Попков В.Е. Северная песня. 1968. 169 x 286 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва. Картина северная песня


Северная песня. «Ой, да как всех мужей побрали на войну» - Попков В. Е. :: Артпоиск

Северная песня. «Ой, да как всех мужей побрали на войну».

  • Попков В. Е. Северная песня. «Ой, да как всех мужей побрали на войну»

Описание

«Северная песня» — центральное произведение «Мезенского цмкла». Поначалу художник сомневался, стоит ли вообще браться за этот сюжет. Виктор Ефимович создал массу этюдов, так или иначе, подходя к главному замыслу, зарисовывал по нескольку человек для каждой фигуры-образа. Он опасался, что картина с таким сюжетом будет воспринята слишком буквально, ведь замысел художника хорошо укладывался в рамки жанровой картины, которая многим тогда казалась устаревшей и ненужной. Такие качества, как жанровость и литературность по неким, не вполне понятным причинам считались к тому моменту пройденным этапом. К счастью, эти колебания мастера оказались временными и не стали препятствием для создания картины.  

Сюжет произведения довольно прост: старухи-вдовы поют песню для молодых людей – и взят буквально из жизни. В одной из северных деревень, под названием Лешуконье, Попков столкнулся с экспедицией молодых людей, собиравших и изучавших местный фольклор. Тогда и возник замысел картины. Ощущение песенного звучания в картине достигается не столько образами поющих вдов, сколько цветовым решением: холодный пейзаж за окном сопоставлен с малиновым оттенком цветка на подоконнике, а общий серо-коричневый тон избы – с бордово-красными  одеждами деревенских женщин. Доминанта красного цвета создает некую мелодию картины, словно взятая вдовами высокая нота в песне. Внимание, с которым студенты слушают старух призвано выразить преемственность молодых и старых, а не противопоставить их, как это традиционно происходит в жанровых работах. Это не разобщенность поколений, а желание молодых сохранить заветы прошлого, духовная общность, для которой не важен возраст и место жительства. И девочка-подросток, изображенная рядом с вдовами, предстает как образ нового поколения, все так же внимающего северным песням.

artpoisk.info

Попков В.Е. Северная песня. 1968. 169 x 286 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 17Следующая ⇒

Полотно «Северная песня» — центральное в цикле «Мезенские вдовы», которому художник отдал несколько лет своей жизни. Иногда название картины «расширяется» и выглядит как «Северная песня ("Ой, как всех мужей побра­ли на войну...")», и это расширенное название подталки­вает зрителя к лучшему пониманию трагической сути кар­тины. Точнее — одной из ее граней, ведь, как и всякое по-настоящему талантливое произведение, «Северная песня» имеет несколько планов, которые, наслаиваясь друг на дру­га, образуют неповторимый рисунок бытия.

Приступая к работе над «Северной песней», художник сомневался. Боялся, что получится «просто жанр». «Са­му тему, смысл происходящего, — писал он, — можно бы­ло выразить только в жанровом плане. А преодолеть скеп­тическое, как что-то устаревшее, косное отношение к жан­ровым работам сейчас очень трудно». «Просто жанра» не вышло. Вышло цельное лиро-эпическое полотно, где смо­трят друг на друга два мира, которым не сойтись друг с другом, друг друга не понять и каждому остаться при сво­ем. Но вот, что-то происходит в этой избе, где воздух, дро­жащий четырехголосием, отражается от бревенчатых стен. Что-то важное для всех. Поют. Слушают.

История создания

О «происхождении» цикла «Мезенские вдовы» — и «Се­верной песни» как центрального полотна этого цикла — Виктор Попков в 1968 году рассказал сам. Уникальная ис­кренность воспоминаний художника о своей главной ра­боте такова, что мы решаемся привести их почти целиком:

«История как она есть. Три года назад мне пришлось прожить 29 дней на востоке от Архангельска в деревне Зим­няя Золотица и заездом побывать в двух деревнях на ре­ке Мезени. Замыслов новых работ у меня не было (кроме "Бригада отдыхает", где все было для меня ясно. Осталась только работа с холстом).

Но и Север не хотелось включать в свою творческую жизнь. Может быть, в этом было виновато громадное коли­чество работ: бесконечных пейзажей, церквей и натюрмор­тов из предметов, ставших декорацией, вышедших из упо­требления ... Поэтому я ехал туда просто посмотреть новые места, зная, что эта поездка первая и последняя. Приехав в Москву, я забыл крепко-накрепко про Золотицу и Мезень.

Но проходило время, и в минуты, которые нельзя назвать радостными, мои мысли обращались к тому северному ме­сяцу. Стало ясно, что так просто от Мезени мне не уйти. Где-то самое дорогое в моей прошлой жизни живет сейчас там. И на следующий год — опять я в тех краях, уже зная и предчувствуя, что мне нужно. Можно сказать, что тот вечер, когда бабы пели, забыв про нас, не давал мне покоя весь год.

Вторая поездка, вроде бы, сбор материала к "Песне". Хо­зяйка, где я жил, собрала гостей — своих подруг — и, при­няв меня в свою компанию, пили брагу и ели лепешки, да треску с душком. Они долго сидели, вспоминая свою моло­дость. Я лежал возле стены на чистом полу и смотрел на них снизу. То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, ясно увидел всю сцену, которая сдвинула и время, и простран­ство, и их жизнь, и мою жизнь, и жизнь погибших дорогих людей, и моего в 36 лет убитого отца, и мою несчастную мать, и весь трагический смысл происходящего. Боже мой, ведь во всей избе только они, обиженные войной в самой молодости — теперь уже старухи вдовы. И только я, случай­ный человек, один свидетель их бабьей, проклятой, одино­кой доли. Вся их жизнь, вся их молодость проплывала сей­час у меня перед глазами. Остались только воспоминания. "Ах, война, что ты сделала, подлая". Ничего не оставалось, как тут же, лежа на полу, скомпоновать линейный эскиз бу­дущей картины, куда вошел, кстати, весь замысел без изме­нения. Так родилось полотно "Воспоминания"...

Ну, а для работы "Северная песня" понадобилось еще одно северное лето, хотя эскиз уже был готов. Черновой, трудной работы было много. Пришлось почти для каждой фигуры рисовать и изучать несколько человек. Чтобы по­том случайный набросок получился самым необходимым. И если бы не те дивные песни, в которых выражена вся жизнь этих безвестных баб, да перекличка песен с днем се­годняшним, может, не написал бы я "Северную песню"... Да, здесь жанровая сцена. Женщины-вдовы поют песни, их слушают студенты — физики, музыканты или художни­ки. Вот и все. Поэтому пришлось по многу раз возвращать­ся к эскизам, но решение не выходило за рамки жанра. Жанр — да, жанр. Сейчас я говорю не о том, что получи­лось, а что хотелось. Но как только в эту литературно-сюжетную ситуацию я ввел мелодию песни, стараясь все подчинить ей, попробовал холодно-зеленый пейзаж стол­кнуть с малиновым полыханием цветка на окне. Ввел фи­зически обиженную Богом горбунью, но осветил ее лицо той дивной лучезарной чистотой, глядя на которую, мож­но забыть и про возраст, и про убогость (вспоминал Стрепетову), ввел рядом с ней (пожалуй, главное) девочку-ме­лодию, хрупкую и одухотворенную, хотя ее сознательно даже писал в другом стилистическом ключе, и которая вы­ражала подтекст всей этой сцены, то картина должна бы­ла по мысли приобрести принципиально другое звучание (я не знаю, удалось ли мне это, но так я хотел). Да, и весь холст мне хотелось наполнить этой мелодией. Я старал­ся во время работы чувствовать мелодию песни и слова Окуджавы: "Ах, война, что ты сделала, подлая".

