Художник недели. Иван ЧуйковARTinvestment.RU   26 мая 2010. Чуйков картины


Чуйков Семен Афанасьевич

Чуйков Семен Афанасьевич, Автопортрет

Чуйков Семен Афанасьевич (1902 г. - 1980 г.) - советский художник, родоначальник современного изобразительного искусства Киргизии. Народный художник СССР (1963 г.), действительный член АХ СССР (1958 г.).

Родился в Пишпеке Туркестанского края Российской империи (сегодня Бишкек, Киргизия) 17 (30) октября 1902 года в семье писаря местного лазарета.

В семилетнем возрасте Семен начал посещать церковно-приходскую школу, которую он закончил уже в административном центре Верный (ныне Алматы, Казахстан), куда по службе перевели отца (1912 год). Затем учился в городском училище, где и увлекся живописью.

В 1918 году стал студентом учительской семинарии. Здесь Чуйков начал брать уроки живописи у учителя рисования Н. Г. Хлудова. Одновременно увлекся драмкружком, а затем оказался в городском театре, где получил работу гримера.

В 1920 году Семен Афанасьевич получил направление Верненского обкома комсомола на учебу в Ташкентскую художественную школу. Затем Чуйков продолжил обучение в московском Вхутемасе (1921 - 1930 гг.), где с 1924 года занимался в мастерской профессора Р. Р. Фалька.

Осенью 1927 года состоялся дебют художника Чуйкова. На первой всесоюзной художественной выставке "Искусство народов СССР" экспонировались три работы Семена Афанасьевича: "В горах" (1925), "Пастух" (1927) и "В горах" (1927). Картины были замечены и получили положительные отзывы критиков. Спустя 2 года Третьяковской галереей была приобретен холст "Мальчик с рыбой".

В течение последующего десятилетия формировался художественный язык Чуйкова. Особым средством выразительности для него выступает свет. Художник мастерски строит форму и передает пространство с помощью тонких цветовых переходов. Живописная сторона его картин тесно связана с содержанием произведения.

На материале близкой ему Киргизии складывается основное тематическое направление, которое Чуйков разрабатывает на протяжении всего своего творчества - это жизнь простых людей в окружающей их природе. Также большую часть наследия художника составляют произведения индийского цикла, ставшие результатом трех путешествий (1952, 1957, 1968 гг.) живописца в эту страну.

Семен Афанасьевич Чуйков принимал активное участие в становлении изобразительного искусства Киргизии. По его инициативе был создан Союз художников Киргизии (1934 год), открыта первая картинная галерея (ныне Киргизский музей изобразительных искусств, Бишкек).

Чуйков занимался преподавательской деятельностью во Вхутеине, затем в Ленинградском Институте пролетарских изобразительных искусств (1929-1932), и Московском государственном художественном институте им. В.И.Сурикова (1947-1948).

Лауреат двух Сталинских премий (1949 год, второй степени - за цикл "Киргизская колхозная сюита", 1951 год, третьей степени - за картины "На мирных полях моей Родины", "У подножья Тянь-Шаня", "Утро в совхозе"), премии Джавахарлала Неру (1968), награжден орденами и медалями.

Из-под пера Чуйкова вышли три книги путевых и мемуарных очерков: Образы Индии (1956), Заметки художника (1962), Итальянский дневник (1966).

Семен Афанасьевич Чуйков, родившийся и выросший у подножия Ала-Тоо, создал чудесный живописный мир, наполненный удивительными красками природы Киргизии и образами жителей этого необычного края.

Умер Чуйков в Москве 18 мая 1980 года.

Детские образы в творчестве Чуйкова С. А.

webstarco.narod.ru

Описание картины Семена Чуйкова «Работа»

Описание картины Семена Чуйкова «Работа»

Чуйков изображал киргизские пастбища и селения. Героями его картин становились простые пастухи, дети и впечатляющие стройностью женщины со смуглой кожей. Живописец изображал родные места.

В каждом своем творении Чуйков стремился максимально раскрыть особую специфику природы Киргизии. Его интересовало особое своеобразие быта.

Художник уделял максимальное внимание обычной жизни простых людей. Но при этом он не стал обычным бытописателем. Его интерес проявляется не к мелким подробностям бытового характера. Чуйкова волнует атмосфера поэтического характера, возникающая при постоянном контакте человека и природы. Проявления эти заметны в поведении, укладе и определенном характере каждого человека.

Его герои поражают гордой осанкой и невероятной плавностью движений. Именно они естественны для величественной природы, на фоне которой обычно изображает их художник.

На полотнах художника действие отсутствует. Герои его обычно просто созерцают мир вокруг них. Живописцу нравится раннее утро или же поздний вечер.

