Сѓрѕрѕ татьяны картина: Ваше имя означает храбрость

Дон Аль Пачино

Немного найдется на свете актеров, одно имя которых на афише заставляет людей с абсолютно разными вкусами купить билет в кинотеатр. И неважно, в каком жанре снят фильм, и уж тем более — получил ли он «Оскар». Главное, что там играет Аль Пачино.

Маменькин сынок

Маленький Альфред не почувствовал себя обделенным, когда его отец — Сальваторе Пачино — бросил его маму — Роуз Пачино. Ведь заботливых лиц вокруг 2-летнего малыша стало только больше: Роуз вернулась в родной дом, под крылышко своей матушки и многочисленных тетушек. Выходцы из Италии баловали малыша Аля, насколько им позволяли их скудные средства и щедрые сердца. Одно плохо — квартал Южного Бронкса, в котором они жили, имел репутацию бандитского, и мальчика до семи лет не выпускали на улицу. Бабушка строго-настрого запретила. Мол, не для того она плыла через огромный океан из родной Сицилии в неведомую Америку, чтобы ее единственный внук играл с отпрысками мафиози! Только Роуз иногда позволялось вырвать сынишку из-под домашнего ареста. Так впервые встретились Аль Пачино и кинематограф. Возвращаясь домой, будущий великий актер приводил домочадцев в восторг тем, что изображал сцены из увиденных фильмов. Учитывая, что две его тетки были глухими, Аль еще в раннем детстве овладел тем искусством мимики и жеста, которому иные годами учатся на актерских курсах.

Неудивительно, что когда он пошел в школу, его больше увлекали не арифметика с географией, а репетиции школьного театра. Даже если ему доставалась крошечная роль, он с легкостью додумывал себе текст. А на переменах развлекал одноклассников «честными-пречестными» байками о своей жизни в Канзасе, где якобы провел первые семь лет жизни. Многие из его ровесников покуривали наркотики, воровали, то есть знали, почем фунт лиха, и прекрасно понимали, что «Санни» («Маменькин сынок») выдумал все до последнего слова. Но ни разу даже пальцем не тронули худенького, росточком метр с кепкой Пачино — уважали за талант. Из уст в уста, от старшеклассников малышам передавалась ставшая школьной легендой история о том, как однажды Альфреду поручили роль, на которую никто другой не соглашался — изобразить за кулисами звук, как будто человека рвет. Он изобразил, и парочку мамаш, пришедших на спектакль, вырвало прямо в зрительном зале. Уничижительное прозвище «Санни» сменили в тот день на громкое «Артист».
 

Сойти с ума

В день своего 17-летия Аль заявил, что уходит из дома. Тетушки дружно заохали, мама схватилась за сердце, бабушка в традиционной для итальянцев шумной манере озвучила вердикт всей семьи: «Ты с ума сошел? Как ты собираешься жить один? Кто будет тебе готовить, стирать, убирать?! Мама миа, да ты же пропадешь на следующий же день. Свяжешься с плохой компанией и пропадешь! Для того ли мы тебя растили! Театр? Какой еще театр?! Это занятие для богатых!»

Как в воду глядела. Аль лет до тридцати концы с концами не мог свести, перебивался заработками то уборщика, то билетера, научился и курить, и пить. К счастью, пока только очень крепкий кофе, зато ведрами, даже прозвище новое заработал — «Аль Капучино». И от плохой компании не уберегся. Поговаривают, он даже спал с женщинами за еду и кров! А в 1960 году его чуть не упекли в тюрьму за незаконное ношение оружия. И все же «Санни» не пропал. Сквозь все неурядицы и соблазны он неуклонно шел к поставленной цели, ни на секунду не забывая о том, кем должен стать. Как только накапливал нужную сумму, шел учиться: в Манхэттенскую Высшую школу сценических искусств, затем в прославленную студию Ли Страсберга — приверженца системы Станиславского. Начал подрабатывать в маленьких театрах, устраивал с друзьями импровизированные спектакли прямо на улицах или в кафе, с одинаковым рвением относился и к работе на детских утренниках, и на Бродвее. Страсберг сказал ему как-то: «Нужно хотя бы иногда выходить из роли, иначе ты сойдешь с ума!» В психиатрическую клинику Пачино и в самом деле едва не загремел, когда умерла его мать, а он еще так ничего и не добился в выбранной против ее воли профессии…