Здесь еще меньше сюжета, места действия. Это попыт­ка посмотреть на себя и со стороны, и как бы изнутри, по­ставить вопросы и не обязательно сразу на них ответить. Единственное условие, обязательное для такого подхода к работе, — абсолютная честность и искренность. Если здесь будет малейшее несоблюдение истин, то спастись не­возможно. Но такой путь, как мне кажется, открывает колоссальный простор для творчества: раскрепощение аб­солютно ото всех догм веры в других людей, в их разум и чувство, да и веры в себя. Здесь художник "голый", и спря­таться не за что...

И еще мне хотелось показать в картине слитность двух противоположных групп людей. Несмотря на внеш­нее различие, на разную жизнь, на то, что одни — жи­вут в деревне, а другие — в городе; все равно перед боль­шими человеческими переживаниями — такие различия бессильны».

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая...»

Девочка-мелодия. Непонятно, есть эта девочка или только «кажется». Существует ли она во плоти, имеет ли имя, голос, поцарапанные загорелые коленки и четверку по прилежанию в школе? Или это действительно «овеществленная мелодия», «милая гостья с дудочкой в руке»?

Две лампы. Из-под потолка свисает «лампочка Ильича». Как видно, надеж­да на нее плохая из-за частых отключений электричества, и она дублирована допотопной керосиновой лампой. Кстати, такую же пару можно увидеть на картине «Одна» и в эскизе к «Воспоминаниям».

 

Горбунья. В угловатом, неправильно развитом теле горбуньи, в ее остром лице проис­ходит развитие угловатых, обедневших плотью фигур и лиц поющих старух. Ее физическая убогость — лишь доведенная до конца мысль о бесплодном увядании крестьянских вдов, всех мужей которых «побрали на войну». Горбунья как бы сгущает в себе смысл этой группы, и худож­ник подчеркивает это — в том числе более интенсивным цветом ее платья.

 

Икона. Икона в красном углу тоже является одним из важных элементов композиции. Именно к Божией Матери (изо­бражение Ее принадлежит, насколько можно судить, к типу «Умиление», особенно любимому в народе) обращено одухотворенное лицо горбуньи, а очертания головы молодого бородача, глядящего в окно, почти повторяют очертания головы Богоматери. И это толь­ко внешние функции иконы.

 

«Студенты». В позах «сту­дентов» (услов­но назовем их так) есть что-то зачарованно-неловкое. Душой они отдались песне, но телом не могут (и словно боятся) выразить это. У них нет тех простых и серьезных жестов, кото­рые есть у деревенских людей, и как раз от этого неимения жеста, соответствующего моменту, происходит развязная поза «сту­дента» справа. Она не подходит ни к тому, что происходит, ни даже к выражению его собственного лица.

Окно. Прямоугольник окна сразу притягивает к себе взгляд благодаря красному цветку («солдатской кровью» иногда называют его в народе) на подоконнике. А за окном — белая ночь над широкой лентой реки.

Мезенский цикл

Назвать Попкова «деревенщиком» можно лишь с боль­шой натяжкой, но, несомненно, деревня оказала определя­ющее влияние на его творчество. Да и на биографию тоже. В мае 1969 года он пишет жене из глухого архангельского села Лешуконского: «Вчера на лодке через ледоход пере­брался на другую сторону реки, ходил в деревню за семь километров. Дорога лесом. Вот глушь-то. Деревня малень­кая, тоскливо-одиноко... Но у меня уже такая цель — по­жить в одной из таких деревушек, хоть чуть-чуть понять эту тоску... ». По нескольку месяцев, по полгода он не появлял­ся в Москве, живя то в Велегоже под Тарусой, то на север­ной Мезени. И лучшие попковские картины этого времени связаны именно с деревней. Лучшие — как это понимали друзья и единомышленники Попкова, как это понимаем мы сейчас. Но не чиновники от искусства.

Попков хотя и не был зачислен в «диссиденты», но неко­торое недоверие к нему, к его картинам, к его обычаю всег­да честно и резко высказываться на собраниях в Союзе художников витало в «официальных кругах». Его не то что­бы «давили», но «поджимали», не то чтобы «не пускали» на выставки, но пускали «не всё». Горькая запись (без да­ты), найденная среди бумаг мастера: «Должны ли у нас быть начальники в искусстве, которые, как боги, все знают, и что хорошо, и что плохо, которые сами решают, что помо­гает народу, что ему нравится и что он должен отрицать?»

«Северная песня» и «Воспоминания» — смыслообразующие картины Мезенского цикла. Они — та ось, во­круг которой цикл строится. Написав «Песню», Вик­тор Попков не сразу смог разлучиться с Севером. В кон­це 1960-х — начале 1970-х годов он создал еще несколько картин, выглядящих как бы послесловием к тому, что бы­ло сказано в «Воспоминаниях» и «Песне».

Читайте также:

lektsia.com

СЕВЕРНАЯ ПЕСНЯ. Краски времени

СЕВЕРНАЯ ПЕСНЯ

…Попков поднимается до понимания безграничной ценности жизни.

В. С. Манин

Виктор Ефимович Попков (1932 — 1974) — советский живописец. Учился в Московском государственном художественном институте имени В. И. Сурикова. Лауреат Государственной премии СССР (посмертно).

Виктор Попков был бесстрашным человеком.

Это бесстрашие потрясло меня на выставке на Кузнецком мосту, у картины "Работа окончена". Там он изобразил себя, художника, упавшим на матрац в глубоком сне-забвении. Он выглядит хрупким, беззащитным, обреченно-скорбным, полностью "выжатым" работой. Он отдал ей все силы. Отдал ей сегодня всю свою жизнь. И если ему предстояло жить завтра, это была бы уже совсем другая жизнь.

Огромный город входит в окно мастерской как неисчерпаемый мир.

Художник чувствовал себя бесконечно богатым, чтобы так раздаривать свои жизни этому миру.

На окне у художника стоял цветок, который ярко, пронзительно, приковывающе светит в его картинах. "Солдатская кровь" говорят о цветке в народе и связывают с ним тревожные приметы. Попков не страшился примет. Знал "одну, но пламенную страсть" — живопись. Но жил не только для нее. О том ведомо всем, кому он помог, кого ободрил, с кем поделился своей силой. Он всегда говорил верное смелое слово — и в живописи и в жизни. Как дышал. Когда он ушел из жизни, Дмитрий Жилинский сказал: "Нам очень не хватает Виктора Попкова. Он умел рисковать".

