королевы Елизаветы II.Работа была раскритикована британской прессой, но тем не менее выставлена в Королевском собрании живописи.Художник с пристальной нежностью запечатлевает именно то,что табуировано современными канонами красоты, то,что принято игнорировать в живописи и ретушировать на фотографии:дряблые, угловатые, оплывшие тела, мешки под глазами, просвечивающий сквозь редеющие волосы скальп, усталую, воспаленную кожу.

Что ж, приумножайте свои достоинства и не стесняйтесь недостатков!

laila50.livejournal.com

10 самых дорогих картин 2015 года

2015 год превзошел все ожидания и разразился самой дорогой продажей в мире живописи за всю ее историю.

Но все по-порядку. Вот те произведения, которые в прошлом году уходили с молотка за баснословные деньги:

10-е местоКартина "Спящая соцработница" (1994 г.) Люсьен Фрейд - 51,6 млн.$Автор картины - британский живописец, внук Зигмунда Фрейда всего написал четырех "Соцработниц", одну из которых ранее приобрел Роман Абрамович на аукционе Christie's.

9-е местоКартина "Аллея Алискамп" (1888 г.) Винсента Ван Гога стоимостью 66,3 млн.$, была продана 5 мая с аукциона Sotheby's

8-е местоКартина «Бюст женщины, или Женщина в сеточке для волос» (1938 г.) Пабло Пикассо - 67,3 млн.$ была продана 11 мая на аукционе Christie's, превзойдя ожидания на 10 млн.$

7-е местоКартина "Певица Кабаре" (1901 г.) Пабло Пикассо - 67,4 млн. $Полотно относится к так называемому "голубому периоду" творчества Пикассо. Бонус картины - на оборотной стороне портрет художника Пере Маньяха в виде карикатуры с дарственной надписью от Пикассо.

6-е местоКартина «Без названия» (1968 г.) Сай Туомбли - 70,5 млн.$Произведение принадлежит к серии работ, выполненных белым школьным мелком на черной доске.

5-е местоКартина "№10" (1958 г.) Марк Ротко - 81,9 млн.$"Мультиформы" Ротко - крупные полотна, на которых только цвета, традиционно вызывают большой ажиотаж на аукционах.

4-е местоКартина «Медсестра» (1964г.), Рой Лихтенштейн - 95,3 млн.$ продана на аукционе Christie's в ноябре 2015г.Лихтенштейн был одним из пионеров поп-арта, превращая персонажей комиксов в произведения искусства.

3-е местоКартина «Лежащая обнаженная» (1917 г.), Амедео Модильяни - 170,4 млн.$ продажа состоялась 9 ноября на аукционе Christie'sКартина из цикла "ню" демонстрировалась на единственной прижизненной выставке художника, которая была закрыта через несколько часов из-за "непристойности".

2-е местоКартина «Алжирские женщины. Версия О» (1955 г.) Пабло Пикассо - 179,4 млн.$Цикл "Алжирские женщины" состоит из 15 картин, данная картина является самой дорогой из всех проданных на аукционах.

1-е местоКартина "Когда свадьба?" (1892 г.) Поль Гоген - 300 млн.$Абсолютный рекордсмен по стоимости за всю историю продаж живописи на арт-рынке. Примечательно, что полотно было продано без участия аукционного дома, в частном порядке.

Также рекомендуем следующие статьи:

Самые громкие продажи картин в мире 2014 года

Самые дорогие картины, проданные в мире в 2013 году.

www.art-vernissage.ru

Люсьен Фрейд: безумная жизнь внука великого психоаналитика

23 июля 2011 года на похоронах знаменитого художника Люсьена Фрейда — внука того самого Зигмунда Фрейда — впервые встретились его многочисленные дети. Никто, даже сам Фрейд, точно не знал, сколько их на самом деле, потому что официально он признал всего четырнадцать. Сводные братья и сестры познакомились вот при таких печальных обстоятельствах. Некоторые из них вообще никогда не видели собственного отца живым...

Признанные дети, впрочем как и непризнанные, наверняка отчаянно кусали локти три года назад, когда с аукциона Christie’s картина Люсьена Фрейда «Спящая соцработница» была продана за 33,6 миллиона долларов, установив абсолютный рекорд за полотно живого мастера.

Завещание Люсьена открыли вскоре после похорон, и тут уже ахнула вся Великобритания: его наследие составляло 156 миллионов долларов! Никогда еще в истории художники Соединенного Королевства не оставляли после себя таких денег. Впрочем, отпрыскам радоваться не пришлось: никому из них ничего не досталось от баснословно богатого родителя, а ведь все они были люди весьма скромного достатка — биржевые маклеры, программисты, бухгалтеры, домохозяйки, одна не слишком известная писательница, один не слишком преуспевающий дизайнер… Зато Люсьен Фрейд щедро оплатил услуги своего ассистента Дэвида Доусона, завещав тому лондонский дом в роскошном районе Холланд Парк и 4 миллиона долларов.