Игры, в которые играет Аль

Впрочем, это Пачино с его стремлением к совершенству казалось, что он ничего не стоит. А в 1968-м ему присудили престижную театральную премию за роль сумасшедшего алкоголика в пьесе «Бронкс для индуса», на следующий год еще одну — за роль наркомана в пьесе «Носят ли тигры галстук?» Он был признан лучшим театральным актером сезона 68-69 годов. И, как следствие, — получил приглашение в Голливуд, предел мечтаний любого американца, но только не Аль Пачино.

Для него это было только начало, которое могло стать и концом. Ведь когда Френсис Форд Коппола предложил ему роль Майкла Корлеоне в «Крестном отце», продюсеры чуть было не прекратили финансирование фильма: «Человек ростом метр шестьдесят не может выглядеть убедительно в роли мафиозного лидера! К тому же он даже не пытается играть! Весь текст выкинул, сидит и молчит!» Но когда картина все-таки вышла в прокат, зрители настолько отождествили Пачино с его героем, что останавливали его на улицах, чтобы пожаловаться «Майклу» на своих обидчиков! Иногда Алю самому казалось, что он — Корлеоне…

Подобное наваждение повторялось с каждым его персонажем. Когда играл полицейского в фильме «Серпико», вжился в роль так, что самого задержала полиция за то, что пытался на полном серьезе арестовать водителя машины, испускавшей чересчур зловонные выхлопные газы. Работая над ролью журналиста, часами не выходил из редакции известного журнала, чтобы проникнуться атмосферой. Во время подготовки к фильму «Рекрут» прорвался в офис ЦРУ. А играя слепого подполковника Фрэнка Слейда в фильме «Запах женщины», Пачино упал и серьезно повредил глаз, потому что в какой-то момент действительно почувствовал себя слепым и забыл зажмуриться! Именно за эту роль он получил своего первого и единственного «Оскара». А ведь выдвигали его аж восемь раз, но каждый раз статуэтка не давалась в руки. Не то чтобы Аля мучило тщеславие, но разве он не заслужил эту награду больше, чем кто-либо?!

Домашний арест-II

Аль начал пить, карьера его пошла на спад. Снявшись в нескольких неудачных фильмах и с треском провалившись на сцене в шекспировском «Ричарде III», он заперся дома и почти шесть лет не играл вообще. Пил безбожно. И отказывался понимать, почему это, собственно, плохо, если помогает жить?! В просвете между запоями попробовал себя в качестве режиссера и снял на собственные деньги таинственный фильм «Заклейменный позором». Почему таинственный? А потому, что Пачино так и не показал свое детище ни одной живой душе! До сих пор хранит в бронированном сейфе. ..

К счастью для мирового кинематографа, Аль сумел вырваться из своего второго, на этот раз добровольного домашнего заточения. Избавился от алкогольной зависимости («сэнкс» Обществу Анонимных алкоголиков») и с триумфом вернулся на большой экран. В 1989 году в последний раз блистательно сыграл Майкла Корлеоне в третьей серии «Крестного отца», в 1992 году получил своего заслуженного «Оскара», а через пять лет в «Адвокате дьявола» доказал, что с возрастом играет только лучше. Повторил опыт режиссерства, сняв имевшую успех документальную картину «В поисках Ричарда». Много и успешно работал и работает в театре. Из последних громких ролей Аля — Ирод в спектакле «Саломея. Представление с музыкой». Сам он сравнивает игру на сцене с «хождением по канату в ста футах над землей без всякой страховки», жаль только, что полюбоваться на «канатоходца Пачино» может лишь узкий круг нью-йоркских театралов. Выкладывается он на театральных подмостках так, словно мчится по туннелю со скоростью света без обратного билета. ..