В его автопортретах есть отстраненность и задумчивость, но нет удивления и равнодушия. Его лицо — лицо человека, забывающего о себе, лицо уверенного проповедника. Взгляд пронзителен и неостановим.

Виктор Попков был очень беспокойным человеком. Не "ищущим" — искал не то, что находится случайно; искал, зная: обязан найти, найдет. Он был "находящим" человеком.

В "Осенних дождях" он написал Пушкина, как мог бы написать и себя самого. Тонкая, упорная фигура поэта — на осеннем ветру беззащитна, полна вызова, борьбы, поэзии — вдохновенная и словно улетающая. Художник и сам надевал "пушкинские одежды" — фрак и прочее, не только, чтобы "вжиться в образ", хотел почувствовать себя Пушкиным. Имел на то право, ощущал с поэтом кровное родство. Как ощущал родство и с людьми, которых писал в своих картинах.

О цикле "Мезенские вдовы" сказано много. Вот художник вспоминает, как они сидели в избе — одинокие, обездоленные войной женщины:

"То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, вдруг ясно увидел всю сцену, которая сдвинула для меня и время и пространство, соединив воедино их жизнь, мою и жизнь погибших дорогих людей. Я вспомнил и моего в- тридцать шесть лет убитого на фронте отца, и мою несчастную мать… О, война, что ты, подлая, сделала…"

В красном (художник любил красный цвет) — вдовы пляшут и поют ("Воспоминания. Вдовы"). Маркс глядит на них из угла, где прежде была божница. Женщина ("Одна") стоит на фоне темной деревянной стены. В красном углу фотография мужа в буденовке. Серебряно светится самовар, а в окне — чудо деревянного зодчества — силуэт церковки виден сквозь кисею занавески. И стоит женщина, как покорная неодолимая жизнь, опустив неловкие всесильные руки… Виктор Попков бесконечно и трогательно любил и уважал этих женщин-тружениц: "настоящие люди". Именно в них, простых русских женщинах, видел истоки силы, которая позволяла ему писать свои картины так, как он мог и хотел.

Вдовы поют ("Северная песня") — аскетические лица заострены годами. На угловатых фигурах одинаковые платья, их красновато-сиреневый цвет, как отблеск того самого, ярко-алого, тревожно "проливающегося" в синем окне цветка — отблеск "Солдатской крови". Трагическая символика: цветок тянется к вдовам. Но картина не о прошлом — о настоящем. Стол, застеленный синеватой белизны скатертью, отделяет вдов от внимающих песне юношей и девушек, "ученых студентов", собирателей фольклора. Они слушают песню как клокочущую огнем и кровью жизнь. Они тоже в этой песне, в тоске воспоминаний и надежде. И рыжеволосая девушка, тонкий стебелек, могла бы быть мезенской вдовой… Кисть художника резкая на той, "военной", стороне стола, здесь смягчается, здесь больше полутонов, размышлений, будущего. А будущее — вот оно, к углу печи прислонилась девчоночка-златовласка, как вестник, — допоется песня, девчоночка выйдет и скажет слово, от которого что-то переменится.

Нежность, верность, боль прикосновения.

Как и в знаменитой картине "Шинель отца". Художник заночевал в избе. — под голову ему подложили шинель. И сукно ожило, заговорило голосом отца-солдата, пришла в избу напряженная строгая эпоха, час испытаний. Художник, человек средних лет, в свитере и замшевых туфлях, надел фронтовую шинель, стоит задумчиво, трогая ее борта и словно недоумевая… Ровесник отца, он стал с ним рядом, прикоснулся к ушедшим дням обнаженным сердцем и понял внезапно и отчетливо: он причастен ко всему, что происходит в жизни, и ответствен за все. Видениями проходят у него за спиной тени мезенских вдов…

"Трагичность радостная" — слова Виктора Попкова.

И было бы странно не вспомнить о том, что он ездил не только на свой любимый русский Север. Изъездил всю страну, видел ее гигантские стройки — не зря его картина "Строители Братской ГЭС" была и остается одной из самых значительных картин о наших современниках…

Художник писал реальную жизнь и был ее сказителем. Тяжело-красный монумент быка воздвигнут на берегу синего моря. "Вечер" — баллада о красном быке.

Избы деревни Кимжы кажутся сказочными теремами на красном закатном берегу "острова Буяна". И людей, живущих в этих теремах, он писал реально и сказочно. "Молодые из деревни Куланово" — это принц Гамлет с Офелией и в то же время современные ребята со своим достоинством, молодечеством, красованием…

Мальчишка прибежал из своей деревни, около которой пасется навсегда полюбившаяся художнику белая лошадь (он рисовал ее неоднократно), и застыл у резного деревянного столба: перед ним ярко засветилось чудо древнерусской живописи…

Прекрасны рисунки Попкова — они сделаны с натуры, эти рисунки-стихотворения. Разве не видите вы в одном из них "печального смысла семейных фотографий", как тонко сказал поэт Николай Рубцов. Разве не мил вашему сердцу мудрый и изящно-легкий крестьянин дед Нечаев? Разве не похож на любопытного воробья мальчишка, взобравшийся на плетень, — красота родных мест перед ним и вся страна.

Трогающая сердце повесть — картина "Хороший человек была бабка Анисья". Прекрасная осень окружает могилу с аккуратно-прощальным венком. Прекрасное дерево увенчано литой коричневой листвой. Как всегда, равнодушно мечутся сороки… А люди думают, вспоминают о бабке Анисье, которая легла здесь в землю — рядом со старинным поваленным могильным камнем и памятником с солдатской красной звездой… Плачут ее подружки, а стайка прекрасных девушек в модных сапожках не кощунственна своей молодостью. Для них бабка Анисья еще не умерла сейчас, просто ушла в землю. Пройдет время, только тогда они поймут: нет больше хорошего человека — бабки Анисьи — и пожалеют о ней вдвойне.

Это правдивое сказание о человеческой жизни.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

design.wikireading.ru

Северная песня Виктора Попкова - Вечерняя Москва

21 мая в Великобритании впервые пройдёт выставка этого советского художника, она называется "Виктор Попков: гений русской души" – экспозиция будет представлена в лондонском культурном центре "Сомерсет-хаус". Весомым дополнением к ней станут работы фотографа Игоря Пальмина. Это концептуальный ход - Пальмин был свидетелем советского быта того периода и частной жизни интеллигенции страны, в том числе художников-нонконформистов. Его фотографии - обрамление, фон, атмосфера того пространство-времени, в котором размышлял о судьбах людей художник. И было оно максимально насыщенным, неоднозначным, мятежным, суровым. А каждая отдельная судьба в нём - хрупкой...

Выставку организовал Государственный музейно-выставочный центр "РОСИЗО". Посетители увидят 40 картин художника из собраний Третьяковской галереи, Русского музея, нескольких региональных музеев и коллекции Арт-фонда семьи Филатовых, в том её ценность - всё и сразу. Причём, 15 "филатовских" - неизвестные зрителю, найденные по одной в разных местах. И тема искренности искусства с его муками конформизма, показом конфликта между официозом и реальностью, видна как в отдельных картинах, так и в сопоставлении коллекций - приобретённых государством для музеев и проигнорированных чиновниками.

Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра

"Двое" (1966)

Когда читаешь дневниковые записи Виктора Попкова, облучаешься смятением его чувств - он не обращал внимания на лавры, продолжал искать, пробовать и перепробовать, вырабатывать, учиться, учиться, учиться... Виктор был ребёнком из московской рабочей семьи, таких называли - "вчерашние москвичи", они только переселились в город в поисках работы. Родился он в 1932 году, до войны оставалось девять лет... Но она пропитала его душу так, что Попков прежде будет долго вызревать, прежде, чем посмеет писать о войне. Это пронзительные картины "Воспоминания. Вдовы" (1966), "Северная песня" (1968) и другие полотна цикла "Мезенские вдовы". В них не только горе от последствий торой мировой войны, героини разных возрастов - завет помнить о войне как судьбах. Полузабытая Империалистическая... Не делившая на своих и чужих Гражданская... Так и не сосчитавшая своих жертв Великая Отечественная... Неизбывное, из поколения в поколение бабье горькое горюшко...

Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра

"Воспоминания. Вдовы" (1966)

Виктору ли не знать его: отец Ефим погиб под Смоленском сразу, в 1941 году, вынося из боя раненого товарища. Перед боем он написал любимой последнее письмо: "Буду жив, буду писать, убьют - до свидания навсегда. Как сумеешь, так детей и расти. Ежели что, Стеша, помни мой наказ: замуж не выходи — четверо у тебя их. Хорошего человека с четырьмя не найдёшь, а с плохим намаешься. Выучи детей, если сможешь". Стеша наказ выполнила. А в детях кроме обид сиротства поселилась жалость к материнской вдовьей доле.

В 1948 году Виктор поступил в Московское художественно-графическое педагогическое училище, потом окончил Художественный институт имени Сурикова - как график, под наставничеством знаменитого Евгения Кибрика (иллюстрации к "Легенде об Уленшпигеле" Шарля де Костера, "Тарасу Бульбе" Николая Гоголя, "Борису Годунову" Александра Пушкина). Будучи графиком, Попков много потрудился, чтобы подружиться с цветом. Его друг и коллега Карл Фридман написал: "Окончив институт по графической мастерской, он не имел той художественной основы, которой часто обладали живописцы. И вот ежегодные поездки вместе с художниками давали ему возможность совершенствовать свое видение. Давалось это ему очень трудно. Но его необычайная талантливость и трудолюбие уже через несколько лет дали хорошие результаты - стали появляться красивые этюды маслом". Однако у Попкова осталась особенность: замыслы многих картин он предварительно создавал в карандаше.

Ещё студентом Виктор начал творческие командировки. Например, на Иркутскую и Братскую ГЭС. Это как раз недолгий период "оттепели" - люди воспряли духом, был новый, последний, всплеск энтузиазма советских людей. В дурманной вере в величие венца природы показались возможными проектами разворот рек вспять, сады на Марсе и коммунизм чуть ли не завтрашним утром. Далеко не все ради "длинного рубля" снялись с насиженных мест и отправились покорять Север, осваивать целину, строить электростанции и железнодорожные магистрали.

Молодёжь и зрелые люди ехали с искренним восторгом своими руками возводить свою особенную страну. Что они заставали на месте? Какие нелепые, а то и трагические последствия были у тех "больших строек"? Философствование - удел не многих, среди которых Виктор Попков и его картины. Его "Строители Братской ГЭС" (1960-1961) включили автора в представители так называемого "сурового стиля". В картине нет оптимистического упоения, однако, официальную цензуру она одолевает. Обратите внимание на построение пространства картины: её герои стоят на какой-то деревянной конструкции, выглядящей как подмостки. Какое меткое решение - они словно на исторической сцене! А ещё такой приём подхватили другие художники, потому что он даёт необычный визуальный эффект - мы смотрим на героев снизу - неординарно, вроде, и чуть плакатно, но так жизненно в атмосфере той эпохи!

Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра

"Строители Братска" (1960-1961)

Вслед за этим художник создал полотна, на которых и вовсе нет общественной подоплёки, он вжился в неуверенность, незащищённость, надежду, страх, одиночество своих героев. Это изображения рядового человека, не героев - как поимённых, так и просто по сути, по сопричастности к великому делу. Попков был как-то сам по себе, возможно, потому не понятен тем и другим - между молотом официоза и наковальней непримиримых коллег-нонконформистов. Хотя его живопись, интеллектуально и эмоционально насыщенная, вряд ли оглядывалась на какие-то идеологии. Похоже, каждый его простой горожанин, неизвестный сельчанин - эпизод мироздания, не больше, но и не меньше. Пусть эти полотна в целом - метафоры, но их детали - конкретные жизни, а в них - оттенки личной драмы, часто - трагедии. Посмотрите на красные пятна в контрасте с чёрным и белым, картина "Развод", (1966), на глубину теней и нервность чёрных штрихов в "Больном мальчике", (1967).

Виктор Попков обращался и к лубку: "Полдень", "Дети Переславля", "Владимирские художники", "Студенты на практике". Особенный цикл - картины о Русском Севере, почти не тронутом как благами, так и растлением цивилизации. Центральная картина в цикле - "Северная песня". Она создавалась несколько лет. Легко ли, трудно ли, судите по воспоминаниям самого живописца: "Три года назад мне пришлось прожить 29 дней на востоке от Архангельска в деревне Зимняя Золотица и заездом побывать в двух деревнях на реке Мезени. Замыслов новых работ у меня не было (кроме "Бригада отдыхает", где всё было для меня ясно. Осталась только работа с холстом). Но проходило время, и в минуты, которые нельзя назвать радостными, мои мысли обращались к тому северному месяцу. Стало ясно, что так просто от Мезени мне не уйти. Где-то самое дорогое в моей прошлой жизни живет сейчас там. И на следующий год — опять я в тех краях, уже зная и предчувствуя, что мне нужно. Можно сказать, что тот вечер, когда бабы пели, забыв про нас, не давал мне покоя весь год.

Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра

"Ой, как всех мужей побрали на войну…" ("Северная песня") (1968)

...Вторая поездка, вроде бы, сбор материала к "Песне". Хозяйка, где я жил, собрала гостей - своих подруг - и, приняв меня в свою компанию, пили брагу и ели лепёшки, да треску с душком. Они долго сидели, вспоминая свою молодость. Я лежал возле стены на чистом полу и смотрел на них снизу. То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, ясно увидел всю сцену, которая сдвинула и время, и пространство, и их жизнь, и мою жизнь, и жизнь погибших дорогих людей, и моего в 36 лет убитого отца, и мою несчастную мать, и весь трагический смысл происходящего. Боже мой, ведь во всей избе только они, обиженные войной в самой молодости - теперь уже старухи вдовы. И только я, случайный человек, один свидетель их бабьей, проклятой, одинокой доли. Вся их жизнь, вся их молодость проплывала сейчас у меня перед глазами. Так родилось полотно "Воспоминания".