Видимо, Доусон был мил Фрейду тем, что позировал для последней, так и оставшейся незаконченной картины художника. Все остальное 88-летний портретист попросту передал своему юристу Диане Роустрон, призвав ее разобраться с его наследством «как-нибудь».

Деньги всегда являлись довольно абстрактным понятием для Люсьена, предметом, так сказать, далеко не первой необходимости. Наблюдая по телевизору, как проходит продажа с аукциона Christie’s его картин, Фрейд следил вовсе не за нулями, прибавлявшимися к начальной сумме, а за людьми, пожиравшими эти нули глазами: за их нервными жестами, меняющимся выражением лиц, выступающими мелкими капельками пота на лбу, невольно сжимающимися кулаками…

Впрочем, Фрейду было плевать на нули и даже единицы на банковском счете и тогда, когда у него там болталось не больше сотни, от силы тысячи фунтов стерлингов, и такое положение дел сохранялось практически всю его длинную жизнь, за исключением последних двух десятилетий, когда его картины вдруг рассмотрели, оценили и стали бешено покупать. Один из сыновей Фрейда, кажется биржевой маклер, раздраженно заметил, мол, где это видано, чтобы человек, у которого почти сотня миллионов в банке, в последний день своей жизни, словно раб на галерах, восемь часов подряд стоял в своей вечно захламленной мастерской в заляпанном, видавшем виды фартуке и, не отрываясь, выписывал портрет своего обнаженного помощника с собакой.

А кто сказал, что Люсьен Фрейд был обычным человеком? К числу обывателей он не относился точно: с конца 40-х годов и до самой смерти Фрейд оставался одним из наиболее примечательных персонажей лондонской богемы, даже после того как к нему пришло то, что на языке простых смертных называют славой.

В лондонском районе Паддингтон, где после Второй мировой войны в полуразрушенных дешевых георгианских особняках селились свободные художники, поэты, наркоманы, просто бездельники и лоботрясы, стремительную высокую фигуру Люсьена Фрейда в старомодном черном пальто с меховой полоской воротника узнавали издалека, спутать его невозможно было ни с кем.

Он отличался какой-то магической, сумрачной красотой, а взгляд его близко посаженных серо-голубых глаз пугал своей пристальностью.

Молодой человек частенько разгуливал, привязав к своему запястью пустельгу; хищная птица свирепо вращала глазами и недобро смотрела на того, кто ее пленил. Многие думали, что пустельга — всего лишь эпатаж, а молодой человек разыгрывает из себя последователя д ‘Аннунцио и Луизы Казати. Однако Фрейд утверждал, что, постоянно наблюдая за птицей, он учится лучше ее видеть, а значит, и воспроизводить на холсте. Кстати, поношенное черное пальто, которое Люсьен не снимал лет двадцать, принадлежало его знаменитому деду, и внук трясся над этим старьем, как над священной реликвией. От Зигмунда Фрейда Люсьену досталось почему-то только это пальто, пугавшее его новых знакомых, словно в нем был зашит дух скандального основателя психоанализа, которого в Лондоне долгое время боялись. А Люсьен обожал цитировать деда: «Люди куда более моральны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить, вы в курсе, мой друг?

Ребенок, сосущий грудь матери, это вообще-то прототип любых любовных отношений… Уверен, вы никогда над этим не задумывались!»

Фрэнсис Бэкон, которому предстояло стать, во-первых, одним из самых выдающихся английских живописцев, а во-вторых, лучшим другом Люсьена, потрясенно внимал этим откровениям, а иногда даже записывал их в небольшой блокнотик. Честное слово, этот Фрейд просто семи пядей во лбу. Так, значит, он, Бэкон, был влюблен в собственную мать? Не исключено! А уж то, что он втайне мечтает убить своего жестокого вояку-отца, — так в этом нет никаких сомнений. Нелюбовь к отцу и явное предпочтение матери окрасили детство и самого Люсьена, поэтому, уже взрослым ознакомившись с теорией деда, он решил, что Зигмунд, пожалуй, не так уж и ошибался...

Фрейды принадлежали к берлинским евреям и жили вполне комфортно, пока не стало ясно, чем грозит приход к власти Гитлера. У Эрнста Фрейда была процветающая архитектурная студия, приносившая приличный доход. Трое сыновей, средним из которых был Люсьен, ходили в одну из лучших берлинских школ и до поры до времени не ощущали своей ущербности. Вместе с другими детьми, а вернее, даже раньше многих из них Люсьен начал повсюду рисовать свастики, просто потому, что ему нравился этот орнамент, а родители так и не нашли слов, чтобы объяснить сыну, что он еврей и этим отличается от прочих. Неизвестно, что с ними было бы дальше, если бы Эрнст Фрейд не сумел включить на полную катушку все свои связи и вовремя — еще в 1933 году, не дожидаясь последствий растущего в стране антисемитизма, не вывез свою семью в Лондон. Оставшиеся в Германии родственники — тетки и дядья Люсьена — трагически погибнут в концлагерях, а деда — Зигмунда Фрейда, жившего в попавшей под власть нацистов Вене, удалось вывезти в Лондон буквально в последнюю минуту.