На этой картине мы видим охотника. Ему удалось подстрелить дичь, которую он и держит в руках. Чуйков изображает его в простой рубахе и полотняных брюках. Босые ноги говорят о том, что человек это беден. Ему приходится работать даже при палящем солнце.

На его загорелом лице можно прочесть некую безысходность. Ему приходится зарабатывать на жизнь, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В этом охотнике Чуйкову удается передать некоторые характерные для современного киргизского быта черты.

Преобладающий тон картины – желтовато-зеленый. Он наполняет все полотно светом. Цвет всегда был для художника особым средством выразительности. С помощью него он передает особое пространство, выстраивает определенную форму и создает особую атмосферу в эмоциональном плане.

opisanie-kartin.com

Художник недели. Иван Чуйков

ARTinvestment.RU рассказывает об одном из лидеров московского концептуализма

Иван Семёнович Чуйков (р. 1935) — сын академика живописи, выпускник Суриковского института и один из ведущих художников московского концептуализма.

Уже много лет он исследует проблему столкновения иллюзии и реальности в картине, органично сочетая в своих работах внимательный анализ с лиризмом. Чуйков рано осознал необходимость глубокого осмысления самой сути живописного творчества, но в отличие от западных коллег-концептуалистов, стремившихся дойти в «анатомировании» искусства до конца, всегда защищал право искусства на тайну. «За внешней оболочкой окружающего мира и за его изображениями скрывается что-то еще, чего мы не знаем и не можем назвать, — заявил он в интервью Дмитрию Барабанову (1998). — Я испытываю удивление от самой возможности что-либо изображать, осознавая при этом, что это изображение неадекватно. За тем, что мы видим, есть некая тайна, нечто такое, природа чего не поддается изображению».

В 1979 году исследователь искусства Борис Гройс опубликовал в журнале неофициального советского искусства «А-Я» знаменитую статью о «московских романтических концептуалистах», в число которых он включил и Чуйкова. Выставляться в этом кругу художник начал несколькими годами ранее, хотя концептуальные работы начал создавать еще в конце 1960-х: это была серия «Окна», обыгрывающая идею ренессансного теоретика Альберти о том, что «картина есть окно в мир». За долгие годы чуйковские «окна» показывали всякое: и реалистические виды, и импрессионистические композиции, и абстракции, и «сборные солянки» из различных живописных фрагментов... Фрагменты — ключевой мотив в творчестве живописца: Чуйков мастерски соединяет в картинах и инсталляциях части изображений, относящихся к разным мирам. В одной работе могут встретиться фрагменты классической картины, импрессионистического пейзажа и советского плаката... Кто-то может заподозрить в этом цинизм: как же так — уравнивать топорную пропаганду и вершины классического искусства?.. Но все эти изображения объединяет условность и неадекватность реальности, а также (хотим мы этого или нет) своя особая магия. Этой теме посвящена и инсталляция «Теория отражения», которая представляет несколько видов переноса традиционного натюрморта (бутылка, бокал и яблоко) из реальности в мир отображений. Предметы изображены на холсте, отражены в зеркале, поставлены за стекло, а также нарисованы на зеркале и на школьной доске.

Интеллектуальная строгость творчества Чуйкова вовсе не говорит о том, что его работы скупы на эмоции. На прошлогодней Московской биеннале современного искусства Чуйков представил необычный проект о «расщеплении сознания»: комнату, разделенную надвое стеной. Корни идеи следует искать в опыте художника, который в советское время зарабатывал на жизнь росписью задников сельских клубов. По словам Чуйкова, после каждой такой работы он чувствовал себя полностью опустошенным; переключаться на свое собственное искусство было мучительно. Художник нашел выход — оставлял некоторые произведения незавершенными, а по возвращении продолжал работать над ними.

Картины Чуйкова входят в коллекции Государственной Третьяковской галереи, ГМИИ им. А. С. Пушкина, Государственного Русского музея, Московского музея современного искусства, Центра Помпиду и других музеев.

С 26 мая по 10 июля работы живописца можно увидеть в галерее «Риджина».

Чуйков был одним из художников, чьи произведения вошли в каталог легендарного «русского Сотбиса» в 1988 году. Его картины появляются на открытых торгах довольно регулярно. Рекорд принадлежит безымянному холсту 1986 года, принесшему на Sotheby’s 12 марта 2008 года 96,5 тысячи фунтов при эстимейте 15–20 тысяч (!) В тот же день трехчастная композиция «Окна» ушла за 94,1 тысячи (эстимейт 20–30 тысяч).