...Ну, а для работы "Северная песня" понадобилось еще одно северное лето, хотя эскиз уже был готов. Черновой, трудной работы было много. Пришлось почти для каждой фигуры рисовать и изучать несколько человек. Чтобы потом случайный набросок получился самым необходимым. И если бы не те дивные песни, в которых выражена вся жизнь этих безвестных баб, да перекличка песен с днем сегодняшним, может, не написал бы я "Северную песню" ...Но как только в эту литературно-сюжетную ситуацию я ввел мелодию песни, стараясь все подчинить ей, попробовал холодно-зеленый пейзаж стол¬кнуть с малиновым полыханием цветка на окне. Ввёл физически обиженную Богом горбунью, но осветил её лицо той дивной лучезарной чистотой, глядя на которую, можно забыть и про возраст, и про убогость (вспоминал Стрепетову), ввел рядом с ней (пожалуй, главное) девочку-мелодию, хрупкую и одухотворенную, хотя её сознательно даже писал в другом стилистическом ключе, и которая выражала подтекст всей этой сцены, то картина должна была по мысли приобрести принципиально другое звучание (я не знаю, удалось ли мне это, но так я хотел). Да, и весь холст мне хотелось наполнить этой мелодией.

...Здесь художник "голый", и спрятаться не за что ...И ещё мне хотелось показать в картине слитность двух противоположных групп людей. Несмотря на внешнее различие, на разную жизнь, на то, что одни - живут в деревне, а другие - в городе; всё равно перед большими человеческими переживаниями - такие различия бессильны".

Последней работой Виктора Попкова перед его случайной гибелью стала картина "Осенние дожди (Пушкин)". Виктор Ефимович любил произведения этого поэта, перечитывал их. А замысел картины появился после поездки в Михайловское - как и поэта, его очаровала неброская красота тех пейзажей. И разве она теперь мыслима без присутствия воспевшего её поэта? Сам собой в набросках рисуется силуэт Александра Сергеевича. Кстати, Пушкина Виктор Ефимович писал с художника Юрия Павлова, одетого в специально заказанный для этого фрак. А иногда автор и сам надевал тот фрак - вжиться в образ.

Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра

"Осенние дожди (Пушкин)" (1974)

Чёрная тонкая отдавшаяся на волю природе фигура поэта вонзилась в дивный пейзаж - в блёклое золото, скромную охру, мягкий изумруд подле лиловеющей Сороти... Однако, всё вместе - довольно пёстрый фон. В нём радость приглушённая, возможно, с тревожным предчувствием, что-то исповедальное в этой картине - Пушкина ли, Попкова ли...

vm.ru

Походная романтика в советской живописи

Походная романтика в советской живописи

Николай Сысоев. Туристы. 1959

Рюкзак, набитый консервами, брезентовая палатка, дымящийся на костре котелок и песни под гитару — незабываемая романтика дальних походов привлекала многих советских граждан. Туризм был широко распространенным явлением в СССР и носил действительно массовый характер. Путешествия по самым диким уголкам родной страны воспитывали в молодежи патриотический дух, способствовали физическому и моральному воспитанию, а также служили дополнительным оружием пропаганды советской идеологии в труднодоступных населенных пунктах. В многодневные походы по диким тропинкам, в условиях, требующих навыков выживания, пускались и пионеры, и комсомольцы, и люди более зрелого возраста.

В 1959 году Николай Сысоев пишет полотно «Туристы» (титульное изображение). Группа пионеров в сопровождении инструктора остановилась на привал в живописном месте. Сысоев прекрасно передает настроение ребят, их естественность и непосредственность. Дети с аппетитом едят кашу, сваренную в эмалированных ведрах, наслаждаются отдыхом и природой родной страны Большую роль на полотне играет пейзаж. Художник пишет его на манер передвижников, изображая простор русской равнины, сочную зелень и зеркальную гладь водоема.

Ахмед Китаев. «Куда?»

С юмором отнесся к теме похода художник Ахмед Китаев. На его полотне «Куда?» с реалистической точностью изображены разные типажи туристов, собравшиеся в одну группу.  Вверх, по диагонали в гору весело шагают они на фоне серебристого водоема. Незамысловатую картину можно рассматривать очень долго, художник уделил внимание каждому персонажу, выписывая характерные черты и детали. Предводитель в красном трико, вдохновляющий всех песней, смешной неординарный молодой человек в полосатых носках, серьезный кругловатый профессор, девушки-подружки – в каждом из этих героев зритель узнает знакомые черты людей из реальной жизни. Китаев смело обрезает композицию холста, делая его максимально горизонтальным, привлекая тем самым внимание к группе и усиливая эффект диагонали. В забавной жизненной иллюстрации можно увидеть некий философский подтекст. Действительно, куда идут эти люди с таким воодушевлением? Зачем им это? Есть ли у них цель?

Андрей Блиок. «Северная песня»

Суровую романтику дальних областей пишет на своем полотне «Северная песня» Андрей Блиок. Эта картина не совсем про туризм, сюжет связан с геологами и промышленным покорением Сибири. Художник передает атмосферу привала в диком крае, гармоничное соединение человека и природы. Люди на полотне уже не туристы любители, это спартанский народ способный выжить в самых тяжелых условиях. Блиок воссоздает холодный пейзаж  бескрайних неизведанных просторов лаконичными плоскостями, выполненными в серебристом колорите. Молчаливой ледяной природе противопоставлена теплая, дружеская атмосфера людей у костра. Геологи и коренные жители вместе сидят у раскаленного закипающего чайника и поют под гитару свою Северную песню.

Наряду с туристическими походами в Советском союзе процветал альпинизм. Граждане активно ходили в горы, и при поддержке государства покоряли даже самые труднодоступные вершины.

Георгий Нисский. «Альпинисты»

На полотне «Альпинисты» Георгия Нисского, группа спортсменов идет в лагерь у подножия гор. На первом плане альпинисты, мужчина и женщина, освещенные ярким горячим солнцем любуются пейзажем. Их желто-красные фигуры отчетливо выделяются на фоне сине-зеленых почти схематично написанных елей. Вдали идут к белеющим палаткам остальные туристы. Венчают пейзаж белоснежные горные вершины, далекие и прекрасные. Контрастное полотно, написанное в характерной для автора манере, передает радость жизни, восторг от единения с природой.

Туризм для многих был не просто отдыхом, а своеобразным стилем жизни. Заядлые путешественники шли в дальние пути за новыми знакомствами и впечатлениями, которые оставались с ними на долгие годы.

Алина Свердлова-Александрова

lenin.guru

Попков В.Е. Северная песня. 1968. 169 x 286 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Полотно «Северная песня» — центральное в цикле «Мезенские вдовы», которому художник отдал несколько лет своей жизни. Иногда название картины «расширяется» и выглядит как «Северная песня ("Ой, как всех мужей побра­ли на войну...")», и это расширенное название подталки­вает зрителя к лучшему пониманию трагической сути кар­тины. Точнее — одной из ее граней, ведь, как и всякое по-настоящему талантливое произведение, «Северная песня» имеет несколько планов, которые, наслаиваясь друг на дру­га, образуют неповторимый рисунок бытия.