Детский вопрос

Ну, а как обстоят дела с личной жизнью Пачино? Такая страстная натура наверняка познала взлеты и падения не только в работе, но и в любви. А вот это уже тайна за семью печатями. В век всеобщей гласности известны, конечно, имена и размеры груди всех возлюбленных знаменитого актера, но не более того. Почему к 67 годам Аль Пачино ни разу не женился? Загадка даже для него самого. Боится, что сработают гены отца и официальный брак неминуемо приведет к разводу? Или просто не выносит никаких оков? Ведь он отказался даже учиться водить машину по той причине, что пришлось бы передвигаться строго по правилам… Почему каждый раз, когда от него рожали ребенка, Аль настаивал на анализе ДНК? Зато теперь он души не чает в своих трех детях — старшей дочери Джули Мари от Яны Тарант, преподавательницы драматического искусства, и близнецах Антоне и Оливии — от актрисы Беверли Д’Анджело. Ни одна из этих женщин не смогла затащить его под венец. С Яной у него был всего лишь кратковременный роман, и хотя для Джулии Мари он — самый заботливый отец в мире, с ее матерью почти не общается.

Д’Анджело удержала Пачино на целых пять лет, но в конце концов он и от нее ушел к очередной любовнице. Беверли в порыве гнева запретила ему видеть близнецов, видимо, надеясь, что ради них он вернется. Аль же в одну и ту же реку дважды не ходок. Он просто-напросто отсудил себе право видеться с Антоном и Оливией, когда пожелает. И честно посвящает им каждую свободную от кино и театра минуту. Если он в чем и сохраняет постоянство и спокойствие духа, так это в воспитании детей. Их счастливое детство для Аль Пачино превыше всего. Все чаще на ковровую дорожку актер выходит не с очередной смазливой пассией, а со старшей дочерью. Отказывается от съемок, если они надолго разлучают его с близнецами. Пачино так захлестывают отцовские чувства, что он проводит нехарактерные для голливудских звезд мастер-классы для молодых актеров, становясь для них «крестным отцом» в профессии. Его лозунг: «Если я достиг успеха, сможете и вы!». Возможно, но второго Аль Пачино не будет точно!

Сноски 9

:

-(3434)-(809)-(7483)-(1457) -(14632) -(1363)-(913)-(1438)-(451)-(1065)-(47672) -(912)-(14524) -(4268)-(17799)-(1338)-(13644)-(11121)-(55)-(373)-(8427)-(374)-(1642)-(23702)-(16968)-(1700)-(12668)-(24684)-(15423)-(506)-(11852) -(3308)-(5571)-(1312)-(7869)-(5454)-(1369)-(2801)-(97182)-(8706)-(18388)-(3217)-(10668) -(299)-(6455)-(42831)-(4793)-(5050)-(2929)-(1568)-(3942)-(17015)-(26596)-(22929)-(12095)-(9961)-(8441)-(4623)-(12629)-(1492) -(1748)

⇐ 567891011121314 ⇒

— Марш!

— Бумм! — Грохнул басом барабан, и левая нога Хэккетса опустилась, и он двинулся посреди громадной послушной людской лавины.

— Такару, — сказал шах Хашдрахру, перекрывая грохот.

Хашдрахр улыбнулся и согласно закивал головой.

— Такару.

— Черт его знает, что мне с ним делать! — расстроенно сказал Холъярд генералу армии Бромли. — Этот малый обо всем, что он видит, говорит, пользуясь терминологией своей страны, а эта его страна, должно быть, жуткая дыра.

— Америкка вагга боуна, ни хоури манко Салим да вагга динко, — сказал шах.

— Чего ему еще надо? — нетерпеливо спросил Холъярд.

— Он говорит, американцы изменили почти все на земле, — ответил Хашдрахр, — но легче было бы сдвинуть Гималаи, чем изменить Армию.

Шах в это время приветливо махал рукой, прощаясь с уходящими войсками.

