Музыка в библиотеке

Александра Швец, Ольга Громова

Встреча первая

Двадцатиградусный мороз заставлял
бодро шагать к метро, оставляя позади
романтическую обстановку органного концерта и
невольно меняя темп и направление разговора. От
общих слов о Бахе мы перешли к совершенно
практическим вещам.

– А что делать, если в городке нет ни
органа, ни концертных залов, ни даже музыкальной
школы? – вопрошала я, закутывая нос шарфом. И сама
же себе отвечала.

– Я бы поставила проигрыватель или
магнитофон в библиотеке. Какой есть.

Включила бы громко, чтобы музыка так
же, как на концерте, поднималась к нашим высоким
потолкам, заполняла бы пространство между
стеллажами и отражалась…

– Гасить ее будут твои стеллажи с
книгами, а не отражать, – вставляет практичный
сын, в отличие от меня знающий физику.

– М-да… А как хочется… Представляете,
музыка в библиотеке! А, знаю! Мы откроем двери в
коридор, а магнитофон поставим на столе в
читальном зале.

– Я тоже из этой школы, забыла? У вас же
читальный зал – четыре стола, он же – абонемент.

– Ну и что? Все равно это какое-то
пространство и в то же время – уют. И двери
откроем. Пусть музыка летит в коридор. И кто
хочет, придет на звук. А мы будем сначала слушать,
а потом рассказывать что-нибудь особенно
интересное о композиторах, музыкантах, из книжек
кусочки читать, а потом опять слушать.

– Вот завуч тебе задаст музыку в
коридоре.

– Не задаст. Это будет клуб «Музыка в
библиотеке», – на ходу додумываю я. – После
уроков. Продлёнка от нас далеко – не будем
мешать.

– Ой, мам, ну кто придет в библиотеку
после седьмого урока? Кому еще ехать далеко, у
кого музыкалка, у кого – секции. Уроков у всех
полно. Придет человек пять максимум.

– Ну и хорошо, если пять. Значит будет
клуб для пяти человек. Приду, сразу позвоню Вере и
Саше.

– Учителя МХК и музыки, – комментирует
сын другим.

– Одержимая, – смеется муж. До дома час
езды. Пока доедем, ночь будет. Завтра позвонишь.

Назавтра после уроков я уже выкладываю
идею коллегам.

И вот споры и обсуждения позади. В
библиотеке звучит музыка Вивальди – «Времена
года».

На первый раз места в нашем читальном
зале всем хватило с лихвой. Мы сидели и слушали
эту музыку будто впервые, пока кто-то из нас не
сказал: «Представляете, – это написал нищий,
умирающий от голода человек?..»

– Как это? – не поняли дети.

И Александра Сергеевна начала
рассказывать.

Мальчик родился рыжим и тщедушным.
Боялись, не выживет. Считали, что рыжий отмечен
нечистой силой. Поэтому спешно крестили. Шел XVII
век, 1678 год. И сегодня, выйдя из церкви, где
происходило крещение, можно дотянуться рукой до
соседнего здания. В нем аббат Антонио Лучио
Вивальди прослужит почти всю жизнь, пока его не
лишат сана.

Шел XVII век, и рыжий мальчик выжил.

В том марте, как всегда, Венеция была
полна воспоминаний о прошедшем карнавале. Уже
давно существовала эта традиция: представления,
маски, наряды, театр на улице. Все блестит, но не
все золото…

Подмели площадь Сан-Марко, стаи
голубей вернулись на насиженные места. Вода
Канале Гранде несла пестро-золотистый
карнавальный мусор. Он смешивался с очистками,
рыбьей требухой и прочей дрянью. Пахло морем,
гнилью, мокрой древесиной, ветром. Площадь
Сан-Марко с кружевным Дворцом Дожей и огромным
золотистым чудо-собором определяла жизнь. Все
вперемешку: голуби, паломники, торговцы, бродячие
музыканты, песни, крики, споры… И над всем –
колокола, колокола. Музыка Жизни для солиста с
оркестром.

«Антонио, Антонио! Куда подевался этот
мальчишка? Отец ждет его». Мать очень гордилась
тем, что синьор парикмахер Джованни Баттиста
играет на скрипке во время служб в самом главном
соборе Венеции – Святого Марка. Можно
представить себе, будто мать нашла Антонио в
чулане. Он держал в руках отцовскую скрипку,
становился в нужную позу, и скрипка скрипела, как
колеса телеги, икала и квакала. Антонио заходился
кашлем и плачем: никогда-никогда он не сможет
играть, как отец! Насколько лучше та музыка, что
звучит в душе!