Приступая к работе над «Северной песней», художник сомневался. Боялся, что получится «просто жанр». «Са­му тему, смысл происходящего, — писал он, — можно бы­ло выразить только в жанровом плане. А преодолеть скеп­тическое, как что-то устаревшее, косное отношение к жан­ровым работам сейчас очень трудно». «Просто жанра» не вышло. Вышло цельное лиро-эпическое полотно, где смо­трят друг на друга два мира, которым не сойтись друг с другом, друг друга не понять и каждому остаться при сво­ем. Но вот, что-то происходит в этой избе, где воздух, дро­жащий четырехголосием, отражается от бревенчатых стен. Что-то важное для всех. Поют. Слушают.

История создания

О «происхождении» цикла «Мезенские вдовы» — и «Се­верной песни» как центрального полотна этого цикла — Виктор Попков в 1968 году рассказал сам. Уникальная ис­кренность воспоминаний художника о своей главной ра­боте такова, что мы решаемся привести их почти целиком:

«История как она есть. Три года назад мне пришлось прожить 29 дней на востоке от Архангельска в деревне Зим­няя Золотица и заездом побывать в двух деревнях на ре­ке Мезени. Замыслов новых работ у меня не было (кроме "Бригада отдыхает", где все было для меня ясно. Осталась только работа с холстом).

Но и Север не хотелось включать в свою творческую жизнь. Может быть, в этом было виновато громадное коли­чество работ: бесконечных пейзажей, церквей и натюрмор­тов из предметов, ставших декорацией, вышедших из упо­требления ... Поэтому я ехал туда просто посмотреть новые места, зная, что эта поездка первая и последняя. Приехав в Москву, я забыл крепко-накрепко про Золотицу и Мезень.

Но проходило время, и в минуты, которые нельзя назвать радостными, мои мысли обращались к тому северному ме­сяцу. Стало ясно, что так просто от Мезени мне не уйти. Где-то самое дорогое в моей прошлой жизни живет сейчас там. И на следующий год — опять я в тех краях, уже зная и предчувствуя, что мне нужно. Можно сказать, что тот вечер, когда бабы пели, забыв про нас, не давал мне покоя весь год.

Вторая поездка, вроде бы, сбор материала к "Песне". Хо­зяйка, где я жил, собрала гостей — своих подруг — и, при­няв меня в свою компанию, пили брагу и ели лепешки, да треску с душком. Они долго сидели, вспоминая свою моло­дость. Я лежал возле стены на чистом полу и смотрел на них снизу. То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, ясно увидел всю сцену, которая сдвинула и время, и простран­ство, и их жизнь, и мою жизнь, и жизнь погибших дорогих людей, и моего в 36 лет убитого отца, и мою несчастную мать, и весь трагический смысл происходящего. Боже мой, ведь во всей избе только они, обиженные войной в самой молодости — теперь уже старухи вдовы. И только я, случай­ный человек, один свидетель их бабьей, проклятой, одино­кой доли. Вся их жизнь, вся их молодость проплывала сей­час у меня перед глазами. Остались только воспоминания. "Ах, война, что ты сделала, подлая". Ничего не оставалось, как тут же, лежа на полу, скомпоновать линейный эскиз бу­дущей картины, куда вошел, кстати, весь замысел без изме­нения. Так родилось полотно "Воспоминания"...

Ну, а для работы "Северная песня" понадобилось еще одно северное лето, хотя эскиз уже был готов. Черновой, трудной работы было много. Пришлось почти для каждой фигуры рисовать и изучать несколько человек. Чтобы по­том случайный набросок получился самым необходимым. И если бы не те дивные песни, в которых выражена вся жизнь этих безвестных баб, да перекличка песен с днем се­годняшним, может, не написал бы я "Северную песню"... Да, здесь жанровая сцена. Женщины-вдовы поют песни, их слушают студенты — физики, музыканты или художни­ки. Вот и все. Поэтому пришлось по многу раз возвращать­ся к эскизам, но решение не выходило за рамки жанра. Жанр — да, жанр. Сейчас я говорю не о том, что получи­лось, а что хотелось. Но как только в эту литературно-сюжетную ситуацию я ввел мелодию песни, стараясь все подчинить ей, попробовал холодно-зеленый пейзаж стол­кнуть с малиновым полыханием цветка на окне. Ввел фи­зически обиженную Богом горбунью, но осветил ее лицо той дивной лучезарной чистотой, глядя на которую, мож­но забыть и про возраст, и про убогость (вспоминал Стрепетову), ввел рядом с ней (пожалуй, главное) девочку-ме­лодию, хрупкую и одухотворенную, хотя ее сознательно даже писал в другом стилистическом ключе, и которая вы­ражала подтекст всей этой сцены, то картина должна бы­ла по мысли приобрести принципиально другое звучание (я не знаю, удалось ли мне это, но так я хотел). Да, и весь холст мне хотелось наполнить этой мелодией. Я старал­ся во время работы чувствовать мелодию песни и слова Окуджавы: "Ах, война, что ты сделала, подлая".

Здесь еще меньше сюжета, места действия. Это попыт­ка посмотреть на себя и со стороны, и как бы изнутри, по­ставить вопросы и не обязательно сразу на них ответить. Единственное условие, обязательное для такого подхода к работе, — абсолютная честность и искренность. Если здесь будет малейшее несоблюдение истин, то спастись не­возможно. Но такой путь, как мне кажется, открывает колоссальный простор для творчества: раскрепощение аб­солютно ото всех догм веры в других людей, в их разум и чувство, да и веры в себя. Здесь художник "голый", и спря­таться не за что...

И еще мне хотелось показать в картине слитность двух противоположных групп людей. Несмотря на внеш­нее различие, на разную жизнь, на то, что одни — жи­вут в деревне, а другие — в городе; все равно перед боль­шими человеческими переживаниями — такие различия бессильны».

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая...»

Девочка-мелодия. Непонятно, есть эта девочка или только «кажется». Существует ли она во плоти, имеет ли имя, голос, поцарапанные загорелые коленки и четверку по прилежанию в школе? Или это действительно «овеществленная мелодия», «милая гостья с дудочкой в руке»?

Две лампы. Из-под потолка свисает «лампочка Ильича». Как видно, надеж­да на нее плохая из-за частых отключений электричества, и она дублирована допотопной керосиновой лампой. Кстати, такую же пару можно увидеть на картине «Одна» и в эскизе к «Воспоминаниям».

 

Горбунья. В угловатом, неправильно развитом теле горбуньи, в ее остром лице проис­ходит развитие угловатых, обедневших плотью фигур и лиц поющих старух. Ее физическая убогость — лишь доведенная до конца мысль о бесплодном увядании крестьянских вдов, всех мужей которых «побрали на войну». Горбунья как бы сгущает в себе смысл этой группы, и худож­ник подчеркивает это — в том числе более интенсивным цветом ее платья.

 

Икона. Икона в красном углу тоже является одним из важных элементов композиции. Именно к Божией Матери (изо­бражение Ее принадлежит, насколько можно судить, к типу «Умиление», особенно любимому в народе) обращено одухотворенное лицо горбуньи, а очертания головы молодого бородача, глядящего в окно, почти повторяют очертания головы Богоматери. И это толь­ко внешние функции иконы.