Материал подготовила Юлия Максимова, AI

Источники: openspace.ru, artchronika.ru, azbuka.gif.ru, art4.ru, artinvestment.ru

artinvestment.ru

Иван Чуйков: «Красота — это самым простым и коротким путем решенная задача»

Иван Чуйков — классик современного русского искусства, один из героев советского художественного «подполья». Сын ученицы Роберта Фалька художницы Евгении Малеиной и академика Семена Чуйкова, чье полотно «Дочь советской Киргизии» тиражировалось даже в школьных учебниках, Иван Чуйков отказался от официальной карьеры советского живописца. Ради заработка он учил живописи по переписке в Заочном народном университете искусств, потом работал в Художественном комбинате, где рисовал пейзажные задники для сельских клубов, но настоящая жизнь происходила в мастерской. С середины 1970-х Чуйков участвовал в квартирных выставках, а с 1979 года — в издании посвященного неофициальному советскому искусству журнала «А–Я». Чуйков принадлежит к кругу тех, кого в первом выпуске «А–Я» философ Борис Гройс объединил термином «московский романтический концептуализм». Но в отличие от многих его коллег, «советское» и «политическое» в меньшей степени интересовало Чуйкова. Многие годы последовательно и методично он исследует внутреннюю проблематику искусства: проблемы картины, ее деконструкцию, соотношение иллюзии и реальности, которая рассматривается в ставшей визитной карточкой мастера серии «Окна». Мария Кравцова поговорила с художником о свободе выбора, поисках «красоты», первых «окнах» и допросах в КГБ.

Дмитрий Пригов, Иван Чуйков, Виктория Мочалова и Илья Кабаков. Источник: facebook Ивана Чуйкова

Мария Кравцова: Ваши родители видели вашу эволюцию — как они к этому относились?

Иван Чуйков: Отец очень верил в мой талант, но талант живописный, и очень огорчался, что я держу его втуне и даже, по его мнению, гублю. Но все же, хотя он и обличал в своих статьях абстракционизм, на меня он не давил, потому что верил, что я работаю честно и искренне. Родители учились во Вхутемасе, а мама даже какое-то время у Малевича — правда, я ее об этом никогда не спрашивал, и сама она не вспоминала. Рассказывала только, что у нас до войны была рукопись Малевича, которая исчезла во время эвакуации.

М.К.: Вы не раз говорили, что в молодости для вас были важны поиски красоты. Что вы подразумевали под словом «красота»?

И.Ч.: Когда я учился в Суриковском институте, самым важным в картине считалось «что», то есть сюжет. В противостоянии этому родилась идея того, что важно не «что», а «как». Красоте мы учились у западного искусства — в моем случае я ориентировался на Сезанна, «голубого» и «розового» Пикассо, Модильяни. Я мог небольшую картинку писать месяцами, я должен был попробовать все варианты цвета и фактуры — это выродилось в маньеризм. При этом я очень оберегал себя, старался ни на кого не походить. И это была ловушка. Потому что опасаться влияний — это значит никуда не двигаться.

И вдруг я понял, что писать так нельзя, и четко для себя сформулировал: никакой деформации, никаких произвольных цветов. Я начал пытаться делать объемные вещи, но в этих первых работах с иллюзией пространства объем не работал — должна была быть плоскость как точка отсчета, чтобы объем заработал, а цвет должен быть элементарный, органичный — небо голубое, трава зеленая. Главной для меня стала идея простоты, то есть прочь изыски оттенков, фактуры и т. д., так, чтобы на уровне исполнения это мог сделать любой. Я намеренно поставил себя в жесткие рамки, и они оказались спасением. Именно в этот момент я почувствовал себя свободным и начал писать быстро и много. Cейчас для меня красота — это чисто, самым простым и коротким путем решенная задача. Как в математике. Если задача принципиальная и важная, а решение минимально и убедительно, то это и красиво, причем для всех.

Мастерская Ивана Чуйкова. 1982. Фото: Георгий Кизельвальтер. Фотография из каталога выставки «Поле действия. Московская концептуальная школа и ее контекст. 70–80-е годы ХХ века». М.: Фонд культуры «ЕКАТЕРИНА». С. 90

М.К.: Как я понимаю, именно тогда появились первые «окна», ставшие вашей визитной карточкой?