— Дибо, такару, дибо.

Пол позавтракал в одиночестве. Анита и Финнерти все еще отсыпались после вчерашнего в разных концах дома.

Полу никак не удавалось завести свой «плимут», и наконец он обнаружил, что кончился бензин. Прошлым вечером оставалось почти полбака. Значит, Финнерти проделал в нем далекое путешествие после того, как они оставили его одного в постели и отправились без него в Кантри-Клуб.

Пол пошарил в отделении для перчаток в поисках шланга и нашел его. Тут он приостановился, чувствуя, что здесь чего-то не хватает. Он опять сунул руку в отделение для перчаток и обшарил все кругом. Его старый пистолет исчез. Он поискал за сиденьем на полу, но так и не нашел его. Наверное, какой-нибудь мальчишка стащил пистолет, когда он заезжал в Усадьбу в поисках виски. Теперь придется немедленно сообщить в полицию, придется заполнять там всевозможные бланки. Он попытался придумать какое— нибудь вранье, которое избавило бы его от обвинения в халатности и одновременно не принесло бы никому никаких неприятностей.

Он сунул шланг в горловину бензобака лимузина, пососал, сплюнул и сунул другой конец в горловину пустого бака «плимута». Ожидая, пока перельется бензин, он вышел из гаража на залитый теплым солнцем двор.

С треском распахнулось окно ванной комнаты, и он, посмотрев вверх, увидел Финнерти, глядящегося в зеркальце аптечки. Финнерти не заметил Пола. Во рту у него была согнутая сигарета, и эта сигарета так и оставалась у него во рту, пока он кое-как мыл лицо. Пепел на сигарете становился длиннее и длиннее и, наконец, стал невероятно длинным, так что огонек почти прикасался к губам Финнерти. Он вынул сигарету изо рта, и длинный пепел свалился. Финнерти щелчком направил окурок по направлению к туалету, взял другую сигарету и продолжал бриться. И опять столбик пепла становился все длиннее и длиннее. Финнерти наклонился вплотную к зеркалу, и столбик пепла сломался о него. Большим и указательным пальцами он попытался выдавить прыщик, но, по-видимому, безрезультатно. Все еще косясь в зеркало на покрасневшее место, он на ощупь поискал полотенце одной рукой, схватил не глядя первое попавшееся и смахнул чулки Аниты с вешалки для полотенца в раковину. Закончив свой туалет, Финнерти сказал что-то своему отражению в зеркале, скорчил рожу и вышел.

Пол вернулся в гараж, свернул шланг, сунул его в отделение для перчаток и выехал. Машина опять работала неровно, то набирая скорость, то затихая, то набирая скорость, то опять затихая. Во всяком случае, она отвлекала его от неприятных мыслей о пропавшем пистолете. На длинном подъеме у дорожки для игры в гольф мотор, как ему казалось, работал не более чем на трех цилиндрах, и команда Корпуса еконструкции и емонта, приводившая в порядок заграждение от ветра к северу от здания клуба, обернулась, следя за неравной борьбой машины с земным притяжением.

— Эй! Передняя фара разбита! — крикнул один из рабочих.

Пол кивнул и благодарно улыбнулся. Автомобиль дернулся и остановился почти у самой вершины. Пол поставил машину на ручной тормоз и вышел. Он поднял капот и принялся проверять контакты. Инструменты, которые он положил рядом, звякнули, и с полдюжины кррахов просунули головы под капот рядом с ним.

— Это свечи, — сказал маленький человечек с яркими глазами, похожий на итальянца.

— Ааа, вали-ка ты в свиную задницу со своими свечами, — сказал высокий краснощекий человек, самый старший в группе. — Сейчас вы увидите, что здесь не в порядке. Дайте-ка мне вон тот ключ. — Он принялся за бензиновый насос и очень быстро отвинтил у него верхушку. Он показал прокладку под колпачком. — Вот, — произнес он очень серьезно, как хирург перед практикантами, — вот что у вас не в порядке. Пропускает воздух. Я это знал уже в ту минуту, когда услышал вас еще в миле отсюда.