 

«Студенты». В позах «сту­дентов» (услов­но назовем их так) есть что-то зачарованно-неловкое. Душой они отдались песне, но телом не могут (и словно боятся) выразить это. У них нет тех простых и серьезных жестов, кото­рые есть у деревенских людей, и как раз от этого неимения жеста, соответствующего моменту, происходит развязная поза «сту­дента» справа. Она не подходит ни к тому, что происходит, ни даже к выражению его собственного лица.

Окно. Прямоугольник окна сразу притягивает к себе взгляд благодаря красному цветку («солдатской кровью» иногда называют его в народе) на подоконнике. А за окном — белая ночь над широкой лентой реки.

Мезенский цикл

Назвать Попкова «деревенщиком» можно лишь с боль­шой натяжкой, но, несомненно, деревня оказала определя­ющее влияние на его творчество. Да и на биографию тоже. В мае 1969 года он пишет жене из глухого архангельского села Лешуконского: «Вчера на лодке через ледоход пере­брался на другую сторону реки, ходил в деревню за семь километров. Дорога лесом. Вот глушь-то. Деревня малень­кая, тоскливо-одиноко... Но у меня уже такая цель — по­жить в одной из таких деревушек, хоть чуть-чуть понять эту тоску... ». По нескольку месяцев, по полгода он не появлял­ся в Москве, живя то в Велегоже под Тарусой, то на север­ной Мезени. И лучшие попковские картины этого времени связаны именно с деревней. Лучшие — как это понимали друзья и единомышленники Попкова, как это понимаем мы сейчас. Но не чиновники от искусства.

Попков хотя и не был зачислен в «диссиденты», но неко­торое недоверие к нему, к его картинам, к его обычаю всег­да честно и резко высказываться на собраниях в Союзе художников витало в «официальных кругах». Его не то что­бы «давили», но «поджимали», не то чтобы «не пускали» на выставки, но пускали «не всё». Горькая запись (без да­ты), найденная среди бумаг мастера: «Должны ли у нас быть начальники в искусстве, которые, как боги, все знают, и что хорошо, и что плохо, которые сами решают, что помо­гает народу, что ему нравится и что он должен отрицать?»

«Северная песня» и «Воспоминания» — смыслообразующие картины Мезенского цикла. Они — та ось, во­круг которой цикл строится. Написав «Песню», Вик­тор Попков не сразу смог разлучиться с Севером. В кон­це 1960-х — начале 1970-х годов он создал еще несколько картин, выглядящих как бы послесловием к тому, что бы­ло сказано в «Воспоминаниях» и «Песне».

Читайте также:

lektsia.info

Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Мезенский цикл»: kykolnik

Я отдал им три года своей жизни...Поначалу Виктора Ефимовича не слишком привлекла тема русского Севера, ставшая тогда слишком популярной, даже модной в художественной среде: многие писали пейзажи с северными церквями и без них, натюрморты, составленные из таких предметов, о назначении которых забыли даже сами жители Севера. Казалось, эта тема уже не сулила никаких открытий. Но волею судьбы в 1965 он почти месяц провел на Мезени:

«Мне пришлось прожить 29 дней на востоке от Архангельска, в деревне Зимняя Золотица, и заездом побывать в двух деревнях на реке Мезени. Замыслов новых работ у меня не было... Север не хотелось включать в свою творческую жизнь. Может быть, в этом было виновато громадное количество работ: бесконечных пейзажей, церквей и натюрмортов из предметов, ставших декорацией, вышедших из употребления вещей, уже увиденное В. Стожаровым и другими. Поэтому я ехал туда просто посмотреть новые места, зная, что эта поездка первая и последняя. Приехав в Москву, я забыл крепко-накрепко про Золотицу и Мезень.Но проходило время, и в минуты, которые нельзя назвать радостными, мои мысли обращались к тому северному месяцу. Стало ясно, что так просто от Мезени мне не уйти. Где-то самое дорогое в моей прошлой жизни живет сейчас там... И на следующий год — опять я в тех краях, уже зная и предчувствуя, что мне нужно»

из дневников Виктора Ефимовича Попкова

Душевность, с которой здесь на Севере относились ко всем приезжим, чистосердечная простота людей и одновременно чувство собственного достоинства – все это покорило живописца. Здесь не запирали двери, легко пускали чужих на ночлег и не брали за это деньги, хотя жизнь была совсем небогатая. Местные жили в больших домах, сложенных из мощных бревен, с маленькими окнами, и со стены каждого дома смотрели красно-синие или красно-черные металлические звездочки – их количество означало ушедших на войну. Если звезда черная на концах, значит – не вернулся с фронта, если синяя – погиб уже после войны. На послевоенных фотографиях большой деревни только четверо мужчин, остальные – женщины. Судьбы мезенских вдов не могли оставить художника равнодушным.

Да, и разве могли не появиться эти «Мезенские вдовы», когда его мама, Степанида Ивановна, как и эти мезенские старухи, совсем молодой осталась без мужа, с четырьмя детьми на руках?

1966 год Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932 - 1974) «Воспоминания. Вдовы» Карл Фридман: «Он делал «Вдов» в Целегоре, когда мы жили у тети Жени. Попросил старушек надеть наряды из своих сундуков, сел на пол и стал рисовать. Меня все время спрашивают про портрет Карла Маркса в углу: он придумал или нет? Такое он никогда не придумал бы. Меня это не удивляло, потому что все это я видел. Все так и было. Икон в этой избе не было. Для него характерна наблюдательность. Другой не увидит, а Попков ничего не упустит»

«Композиционное построение картины было ясно сразу. За основу я взял схему построения цветка — пиона или что-то в этом роде, где низ плавный, спокойный (у меня низ платьев), а лепестки острые вверху и отделены друг от друга (у меня верх фигур). Вся градация красных платьев разыгрывается на черно-бесцветном фоне. На севере пейзаж и дома в цвете очень сдержанны, и уж если появляется цветок или красное платье, то они смотрятся значительно и воздействие от них обостренно выразительное. И хотя сравнение композиции картины с цветком на темном фоне довольно приблизительно и отдаленно, но, тем не менее, во время работы над холстом я все время старался об этом помнить. Писал сразу на холсте без предварительного картона. Может быть, из-за того, что с самого начала все было ясно, работа над картиной длилась недолго (чуть меньше месяца)» (цитируется по «В.Манин. Виктор Попков» 1989)

В центре полотна изображена в полный рост высокая худая женщина, ее скорбное лицо с глубокими морщинами напоминает иконный лик или лицо древней деревянной статуи. Это самая яркая фигура из всех, строгая и величественная, она словно колонна держит на себе всю картину. Именно на нее приходится максимальная, предельная концентрация цвета, как кажется, удивительно точно передающая почти несочетаемые вещи – резкость боли и способность выдерживать ее годами. Позировала не жительница Мезени, а тетка жены Виктора Ефимовича, Клары Калинычевой – Анна. Высокая и худая, строгая и немногословная, со сложной судьбой, пережившая две войны, она словно вошла в пространство картин Попкова из реальной жизни, олицетворяя трагические судьбы огромного количества женщин России, потерявших мужей и любимых в кровопролитных войнах ХХ века.