Впоследствии Люсьен будет хвастаться: благодаря тому, что он мальчишкой замирал в неудобной позе и дышал пылью под знаменитой дедовской кушеткой, ему теперь ведома вся подноготная человеческой души и все ее животные инстинкты. Животные честны, а человек врун и трус — такой истиной вооружился Люсьен, начиная свой путь в искусстве. Во всяком случае, животных он в самом деле обожал с раннего детства, особенно собак и лошадей. Все бездомные блохастые лондонские собаки, которые попадались Люсьену на улице, оказывались на дорогом ковре родительской прихожей с безапелляционным требованием:

— Возьмем!

Мать Люси, в честь которой назвали среднего сына — ее любимчика, начинала беспомощно мямлить, что «песик немножко грязный», тогда Люсьен ставил «немножко грязного» прямо в белоснежную ванну под струи воды. Дело кончалось громовыми проклятиями папы Эрнста, безжалостно выкидывавшего за порог очередного отмытого найденыша. У отца с сыном никогда не было особого взаимопонимания. Люсьен даже не поделился с отцом тем, что решил стать художником, и до первой выставки сына Эрнст Фрейд не сомневался, что его средний учится на зоолога.

Развлечения ради 16-летний Люсьен однажды вырезал из песчаника скульптуру трехногой лошади и представил на конкурс в Central School of Arts and Crafts. Поделка понравилась, и мальчишку приняли только за одну эту скульптуру!

Впрочем, Люсьен ходил в классы только тогда, когда хотел, и в итоге прогулял больше половины занятий. Следующим местом, где шалопай пытался продолжить формальное образование, была East Anglian School of Drawing and Painting. Его учителем стал знаменитый художник Седрик Моррис. Он готов был простить своему ученику все за его талант. Моррис говорил, что никогда не встречал настолько свободного человека: Люсьен делал только то, что пожелает, принудить к чему-нибудь его было невозможно.

Впрочем, Моррису пришлось дорого заплатить за свободолюбие Люсьена: однажды Фрейд курил с приятелем в одной из мастерских школы и бросил тлеющий окурок на пол. В старом деревянном помещении занялся пожар. Моррис потом назовет это «инцидентом», но в результате «инцидента» сгорела вся школа!

Люсьен не поспешил вызывать пожарных, он пожирал глазами вздымавшееся пламя: ну и красотища!

Несмотря ни на что, добрейший Моррис предложил Фрейду продолжить у него обучение, но 18-летний Люсьен решил поставить крест на образовании: он и так художник, к чему забивать голову чужими правилами?

К началу 50-х Фрейд стал своим в кружке эстетствующих гомосексуалистов — в Лондоне именно они ассоциировались с авангардом; а то, что Люсьен однозначно предпочитал женщин, никакого значения не имело. Он каким-то образом сделался протеже знаменитого издателя популярного журнала Horizon Питера Уотсона, богача, интеллектуала, многолетнего любовника известного фотографа Сесила Битона. Уотсон долгие годы подкидывал Люсьену деньги просто за то, что тот занимается своим делом, то есть живописью.

Что именно рисует демонический красавец Фрейд, Уотсона не интересовало, хотя он делал вид, что обожает картины Люсьена.

Фрейд долго искал свой путь: начал с гротеска, затем перешел к экспрессионизму, эпатировал зрителей тем, что рисовал мертвую натуру — мертвых собак, кошек, обезьян…

— Но почему мертвых? — раздражался друг Люсьена Фрэнсис Бэкон, рассматривая ранние работы Фрейда. — Потому что вы шалун и некрофил?

Люсьен недоуменно пожимал плечами:

— Вы что, дурак, Фрэнсис? Если бы они были живыми, то шевелились бы, бегали! Как бы я, по-вашему, мог сосредоточиться?

Однако постепенно интерес Фрейда переместился с мертвых животных на живую человеческую натуру. Одной из тех, кто расскажет, каким садистом бывал Люсьен, когда рисовал, станет его первая жена Китти Гарман, ведь ее он писал немало, а она ненавидела позировать мужу. Вообще юной Китти, незаконнорожденной дочери известного лондонского скульптора Джейкоба Эпштейна, стоило бы лучше приглядеться к необычному молодому человеку, внезапно сделавшему ей предложение. Но она влюбилась в красавчика Люсьена совершенно безоглядно, точно так же, как когда-то ее мать Кэтлин влюбилась в скульптора Эпштейна и на всю жизнь согласилась на роль любовницы. Другой вопрос — зачем 22-летнему Люсьену, с самого начала своей карьеры спавшему со всеми натурщицами, понадобилось жениться на Китти? Она была племянницей его прежней любовницы Лорны Гарман, ну и что с того?

Едва ли Люсьен так уж рвался породниться со знаменитым скульптором, хотя в молодости в нем еще порой сквозила тревожная неуверенность эмигранта— к тому же еврея, — и ему хотелось укорениться на чужой английской земле. Темноволосая миленькая и очень живая Китти сразила его отсутствием предрассудков — среди знакомых Фрейду девушек из приличного общества мало кто мог этим похвастаться: юная мисс Гарман смело входила в спальню Люсьена с дымящимся кофе на подносе, совершенно не смущаясь тем, что в этот самый момент к нему прижимается другая девушка.