Так или иначе, но для Антонио заказали
маленькую скрипочку, и отец стал учить его
играть.

В 10 лет Антонио впервые обнародовал
свое собственное сочинение. К тому времени его
учителем стал маэстро Легренци, который мог
гордиться своим учеником. Оба Вивальди уже были
признанными виртуозами. Играли на службах в
соборе Сан-Марко, концертировали. Но службы
прежде всего! Вероятно, поэтому будущее Антонио
оказалось навсегда связанным с церковью. В 15 лет
он получил низшую церковную должность. Позже он
дослужился до сана аббата. Сан вынуждал к
целибату – обету безбрачия… Легко ли в 15 лет
приобщаться к священнослужительству? О да, он
привык служить вместе с отцом, играть с оркестром
или с органом. Но нет! Иногда любовь к музыке в нем
брала верх над долгом священника. И Вивальди,
оторвавшись от молитвенника, приникал к новой
партитуре. Потом, радуясь, бросался славить
Господа – и снова забывался в Музыке. Говорят, во
время службы однажды ушел записывать свою новую
музыку. И откуда она только бралась у него в
голове? Словно кто-то нашептывал ему! Этими и
другими странностями заинтересовалась даже
Святая Инквизиция. Но до поры до времени решили
чудака не трогать. Чудак! Рыжий Аббат, а не
Антонио Вивальди. Так больше пристало называть
его. Так называл его знаменитый драматург Карло
Гольдони во время их совместной работы над
либретто опер Вивальди.

Но Музыке и Церкви равно принадлежала
его душа. И все было в противоречии: противоречия
в характере, в суждениях о нем, противоречия в
судьбе, в музыке. Рыжий, свободолюбивый,
особенный!

Для него это было так естественно: душа
в музыке, музыка в церкви, церковь в Боге.
Казалось, ему было все равно, в какой он нынче
своей ипостаси. Все смешалось – все
несовместимое, а он посредине. Как на улочке, что
лежит между церковью, где его крестили, и приютом
для детей-сирот «Оспедале де ла Пьета». Там у него
были ученики. Только потому, что он имел сан, его
допустили обучать и девушек. Среди его учениц
была и Ани Жиро, ставшая потом примадонной
оперного театра. Они, не скрываясь, появлялись
всюду вместе. Ужасные пересуды и осуждение
вызвало то, что сестра Ани взяла на себя роль
экономки. Она сопровождала Вивальди и Ани на
гастролях, заботилась о доме, еде и скарбе. К тому
времени Вивальди стал всемирно известным
музыкантом.

Концертирующий аббат, однажды
отказавшийся служить мессу, гастролирующий в
обществе двух дам! Вопиющее неприличие, почти
богоотступничество! Вивальди вызывают в Святую
Инквизицию…

А Антонио хотелось охватить все. Его
привлекают крупные формы в музыке, и он пишет
«большие концерты» – кончерто гроссо. В них есть
где разгуляться его пристрастью к противоречиям:
первая и третья части – живые, веселые,
страстные, средняя часть – медленная, грустная,
полная размышлений, печали. Чтобы объяснить
музыку не то публике, не то себе, Вивальди часто
пишет для слушателей сонеты.

Весна

Грядет весна, и празднества за ней,
И серафимы чествуют их пеньем.
Зефиры веют. Радостный ручей
С утра звенит, пронизан нетерпеньем.
И вешний гром на смену дуновеньям
Спешит, затмив сияние лучей.
И снова, как стогласный соловей,
Небесный хор вступает с упоеньем.
И вот уже на ложе из травы
Лег пастушок главою невесомой.
С ним верный пес уснул под шум листвы.
Одна волынка все враждует с дремой.
И нимфы пляшут в ливнях синевы,
И пастушок глядит на них с истомой.