И.Ч.: В 1968 году я был в гостях у приятеля и, уходя, увидел сложенные на лестнице старые оконные рамы. Я прихватил парочку и потом сделал из них две работы. Первое «окно» было написано в стилистике манерной и сюрреалистической: в каждой створке пейзаж — морской, с деревьями и зимний. А следующее «окно» ознаменовало переломный момент в том, что я делаю. Я как бы наложил на оконную раму пейзаж Айвазовского. Мне тогда и в голову не приходило, что я работаю с теорией Альберти — картина как окно в мир. Эти слова Альберти вспомнились позже. Сначала появляется образ, я его воплощаю, а потом начинаю рефлексировать и нахожу ему объяснение. Совместив картину — окно в мир и настоящее окно, — я столкнул реальность и иллюзию. Но при этом настоящей иллюзией является окно — оно приглашает войти, а живопись не пускает. То есть картина отнюдь не окно в мир, и уж, во всяком случае, не только.

М.К.: Как вы вошли в круг концептуалистов? Мне рассказывали почти анекдотическую историю про вас и художника Виктора Пивоварова: вы были знакомы, вместе распивали чаи, слушали «Голос Америки», но долгое время даже и не думали поинтересоваться работами друг друга.

И.Ч.: Это был 1968 год. Наши жены, которые были знакомы, встретились в автобусе. Мы начали приятельствовать, но действительно как-то без разговоров об искусстве. Я видел ранние Витины работы — тогда они были очень точно написанными, достаточно манерными и очень похожими на его детские иллюстрации. Почему он не интересовался мной, тоже совершенно понятно: я был сыном академика, окончил Суриковский институт, и он примерно «представлял», что я могу «делать». Потом Пивоваровы переехали. Но через несколько лет он сам попросил показать ему мои работы. Видимо, до него дошли какие-то слухи. Я его пригласил в мастерскую, Витя посмотрел и сказал: «Это событие! Надо Илью позвать!» — и побежал за Кабаковым.

Слева: Игорь Макаревич. Портрет Ивана Чуйкова. Из серии «Стационарная галерея русских художников». 1981.  Оконная рама, фанера, масло. Справа: Иван Чуйков. Фото: Игорь Макаревич. Courtesy XL Галерея

М.К.: «Окна» появились в 1960-х, но впервые вы показали их в кругу близким вам по взглядам людей только в 1976 году.

И.Ч.: Художника узнают только благодаря выставке. Первая выставка — это инициация. Та однодневная выставка в мастерской Леонида Сокова остается для меня одним из самых светлых жизненных впечатлений, несмотря на то, что потом у меня было много больших важных выставок. К тому же эта выставка была связана с преодолением страха: у подъезда дежурили «топтуны», которые фотографировали пришедших.

М.К.: Формально вы считаетесь концептуалистом. Вы согласны с этой дефиницией?

И.Ч.: Это же все условно. Многие художники, которые считаются концептуалистами, вовсе никакие не концептуалисты в терминах западного искусства — наши художники работали с другим материалом и с другой традицией. Концептуализм предполагает не создание мифа, а его исследование, а Кабаков, например, только и занимается тем, что создает миф. С этой точки зрения я больший концептуалист. Ведь я занимаюсь внутренними проблемами, анализом искусства. Кабаков тоже этим занимается, но все же он признан мировым сообществом именно за созданный им миф о коммунальной жизни. В первом номере «А–Я» Борис Гройс объяснил, почему он объединил нескольких московских художников общим термином «концептуализм», да еще с эпитетом «романтический». Прежде всего он имел в виду некоторую мечтательность и устремленность этих художников в бесконечность. С этим я согласен, но не вижу иных параллелей с тем, что делали другие художники этого круга.

Иван Чуйков. Окно XIV. 1980. Дерево, нитроэмаль. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина

М.К.: Когда в ваших работах появился текст?

И.Ч.: С 1970-х я начал перерисовывать фрагменты плакатов и уличных стендов, на которых, само собой, были буквы. Но текст в этих работах играл совершенно иную роль, чем в работах других концептуалистов. В моем случае это были части изображения, которые отсылали к конкретному объекту. Я сделал первую в нашем круге чисто текстовую работу. Это был объект «Далекое-близкое» на выставке в мастерской Сокова. Тетрадь, на страницах который я вместо изображения давал описания близкого — того, что можно увидеть, и далекого — того, что невозможно увидеть или возможно, но не стоит того, воображаемого, желаемого... Описания, как и в живописи, были разделены по жанрам: натюрморт, батальная живопись и т. д. Например, «близкое» в жанре натюрморта: «Столик слева от входа в кафе на Сущевке, напротив театра “Форум”, в 7 часов вечера». Можно пойти и посмотреть. «Далекое» — «подоконник в квартире мистера К. (художника Александра Косолапова. — Артгид) в Нью-Йорке». Это можно было представить, но увидеть нельзя. Но оказалось, что абсолютно никто не был готов к такому искусству. Я видел, как эту тетрадь листали, но не вчитывались, а сегодня никто даже не может вспомнить, что этот объект был на выставке.