— Ну что ж, — сказал Пол, — думаю, придется позвать кого— нибудь, чтобы он починил его. Наверное, это займет целую неделю — заказать новую прокладку.

— Это займет пяток минут, — сказал высокий человек. Он снял шляпу и с выражением явного удовлетворения вырвал из нее кожаную прокладку, защищающую фетр от пота. Достав из кармана перочинный ножик, он наложил колпачок бензинового насоса на кожаную прокладку и вырезал кружок кожи нужного размера. Затем в этом кружке он проделал в центре дырочку, поставил сделанную прокладку куда надо и собрал насос. Остальные с удовольствием наблюдали за его действиями, подавали ему нужные инструменты или подсказывали, что нужно ему подать, и пытались хоть как-нибудь включиться в работу. Один соскабливал зеленые и белые кристаллы с контактов аккумулятора. Второй подвернул вентили у скатов.

— Ну-ка, теперь попробуйте! — сказал высокий. Пол нажал на стартер, мотор сразу взял, взревел, набрал и сбросил обороты в точном соответствии с нажимом педали. Пол выглянул: на лицах кррахов было написано колоссальное удовлетворение.

Он вытащил из портмоне две пятерки и протянул их высокому.

— Достаточно одной, — сказал тот. Он бережно сложил ее и спрятал в нагрудный карман своей синей рабочей рубашки. Он иронически улыбнулся. — Первые деньги, которые я заработал за последние пять лет. Мне бы, по совести, их следовало вставить в рамочку, а? — И тут он впервые посмотрел внимательно на Пола, как бы вспомнив, что перед ним не только мотор, но и человек. — Кажется, я вас откуда-то знаю. Вы чем занимаетесь?

Что-то заставило Пола захотеть быть не тем, чем он был.

— Небольшой бакалейный склад, — ответил он.

— Не нужен ли вам парень с умелыми руками?

— Сейчас пока нет. Дела идут вяло.

Но человек уже царапал что-то на клочке бумаги, для этого он положил ее на капот и дважды протыкал бумагу карандашом, когда карандаш натыкался на щель.

— Вот здесь мое имя. Если у вас есть машины, я как раз тот человек, который поможет вам держать их на ходу. Восемь лет вкалывал на заводе механиком перед войной, а если я чего и не знаю, то сразу же разберусь. — Он протянул бумажку Полу. — Куда вы ее собираетесь положить?

Пол подсунул бумажку под прозрачную пластинку в своем бумажнике поверх шоферского удостоверения.

— Положу ее сюда, чтобы была на виду. — Он пожал руку высокому и кивнул остальным. — Спасибо.

Мотор уверенно набрал скорость и перенес Пола через вершину холма к воротам Заводов Айлиум. Постовой подал ему рукой сигнал из своей будки, загудел зуммер, и железные, утыканные сверху железными шипами ворота распахнулись. Теперь Пол подъехал к толстой внутренней двери, посигналил и выжидающе поглядел на тонкую прорезь в каменной кладке, за которой сидел второй часовой. Дверь с грохотом поднялась, и Пол подъехал к зданию своей конторы.

Он поднялся наверх, шагая через две ступеньки — это было его единственное физическое упражнение, — отпер две наружные двери, ведущие в комнату Катарины, а потом еще одну — уже в свой кабинет.

Катарина едва взглянула на него, когда он проходил. Она, по—видимому, была погружена в горестные размышления, а по другую сторону комнаты, на диване, который с успехом мог считаться его собственностью, сидел Бад Колхаун, уставившись в пол.

— Чем могу помочь? — спросил Пол.

Катарина вздохнула.

— Баду нужна работа.

— Баду нужна работа? У него сейчас четвертая по оплате должность во всем Айлиуме. Я не мог бы ему предложить того, что он получает за обслуживание склада. Знаешь, Бад, ты просто с жиру бесишься. Когда я был в твоем возрасте, я и половины не получал…

— Мне нужна работа, — сказал Бад. — Любая.