— Вы любите хороший кофе? — ясным голосом спрашивала Китти и, широко улыбаясь, протягивала потрясенной сопернице чашку.

Кто бы еще, кроме юных беспризорниц, которых Люсьен, как бездомных котят, подбирал в парке и приводил домой, чтобы их рисовать, согласился всю ночь ворочаться на скрипучем диване с выпирающими пружинами, что стоял посреди захламленной мастерской Фрейда? А вот Китти Гарман оказалась на это способна и провела на столь неудобном ложе немало ночей.

Зачем понадобилось 26-летнему Люсьену весной 1948 года жениться на Китти, он и сам толком не знал; просто по молодости хотелось попробовать чего-то нового, наподобие новых красок. Вот только родившиеся одна за другой две дочери, Энн и Аннабел, вызывали у Люсьена такое чувство, словно его хотят привлечь за преступление, которого он не совершал. Фрейд вышел из этого брака так же, как и вошел: почти не заметив его и продолжая жить своей отдельной, совершенно не связанной с Китти жизнью.

К тому времени как супруги окончательно расстались, в Сохо уже состоялась первая персональная выставка Люсьена, и ее заметили.

С середины 50-х Люсьен Фрейд стал вторым некоронованным королем художников в этом артистическом районе Лондона, первым был Фрэнсис Бэкон, старше его на 12 лет. Оба держали фигу в кармане, занимаясь фигуративной живописью в эпоху повального абстракционизма, обоих считали высокомерными наглецами, плюющими на святыни. Многие думали, что они любовники, но это было неправдой, хотя гомосексуалист Бэкон долго и безответно пытался втянуть Фрейда в интимные отношения. Но вот чем он смог заразить Люсьена, так это страстью к рулетке. Делая огромные, в десятки раз превышающие его доходы и вообще все разумные пределы ставки, Фрейд открыл в себе страсть к риску.

Он следил за брошенным кубиком горящими глазами, как волк следит за добычей. Если выигрыш доставался не ему, Фрейд оглашал игорный зал зычным бойцовским рыком, окружающие боялись, что сейчас он набросится на них и начнет потрошить. Не раз случалось, что взбешенный проигрышем Люсьен начинал крушить игорный зал, и друзьям приходилось вчетвером вытаскивать его на улицу — Фрейд был очень силен.

В точно такое же бешенство Фрейд приходил, если какой-нибудь уличный бродяга, чей типаж ему приглянулся, не желал идти к нему в мастерскую. Дамы отказывали ему крайне редко: обычно его выразительная внешность покоряла их сердца с первого взгляда. Среди цветочниц, стриптизерш, дам полусвета, проституток, прачек Фрейд выискивал необычные лица, выразительные руки, говорящую грудь, плачущие плечи…

Он всегда сначала рисовал женщин, а потом спал с ними в благодарность за то, что они позволили ему сделать свое дело — разобрать их на части, а затем заново пересобрать на холсте так, как ему казалось убедительнее. Обычно женщины приходили в ужас от своих портретов, ибо сходство было весьма приблизительным: Люсьен рисовал то, что казалось верным его художественному воображению, он ведь не фотокамера и не собирается соперничать с ней!

Испытывал ли он страсть или любовь к своим натурщицам? «Разве что страсть исследователя-патологоанатома», — как с горечью скажет одна из бесчисленных любовниц Люсьена — писательница Джоан Уиндем. Как бы то ни было, но Фрейд продолжал без разбора покорять женские сердца, пока ему не исполнился 31 год и он не встретил Ее.

Высокая воздушная красавица, 18-летнее невинное создание с огромными глазами, она лучше всех танцевала вальс на великосветской вечеринке Энн Флеминг, баронессы, испытывавшей слабость к художникам и часто принимавшей их у себя. Люсьен неуклюже пригласил поразившую его девушку, хотя откуда же ему было уметь танцевать? Положив большие дрожащие руки на ее тонюсенькую талию, он так и стоял посреди зала, мешая кружащимся парам. Фрейд не сводил глаз с незнакомки, а она густо залилась румянцем, не зная, как себя вести.

— Не надейтесь, Люсьен, — шепнула ему хозяйка Энн Флеминг. — Вы положили глаз на наследницу Гиннессов. Хотя бы оделись сегодня прилично случаю!

Нашли кого поучать! Фрейд всегда одевался так, как ему нравилось, и со «случаями» считаться не желал. Незастегнутая у ворота рубашка, никакой удавки на шее, разумеется, никаких сюртуков, экстравагантные клетчатые штаны из шотландки. Не нравится — не надо его приглашать! Он не собирается попадать в капкан чужих вкусов и пристрастий. Но на том вечере баронессы Флеминг Люсьен все-таки попался в капкан, причем в тот самый, в который меньше всего опасался угодить. Что касается юной незнакомки по имени Кэролайн Блэквуд, только начавшей выезжать в свет в обществе строгой маменьки, то и она попалась тоже. Эти двое оказались связанными одной цепью любви-страсти, совершенно непереносимой для обоих.