Иван Чуйков. Далекое-близкое. Листы из тетради. 1976. Бумага, тушь. Courtesy галерея «Риджина»

М.К.: А когда и в связи с чем появилась концепция фрагмента?

И.Ч.: Когда я решил что с «окнами» мне все понятно и неинтересно, меня охватил ужас, что я ничего не придумаю и ничего больше не сделаю. Но в этот момент мне попалась на глаза афиша выставки Рембрандта, на которой крупно был дан фрагмент его работы, с фактурой, с бликами на ней. И вдруг я понял, как работает это фрагмент! Сначала я начал делать отдельные фрагменты, потом перешел к совмещению различных языков и кодов. Потом появилась работа, состоящая из семи частей-фрагментов: моего «окна», полотна Мазаччо, картины Матисса, футбольного плаката, работы советского живописца Константина Максимова «Сашка-тракторист», уличного стенда с призывами «Вперед!». И последним фрагментом был фрагмент первого фрагмента. Я показывал эту серию молодому художнику Максиму Кантору и его отцу. Они посмотрели и сказали: «Живописно, конечно, мощно, но не может же быть пропагандистский плакат так же хорош, как Мазаччо, либо Мазаччо такое же говно». Я пытался объяснить, что на уровне живописной практики они равны, а все остальное — человеческая оценка. Но не удалось.

М.К.: Сейчас пересматривается миф о неофициальном искусстве. Если раньше к поколению неофициальных художников относились как к абсолютно героическому, то сегодня можно услышать, что, несмотря на конфликт с властью, у них были и хорошие заработки, и выставки за рубежом, их работы покупали иностранцы.

И.Ч.: На самом деле это действительно миф. Но сейчас складывается миф другой. Нас действительно преследовали: меня дважды вызывали в КГБ, не давали делать выставки, но, с другой стороны, это время было для нас чудовищно комфортным, оранжерейным. Все друг друга любили-уважали, и не было цензуры рынка, как сейчас.

Виктор Пивоваров. Иван Чуйков на допросе в КГБ. Лист из альбома из «Действующие лица». 1996. Бумага, акварель, тушь, белила. Courtesy XL Галерея

М.К.: В связи с чем вами заинтересовался КГБ?

И.Ч.: В конце 1970-х в Париже художник Игорь Шелковский познакомился со швейцарским бизнесменом Жаком Мелконяном, который купил у него работу. Сначала Мелконян носился с какими-то безумными идеями открыть кафе и показывать в нем работы русских художников, но Игорь уговорил его дать денег на издание журнала. Шелковский сообщил об этом проекте Алику Сидорову и мне. Мы, в свою очередь, рассказали об этом Сокову и Римме и Валерию Герловиным. Такой компанией придумали название «А–Я», и первый номер Игорь сделал из материалов, которые увез с собой в эмиграцию после выставки в мастерской Сокова в 1976 году. Этот первый номер вызвал дикое раздражение наших заслуженных нонконформистов. Эдик Штейнберг говорил: «Да-а-а, свою площадку делаете». Тогда он отказался участвовать в журнале, а теперь говорит, что мы его туда просто не брали. Алик занимался организационной работой, а я контактами с художниками. Переписка с Игорем шла через туристов и студентов-славистов. Некоторые письма не доходили, впоследствии они обнаружились в КГБ, мне их показали на одном из «приемов».

М.К.: Я знаю, что некоторые художники, работы которых были напечатаны в журнале «А–Я», впоследствии испытывали давление со стороны КГБ и были вынуждены написать и послать главному редактору «А–Я» официальные отказы с просьбой не печатать более о них материалы в этом «антисоветском издании».

И.Ч.: Отказ, в некотором роде, был и от меня — в устной форме. В КГБ меня вызывали дважды. В первый раз в 1979 году одним похмельным утром мне позвонил человек, назвавшийся Алексеем Ивановичем, сказал, что он из Комитета государственной безопасности и хотел бы со мной побеседовать. — Приходите к гостинице «Москва» в четыре часа, я буду в сером пальто, — сказал он. Я положил трубку и подумал: «Какого черта? Почему я должен идти, куда мы пойдем вместе, в ресторан? Скорее всего, меня там сфотографируют, а потом будут предъявлять эти фотографии как свидетельство моего сотрудничества с органами». В общем, я решил не ходить, но через полчаса после назначенного времени он снова позвонил и сказал: — Как же так, Иван Семенович, почему же вы не пришли? Я ему ответил: — Хорошо, я согласен с вами встретиться, но пусть это будет официально! — Ах, вот как! — сказал он с раздражением. — Я хотел сделать, как удобно вам, но раз вы не хотите, тогда приходите в приемную!