— Хочешь подстегнуть Национальный Совет по Нефти, чтобы они дали тебе повышение? Конечно, Бад, для виду я мог бы тебе предложить больше, чем ты сейчас получаешь, но ты должен пообещать мне, что ты не поймаешь меня на слове.

— У меня нет больше работы, — сказал Бад. — Меня выставили.

Пол был изумлен:

— Неужели? С чего бы это? Моральное разложение? А как с этим приспособлением, которое ты изобрел для…

— Вот в том-то и дело, — сказал Бад, Причем в голосе его чувствовалась странная смесь гордости и горечи. — Приспособление работает. Отлично делает свое дело, — он смущенно улыбнулся. — Справляется с работой намного лучше, чем это делал я.

— И проделывает все операции?

— Да. Такая разлюбезная штучка.

— И из-за этого ты остался без работы?

— Не я один — семьдесят два человека остались без работы, — сказал Бад. Он как-то умудрился еще ниже опуститься на диване. — Должности нашей категории теперь полностью исключены. Фу, и все. — Он щелкнул пальцами.

Пол прекрасно представил себе, как работник отдела укомплектования настукал на клавиатуре кодовый номер должности Бада и спустя несколько секунд машина представила ему семьдесят две карточки с именами тех, кто зарабатывал на жизнь, выполняя обязанности Бада — те самые обязанности, с которыми теперь так отлично справлялась машина, созданная Бадом. И сейчас по всей стране машины, ведающие учетом рабочей силы, будут налажены таким образом, чтобы больше не считать эту должность пригодной для человека… Комбинации дырочек и зарубок, которые для машин личного состава были олицетворением Бада, оказались теперь непригодными. И если сейчас их сунут в машину, она тут же вернет их обратно.

— Теперь им больше не нужны П-128, — мрачно сказал Бад, — и ничего нет свободного ни выше, ни ниже. Я согласился бы на понижение и взял бы П-129 или даже П-130, но ничего не получается. Все места заняты.

Список личного состава лежал раскрытый перед Катариной. Она уже успела просмотреть все номера.

— П-225 и П-226-инженеры по смазке, — сказала она. — Но обе эти должности занимает доктор озенау.

— Да, действительно, — сказал Пол.

Бад попал в чрезвычайно дурацкое положение, и Пол никак не мог придумать, чем бы ему помочь. Машинам было известно, что Айлиум имеет уже одного полагающегося ему инженера по смазкам, и они не допустят появления второго. Если персональную карточку Бада перешифровать как карточку инженера по смазке и сунуть ее в машину, машина тут же вернет ее за ненадобностью.

Как часто говаривал Кронер, строжайшая бдительность — единственный способ достижения эффективности. И машины безустанно перебирают колоды своих карточек, пытаясь снова и снова обнаружить бездельников, дармоедов или просто упущения.

— Ты ведь знаешь, Бад, не я это решаю, — сказал Пол, — мое слово почти не имеет веса при решении вопроса, кого следует нанять.

— Он знает, — сказала Катарина. — Но ему нужно обратиться куда-то, и мы подумали, что, может, вы знаете какие-нибудь ходы или с кем нужно поговорить.

— Я ужасно огорчен, — сказал Пол. — И с чего, это их вдруг дернуло дать тебе назначение в Нефтяную Промышленность? Тебе следовало бы числиться конструктором.

— У меня нет способностей к этому, — сказал Бад. — Так показали испытания.

И это уж обязательно было отражено на его злополучной карточке. Все показатели его способностей были на ней — неизменно, непреложно, а с карточкой не поспоришь.

— Но ведь ты конструируешь, — сказал Пол. — И, черт побери, ты делаешь это более толково, чем все их асы из Лаборатории. — Лаборатория — Национальная Лаборатория Исследований и азвития — по сути была порождением войны и представляла собой объединение всех усилий страны в одном штабе, занимающемся исследованиями и усовершенствованиями. — Тебе даже не платят за твои изобретения, а ты ведь делаешь работу лучше их. Например, телеметрическое приспособление для нефтепровода, твой автомобиль, а теперь это чудище, которое работает на складе…

— Но проверка утверждает, что способностей нет, — сказал Бад.