1966 год Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932 - 1974) «Воспоминания. Вдовы» фрагмент

1966 год Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932 - 1974) «Воспоминания. Вдовы» этюд

1966 год Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932 - 1974) «Воспоминания. Вдовы» фрагмент

«Рисунок с моей хозяйки, у которой от мужа остались его убежденность, его чистота веры в партию, выраженная в свято оберегаемых и дорогих портретах Маркса и Ленина в углах избы. Да сам силуэт хозяйки, внутренне очень схожий с дивной (черной в дожди) деревянной церковью, послужил поводом для картины «Одна».

В этой картине Виктор Ефимович подметил, как традиционный уклад жизни северных деревень соседствует с приметами современности: электрическая лампочка рядом с керосиновым светильником, а вместе они висят подобно лампадам перед портретом красноармейца в буденовке в красном углу, и тут же – в окне – виднеется деревянная церковь XVIII века.

1966 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Одна»

1966 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Одна» этюд

Он работал над картинами только в мастерской, используя многочисленные этюды, привезенные из поездок.

Через два года после создания полотен «Воспоминания. Вдовы» и «Одна» пришел черед центрального произведения цикла Мезенских вдов – «Северной песни» («Ой, как всех мужей побрали на войну...»). Поначалу художник сомневался, стоит ли вообще браться за этот сюжет, опасаясь, что он может быть воспринят слишком буквально и литературно, сугубо в рамках жанровой картины, которая многим тогда казалась изжившей себя. К счастью, картина все-таки состоялась во всех смыслах этого слова: была написана и стала одной из вершин творчества Виктора Попкова.

«Вечер, когда бабы пели, забыв про нас, не давал мне покоя весь год. Хозяйка, где я жил, собрала гостей — своих подруг — и, приняв меня в свою компанию, пили брагу и ели лепешки да треску с душком. Они долго сидели, вспоминая свою молодость. Я лежал возле стены на чистом полу и смотрел на них снизу. То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, ясно увидел всю сцену, которая сдвинула и время, и пространство, и их жизнь, и мою жизнь, и жизнь погибших дорогих людей, и моего в 36 лет убитого отца, и мою несчастную мать, и весь трагический смысл происходящего. Боже мой, ведь во всей избе только они, обиженные войной в самой молодости — теперь уже старухи, — вдовы. И только я, случайный человек, один свидетель их бабьей, проклятой, одинокой доли. Вся их жизнь, вся их молодость проплывала сейчас у меня перед глазами. Остались только воспоминания. «Ах, война, что ты сделала, подлая». Ничего не оставалось, как тут же, лежа на полу, скомпоновать линейный эскиз будущей картины, куда вошел, кстати, весь замысел без изменения...

Для «Северной песни» понадобилось еще одно лето, хотя эскиз был уже готов. Черновой трудной работы было очень много. Пришлось почти для каждой фигуры рисовать и писать несколько человек, чтобы потом случайный (якобы) набросочек получился самым необходимым. И если бы не те дивные песни, за которыми прошла вся жизнь этих безвестных баб, да перекличка этих песен с днем сегодняшним, может, не написал бы я «Северную песню». Саму тему, смысл происходящего можно было выразить только в жанровом плане: женщины-вдовы поют, их слушают студенты-физики, музыканты...»

из дневников Виктора Ефимовича Попкова

1968 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Северная песня. Ой, как всех мужей побрали на войну....»Зима 1967–1968 годов выдалась особенно лютой: до минус 45 градусов не раз доходило, инеем изнутри покрывались даже углы зала для репетиций в Доме культуры. И все-таки маленькая комната там же, в ДК, временно ставшая студией для Виктора Ефимовича заполнялась набросками, этюдами, портретами участниц хора разных возрастов. Мороз не отступал – а Виктора все тянуло на улицу, где выгибали в небо крутую грудь деревянные кони, венчавшие крыши старых бревенчатых изб, где искрились снега под негреющим солнцем, где нескончаемая щетина леса повсюду окаймляла дали за застывшей рекой...1968 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Северная песня. Ой, как всех мужей побрали на войну....» этюд

1968 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Северная песня. Ой, как всех мужей побрали на войну....» этюд

эскиз к работе

Женщины, позировавшие группой на фоне бревенчатого старого дома Задориных, по нескольку раз со смехом утаскивали его в дом отогреваться чаем. Рассказывали потом: «Он ведь простой мужик был, свойский – «людный» по-нашему...» В нем было много детского: неиссякаемое удивление перед жизнью, открытость, убеждение, что «в злости нельзя жить».

«Да, здесь жанровая сцена. Женщины-вдовы поют песни, их слушают студенты — физики, музыканты или художники. Вот и все. Поэтому пришлось по многу раз возвращаться к эскизам, но решение не выходило за рамки жанра. Жанр — да, жанр. Сейчас я говорю не о том, что получилось, а что хотелось.

Но как только в эту литературно-сюжетную ситуацию я ввел мелодию песни, стараясь все подчинить ей, попробовал холодно-зеленый пейзаж столкнуть с малиновым полыханием цветка на окне.

Ввел физически обиженную богом горбунью, но осветил ее лицо той дивной лучезарной чистотой, глядя на которую, можно забыть и про возраст и про убогость (вспоминал Стрепетову), ввел рядом с ней (пожалуй, главное) девочку-мелодию, хрупкую и одухотворенную, хотя ее сознательно даже писал в другом стилистическом ключе, и которая выражала подтекст всей этой сцены, то картина должна была по мысли приобрести принципиально другое звучание (я не знаю, удалось ли мне это, но так я хотел). Да, и весь холст мне хотелось наполнить этой мелодией»

из дневников Виктора Ефимовича Попкова

Реакция на Мезенский цикл была неоднозначной: начались упреки в излишней мрачности и безысходности, и художника очень ранило такое непонимание сути его работ. Дело не только в стоящем за этим неприятием равнодушии, но и в том, что не осознавалось самое главное – превозмогающее горе жизнеутвердение «его» вдов, то, что несмотря на тяжелые испытания, выпавшие на их долю, они не сломались и не разуверились.

Невозможно в рамках одного поста рассказать о каждой картине цикла, поэтому, не обессудьте, лапидарно.Через год после «Северной песни» Виктор Ефимович написал еще одно важное произведение Мезенского цикла – картину «Старость». Одиночество вдов продолжает рассматриваться им в качестве основного мотива, но драматический красный теперь используется не только в одеждах, но и охватывает большую часть избы, отчего этот цвет приобретает абсолютную доминантность: одиночество старухи заслоняет собой все остальное в ее жизни, окрашивая все вокруг своим щемящее-тревожным багрянцем. Колориту вторит решение пространства комнаты, распахнутой в сторону зрителя, отчего он оказывается буквально втянутым в картину, словно для того, чтобы глубже прочувствовать переживания и героини, и сочувствующего ей автора.1969 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932–1974) «Старость»

1965 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932-1974) «У Белого моря»

1968 Попков Виктор Ефимович (Россия, 1932 - 1974) «Самый крайний дом в деревне»

kykolnik.livejournal.com


Evg-Crystal | Все права защищены © 2018 | Карта сайта