Слева: Иван Чуйков. Стул. 2002. Фанера, масло. Собрание Игоря Маркина. Справа: Иван Чуйков. Голова. 2002. Фанера, масло. Собрание Игоря Маркина

М.К.: Вас принимали в знаменитом «Синем домике» — модерновом особняке рядом со зданием КГБ?

И.Ч.: Нет, в здании на Лубянке. «Алексей Иванович» меня встретил и повел к себе в кабинет. — Как отец? — спросил он меня. — У него же сейчас сессия в академии? Потом мы сели, он предложил мне курить, пепельницы не было, и он свернул кулек из бумаги, а потом перешел к делу: — Иван Семенович, в последнее время ваше имя часто появляется в зарубежных источниках и используется в антисоветских целях. После этого он показал мне журнал «А–Я». Я сказал, что не могу контролировать некоторые процессы — в мою мастерскую часто приходят люди, смотрят, иногда фотографируют мои работы, а что потом они делают с этими фотографиями, я не знаю. Он посмотрел на меня и сказал: — Не получилось с вами разговора. И тогда я понял, что это была вербовка. В КГБ думали, что я, сын академика, случайно попавший в «плохую компанию», испугаюсь и соглашусь сотрудничать с ними.

М.К.: То есть в первый раз от вас не требовали писать никаких отказов.

И.Ч.: Второй раз меня настоятельно пригласили в КГБ в 1986 году. Я подготовился, Алик Сидоров дал мне книжечку Владимира Альбрехта «Как вести себя на допросах». Но когда я им снова рассказал историю о том, что не могу контролировать зрителей, которые делают фотографии моих работ, они покивали головами и предъявили мне два письма — одно мое же к Шелковскому, а второе — письмо из Нью-Йорка работавшему в Москве американцу. В своем письме я рассказывал Игорю о знакомых художниках и происшествиях в связи с журналом, кто что сказал, что сделал. Во втором советовалось московскому американцу доставать наши работы, «а мы их потом хорошо толкнем, вот Норман Додж только что хорошо купил работу Чуйкова за 6 тыс. и эти деньги пошли на издание журнала «А–Я». То есть оказалось, что я не только организатор, но и спонсор журнала. В КГБ требовали от меня письменного отказа сотрудничать с журналом. Я отказался, сказав, что не знаю, как они потом будут использовать эту бумагу. «Вас почему-то не беспокоит, что вас используют в самых гнусных антисоветских целях, а это беспокоит!» — возмутились они. Я ушел, но через некоторое время они мне перезвонили с угрозами и спросили, напишу ли я отказ. Я позвонил Игорю и попросил не печатать материалов про меня в следующем номере. «Уже поздно», — сказал Игорь. «Ну и хорошо!» — ответил я.

Иван Чуйков. Теория отражения I. 1992. Вид экспозиции в галерее «Риджина»

М.К.: Как вы думаете, как ваши работы воспринимаются сегодняшними зрителями?

И.Ч.: Мне всегда казалось, что я рациональный и понятный художник, причем понятный до такой степени, что иногда хотелось сделать что-нибудь позаковыристее. Но недавно я увидел передачу «Школа злословия», в которой ведущая Дуня Смирнова и коллекционер Игорь Маркин в один голос утверждали, что я такой непонятный, такой странный художник. Мне непонятно, что во мне непонятно. А что касается зрителя — я считаю, что он всегда прав. Не в своих, конечно же, интерпретациях искусства, а в том, что он всегда может отвернуться и уйти.

Текст впервые опубликован в журнале «Артхоника», № 9, 2009

 

artguide.com

Чуйков Иван | Art Узел

Живописец, график, автор объектов и инсталляций. Иван Чуйков родился в 1935 году в Москве. Окончил Московскую среднюю художественную школу в 1954 году и МГХИ им.В.Сурикова в 1960. Преподавал во Владивостокском художественном училище (1960-1962). Член союза художников СССР с 1968 года. В конце 1960-х годов Иван Чуйков сжег практически все свои живописные работы. 

Участник многочисленных отечественных и зарубежных выставок. Персональные выставки (выборочно): Кунстверайнах (Мюнстер, Билефель, 1990), галерея "L" (Москва, 1992), "Риджина" (Москва, 1992, "Теория отражения"). Художник живет в России и Германии.