— Потому и машины говорят «нет», — сказала Катарина.

— Значит, так оно и есть, — сказал Бад. — Не знаю…

— Ты мог бы повидаться с Кронером, — сказал Пол.

— Я пытался, но мне не удалось прорваться через заграждения — я хочу сказать, через его секретаршу. Я сказал ей, что я насчет работы, и она позвонила в отдел кадров. Они прогнали мою карточку сквозь машину, пока она держала трубку; перед тем как ее повесить, она состроила печальную мину и объявила, что Кронер не будет принимать целый месяц.

— А может, твой университет окажет помощь? — спросил Пол. — Возможно, что, когда проводились испытания твоих способностей, у машины трубки были не в порядке. — Он говорил это безо всякой уверенности. Положение Бада было безнадежное. Как гласила старая шутка «машине и карты в руки».

— Я написал им и попросил снова проверить мои способности. Неважно, что я там говорил, но показатели остались теми же. — Он бросил клочок разграфленной бумаги на стол Катарины. — Вот. Я написал три письма и получил три такие штуки.

— Угу, — сказал Пол, с отвращением глядя на знакомые графы. Это был так называемый «Профиль Достижений и Способностей», который выдается каждому из выпускников колледжа вместе с дипломом. Сам диплом был ничем, а эта графленая бумажка всем. Когда наступало время выпуска, машина брала отметки студента и другие показатели и составляла из них одну графическую линию — профиль.

Графическая линия Бада была высокой в области теории, низкая в администрировании, низкая в области созидания и так далее — то вверх, то вниз по всей странице, вплоть до самой последней графы — личные способности. Какими-то безымянными, таинственными единицами измерения у каждого выпускника определялись высокие, средние или низкие показатели личных способностей. У Бада, как увидел Пол, они были самыми посредственными. Когда выпускник приобщался к экономическому процессу, все эти взлеты и падения на его графической линии находили свое отражение в перфорационных отверстиях его личной карточки.

— Ну что ж, во всяком случае, спасибо, — неожиданно сказал Бад, собирая свои бумаги, как будто ему вдруг стало неловко за свою слабость, вынудившую его беспокоить других своими заботами.

— Что-нибудь подвернется, — сказал Пол. Он приостановился в дверях своего кабинета. — Как у тебя с деньгами?

— Они оставляют меня на моем месте еще на несколько месяцев, пока не будет установлено новое оборудование. И еще мне выдана награда за рационализаторское предложение.

— Ну, слава богу, что ты хоть что-то получил за это.

А сколько?

— Пятьсот. Это самая большая премия за этот год.

— Поздравляю. А ее занесли в твою карточку?

Бад поднял прямоугольник своей личной карточки и принялся рассматривать на свет его перфорацию.

— Наверное, вот эта маленькая штуковина и есть она.

— Нет, это отметка о прививке оспы, — сказала Катарина, заглядывая ему через плечо. — У меня тоже есть такая.

— Нет, не эта, а та треугольная, рядом.

Телефон Катарины зазвонил.

— Да? — она обернулась к Полу. — Какой-то доктор Финнерти стоит у ворот и просит, чтобы его впустили..

— Если ему просто хочется пропустить стаканчик, скажите ему, чтобы он дождался вечера.

— Он говорит, что хочет видеть не вас, а завод.

— Хорошо, тогда впустите его.

— У них там, у ворот, не хватает народа, — сказала Катарина. — Один из охранников болеет гриппом. Кто же будет его сопровождать?

Те редкие посетители, которых допускали на Заводы Айлиум, ходили по заводской территории в сопровождении охранников, которые лишь изредка указывали на особенно выдающиеся местные достопримечательности. Главной обязанностью вооруженных охранников было следить за тем, чтобы никто не приближался к жизненно важным приборам управления и не мог вывести их из строя.