Впервые в жизни Люсьена Фрейда ранила стрела Амура, до этого он никогда никого не любил. Но самое непостижимое, как Кэролайн удалось уговорить свою мать Морин, на дух не переносящую Фрейда, благословить этот брак!

Весной 1954 года Люсьен и Кэролайн поженились — скромно и без лишнего шума. После свадьбы перед Фрейдом встал вопрос: как ведет себя «приличный супруг»? С первой женой Китти ничего подобного не приходило ему в голову. Друг Фрэнсис Бэкон только похохатывал, выслушивая, чем теперь забита голова Фрейда. Сам Фрэнсис никогда не пробовал стать «приличным супругом», а непритязательные парни, с которыми он время от времени жил, удовлетворялись обстановкой, напоминавшей заброшенный сарай, и постелью с клопами. А вот безумно влюбленный Люсьен наскреб денег, влез в долги, продал кое-какие картины и осилил загородный дом в весьма престижном месте, после чего растерялся и… бросился за помощью к матери.

Изо всей его большой семьи единственным близким человеком для Люсьена всегда оставалась мать. Как и в детстве, Люси Фрейд во всем потакала любимому сыну и страшно гордилась именно им, долгое время остававшимся непризнанным художником, а вовсе не старшим — Клементом, сделавшим успешную политическую карьеру. Люсьен частенько заглядывал к матери в небольшую квартиру, выбирая моменты, когда она оставалась одна. Целый противень свежеиспеченных берлинских пирожных и смотревшие на него с обожанием материнские глаза вознаграждали его за эти вылазки в давно ставший чуждым мир так называемых обычных людей.

Узнав о любви Люсьена к наследнице Гиннессов, матушка зарумянилась от радости и захлопала в ладоши. Как чудесно! Наконец-то ее сынок будет счастлив!

Стесняясь, Люсьен выдавил из себя вопрос, что, по ее мнению, делает женщину счастливой?

— Проводи с ней как можно больше времени, сынок, води в хорошие рестораны… — польщенная вниманием сына Люси готова была давать советы до утра.

Люсьен вышел от матери, пожимая плечами и вопросительно гримасничая — черт знает что все это означает в его случае. Он был готов почти на все, кроме того, чтобы пускать жену в мастерскую, пока работает. Весь рабочий распорядок пришлось перекроить. Кэролайн, разумеется, предпочитала, чтобы ночи он проводил с ней в супружеской спальне, поэтому надо было учиться писать с утра, в те самые омерзительные часы, когда чиновники садятся за столы в своих офисах. Но где с утра найти подходящую модель, они уже все попрятались по своим норам от дневного света.

Обычно Люсьен подбирал их ночью, рыская по злачным местам города, где обретались самые интересные человеческие типажи — проститутки, рыночные торговки, бродяги, бездомные, наркоманы, воры… Жене ведь лучше не видеть этот прекрасный сброд, верно?

Вскоре после перемены распорядка дня Люсьен заметил, что у него, когда он пишет, стала дрожать рука; он все чаще бесился, выплескивая гнев на натурщика, какого-нибудь несчастного бродяжку или перепуганную девицу. Случалось, в сердцах Фрейд плескал в них краской, бывало, ввязывался в драку, спуская клиента с лестницы под непечатную брань. К встречам с женой приходилось делать лицо, перекраивая недовольство собой и раздражение в улыбку. Кэролайн уже знала, как тягостны для мужа, которого она искренне считала гением, домашние обеды, поэтому сама спешила по вечерам в Сохо, чтобы провести время так, как любит Люсьен.

А что такое Сохо? Сочетание дверей и стоек баров, здесь переходишь из одного питейного или клубного помещения в другое. Мюзик-холлы, кабаре и сомнительные забегаловки без пробелов сменяют друг друга. Как-то Люсьен привел жену, одетую в дорогое меховое манто, в излюбленный художниками «Френч Хаус», но манто в первый же вечер облили дешевым вином. Кэролайн держалась мужественно и широким жестом подарила его ошалевшей от радости хозяйке. Другое популярное в среде богемы питейное заведение — The Colony Room, которое содержала колоритная дамочка Мюриэл Белчер, целиком умещалось в крошечной комнате, куда ежевечерне до отказа набивались коллеги по цеху со своими вульгарными и крикливыми подружками — Рональд Китай, Майкл Эндрюс, Франк Ауербах, Леон Кософф…

Все те, кого потом назовут «лондонской школой живописи». Скандалы и объятия, ненависть и страсть, вранье и откровенность — здесь все было напоказ. Бедная Кэролайн вдоволь натерпелась там и пьяных разглагольствований, и потных лобзаний, и отборной брани, и непристойностей. Маленький испуганный домашний зверек, попавший на разнузданный праздник к хищникам...

В поисках выхода Люсьен пару раз водил жену в приличный ночной клуб Goyle — здесь собиралась богема вперемешку с аристократией, тяготеющей к искусству. Поначалу Кэролайн была впечатлена, встретив тут герцогиню О ‘Нейл, графа Норолла; она даже склонилась в реверансе перед оказавшейся тут принцессой Маргарет, сестрой королевы Елизаветы.