Иван Чуйков – уникальная фигура на московской художественной сцене. Он всю жизнь занимается исследованием сугубо живописных проблем, однако, кругом общения и рядом черт отчасти смыкается с представителями "московского концептуализма". С ними его творчество роднит, особенно в советское время, принципиальное неучастие в "идеологизированном" пространстве официального искусства. Предметом его исследования всегда оставалась классическая картина, ее структура, что позволяет соотнести его творчество с исканиями постмодернизма. Он виртуозно владеет техниками мировых художественных стилей, легко "жонглирует" живописными цитатами, раздвигает рамки самого понятия картины. Отталкиваясь от положения Альберти – "картина есть окно в мир" – он, начиная с 1967 года, создает серию "Окна" – живопись в реальных оконных переплетах, где моделирует условный "пейзаж за окном". "Тогда для меня было главным – соединение некоей иллюзии с реальностью. Иллюзией была материальная вещь – окно, которое как бы приглашало войти внутрь. А живопись при этом была не иллюзорной, а наоборот – либо это чужая узнаваемая картина, либо наглая, непрозрачная, плакатная раскраска" – говорит автор. Разработкой этого соединения реальности и иллюзии Иван Чуйков занимается на протяжении всей творческой деятельности. Более жестко художник оперирует живописными стилями в программной серии "Фрагменты". Продолжая концепцию живописи как "окна в мир", он моделирует этот мир из "фрагментов" мировой истории искусства. Выделяя архетипические "точки восприятия", создает идеальное художественное пространство, иную действительность. Последние годы Чуйков занимается исследованием "теории отражения", учитывая изменившиеся реалии сегодняшнего дня. C помощью реди-мейда, компьютерных технологий и живописных практик он продолжает анализировать природу изобразительного искусства, его взаимодействия с реальностью.

Творчество Ивана Чуйкова диалогично и деконструктивно. Эти свойства присутствуют в его инсталляции «Расщепление», которая впервые была представлена в 2010 году в пространстве Московского музея современного искусства, а затем была номинирована на Премию Кандинского. «Моя работа придумана, сделана и существовала в форме эскиза с 1992 года. Сделана она была для братиславской выставки Андрея Ерофеева «В домах» - рассказывает Иван Чуйков. - К сожалению, тогда этот проект не был реализован. Так он и существовал в виде проекта, пока его не увидел Ж.Ю. Мартен на стене галереи Риджина и взял его для 3 Московской Биеннале». Художник воспроизводит обычную московскую квартиру, фокусируясь на своей излюбленной теме соотношения реальности и симулякра. Название побуждает увидеть в частном, домашнем пространстве место, где человек обретает идентичность, Идентичность эта, однако, расщеплена. В одном сознании уживаются, сосуществуют самые разные, самые проиворечивые представления, концепции и даже идеологии, как на личностном, так и общественном уровне.

artuzel.com

ЧУЙКОВ С. А. Биография..docx - Курс лекций. История картин. ЧУЙКОВ ...

ЧУЙКОВ С. А. Биография.ЧУЙКОВ, СЕМЕН АФАНАСЬЕВИЧ (1902–1980), художник, мастер живописи, основоположник современного киргизского изобразительного искусства.Родился в Пишпеке (ныне Бишкек) 17 (30) октября 1902 в семье военного писаря. В 1912 Чуйковы переехали в Верный (ныне Алма­Ата), где Семен сперва зарабатывал на жизнь, помогая семье, а затем, все более увлекаясь искусством, брал уроки живописи у видного местного художника и педагога Н.Г.Хлудова (1918–1920). В 1924–1930 училсяв московском Вхутемасе (Высшие художественно­технические мастерские) в мастерской Р.Р.Фалька. Позднее много работал как педагог – в том числе в Институте пролетарских изобразительных искусств (бывший Высший художественно­технический институт, Вхутеин) в Ленинграде (1930–1932). Был одним из создателей и председателем правления Союза художников Киргизской ССР (1933–1937, 1941–1943).В 1934 по его инициативе во Фрунзе (бывший Пишпек) была открыта первая в республике картинная галерея (ныне Киргизский музей изобразительных искусств). Вскоре Чуйков организовал при ней и школу­студию, в 1939 получившую статус Художественного училища, для здешних мест – тоже первого в своем роде. Жил в основном во Фрунзе, часто наезжая в Москву.Уже в 1930­е годы продемонстрировал незаурядное живописное дарование и тонкий эстетический такт, создавая пейзажи и типажные портреты, привлекавшие ярким местным колоритом. Отдал немалую дань стандартной соцреалистической мифологии, но завоевал известность в первую очередь «киргизской колхозной сюитой» (1939–1948; Сталинская премия 1949), циклом, лучшие образы которой поэтизируют – несмотря на эпитет «колхозная» – традиционные, «вечные» черты природы и быта родного края (Охотник с беркутом, 1938, Русский музей; Утро, 1947; Дочь советской Киргизии, 1948; обе работы – в Третьяковской галерее; и др.). Даже последняя картина, которую советские масс­медиа превратили почти что в плакат о торжестве социализма в Средней Азии, есть на деле просто яркий и свежий этюд о сельской девочке­школьницена фоне дальних гор, чья фигура выразительно и емко символизирует отнюдь не социализм, а Киргизию как таковую.С годами его колоризм, мастерство красочной лепки – родственные по духу позднему стилю художников «Бубнового валета» – лишь дополнительно обогащались. Особую роль сыграли впечатления от двух поездок в Индию (1952, 1957). И в данном случае Чуйков наиболее естественно выражал себя не в программно­идеологических образах (типа помпезной Независимой Индии – центральной части триптиха Они хотят жить, 1967), а в простых по мотиву картинах­этюдах, привлекающих своей эмоциональной живописностью (На набережной в Бомбее вечером, В пути; обе работы – 1954, Третьяковская галерея). Издал три книги путевых и мемуарных очерков: Образы Индии (1956), Заметки художника (1962), Итальянский дневник (1966).Умер Чуйков в Москве 18 мая 1980.