Этот сонет Вивальди предпослал
Кончерто гроссо «Весна» из цикла «Времена года».
Иногда кажется, что он в музыке ведет диалоги с
самим собой: солист и оркестр. Своего рода спор:
кто кого? Музыка Вивальди напоминает зрелище,
карнавал, театр. Его обвиняют в пристрастии к
деревенскому, к так называемому «ломбардскому
вкусу». То есть в том, что он, Антонио Вивальди, –
человек, что выражает человеческие чувства,
смешивает несовместимое, облагораживает
«вульгарно-народное», заставляет почтенную
публику едва ли не пуститься в пляс в почти
народных танцах, между которыми вдруг появляются
скорбно-хоральные интонации, свободно-величавая,
сосредоточенная на вечном, музыка католических
служб. Один из циклов сочинений Вивальди даже
называется «Опыт гармонии и изобретения». Сам
великий Иоганн Себастьян Бах собственноручно
переложил девять скрипичных концертов Вивальди
для органа и клавира, по его признанию, «…для
удовольствия и поучения». Другие сборники
называются «Мир навыворот», «Охота», «Тревога», и
уж совсем изредка срывается Вивальди в
откровенность – концерт «Зима» имеет
подзаголовок «Ад». Обнаженность чувств,
природная жизнерадостность, лиризм, комичность,
грация…

Но ведь он – аббат! Аббат и Ани Жиро?
Аббат и «ломбардский вкус»? Аббат и отказ служить
мессу? Аббат и сорок опер, среди которых есть и
комические? Автор псалмов и духовных ораторий –
а денежки умел считать. Был хитер и
по-крестьянски сметлив. Всегда помнил, что
рукописные копии дороже печатных. Так кто же
он – Рыжий аббат, Антонио Лучио Вивальди? И что
такое его музыка – божья искра или дьявольское
наваждение?

Он собрался на музыкальный фестиваль в
Феррару. От имени Инквизиции ему запретили въезд,
запретили Вивальди – аббату, и великий
композитор Вивальди сразу стал немодным. От него
отказываются консерватория, почитатели, друзья.
Все его деньги вложены в постановки новых опер в
Ферраре. Но его самого там не было. Поэтому ни
одна опера не имела успеха. Полный провал.
Антонио Вивальди может спокойно умирать от
голода.

Он уезжает в Вену, некогда рукоплескавшую
ему. Там, в бедном домике вдовы шорника, Вивальди
умер. Он был похоронен как безродный нищий и
забыт всем миром на двести лет. Говорят, перед
смертью он вспоминал Венецию. Возможно, ему
грезилась его музыка, похожая на отражение
прекрасных дворцов в воде Канале Гранде, их
позолота, цветной мрамор, блики на воде…

Потом, потом все это услышат многие.
Вивальди похож на Рембрандта – он играет
звуковыми массами и светотенью, а порой в его
музыке – блики света в воде и в воздухе, как у
импрессионистов Франции…

Пусть тело станет пищей для разной
земной твари. Его дух перелился в музыку сыновей
Баха и даже Альфреда Шнитке, Эдисона Денисова,
композиторов – наших современников. Ноты
забытого Вивальди будут найдены лишь в начале ХХ
века.

А пока, в XVIII веке, в 1741 году, он, умирая,
грезит, слышит свою новую грандиозную музыку.
Звонят колокола Сан-Марко. Мать зовет его:
«Антонио, Антонио! Куда мог подеваться этот рыжий
мальчишка?» Сейчас, сейчас он придет. Он просто
весь ушел в свою музыку.

* * *

В музыку стал вплетаться посторонний
звук. Мы не сразу поняли, что это шаги. В дверях
возник охранник.

– По домам не собираетесь? Одни вы в
школе остались. Мне закрывать все пора… Это у вас
такие маленькие взрослую музыку слушают?

– Мы не маленькие, – обиделась
семиклассница Настя. – И вообще, музыка не бывает
детская и взрослая.

– Еще как бывает, – озорно улыбнулась
Александра Сергеевна. Вот приходите в следующий
раз – услышите целую детскую симфонию.

– Ой, вы еще здесь! – влетела в
библиотеку Таня. – У вас есть Стендаль? Мне
срочно.

– А что… – задумчиво говорю я, –
Стендаль – это идея… вполне детская. Решено?
Читаем в следующий раз Стендаля.

Александра Сергеевна и Вера
Николаевна согласно кивают. Оставив
недоумевающую публику без объяснений,
отправляюсь за книгой.

Стендаль выдан. На нетерпеливые
вопросы мы не отвечаем, загадочно улыбаясь:
«Приходите в следующий раз».

Всю неделю до новой встречи в
библиотеке стоит выставка книг о Вивальди и
звучит только его музыка. «Посвященные» радостно
объясняют друзьям, что здесь было в пятницу и чья
это музыка. На вопросы «А что будет?» мы
по-прежнему лишь загадочно улыбаемся: «Музыка
будет».