Маргарет была пьяна и больно ущипнула Кэролайн за руку.

Супруге Люсьена не нужно было спрашивать мужа, почему он прилип к этим ужасным заведениям и не может пропустить ни одного вечера ради нее и дома. Она оказалась умна и, как ни странно, прекрасно понимала, что Люсьен попросту заряжается здесь энергией, что его заводит атмосфера беспрерывных споров об искусстве среди вечной пьянки и безобразия, что мужу необходим обмен творческими идеями в этом дымном чаду. Именно в таких злачных местах Фрэнсис Бэкон имел обыкновение демонстрировать друзьям-художникам свои «Распятия». Люсьен свои работы никогда не приносил, но чужие рассматривал с огромным вниманием: для них для всех это был вариант неформальных выставок.

Эти одержимые люди не могли без подобного жить!

Кэролайн не высыпалась, уставала, страдала физически, но терпела, продолжая любить мужа, по-прежнему считая его необыкновенным. Из последних сил терпел и Люсьен, сердцем привязавшийся к этой хрупкой девушке с огромными преданными глазами и благодарный ей за самоотверженное понимание своей мятущейся творческой души. Ему хотелось ее рисовать; и наивная Кэролайн поначалу так обрадовалась этому! Откуда ей было знать, что позировать Фрейду — пытка; что у себя в мастерской перед холстом Люсьен тотчас выскочит из роли «приличного мужа», как черт из табакерки. В своем заляпанном рабочем фартуке, с большой кистью в руках он напоминал ей мясника, готовящегося разделать тушу.

— Сидеть! — потеряв контроль, орал Люсьен жене, потянувшейся к затекшей ноге. — Не шевелиться, я сказал!

Господи, как же она старалась: чесался нос, сводило ноги, затекала поясница, но Кэролайн сидела не шевелясь во имя мужа и искусства. Ее блуждающие глаза — единственное, чем дозволялось двигать, — то и дело натыкались на незавинченные тюбики с краской, валяющиеся на полу грязные тряпки, немытые кисти в хрустальных вазах, которые подарила ее мать. Два часа, три часа, пять часов пытки — кто в состоянии такое выдержать? Люсьен бегал по комнате, а потом накидывался на холст, нанося резкие, как удары, мазки кистью. Возможно, десятки лет спустя Кэролайн и испытала удовлетворение от того, что ее портреты, особенно холст «Кровать в отеле», станут считаться бесценными шедеврами, но впервые увидев, какой изобразил ее муж, бедняжка рыдала не одну ночь.

Оказывается, она — уродина с неестественно огромными глазами и широким расплющенным лицом, похожая на некрасивую куклу. После того как Люсьен закончил «Кровать в отеле», Кэролайн поразило, какой постаревшей и измученной она выглядит. Что с ней произошло? Куда делась ее красота?

— Ты такой только станешь, — глупо пытался утешить жену Люсьен, но Кэролайн ему не верила: она уже такой стала... Ее потрясло, какое несчастное тревожное существо смотрит на нее с портрета.

— Почему ты изобразил меня такой испуганной? — допытывалась она у Люсьена.

— Изобразил то, что есть, — пожал он плечами и тотчас прикусил язык.

— То есть я такая… несчастливая?

Сквозь наркоз слепой любви к мужу впервые пробились настоящие чувства: она несчастна с Люсьеном, измотана, неудовлетворена. Кроме того, она уже не раз находила в мастерской предметы женского белья, о которых муж говорил, что их «случайно забыли» неряхи-модели. Разумеется, она понимала, что муж изменяет ей...

Бегство Кэролайн в Испанию в 1958 году, через четыре года брака, принесло Фрейду боль, никогда не испытанную прежде, и депрессию, в которой так хорошо разбирался его дедушка Зигмунд. Дед, однако, умер давным-давно, в 1939 году, и сколько Люсьен ни пытался штудировать его труды, они ему не помогали. Однажды Фрэнсису Бэкону пришлось буквально вцепиться в клетчатые штаны Люсьена, вознамерившегося сигануть с крыши вниз.

Фрэнсис искренне не понимал, в чем проблема, какая такая любовь? Да при этой фифе на Люсьене вечно лица не было, столько суеты из-за одной бабы! Теперь Фрейд свободен, разве нет? Но Кэролайн, видно, задела очень глубокую струну в душе Люсьена и порвала ее. Целых три года Фрейд страдал, написал бывшей жене десятки писем и все надеялся ее вернуть. Несколько раз он намеренно рисковал, бешено разгоняясь на машине и совершая немыслимые виражи: авось разобьется? Как-то раз на Дин Стрит Фрейда остановил полицейский, слупил с него гигантский штраф и отобрал права, потребовав психиатрической экспертизы!

…Время шло, любовная рана в конце концов затянулась и огрубела, образовав рубец, но Фрейд уже знал: больше он никого никогда в свое сердце не впустит, с любовью покончено.