znanio.ru

ЧУЙКОВ, СЕМЕН АФАНАСЬЕВИЧ | Энциклопедия Кругосвет

ЧУЙКОВ, СЕМЕН АФАНАСЬЕВИЧ (1902–1980), художник, мастер живописи, основоположник современного киргизского изобразительного искусства.

Родился в Пишпеке (ныне Бишкек) 17 (30) октября 1902 в семье военного писаря. В 1912 Чуйковы переехали в Верный (ныне Алма-Ата), где Семен сперва зарабатывал на жизнь, помогая семье, а затем, все более увлекаясь искусством, брал уроки живописи у видного местного художника и педагога Н.Г.Хлудова (1918–1920). В 1924–1930 учился в московском Вхутемасе (Высшие художественно-технические мастерские) в мастерской Р.Р.Фалька. Позднее много работал как педагог – в том числе в Институте пролетарских изобразительных искусств (бывший Высший художественно-технический институт, Вхутеин) в Ленинграде (1930–1932). Был одним из создателей и председателем правления Союза художников Киргизской ССР (1933–1937, 1941–1943). В 1934 по его инициативе во Фрунзе (бывший Пишпек) была открыта первая в республике картинная галерея (ныне Киргизский музей изобразительных искусств). Вскоре Чуйков организовал при ней и школу-студию, в 1939 получившую статус Художественного училища, для здешних мест – тоже первого в своем роде. Жил в основном во Фрунзе, часто наезжая в Москву.

Уже в 1930-е годы продемонстрировал незаурядное живописное дарование и тонкий эстетический такт, создавая пейзажи и типажные портреты, привлекавшие ярким местным колоритом. Отдал немалую дань стандартной соцреалистической мифологии, но завоевал известность в первую очередь «киргизской колхозной сюитой» (1939–1948; Сталинская премия 1949), циклом, лучшие образы которой поэтизируют – несмотря на эпитет «колхозная» – традиционные, «вечные» черты природы и быта родного края (Охотник с беркутом, 1938, Русский музей; Утро, 1947; Дочь советской Киргизии, 1948; обе работы – в Третьяковской галерее; и др.). Даже последняя картина, которую советские масс-медиа превратили почти что в плакат о торжестве социализма в Средней Азии, есть на деле просто яркий и свежий этюд о сельской девочке-школьнице на фоне дальних гор, чья фигура выразительно и емко символизирует отнюдь не социализм, а Киргизию как таковую.

С годами его колоризм, мастерство красочной лепки – родственные по духу позднему стилю художников «Бубнового валета» – лишь дополнительно обогащались. Особую роль сыграли впечатления от двух поездок в Индию (1952, 1957). И в данном случае Чуйков наиболее естественно выражал себя не в программно-идеологических образах (типа помпезной Независимой Индии – центральной части триптиха Они хотят жить, 1967), а в простых по мотиву картинах-этюдах, привлекающих своей эмоциональной живописностью (На набережной в Бомбее вечером, В пути; обе работы – 1954, Третьяковская галерея). Издал три книги путевых и мемуарных очерков: Образы Индии (1956), Заметки художника (1962), Итальянский дневник (1966).

Умер Чуйков в Москве 18 мая 1980.

СЕМЕН АФАНАСЬЕВИЧ ЧУЙКОВ. УТРО. Государственная Третьяковская галерея

Проверь себя!Ответь на вопросы викторины «Русские художники и скульпторы»

Кто из представителей авангарда в русской скульптуре разработал оригинальный вариант поп-арта, так называемый гроб-арт?

www.krugosvet.ru


Смотрите также

Evg-Crystal | Все права защищены © 2018 | Карта сайта