И все-таки она подставила ему ножку еще раз…

На выставке в Tatе посетители были потрясены тем, сколько Люсьен Фрейд представил портретов своей матери. В истории живописи, наверное, только Рембрандт создал сходное количество полотен матери. Однако в картинах Фрейда, изображающих Люси, сквозили отчаяние и страх. Именно эти чувства заставила пережить любимого сына госпожа Фрейд в 1970 году: после смерти отца Люсьена Эрнста ее сразил такой приступ горя, что она пыталась покончить с собой, приняв смертельную дозу транквилизаторов. Люсьен примчался к ней в больницу — Люси с трудом откачали. Вместо матери Фрейд увидел лицо самой смерти: белое, костлявое, с потухшим взглядом. Ее блуждающие зрачки остановились на Люсьене, но узнала ли она его? Внезапно он остро осознал, что в его одинокой и неприкаянной жизни мать — единственная женщина, которую он по-настоящему любит, а она собиралась предать его, чуть не совершив самоубийство.

От него сбежала Кэролайн, сейчас хочет сбежать Люси...

Едва мать встала на ноги, Люсьен буквально вцепился в нее, словно она была соломинкой, способной удержать его самого от нового падения в омут депрессии и страха. Много лет подряд он по нескольку раз в неделю водил сладкоежку миссис Фрейд в кондитерскую, а оттуда к себе в мастерскую — рисовать. Люси лежит на кровати, сидит, спит, читает в кресле, смотрит в окно… В ней почти ничего не осталось от прежней веселой, улыбчивой Люси, она превратилась в мрачную тень, занятую только своими внутренними переживаниями; она и сына-то едва замечала во время долгих свиданий.

Тем не менее четыре тысячи часов (!) сын боялся отпустить мать, предоставить самой себе, остаться без нее и словно пытался задержать ее на земле своей магической кистью…

Люси Фрейд умерла в августе 1989 года, пережив свое 90-летие. К этому моменту ее 67-летний сын, ставший знаменитым и богатым, наконец сумел справиться с комплексом одиночества маленького мальчика, которого бросила мама, и примирился с утратой. Любопытно, что именно этот комплекс был подробно описан в работах деда Люсьена. Стареющий художник научился не впускать в себя отчаяние, так же как научился не впускать любовь...

Нет, любовниц у него по-прежнему было столько, что мог бы позавидовать Казанова, но все они практически без исключения были его натурщицами.

Кроме небольших денег он платил им своим телом, овладевая женщинами все на том же жестком, пружинистом диване, на котором когда-то спала его первая жена Китти, а вот в свои роскошные новые апартаменты в престижном лондонском Вест-Энде никогда не приглашал. От многих любовниц у него давно были взрослые дети. Фрейд не уставал удивляться, почему всем этим женщинам так нравилось рожать от него: четверых родила бывшая соученица по художественной школе Сьюзи Бойт, четвертых — Кэтрин МакАдам, двоих — писательница Бернардин Коверли, одного — графиня Джакетта Элиот, да разве всех перечислишь! Официально пришлось признать 14, иначе от этих баб было не отбиться! С кем-то из детей Люсьен был знаком, кто-то находил его сам, многих, понятное дело, он никогда в глаза не видел и совершенно к этому не стремился. Ведь Фрейд никому ничего не обещал, все матери его детей прекрасно видели, что он за фрукт, что живет исключительно своим искусством.

Уже давно Люсьен Фрейд как художник целиком и полностью сосредоточился на человеческом теле, это стало его единственной темой и страстью — обнаженное тело, изображая которое он хотел докопаться до первичных импульсов, до животной природы — и в этом тоже, в сущности, он следовал по пятам деда.

Чем старше Фрейд становился, тем больше рисовал — по два, по три сеанса в день, а если учесть, что на каждую модель проходилось не меньше шести часов, то когда же он умудрялся спать? После того как на его картины в конце 80-х неожиданно возник бум и у Фрейда завелись немалые деньги, художник совершенно не изменил своего образа жизни, даже не сменил мастерскую. В апартаментах занимал всего одну комнату, в остальных пяти даже не удосужился расчехлить мебель.

Ни гостей, ни тусовок — этого Люсьен не терпел. Скоротать ночь в пабе по-прежнему оставалось лучшим времяпрепровождением. Правда, теперь он пристрастился к игре на скачках и часто по старой привычке ставил на лошадь все до последнего фунта; если в молодости он бесился от проигрыша в рулетку, то теперь именно проигрыш возбуждал в нем чувство жизни и щекотал нервы. «Выигрыш — смерть, проигрыш — жизнь», — любил повторять Фрейд собственный афоризм.

Как и в юности, он не терпел ни малейшего насилия и писал только тех, кто был ему интересен, поэтому канцелярии Букингемского дворца пришлось долго уговаривать художника написать портрет королевы Елизаветы II. Разумеется, он наотрез отказался тащиться во дворец ради парадного портрета ее величества.

Пришлось королеве самой идти в мастерскую к Люсьену и мириться с видом обшарпанного пола, ободранного дивана и безобразной водопроводной трубы на стене. Портрет королевы получился по меньшей мере спорный, но Люсьен никогда не стремился никому угождать. От лестных предложений написать портреты Папы Иоанна Павла II или леди Дианы Люсьен, например, отказался наотрез.

В 90-е годы распространились слухи: грязный старикан Люсьен Фрейд докатился до того, что рисует обнаженными своих дочерей! Люсьен взбесился. Помилуйте, да эти взрослые перезрелые девахи, которых он раньше в глаза не видел, сами явились к нему в мастерскую! Может, ждали, что он угостит их конфеткой или запоздало погладит по головке? Люсьен не раздевал насильно ни Эстер, ни Беллу, ни Розу, они сами стащили перед ним майки и джинсы, им самим захотелось, чтобы знаменитый отец запечатлел их, так какие к нему претензии?

Он всего лишь художник...

Однажды на пороге мастерской Фрейда появилась хрупкая юная красавица, он узнал ее еще до того, как она представилась, и сердце отчаянно забилось, как десятки лет назад. Господи, вот эту дочь он ждал, неужели все-таки это тогда случилось? Люсьен иногда думал об этом, но отгонял прочь подобные мысли.

— Я хотела вам сказать, что всегда любила вас, — услышал Фрейд глубокий низкий голос, так похожий на голос его бывшей жены Кэролайн Блэквуд.

Старик отступил в тень, чтобы девушка не увидела его исказившееся лицо.

Значит, Кэролайн все-таки родила от него, после того как сбежала? А Люсьен втайне сокрушался, что именно она не произвела от него на свет ни одного отпрыска! Значит, это все-таки произошло!

— Я всегда любила вас как художника, — продолжал взволнованный голос Кэролайн.

— Но не как отца. Понимаю, — с ядовитой горечью проговорил Люсьен.

— Господи, вы, наверное, подумали… — сбилась и покраснела девушка. — Я не ваша дочь, я Ивана Лоуэлл, дочь второго маминого мужа — Роберта Лоуэлла, я родилась уже в Америке.

Вот так Люсьена Фрейда настигла последняя любовь. Ему так и не удалось уговорить упрямую девчонку позировать, хотя он умолял ее, встав на колени, несмотря на мучивший его артрит.

У нее где-то там, на другом конце света, есть семья, бойфренд, друзья… А у него уже никого, ничего нет. Иване было жалко старика, и, наведываясь в Лондон, она всегда забегала навестить Фрейда, читая по его требовательным, как в молодости, глазам, что ему совсем не этого нужно.

…Умер Люсьен Фрейд 20 июля 2011 года в возрасте 88 лет, незадолго до смерти признавшись своему помощнику и другу Дэвиду Доусону, что все три женщины, которых он любил в жизни, предали его...

amp.7days.ru

Фрейд Люсьен Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Фрейд. Имя при рождении Дата рождения Место рождения Дата смерти Место смерти Гражданство Жанр Учёба Награды

Люсьен Фрейд

англ. Lucian Freud

Люсьен Фрейд в 2005 году

Lucian Michael Freud

8 декабря 1922(1922-12-08)

Берлин

20 июля 2011(2011-07-20) (88 лет)

Лондон

Великобритания Великобритания

портрет

Голдсмитс Central School of Art and Design[d] Bryanston School[d]

Работы на Викискладе

Люсьен Майкл Фрейд (англ. Lucian Michael Freud; 8 декабря 1922, Берлин — 20 июля 2011, Лондон) — британский художник немецко-еврейского происхождения, специализировавшийся на портретной живописи и обнаженной натуре; мастер психологического портрета. Был одним из самых высокооплачиваемых современных художников[1].

Содержание

• 1 Биография
• 2 Семья
• 3 Творчество
• 4 Смерть
• 5 Награды и премии
• 6 См. также
• 7 Примечания
• 8 Ссылки

Биография[ | код]

Люсьен Фрейд родился в Берлине в состоятельной семье австрийско-еврейского происхождения. Его отец — архитектор Эрнст Людвиг Фрейд (1892—1970) — был младшим сыном основателя психоанализа Зигмунда Фрейда; мать — Люси Фрейд (в девичестве Браш, 1896—1989) — происходила из семьи крупных лесо- и зерноторговцев.

Фрейд и его семья переехали в Великобританию в 1933 году в связи с подъёмом нацизма. В этом же году он получил британское гражданство. В 1939 году в Лондон перебрались Зигмунд Фрейд с младшей дочерью — основоположницей детского психоанализа Анной Фрейд.

Учился в Центральной школе искусств (Central School of Art, Лондон), Школе живописи и рисунка Восточной Англии (East Anglian School of Painting and Drawing,

ru-wiki.ru

---

• 
  Картина рубашка шнурова
• 
  Картины чумаков орлеанский
• 
  Борис шаляпин картины
• 
  Стэна херда картины
• 
  Батони помпео картины
• 
  Домашников борис картины
• 
  Картины андрей захаров
• 
  Парфенюк сергей картины
• 
  Картина 72 рф
• 
  Картины дизонорд 2
• 
  Озон модульные картины